Сахарова Стелла
Дневник моих откровений
– Зачем ты все это приносишь в школу? – спросил я как-то у Эллы, рассматривая, как она выгружает все содержимое дипломата на парту.
– Учиться! – строго ответила она.
– И зеркало?
– Глупый ты.
Больше таких вопросов я девчонкам не задавал.
Дарина молча тащила свой дипломат, но иногда она фыркала на подругу:
– Ну, что ты к нему прилипла? Пусть идет впереди, а лучше позади нас, я хочу с тобой посекретничать.
Тогда Элла, извиняясь, отпускала мою руку и тихо просила:
– Сережа, иди вперед, мы тебя через пять минут догоним. Дарина хочет что-то мне сказать без твоих ушей.
Я злился и на Шахерезаду, и на Снегурочку, но послушно шел вперед. Затем Элла громко говорила:
– Да, ты сошла с ума.
Догоняла меня и брала под руку. Я был счастлив, и мне было все равно, почему по мнению Эллы, Дарина сошла с ума. Вскоре Шахерезада перестала быть третьей лишней, и мы с Эллой добирались до школы вдвоем. Иногда она пересказывала мне страницы параграфа, потому что думала, что сегодня ее обязательно спросят. Я внимательно слушал и даже понимал то, что она мне рассказывала, задавал вопросы – запомнил эту тему. Но чаще мы просто болтали, я рассказывал ей, что хочу починить мотоцикл отца, чтобы летом на нем кататься. Она смеялась, толкала меня в бок и строго говорила:
– Тебе нужно готовиться к поступлению в техникум, а не кататься.
Я ее понимал, но учеба меня интересовала мало, а вот техника – это наука, которую я самостоятельно постигал каждый день. У меня были справочники и книги по автомобилям и мотоциклам. Я мог легко прочитать схему охлаждения двигателя, начертить схемы электропитания и газоотвода. Умел разбирать и собирать двигатель мотоцикла и по звуку определять неисправность в работе системы. Я рассказывал об этом Элле, а она заинтересованно слушала, кое-что уточняла, а потом задумчиво говорила:
– Это хорошо, это очень хорошо.
Мы приходили в школу, сдавали свои вещи в гардероб, и я провожал ее до кабинета, в котором у нее был первый урок. Расписание занятий класса Эллы я знал очень хорошо, потому что после каждого урока приходил на перемене к ним в кабинет и хотя бы пять – десять минут, чтобы увидеть Эллу, посидеть с ней рядом. Иногда я помогал перебирать учебники в дипломате или приносил ей конфеты, зная, что моя девушка очень любит сладкое. Сашка всегда радостно приветствовал меня:
– Новый ученик девятого «А» класса, заходи!
Я смущался, опускал глаза, потому что все его одноклассники сразу же обращали на меня внимание, а я не люблю публичности.
– Может, ты к нам и на уроки придешь? – ехидно спрашивала Дарина. – А то вдруг твою Эллочку кто-нибудь украдет!
Шахерезада громко смеялась, а потом страшным, театральным голосом продолжала:
–Или нет! Наша Снегурочка найдет себе нового принца! Да, вот хотя бы Андрюшеньку.
Все знали, что Андрей с третьего класса заглядывался на Эллу, но кроме дружеских отношений ничего за это время не добился.
Я молчал, но за меня отвечала Элла.
– Нужно будет и придет, и тебя спрашивать не будет.
– У нас класс без троечников, – вспыхивала Шахерезада.-Кому он тут нужен?
Она делала многозначительную паузу, потом продолжала:
–Простите, совсем забыла, он же тебе нужен! Элкин хвост.
Тут все девчонки начинала шипеть на разгоряченную Дарину, она демонстративно хлопала крышкой своего дипломата и еще раз произносила позорный для меня приговор:
–Двоечник!
И тут она была совершенно права, после окончания восьми классов, все не желающие учиться ушли. Кто-то в ПТУ (профессионально-техническое училище), кто-то в техникумы, а кто-то, окончив трехмесячные курсы продавцов, уже работал в торговых ларьках или магазинах. Сейчас в девятом «А» учились только отличники и хорошисты.
–Этот класс- гордость нашей школы, -сообщил директор на торжественной линейке, посвященной началу учебного года.
Все ученики дружно зааплодировали, а Сашка выкрикнул:
–Ура!
Но его никто не поддержал, а классный руководитель девятого «А» цыкнула на моего друга и украдкой угрожающе показала ему кулак.
На Всесоюзных олимпиадах по предметам кто-то из учеников этого класса обязательно занимал призовое место. Элла участвовала в олимпиаде по литературе, написала трогательное стихотворение о войне и заняла второе место. Конкурс чтения стихов собственного сочинения проходил во Дворце Культуры, самом престижном месте города. На сцену Элла вышла с перевязанной головой, в военной форме и с гранатой в руке, рядом с ней на земле лежит ранней боец. За сценой шум и немецкая речь, Сашка на фортепьяно играет грустную тихую мелодию. Элла читает стихотворение, а из зала мы эхом повторяем ее последние слова, она бросает гранату и собой закрывает раненого. Музыка затихает, гаснет свет и мужской голос в полной темноте говорит о том, сколько жизней унесла война. Зажигается прожектор и освещает Эллу. Она уже на ногах, держит за руку бойца. Поклон и занавес. Зрители аплодировали стоя. Я гордился ее победой.
Все перемены между уроками я проводил с Эллой. Иногда меня некоторые учителя выгоняли из кабинета со словами:
–Дай ей отдохнуть, они сейчас будут писать самостоятельную, а ты со своей любовью. Сам-то двойками засыпался! Шагай к своим и хоть перед уроком открой учебник или хотя бы посмотри, какого цвета у него обложка.
Я не обижался и уходил в кабинет к своему классу, а назойливая Светка встречала меня ехидным вопросом:
–Что выгнали? Так тебе и надо! Нечего каждую перемену к ней бегать.
–Не злись, -уверенным голосом отвечал я, – красоту испортишь, хотя…
Я замолкал, потому что Светкина внешность – это была для нее больная тема. Девушка была некрасивая, рыжая, а лицо с пухлыми щеками было густо усыпано крупными веснушками. Большой рот с бледно-розовыми губами никогда не закрывался: из него либо вылетали обидные слова или глупые вопросы, либо вырвалась струя воздуха, потому что носом она почему- то Светка не дышала. Я демонстративно брал у кого-нибудь учебник и молча начинал его листать, ожидая звонка.
В нашей школе после третьего урока была большая перемена – двадцать минут, чтобы ученики успели пообедать в столовой. До знакомства с Эллой я на этой перемене уходил домой, обедал, мог даже полежать и возвращался к следующему уроку. Старшеклассники не обедали в школьной столовой. Или не хотели стоять в долгой очереди, или им не нравились приготовленные блюда. Девятый «А» приспособился обедать в лаборантской кабинета «Физика».
Лаборантская – это подсобное помещение с двумя большими окнами. В центре стоял стол. Кто-то из дома принес электрический самовар, посуду тайком от поваров позаимствовали из столовой. Булочки покупали в буфете. Еще одним большим преимуществом лаборантской было наличие двух дверей. Одни двери выходили в кабинет, а вторые – в общий коридор, поэтому если в кабинете занимался другой класс, то девятиклассники проникали в лаборантскую через коридорные двери. Конечно, находиться ученикам в подсобном помещении, где хранились физические приборы, было строго запрещено. Но этот класс был на особом счету, поэтому администрация делала вид, что не знает о новой точке общепита в школе. И нужно отметить, что девятиклассники были очень чистоплотными и лаборантская после их обедов была в идеальном состоянии.
Недалеко от нашей школы расположился уютный ресторан «Чайка». Днем посетителей в нем не было, только вечером, поэтому Сашка договорился, чтобы к началу большой школьной перемены повар готовил беляши на весь девятый «А». Вот это было событие. Вкусные, горячие беляши с румяной корочкой каждый день готовили к назначенному времени. Девятиклассники были в восторге, повар ресторана – тоже. Еще бы, днем, когда нет посетителей в ресторане, каждый день продавать по двадцать- тридцать беляшей по пятнадцать копеек за штуку. Вскоре девятый «Б» узнал о пиршествах «ашек» и тоже договорились с поваром, потом подключился и десятые классы. И я обедал вместе с девятым «А», поэтому с удовольствием за десять минут до конца урока выходил из класса и бежал в «Чайку», деньги и пакет для беляшей были уже у меня в кармане.
– Ах, какие это были беляши! Их вкус я до сих пор помню! Сейчас нет таких беляшей! Я долго искал, но, к сожалению, они канули в лету вместе с эпохой СССР.
Самым грустным днем недели для меня была среда. Не потому, что в этот день были мои самые нелюбимые предметы: черчение, геометрия, английский и химия, а потому что в этот день девятых классов не было в школе. В старших классах урок труда заменили производственной практикой.
Девочки трудились на швейной фабрике, а мальчики – на заводе автозапчастей. Уроков в этот день у них не было, поэтому в школу никто из них не приходил. Я хотел провожать Эллу до швейной фабрики, но смена начиналась в семь тридцать, поэтому их забирал специальный автобус. И после смены я не мог ее встретить, потому что свою работу она заканчивала в двенадцать сорок, а я в это время находился на уроках. Я с нетерпением ждал вечера. В восемь часов я заходил за ней, и мы шли гулять по городу.
Глава 4. Любимые места прогулок
Элла жила недалеко от центра, но гулять любила по набережной, подальше от шума машин и суетливых людей. Самое любимое место для прогулки у моей девушки совпало с местом работы моей мамы. Это небольшой парк перед зданием «Станция забора крови».
Она тянула меня за руку и взахлеб рассказывала, как там красиво. Деревья в парке посадили тремя ровными рядам, а между ними выросли кусты сирени и барбариса. Зацветали они одновременно: и такой стоял аромат от этого цветения, что голова кружилась от медовой пряности и приторности карамели. Элла наклонялась над барбарисом и вдыхала этот воздух, пропитанный весенней природной сладостью.
– Какая прелесть! – восклицала она. – Понюхай!
Элла нежно обхватывала мою голову обеими руками, заставляя нагнуться, так что лицо утопало в нежно-розовых цветах. Я не сопротивлялся, не потому что не хотел ее обижать, а мне нравилась эта весенняя красота, и Элла разделяла со мной эти чувства.
– Правда же, замечательный аромат! -восторженно говорила она.
И с ней нельзя было не согласиться – барбарис, действительно, источал волшебный аромат. Я и сейчас, когда наступает весна, ищу любимые кусты Эллы и наслаждаюсь запахами весны.
– Сирень! – кричала она и тянула меня за рукав к другому кусту. – Давай искать пятилистный. У школьников, сдающих экзамены было много примет, в которые они верили. Найти пятилистный цветочек сирени – это возможность загадать самое важное желание.
–Оно сбудется, – шептала Элла, -обязательно! Только бы найти заветный пятилистник.
И мы начинали перебирать пушистые ароматные сиреневые гроздья в надежде найти уникальный цветок. Элла верила, что пятилистный обязательно исполнит самое важное желание и пыталась убедить меня в этом. И если заветный цветок находил я, то она сразу же говорила:
– Загадывай желание! Загадал? А какое? Нет! Нет! Только не говори мне, иначе не исполнится.
Меня восхищали ее наивность и искренность, в эти моменты я любовался ею, не веря в то, что эта девушка может когда-то стать взрослой и серьезной.
Ее тянуло в это парк, а я всячески упирался, придумывал разные предлоги, чтобы не идти туда. Но под ее напором сдался.
Меня в этом учреждении знали все, потому что я частенько прибегал к матери, то за деньгами на мороженое, то за ключом от квартиры, потому что свой потерял, то просто к маме, потому что соскучился. Я встречался с Эллой уже месяц, но никому из своих близких об этом не говорил. Боялся спугнуть свое счастье.
Погода в этот октябрьский день была великолепная. Днем светило солнце, но было ветрено, а к вечеру на небе высыпали звезды, и ветер стих. Осенью у нас рано темнеет. Парк освещался фонарями так, что было видно все, и даже можно было бы читать, если бы Элла догадалась это сделать. Но сейчас она была занята сбором осенних листьев, из которых пыталась составить букет, показывала мне то большой желтый кленовый лист, то резные красные рябиновые, то зеленую лапку ели. Но вся собранная ею красота вывалилась у нее из рук, потому что было собрано столько листьев, что из них получился бы огромный красивый ковер. Элла смеялась и радовалась, как ребенок. Она нашла естественную возвышенность, расстелила на траве платок и удобно на нем расположилась.
Из листьев она решила собрать осенний венок, поэтому просила меня принести ей недостающий материал. Сначала я нашел длинные прутья какой-то травы, потом Элла увидела цветок дикой ромашки- я побежал его срывать. Потом она обнаружила, что у нее в наличии только желтые листья, а ей бы хотелось еще и красных. И я снова побежал к ближайшей рябине за необходимыми листьями. Мне приятно было выполнять для нее смешные, на первый взгляд, поручения. Но мы были заняты одним общим делом, и я получал от этого массу положительных эмоций, которых до встречи с Эллой у меня не было.
Красивый венок из желтых и красных листьев уже украшал ее голову, а русая коса спускалась ниже пояса. Волосы Эллы были ее гордостью. Я еще ни у кого не видел таких красивых и мягких волос. Когда они не были заплетены в косу, то обнимая ее, я прятал лицо в этом солнечно-золотистом каскаде. Иногда я прикусывал ее пряди, тогда она удивленно спрашивала:
–Зачем ты кусаешь волосы? Мне же не больно!
– Мне это нравится! – отвечал я.
– На какие глупости идут порой мужчины, чтобы получить поцелуй!
Я кивал, а она приподнималась на цыпочки, обнимала шею руками и целовала меня. Эти минуты забыть невозможно: я был по-настоящему счастлив.
–Хочешь, я и тебе сплету венок? -радостно спросила она.
Вместо ответа я улыбнулся.
–Ты чего смеешься?
– Представил себя в этом венке, -сдерживаясь от вырывающегося смеха, проговорил я.
–Значит, мне тоже не идет?
–Неет!– закричал я.– Тебе очень красиво! Ты не замерзла? Может, уже пойдем?
Она быстро встала, собрала оставшиеся листья и резко подбросила их над головой. Я поднял ее платок и машинально спрятал его в карман ветровки. Элла собрала с земли несколько желтых листьев и, поправив на голове венок, о чем-то задумалась.
–Давай уйдем отсюда, – робким голосом попросил я.
– Нет, – задыхаясь от переполнявших ее чувств, проговорила Элла. – Мне тут очень нравится!
Я уступил ей, и мы продолжили гулять в парке, хорошо освещенном фонарями, а к окнам здания, которое расположилось вдоль главной аллеи, прильнули медработники станции и с любопытством рассматривали Эллу.
Вдруг она резко остановилась, отвлеклась от листьев и, прижавшись щекой к моему плечу, робко спросила:
– Что мы делаем не так?
Я сначала не понял вопроса, но она молча рукой показала на окна первого этажа с застывшими фигурами в белых халатах, внимательно следящими за нами.
– Мы все делаем правильно, – успокоил ее я.
– А почему они на нас смотрят?
– Не на нас, – уточнил я, – а на тебя!
– А со мной что не так?
– И с тобой все в порядке, – успокоил я Эллу, – просто, тут работает моя мама. А ты же знаешь, какие женщины любопытные?
Она удивленно посмотрела на меня и шепотом спросила:
– Твоя мама тоже там? В окне?
Я утвердительно покачал головой.
– Третье окно. Видишь? Это она.
– Ну и ладно, – весело ответила Элла и продолжила сбор листьев. – Пусть смотрят! И завидуют.
Мне вдруг стало очень интересно, и я робким голосом спросил:
– А чему завидовать?
Она улыбнулась, и в ее глазах вспыхнули дьявольские огоньки. Мне всегда нравилось наблюдать за сменой ее реакций и настроения.
– Мне! – гордо ответила она. – Мне пусть завидуют! Что красивый молодой человек и гуляет со мной!
Меня очень удивила ее реакция, я был готов ко всему: и к крикам «Почему ты не предупредил меня? Я выгляжу, как дура тут с тобой», и к резкому исчезновению из поля зрения наблюдателей, но такого не ожидал, честно. Такое ее поведение было достойно королевы.
Вторым излюбленным местом, где мы гуляли, было старое заброшенное кладбище. Оно сейчас окружено высокими многоэтажками, а раньше находилось на окраине города. Тут было тихо и красиво.
Нужно отметить, что на этом погосте покоятся самые уважаемые и состоятельные жители дореволюционного города. Примерно в 60-х годах советской эпохи были обнаружены документы о захоронениях. И, конечно же, «черные копатели» разворотили все могилы в надежде обнаружить купеческие драгоценности.
Существует легенда, что самый богатый и знатный купец нашего города не успел вывести свои миллионы за границу. Его в 1921 году расстреляли большевики, а вот сокровища все почему- то искали в могилах. Надгробия и памятники были разбиты, склепы и часовни – разрушены. Огромные каменные плиты сохранили имена тех, кто навсегда остался в родной земле. Элла могла часами бродить по этой части кладбища и рассматривать обломки былого траурного величия.
– Нравилось ли мне гулять по разрушенному погосту?
Мне было приятно все, что доставляло радость Элле.
И еще одно место в городе, которое она облюбовала для прогулок, – это заброшенная набережная. До революции в этом месте реки была возведена плотина и работала мельница, знатный купец построил тут каменный дом для своей семьи и помещения для хранения зерна и муки. Конечно же, новая власть успешно разрушила и плотину, и мельницу, и все купеческие постройки. Руины из красного кирпича напоминают о былом великолепии этого места.
Прибрежные кусты тальника и сибирской ивы, почувствовав свободу, быстро заполонили собой все пространство бывшей мельницы, и только узкая выложенная камнем дорожка позволяла подойти к берегу и посмотреть на торчащие из воды остатки плотины. Кое-где сохранились прогнившие от времени и сырости деревянные столбы, служившие причалом, а каменные ступеньки уходят глубоко в воду.
–Как же тут было красиво! – с грустью в голосе говорила она. – Ну, почему все обязательно нужно разломать, разрушить? Какое варварство.
Элла садилась на обломки кирпичной стены, недалеко от воды и как завороженная смотрела на игривое течение реки.
–Плотина, мельница и усадьба – все было продумано купцом, – говорила она, не отрывая взгляда от воды.
Потом Элла быстро вставала и радостным голосом говорила:
– Вот бы перейти по торчащий из воды камням плотины на другой берег!
–Зачем? – удивленно спросил я.
– Просто! Проверить себя!
–Какие глупости ты говоришь, – возмутился я.– Этим руинам более сотни лет. Пойдешь и провалишься! Что я тогда буду делать?
–Спасать меня! – улыбаясь, говорила она.
–Оооо,– простонал я,– Нет! Нет! Я русалок боюсь! Ты же сама говорила, что на водяных мельницах обычно живут русалки.
–Да! Говорила! А и рад меня им отдать!
–Так они же тебя как свою примут! – отвечал я обязательно бросал маленький камешек в воду, приговаривая, – Сестры! Сестры! Выходите! Эллу в свою семью примите!
–А у тебя хорошая память! – кричала Элла и тут же подходила к реке, опускала руку на темную водную поверхность и шептала, – Не от большого ума, а по глупости! Не отвечайте на его зов, оставайтесь на месте! Юноша пошутил – хотел самую красивую из вас замуж взять, да погорячился! Я его судьба! Никому не отдам, пока сама люблю!
Затем она подходила ко мне и прикладывала мокрую руку к моему лбу, повторяя при этом всегда одни и те же слова:
–Какой же ты глупый! Не буди лихо, пока оно тихо! Вот не будет меня рядом, кто спасет тебя от речных дев?
В этот момент я не понимал, правду она говорит или смеется надо мной. Но не спорил с ней, потому что после ее слов на берегу реки становилось как-то холодно и неуютно, и казалось, что кто-то тяжело вздыхает в черных омутах воды.
–Если не веришь мне, – обиженным голосом проговорила Элла, – то приди сюда в любую ночь перед праздником Ивана Купалы и увидишь их.
Она помолчала, а потом шепотом добавила:
– Только влюбленный и счастливый не приходи, а вот когда тебя беда настигнет или тоска накроет…
Вдруг ветер подул так резко, и стало невыносимо холодно. Прибрежные кусты сразу затрепетали, и казалось, что начали шипеть и свистеть одновременно.
–Уйдем отсюда, – строго проговорила Элла, бросая в воду монетку, – мы все-таки разозли местные воспоминания. Нехорошо это!
Однажды я спросил у нее:
–Скажи, почему ты выбрала для прогулок такие странные места?
Элла мочала, и я заметил, что она начала нервничать.
–Старое кладбище, – не унимался я, – заброшенная набережная с тайнами и русалками, парк на краю города. Тебе не страшно в этих местах.
Она улыбнулась, погладила меня по голове и прошептала:
–Это места Силы.
–Чего? – сдерживая ироничный смех спросил я.– Места чего?
– Я не знаю, как это точно называется, – задумчиво проговорила она, – но тут мне очень хорошо. Даже когда я очень сильно устала, и кажется, что упаду и буду лежать вечно, потому что ноги не хотят никуда идти, в этих местах мне как-то становится легко и хорошо. И через несколько минут усталость куда-то сама собой пропадает, у меня появляется желание что-то делать, а главное, я не чувствую усталости, которая была во мне несколько минут назад.
–Ты фантазерка!
–Возможно, но это помогает, и я буду приходить сюда.
Больше я к этой теме не возвращался, но позже начал замечать, что когда я появлялся в этих местах без Эллы, то из меня как будто кто-то вытягивал жизненную энергию. У меня начинала болеть голова, сердце стучало, как ненормальное, и я постоянно слышал чьи-то тяжелые вздохи.
Глава 5. Школьные будни
Первая четверть походила к концу, мои оценки не радовали ни меня, ни классного руководителя. По основным предметам намечались тройки, а вот по математике и русскому языку предварительно стояли двойки. Ирина Николаевна строго посмотрела на меня и сказала:
–Ахметзянов, ты собираешься сдавать экзамены за восьмой класс?
Я молча кивнул.
– С двойками по двум предметам ты можешь остаться на второй год.
Я вижу, с тобой разговаривать бесполезно.
Я напрягся и подумал:
– Опять мать в школу вызывать будет?
Классная как-то недобро улыбнулась и, не отрывая глаз от журнала с оценками, строго сказала:
–Вряд ли ты прислушаешься к наставлениям своей матери. Пригласи ко мне в кабинет после шестого урока Эллу.
От удивления я на несколько минут потерял дар речи, поэтому смог выдавить из себя:
– Зачем?
– А вот это уже не твое дело, – ответила учительница и начала на доске мелом писать тему урока для шестиклассников. – Иди, что столбом стоишь? Надеюсь, не забудешь о моей просьбе.
Я вышел из кабинета, на душе было тревожно.
– Неужели классная решила наговорить гадостей про меня? Но ведь Элла знает, что я учусь плохо. И не расстанемся же мы с ней из-за моих двоек?
Урок алгебры для меня прошел в мучительных терзаниях, я не знал, как мне поступить, что делать, и причем тут моя девушка. Больше всего сейчас меня беспокоила Элла. Без нее все остальное теряло всякий смысл. Любовь захватила и мое сердце, и мою душу, и всего меня. Я целиком был поглощен чувствами к этой девушке. Когда прозвенел звонок с урока, я остался в кабинете, а не пошел, как обычно, в класс к Элле. Мои одноклассники почувствовали неладное – первый раз за последние полтора месяца я остался в кабинете.
– Серега, – спросил кто-то из девчонок, – ты заболел?
– Нет, – буркнул я и открыл «Алгебру».
– Да, его Элка бросила, – радостно закричала Наташка, которая мечтала стать моей девушкой и сейчас издевалась надо мной. – Конечно, бросила! Посмотрите, Сереженька «Алгебру» открыл и типа читает. Ты хоть буквы от цифр отличаешь?
–Бедненький до чего его довела жестокая любовь, – подхватила Светка, которая всегда была готова поучаствовать в ссорах и скандалах.
Наташка засмеялась, смех мне показался каким-то нервным, противным, неестественным. Я закрыл уши руками, но это не помогло.
– Серега, – позвал меня Кержаков, которого все называли Коржиком, – что тебе Динго сказала?
Нужно отметить, что в школе в этот период практиковались прозвища и для учителей, и для учеников. Сейчас мне трудно объяснить, с чем это было связано, но это тоже часть нашего советского подросткового периода. Прозвища были не обидные, но емкие, например, у нас в школе было два учителя химии. Олега Петровича все называли Гидропиритом, за его белые волосы, брови и ресницы, а Зою Сергеевну – Плюмбум, за железный характер. Учителя трудового воспитания называли Гвоздиком, потому что из обычного гвоздя он мог смастерить любую фигурку. Нашу классную мы окрестили Динго. Я не знаю, догадывались ли наши учителя о том, что ученики за глаза называют их по прозвищам, но ни разу никто ни на родительском собрании, ни на педсовете эту тему не поднимал.
– Отстань, – отмахнулся я от него.
– Да, плохи дела, – резюмировал Коржик и вышел из кабинета.
Минут через пять он вернулся, но не один, а с Эллой. Она закрыла «Алгебру» и строго спросила:
– Что случилось? Коржик сказал, что ты заболел.
Я посмотрел на нее печальными глазами и ничего не ответил. Я не знал, что придумала наша классная, поэтому молчал. Элла приложила свою ладонь к моему лбу, чтобы проверить, есть ли у меня жар.
– О, – завопила Наташка, – у нас тут уже лекарство подоспело.
Коржик вытолкал из кабинета орущую одноклассницу и плотно закрыл двери.
– Что с тобой? – ласковым голосом спросил Элла и погладила меня по голове, как маленького ребенка.
Ее прикосновения немного успокоили меня, я собрался с духом и выпалил на одном дыхании:
– Динго хотела после уроков поговорить с тобой.
– И что тебя так напугало?
– У меня за четверть две двойки.
– Да, – протянула Элла, – это проблема, но решаемая.
– Я боюсь, что Динго наговорит про меня гадостей, – робко проговорил я, – и ты…
– Глупый, – проговорила она, прервав меня, – какой же ты еще глупый, но милый и красивый.
Прозвенел звонок, и одноклассники начали протискиваться в двери – всем было интересно узнать, что в нашем кабинете делала Элла. В дверях появилась Динго.
– Элла!
– Ирина Николаевна, я зайду к вам в конце учебного дня, – угадала ее вопрос Элла и побежал на свой урок.
Я успокоился и даже что-то на тройку ответил на алгебре. Оставался последний урок, а мое любопытство разгоралось с каждой минутой. Прозвенело два звонка – в нашей школе было принято так оповещать конец учебного дня. Все ученики побежали в гардероб, где начали кричать и толкаться, чтобы побыстрее получить одежду и убежать из школы.
Вообще, хочу отметить, что в течение всего дня школа напоминала муравейник. На время урока все затихали, а на переменах было такое оживление, что казалось, будто ученики копили весь урок энергию, чтобы выплеснуть ее на перемене. Учащиеся младших классов обучались в другом крыле здания, и дежурные строго следили за тем, чтобы малыши на переменах не бегали по школе. Но они каким-то немыслимым образом просачивались через посты дежурных и с радостью растворялись среди учеников постарше. Они висели на лестничных перилах, протискивались в очередь в буфет или просто рассматривали настенные стенды, как будто ни разу их не видели. Со звонком все рассеивались, наступала тишина, и школьные коридоры отдыхали от шума и беготни.
Я зашел за Эллой, взял ее дипломат и мы молча пошли в наш кабинет. Ирина Николаевна занималась с ребятами, которые отставали по ее предмету. Их было шестеро. Ученики уже получили задание и что-то писали на листочках.
– Элла, располагайся за последней партой любого ряда, – предложила учительница, – Сережа, а ты подожди за дверью. Я надолго не задержу ее.
Я обиженно посмотрел на Динго и хотел выйти из класса, но любопытство с новой силой охватило меня, и я спрятался за шкаф, чтобы не пропустить ни одного слова из разговора классной с Эллой.
– Как твои дела? – начала Ирина Николаевна свой разговор.
– Все хорошо, – быстро ответила Элла.
– Ты уже определилась, куда будешь поступать?
–Да, но это пока секрет. Нужно успешно сдать все экзамены.
– Вот, – обрадовалась Ирина Николаевна, – успешно сдать экзамены. Сергей скатился по всем предметам.
Я стоял за шкафом и боялся лишний раз вдохнуть. Если бы меня сейчас обнаружили, то…
– Помоги ему, – попросила Ирина Николаевна.
Элла удивленно посмотрела на нее, через щель между шкафами я хорошо видел их.
– Чем я смогу помочь? – шепотом спросила Элла.
– Девочка моя, – ласковым голосом проговорила Ирина Николаевна, – запомни, настоящая женщина имеет над мужчиной такую власть, что сильные представители мира сего способны горы разрушить, звезды с небес достать и еще совершить много подвигов.
– Я поняла вас, Ирина Николаевна, я помогу ему, только пока не знаю, как.
– Ты умная и воспитанная девушка, поэтому я в тебя верю. Не буду больше тебя задерживать.
– До свиданья.
Элла встала и медленно пошла к двери, потом остановилась и спросила:
– Ирина Николаевна, как вы думаете, Сергей сможет поступить в политехнический техникум?
– Вполне, он не самый глупый ученик в классе, просто запущенный. Зайди ко мне в понедельник, я дам программу вступительных экзаменов на все отделения политеха. Посмотри, что он сможет осилить.
– Спасибо.
Элла открыла двери и вышла, я подождал несколько секунд и покинул свое убежище.
–Домой? – спросил я.
–Подслушивал?
–Чуть-чуть.
–Бессовестный, – устыдила меня Элла.
–Есть немного.
–Теперь ты знаешь, чего хотела твоя классная.
Я молча покачал головой, мы уже спустились по лестнице, и отдал гардеробщице наши номерки.
Элла надела шапку и драповое пальто, а я – легкую ветровку.
–Ты почему в такой одежде? – строго спросила она.
–Тепло, – буркнул я, понимая, что Элла раздражена.
– Мы зайдем к тебе, и ты переоденешься, – объявила она, а я решил не спорить.
У дома, как обычно, на скамейке неизменно сидела баба Маша с подругами. Они о чем-то шумно беседовали, но увидев меня, замолчали. Элла как-то съежилась и дернула меня за рукав.
–Я не буду к тебе заходить, проводи меня до «Чайки» и беги за курткой, я подожду тебя в ресторане.
– Что случилось?
–У этих старух злые лица и длинные языки.
Я посмотрел на старушек, внимательно следящих за нами, и согласился с Эллой. Когда я возвращался из «Чайки», баба Маша с ехидством спросила:
– Что свою кралю в ресторане оставил?
Я поздоровался и, не реагируя на ее вопросы, прошмыгнул в подъезд.
– Какие вредные, – подумал я, – а Элла молодец, красиво ушла от лишних расспросов.
Много времени на переодевание мне не понадобилось, поэтому через пять минут я уже держал холодную руку Эллы в своей горячей ладони.
– Где твои перчатки?
– В дипломате, – коротко ответила она, – а где он?
Элла испуганно посмотрела на меня и только сейчас я понял, что оставил дипломат в прихожей, когда переодевался.
– Да, что же за день такой? – выругался я.
– День, как день, – без эмоций в голосе ответила Элла.
– Подожди меня, – крикнул я, убегая в сторону дома, – я скоро!
Что ответила мне Элла, я уже не слышал. Я был уверен, что на этом мои злоключения окончатся, но я ошибся. Я так торопился, что, открыв двери ключом, машинально положил их в карман ветровки. А на мне сейчас была зимняя куртка и ключей, конечно же, в кармане не было. У нас был английский замок с самозащелкивающимся язычком, поэтому двери можно было закрыть без ключа. Просто захлопнул, и все.