Через два часа после перестрелки исламский центр в Ченточелле попал под осаду. Улицу перекрывали бронефургоны, здание оцепили полицейские в защитном снаряжении. Около ста демонстрантов собралось на тротуаре через дорогу, дюжина очутилась в больнице, а еще полсотни – в наручниках. Не говоря уже о том, сколько народу шаталось по кварталу, поджигая мусорные контейнеры и разбивая витрины. Коломба не знала, от кого исходила утечка – возможно, язык распустил один из полицейских или медиков, – но новость о гибели имама произвела среди демонстрантов эффект разорвавшейся бомбы, вызвав крики и рыдания.
И вспышку насилия.
Беспорядки начались неожиданно, и Коломбе, как и всем присутствующим полицейским, пришлось отражать нападение в шлеме и с дубинкой в руках. Ничего подобного не случалось с ней с первых лет службы, когда она отвечала за восстановление общественного порядка на стадионах. Но если в те времена она без колебаний раскраивала головы футбольным фанатам, вооруженным ломами и коктейлями Молотова, то сейчас перед ней были отчаявшиеся люди, которые винили полицию в безнаказанном преступлении, и противостоять им оказалось гораздо сложнее.
Когда демонстранты отступили, Коломба насквозь промокла от пота. Бросив окровавленную дубинку на землю, она укрылась в безалкогольном баре, где вещал старый радиоприемник. Партизанская война, вызванная полицейскими рейдами по исламским центрам и мечетям, развязалась не только в Ченточелле, но и во многих других итальянских городах. Раненых было не перечесть, а количество арестованных уже достигло трехзначных чисел. Появились и бригады самозваных патриотов, нападавших на каждого, кто не мог похвастать светлой кожей, и стайки беженцев, отбивающихся палками и стальными прутами. Коломба подумала, что, если террористы намеревались разжечь гражданскую войну, то им это удалось, и в очередной раз поняла, как сильно ей не хватает Альфредо Ровере. Ровере, возглавлявший мобильное подразделение до Курчо, умел создавать порядок из хаоса и придавал ей уверенности даже в самые тяжелые минуты. К несчастью, Ровере убил Отец, а перед смертью бывший начальник обманом заставил ее привлечь к расследованию Данте. Правильно ли он поступил? Оправдала ли цель средства? Коломбе до сих пор не удалось ответить себе на этот вопрос. В том-то и проблема с усопшими – объясниться с ними начистоту невозможно. Оставалось лишь примириться с прошлым внутри себя, а ей такие подвиги духа давались нелегко.
Чувствуя растущую потребность в добром слове или стаканчике спиртного, Коломба увидела, что через кордон проходит все полицейское начальство во главе с магистратом Спинелли. Она встала и собралась было поздороваться со старой знакомой, когда находившийся в числе новоприбывших Сантини без единого слова оттащил ее в подсобку, заставленную ящиками с напитками и коробками восточных сладостей. Он закрыл дверь и прислонился к ней, словно ожидая, что Коломба бросится бежать.
– Твою мать! Я же просил тебя не напортачить! – побагровев от злости, прошипел он.
Коломба вызывающе посмотрела на него. Витающие в воздухе ароматы глутомата и кориандра казались ей запахом пороха.
– И как же я напортачила?
– Ты еще спрашиваешь? Обращалась с Инфанти как с недоумком, выделывалась перед спецназовцами! – Сантини сшиб со стола старенький калькулятор. Корпус раскололся надвое, и по полу покатились батарейки. – Благодаря твоему гениальному вмешательству у Инфанти дырка в лице, а у нас на руках двое покойников, которых мы даже вынести отсюда не можем без помощи спецназа!
На секунду Коломба отключилась. Только что она разглядывала трещину в кафельной плитке, а в следующий миг уже трясла Сантини за лацканы плаща.
– Да! – заорала она ему в лицо. – У нас двое покойников, на месте одного из которых могла оказаться я!
– Убери руки!
Но Коломба словно не слышала. Она уже не могла перестать кричать.
– Мне пришлось убить человека, понял?! Я убила двадцатилетнего паренька! А ты являешься сюда и орешь? Какое же ты дерьмо!
Сантини оттолкнул ее, и она приземлилась на картонные коробки со спагетти.
– Убери руки, замначальника Каселли! – ледяным тоном сказал он. – И убавь громкость. Меньше всего я хочу, чтобы все поняли, что ты свихнулась.
Коломба вскочила как напружиненная и бросилась бы на него снова, если бы ее не удержала последняя искорка разума. Она остановилась, со сжатыми кулаками глядя на Сантини и порывисто дыша сквозь стиснутые зубы.
– В подвале прятался преступник с ружьем. По-твоему, это моя вина?
– Знаешь, почему он прятался? – спросил Сантини таким тоном, будто говорил с умалишенной. – Потому что вступил в силу приговор суда. Хоссейна осудили за торговлю наркотиками, на которой поймали еще шесть лет назад! Если бы ты не сунулась куда не надо, парень до сих пор был бы в бегах и, возможно, снова наделал бы глупостей. Но не расстрелял бы Инфанти и имама. А нам бы не пришлось подавлять целый мятеж.
– Столкновения с полицией происходят сейчас по всей Италии, – сказала Коломба. – Волнения вызываю не я, а операция «Решето».
Сантини фыркнул:
– Я тебя умоляю! Хочешь сделать мир лучше? Подайся в миссионеры. В полиции существуют правила.
– Сам-то ты не больно их придерживаешься, – пробормотала Коломба, когда ее бешенство уступило место чувству вины.
– Каселли, я ни разу не отступал от правил с тех пор, как меня перевели в мобильное подразделение. Я учусь на своих ошибках. – Сантини закурил. – А ты постоянно совершаешь новые. – Он выпустил дым из ноздрей, напомнив Коломбе сказочного дракона. Костлявого, усатого дракона. – Какого черта на тебя нашло, могу я узнать? Ты всегда была занозой в заднице, но раньше хотя бы умела вовремя остановиться, иначе не сделала бы карьеру. А сейчас превратилась в посмешище.
Сгорая от ненависти к самой себе, Коломба почувствовала, что краснеет.
– Ты все сказал?
– И последнее: никто не захочет взять на себя ответственность за случившееся. Тем более те, кто нас сюда послал. Смерть Хоссейна никого не волнует, но гибель имама может вызвать дипломатический скандал во всем мусульманском сообществе. Если бы Инфанти не подстрелили, отчитываться пришлось бы ему, но теперь начальство пойдет на все, чтобы выставить его жертвой, а не идиотом.
– Значит, я в полном дерьме.
– Браво! И выбирай слова, когда будешь говорить со Спинелли. Если ты не готова поклясться, что Хоссейн и имам бредили священной войной и напали на тебя с именем халифа на устах, лучше притворись, что ничего не помнишь от потрясения.
– Я скажу правду, и точка. – Коломба закусила губу. В голове отдавались слова имама: «Все это обман». – Мы можем быть уверены, что в смертях в поезде виноваты мусульманские террористы?
– А ты разве ролик не видела?
– Кто угодно может объявить себя воином ислама, но это еще не значит, что так и есть.
– Ради бога, не пори чепуху! – вышел из себя Сантини. – Саперы нашли в других поездах еще три баллона с газом. Кому такое под силу, кроме гребаных игиловцев?
– Но почему никто не погиб? – растерянно спросила Коломба.
– Потому что мы вовремя остановили железнодорожное сообщение. Вероятно, они подложили все баллоны прошлой или позапрошлой ночью, когда составы стояли в депо на миланской станции Чентрале. Но пока это только гипотеза.
– Записи с камер наблюдения что-то показали?
– Нет. За станциями наблюдают через пень-колоду. От камер только и пользы, что они отваживают бомжей. Но с чего ты засомневалась, что это ИГИЛ?
Прежде чем Коломба придумала правдоподобный ответ, на экране ее мобильника появилось желтое привидение «Снэпчата», уведомляющее о звонке. Этим приложением пользовался только один ее знакомый. Он же без разрешения установил его на ее телефоне. «Снэпчат» шифровал звонки, за что был горячо любим барыгами и тинейджерами, увлекающимися сексом по телефону.
– Это личный звонок, – сказала она Сантини. – Ты не мог бы оставить меня на минутку?
Сантини всплеснул руками.
– Что ты, что ты, разумеется! – раздраженно сказал он. – Но помни, что я тебе сказал.
Полицейский вышел, и Коломба вдруг поняла, что он по-своему за нее волнуется. Это открытие застигло ее как гром среди ясного неба. Снова закрыв дверь, она уселась на один из ящиков с напитками.
– Спасибо, что позвонил, Данте, – сказала она в трубку.
– Твои люди не оставили мне выбора, – холодно ответил тот. – В следующий раз звони мне напрямую.
– И ты возьмешь трубку?
– Не обещаю.
– Значит, ты понимаешь, почему я так поступила.
На несколько секунд повисла неловкая тишина.
– Ты в порядке? – наконец спросил он, внезапно вспомнив о манерах.
«Нет».
– Да-да, все о’кей. Но мне нужна твоя помощь.
Данте сидел на капоте припаркованного перед университетом полицейского автомобиля. В нескольких метрах от него три амиго разглядывали проходящих мимо студенток и оценивали их в зависимости от размера груди.
– Да, об этом я догадался, КоКа. – Этим ласковым прозвищем называл ее только Данте. В его устах оно звучало естественно.
Они снова помолчали.
– Видел ролик, где террористы берут на себя ответственность за трагедию в поезде? – спросила Коломба.
– Пока нет.
– Похоже, ты такой один на всю страну. Можешь посмотреть? Пожалуйста.
– Прямо сейчас?
– Да.
– Не хочешь объяснить зачем?
– Они рассказали тебе про имама?
– Да.
– Его слова меня встревожили. Только и всего. Пожалуйста, посмотри видео и перезвони.
Данте фыркнул.
– Рад стараться, – сказал он и положил трубку.
В дверь постучали.
– Входите, – сказала Коломба.
Один из полицейских пришел сообщить ей, что ее ждет магистрат. Коломба сказала, что ей нужно еще несколько минут. Увидев ее мокрые от слез щеки, агент без лишних вопросов ретировался.
Тем временем Данте сел в позу лотоса и достал из папки ноутбук.
– Какого черта вы исполняете? – спросил Эспозито, на секунду оторвавшись от созерцания девушек. – Ритуал вуду?
– Тсс… Не мешай ему работать, – сказал Альберти, который был великим почитателем Данте.
Его кумир надел наушники и запустил ролик. Через несколько секунд он понял, почему Коломба попросила его посмотреть видео, а через минуту пожалел, что согласился. Он прогнал его дважды, а потом и в третий раз – уже на медленном воспроизведении и без звука.
– Дай мне свой ответ, – сказала Коломба, когда Данте ей перезвонил.
– Это лишь предварительный анализ… Да и качество картинки оставляет желать лучшего…
У Коломбы сжались легкие.
– Да говори же!
– О’кей. Что-то тут нечисто.
Коломба тоскливо вздохнула.
«Вот дерьмо», – подумала она.
– Что?
– Эти двое. Они плохо говорят по-арабски. Это понятно уже по тому, как они произносят имена своих богов-покровителей. Судя по ногтям, мозолям и форме рук, парни занимаются тяжелым низкоквалифицированным трудом. Они недостаточно образованны, чтобы изготовить такой газ.
– Может, газом их кто-то обеспечил, – предположила Коломба.
– Газ был изготовлен в домашней лаборатории, а значит, скорее всего, на территории нашей страны. Если бы они купили его на черном рынке, то выбрали бы более сильное и стабильное вещество, например нервно-паралитический газ или С-четыре.
– Барт говорит то же самое. Она занималась экспертизой тел погибших в поезде.
– Значит, сомневаться не приходится. – Авторитет Бартоне был для Данте непререкаем. – Как видно по их одежде и дешевой простыне, они малограмотны и малообеспеченны, что роднит их со многими шахидами и камикадзе. Но не с подпольщиками, которые намерены оставаться в деле надолго. Подпольщики обычно имеют высшее образование и являются выходцами из привилегированных классов. Среди них много инженеров. Зато бедняки вроде этих двоих идут на пушечное мясо.
– Значит, у них есть главарь, который изготовил газ и научил их, как себя вести.
– Странный главарь. Главарь, который доверил им сделать публичное заявление, вместо того чтобы заняться этим самому. Одно дело – мученические ролики, а другое – программный манифест. Их всегда оглашают главари. Есть вопрос и поважнее, – с необычной для себя сдержанностью произнес Данте. – У каждой религии имеются свои отличительные особенности, но многие, в том числе ислам, предусматривают поясные и земные поклоны. Основой намаза является ракаат – последовательность строго определенных движений. Ты поднимаешься на ноги, садишься на пятки, про…
– Данте, пожалуйста, я, вообще-то, тороплюсь…
– О’кей, о’кей. Верующий не должен задумываться, как вести себя во время молитвы, его движения машинальны. Машинальные движения человек обычно воспроизводит и в других обстоятельствах. Когда люди, воспитанные в католических традициях, произносят: «Умоляю», то часто сводят ладони вместе, как будто и правда молятся. При мысли о Всемогущем мусульмане обычно наклоняются. Глубина поклона зависит от набожности, но нужно понимать, что речь идет о микродвижениях. – Данте прикурил сигарету от окурка предыдущей. – Восхваляя Аллаха, пророка и халифа, ребята из видеоролика стояли прямо, словно кол проглотили. Они фальшивые, как деньги из «Монополии». Не знаю, за какие достоинства их мог выбрать главарь, но уж точно не за веру. А это заставляет усомниться и в вере главаря.
– Может, их завербовали второпях. Как того типа в Ницце.
– От того парня требовалось умение водить грузовик, а не подключать газовый баллон к вентиляционной системе. Чувствуешь разницу в уровне подготовки?
Коломба закрыла глаза:
– По словам имама, все это обман.
– Возможно, он кого-то покрывал.
– В последнюю минуту жизни? Имам сказал, что Хоссейн… Парень, которого… – Она беспомощно запнулась.
– Который погиб, – выручил ее Данте. – И раз уж мы об этом заговорили, это не твоя вина.
– Спасибо за понимание, – отрезала Коломба. – Он сказал, что Хоссейн испугался, потому что знал их и боялся, что его тоже во все это впутают.
– Допустим, так и есть. Зачем тогда они убили этих людей? Они совершенно точно родом с Ближнего Востока. Зачем им развязывать охоту на арабов?
– Не знаю… Мало ли психов, – сказала Коломба.
– Около семидесяти процентов мирового населения – психи, и большинство из них носит форму.
Прежде чем ответить, Коломба мысленно посчитала до десяти. Сейчас ей было не до споров.
– Данте…
– Я не тебя имел в виду. Поговори с магистратом, расскажи ей, что знаешь. Если надо, я дословно повторю свои выводы полицейским.
– Это ни к чему не приведет. В наших кругах ты пользуешься дурной славой. Твое мнение не примут, даже если ты скажешь им, который час.
– Я уже доказал, что мне можно верить, – оскорбился Данте.
– Это было до того, как ты объявил, что правительство и все государственные организации кишат цэрэушниками.
– Мои слова извратили. – (Интервью, опубликованное в одном из популярнейших новостных изданий, вызвало немалый скандал и даже несколько парламентских запросов, которые окончились ничем.) – По крайней мере, отчасти.
– Во-вторых, я и сама пользуюсь не слишком большим доверием.
– Разве ты не любимица шефа?
Коломба посчитала до двадцати.
– Нет, Данте. Не любимица. Мне было нелегко вернуться на службу, и многие из моих сослуживцев не очень-то довольны моим возращением.
– А ведь я тебя предупреждал.
– Пожалуйста… Я не хочу ссориться. Не сейчас.
Данте немного расслабился:
– Прости, ты права. Уверена, что тебя не послушают, если будешь настаивать?
– Может быть, в конце концов ко мне и прислушаются. Но я не знаю, сколько времени на это уйдет. По сути, расследованием теракта занимается целевая группа, без одобрения которой не пройдет ни одна операция. Представляешь, чего стоит убедить этих болванов из спецслужб, что они ошибаются? А без согласования с ними магистрат не сможет принять ни единого решения.
– Да уж, – протянул Данте.
– Не говоря уже о том, что, если ошибаемся мы, я не только подставлюсь сама, но и подставлю шефа и все мобильное подразделение.
– О’кей, понял. Но я не вижу проблемы. Этих двоих вы все равно рано или поздно найдете. За плохими парнями охотятся сотни копов.
– Если построить все расследование на неверной предпосылке, можно потерять очень много времени, – сказала Коломба. – Если эти двое не связаны с исламскими радикалами, к тому времени, как мы на них выйдем, их и след простынет. Или они убьют кого-нибудь еще. Я должна предоставить магистрату неопровержимые доказательства.
– Удачи.
– Я здесь застряла.
Поняв, что от него требуется, Данте почувствовал, что ему срочно необходимо пропустить стаканчик, и, пожалуй, не один.
– КоКа… Ты серьезно просишь, чтобы я стал ищейкой вместо тебя?
– Нет, я только прошу, чтобы ты занялся тем, что умеешь лучше всего, – розыском пропавших.
– Пропавших, а не террористов.
– Только ты можешь их найти с теми крупицами информации, которые у нас есть.
– Ты меня подмазываешь?
– Есть немного, – признала Коломба. – Но поверь мне, если я обратилась к тебе после всего, что произошло, значит у меня не было другого выхода.
Данте усмехнулся и еще немного оттаял.
– Не очень-то приятно такое слышать.
– Честно говоря, ты также мой лучший кандидат. Бывают и такие совпадения.
Раздираемый противоречивыми чувствами, Данте на несколько секунд задумался.
– Ну, я мог бы взглянуть на друзей Хоссейна, – неохотно сказал он. – На тех, что сейчас не под микроскопом у твоих коллег, то есть на умеренных мусульман и атеистов. Судя по произношению, оба парня выросли в Риме. Но я ничего не смогу сказать с уверенностью, пока не познакомлюсь с ними лично. Ну а что до доказательств, посмотрим, не всплывет ли что.
– О’кей, спасибо. Правда.
– Да-да, хорошо. И как мы это сделаем?
– Моя команда останется с тобой. Ребята помогут тебе в поисках и будут тебя защищать. Но если запахнет жареным, мы тебя вытащим, хорошо? Не хочу подвергать тебя опасности.
Данте покосился на трех амиго: олуха, который только и мечтал отличиться, депрессивного зануду и вояку, который распускал руки.
«А кто защитит меня от них?» – подумал он.
– Ладно, раз уж иначе никак. Я предпочел бы иметь дело с тобой.
– Не знаю, насколько я бы тебе сейчас пригодилась. – Коломба потерла глаза. – Я тут недавно психанула.
Стоило Данте услышать, как дрогнул ее голос, и его броня окончательно треснула.
– Приступ паники? – мягко спросил он.
– У меня их не было с тех пор, как умер Отец. Я надеялась… что поправилась. Но я снова начала задыхаться… и у меня опять появились галлюцинации.
Данте решил оставить свое мнение при себе. Он считал, что Коломба никогда не поправится. Урон нанесен, течь открылась, и задраить ее уже невозможно. По крайней мере, так случилось с ним самим. Он останется порченым товаром на всю жизнь.
– КоКа, кончай со всем этим, – сказал он. – Жизнь тебе задолжала, обналичь чек.
– Не могу. Представь, каково мне будет, если я все брошу, а потом что-то случится, – еле слышно сказала Коломба. – Позови Эспозито, я сообщу ему, о чем мы договорились.
– Попроси его, пожалуйста, чтобы не стрелял во все, что движется.
– Дай ему трубку.
Данте передал телефон Эспозито и улегся на капот, глядя в ясное небо.
«Почему я все время ведусь?» – спросил он себя. Вопрос был риторическим, и ответ на него он прекрасно знал.
После разговора с Коломбой три амиго минут десять совещались между собой и наконец подошли к нему.
– Не то чтобы мы вам не доверяли, – сказал Гварнери. – Но мы не совсем поняли, чем вы можете помочь. Эксперты анализируют ролик целый день, а вы посмотрели его в течение пяти минут.
– Госпожа Каселли вам не сказала? Я волшебник.
Троица без выражения уставилась на него.
«Какая неблагодарная публика», – подумал Данте.
– Я хорошо узнаю людей. И умею их находить, – сказал он.
– Это даже я знаю, – сказал Эспозито. – Но у тех парней были закрыты лица… Не слишком ли много вы на себя берете?
– Открою вам секрет: лица не мой конек. Я даже с трудом их различаю. – Это заявление не совсем соответствовало истине, по крайней мере с тех пор, как Данте повзрослел, но так история лучше звучала. – Вы же знаете, что меня похитили? На протяжении тринадцати лет единственным человеком, которого я видел, был Отец. Он всегда прятал лицо. Приходилось определять его настроение по телодвижениям, и я неплохо разобрался в языке тела. И научился видеть то, чего остальные обычно не замечают.
– Например? – спросил Эспозито.
– У вас змея на шее, – сказал ему Данте.
– Чушь собачья!
– Да, чушь, но вам тут же захотелось проверить. Ваше сознание блокировало это действие – иначе вы бы выглядели глупо. Но у тела есть собственный мозг, распределенный между тысячами километров нервных волокон. На наши жесты и движения оказывают влияние самые разные факторы, например образование, среда и возраст, но они не менее уникальны чем отпечатки пальцев. Если завтра я встречу вас с закрытым капюшоном лицом, будьте уверены, я вас узнаю. В том числе и благодаря тому, что, играя в футбол, вы порвали мениск.
У Эспозито отвисла челюсть.
– Как вы узнали?
– Это видно по походке. А что до футбола… По вам не скажешь, что вы увлекаетесь художественной гимнастикой.
Эспозито невольно расхохотался и повернулся к Альберти:
– Он всегда такой?
– Всегда, – ответил молодой человек, гордясь своим знакомством с Данте.
– О’кей. У нас есть три-четыре часа, прежде чем господин Сантини заметит наше отсутствие и вызовет нас в участок, – сказал Гварнери. – Успеете совершить чудо?
«Как бы не так», – подумал Данте. Но разочаровывать публику он не привык.
– Вот увидите, – сказал он.