Рэйчел Кантор
Жизни сестер Б.

Полужизнь похищенной сестры

Глава, в которой четверо детей учатся и играют

Брен танцует джигу. Лотта наблюдает за ним через монокль: брат пляшет на холме, широко раскидывая руки, волосы спутались и торчат во все стороны.

Он кричит в гарнитуру: Бренуэлл Бронти – мастер всех предсказаний!

Брен не до конца понимает, что значит быть шпионом.

Ты опять говоришь о себе в третьем лице, напоминает ему Лотта.

Потайное место Лотты – в зарослях кустарников, неподалеку от места для пикников.

Здесь можно добыть много секретных сведений, не то что на холме у Брена.

Операция по спасению Похищенных сестер – прекрасных девочек с волосами из чистого золота – в самом разгаре. Сестры, то есть Мария и Элизабет, сбежали из башни, куда их еще давным-давно заточили Злобные гиганты с целью выдать замуж за уродливых дряхлых сыновей Бессмертного короля Мрачноландии. Шпионы довольны ходом операции. А вот штаны Бренни, все в пятнах от земли и травы, пребывают в крайне неудовлетворительном состоянии.

О результатах папе докладывает Брен, ведь только ему разрешается входить в папину спальню-кабинет. Чтобы изучить отчет о Бенедикте Арнольде, Этель Розенберг, Олдриче Эймсе и других кембриджских шпионах (по шпиону на каждого), отец садится за стол, высокий и широкий, прямо как он сам. Папа крупнее всех остальных мужчин, и голос его звучит громче.

Лотта подслушивает через стену, закипая от гнева: в докладе Брена недостаточно информации! И папа вынужден его исправлять!

Когда она была младше, папа застал ее в слезах и рыданиях.

Так нечестно! Я самая старшая! Это я должна приходить к тебе с ежедневным отчетом! Папа, он все время ошибается! И всех остальных выставляет дураками!

Сколько в тебе страсти, Лотта, сказал отец. Непонятно, звучало ли в его словах одобрение. Так, может, разрешим Бренуэллу чаще практиковаться, если в его отчете действительно много ошибок? И тогда он исправится.

Но мы выяснили намного больше, чем он! – воскликнула Шарлотта, топнув ногой. Он не докопался до всей правды.

Вся правда иногда скрыта глубоко-глубоко внутри, ответил папа.

Я бы не стала ее прятать.

Не такой я бы хотел тебя видеть, сказал папа.

А какой же? – неохотно спросила Лотта.

Добродетельной. Вот какой.

Нет во мне ничего доброго! – заявила она.

Вот именно, откликнулся папа, и разговор был окончен.

За рисованием можно шпионить сколько угодно. Смотришь на всех с карандашом в руке, и как будто так и надо. Сейчас они в музее, делают наброски диорам. Эм рисует тропический лес. Из-под листьев проступают самые высокие здания в мире, часть Стеклянного города, где родились Ангелы света, и у них четыре имени, по одному на каждую сторону: Шарлемань, Бренкаччо, Эммелина и Антидот. Они готовы вступить в бой со Злобными гигантами, коварными правителями Мрачноландии. Эм рисует хрустальные тропинки и бриллиантовые дорожки, совсем позабыв о муравьях и казуарах, и вскоре диорама целиком превращается в Стеклянный город, сотканный из света. В верхнем углу, куда не дотянуться, порхают Похищенные сестры в платьях из тонкого шелка.

Только в процессе рисования Брен затихает. В остальное время внутри него крутится мотор, который заставляет ноги дергаться или бежать. А в горле работает усилитель, и Брен срывается на крик, когда можно обойтись и шепотом. Даже через наушники слышно, как он взрывает медведя-кадьяка. Ба-бах! – тихонько произносит Брен. Ба-бах! – повторяет он, уже громче.

Лотта его щиплет. Она срисовывает ту же диораму, так как уверена, что у нее выйдет лучше. Подглядывает к Брену: из берлоги медведя в Темных северных землях появляются обезумевшие солдаты со штыками, глаз или сердце у каждого проткнуто гигантской окровавленной стрелой. На деревьях прячутся зеленые человечки с зажатыми в зубах кинжалами. Ба-бах! – кричит Брен. Сбрасывают бомбу, и всем суждено погибнуть – и солдатам, и зеленым человечкам.

Тс-с!

Брен и Лотта оборачиваются. Брен приносит стандартные извинения (Простите! Виноват!), а Лотта шепчет в микрофон: замечен тролль, вызываю подмогу!

Сильнее всего поиски Похищенных сестер продвигаются ночью, ведь именно тогда пишется история о Стеклянном городе. Лотта и Брен, на правах старших, занимают верхние койки, а Эм и Энни, которым сейчас восемь и шесть, спят внизу. У всех одинаковые блокноты, которые различаются только по цвету: красный, оранжевый, желтый и зеленый, от младших до старших. Вчетвером они придумывают место действия: заколдованные и порабощенные города, островные королевства, населенные крестьянами и принцессами, мосты, которыми управляют демоны, собирающие важную информацию и заклинания. Все время появляются новые препятствия и вражеские агенты, а чтобы спасти сестер, нужно ловить преступников и приручать диких зверей с помощью магических чар и зелий; зло не дремлет, и лишь они, четыре Ангела света, четыре Гения, четыре стороны света – выступают на стороне добра. И вот опять новый тролль в габардиновых одеждах и с ключами, зажатыми в немыслимо длинных, заостренных пальцах… Кто же его послал? Злобные гиганты! Правители Мрачноландии! Сам Бессмертный король! Дети сочиняют истории по отдельности, каждый по-своему, пишут маленькими печатными буквами, хотя к утру Энни зачастую лежит в обнимку с Эм, зажав в руке карандаш сестры.

Звонит колокол, и Лотта слышит голоса Похищенных сестер. Спасите нас, шепчут они. Спасите! Нам так страшно!

Мы идем, шепотом отвечает Лотта. Ждите, мы уже идем!

Завтракают в комнате тети Бронти; до смерти мамы тут была гостиная. Тетя – она не совсем Бронти, она из Бренуэллов, но «тетя Бренни» звучит не очень, да и Брен заявил, что он такого не потерпит. По его словам, Единственный сын заслуживает уважения, и особенно во всем касательно его имени, которое передастся следующим поколениям. Кто еще о вас позаботится в будущем? – спрашивает он.

Лучше уж Брен, ведь замуж сестры не собираются.

Они дали клятву и в подтверждение своих слов провели торжественную церемонию у Большого фонтана. Пообещали друг другу не расставаться и умереть вместе. По очереди лизнули лист ядовитого растения и вышли живыми после такого сурового испытания.

Тетушка варит на своей плитке кашу, по всей квартире разносится запах овсянки. В комнате у тетушки два обогревателя и два слоя ковров – а то кто же позаботится о детках, если она вдруг заболеет? Дети сидят по парам за складными столиками и молчат, пока к ним не обратятся. Когда тетушка решит, что все поели, она приносит шитье в плетеной корзине: внутри она отделана розовым атласом, а сверху накрывается гобеленом. Лотта просит эту корзинку на пикники, но тетя наотрез отказывает.

Если тетя добьется своего, вскоре они отправятся в школу, а пока все так же учатся дома.

Ну, идите, говорит она, раздавая сэндвичи с колбасой. Чтоб вернулись до темноты!

Дети организованно, друг за другом, выходят на улицу, не глядя на привратника, – ведь он человек суровый. От него пахнет дымом, манжеты замусолены. Контроль квартплаты, сказал он однажды. Шестеро в трех комнатах. Управы на вас нет.

Привратник, судя по всему, считает детей глухими идиотами, поскольку от него слышали и такие фразы:

Бегай-бегай, пока я тебя не поймаю.

Мать была такая милая женщина. Вот бедняжка, загнали ее в могилу.

Его помощник, один из трех гоблинов, что обитают на нижних этажах, тот самый, у кого на поясе болтается целый арсенал оружия, говорит: А вон та, высокая, будет красоткой.

Эм старается не поднимать голову, ведь самая высокая из них – она.

Брен подумывает, не сразиться ли ему с гоблином… Нет, лучше в другой раз.

Все четверо выходят наружу – свобода!

После исчезновения сестер они больше не разлучаются, не ездят по городу по одиночке и даже по парам. Не выслеживают гнездо говорящего орла, не стремятся рассмотреть Стеклянный город с высоты. Поиски теперь ведутся совсем иначе: нужно держаться всем вместе и поближе к земле.

Они спрашивают у любезной библиотекарши, той, что с обожженным ртом, дать им что-нибудь про великую Марию и отважную Элизабет. Лотте и Брену достается Бетси Росс, а Эм и Энн – Мария Антуанетта. Сегодня Бетси Росс сошьет флаг для Стеклянного города, по цветной полосе для каждой стороны света: красная, оранжевая, желтая, зеленая, от младших к старшим, и по звезде на каждую Похищенную сестру. Затем Мария Антуанетта, подлая захватчица, сразится с Элизабет Регент, королевой-девственницей Стеклянного города. Брен сделает так, чтобы все солдаты погибли, а Гениальная Лотта их воскресит.

На прошлой неделе Лиззи Борден подожгла Заколдованный лес, а Марию Стюарт изгнали в Страну замерзших дам за предательство сестер. Все это время Мария Кюри работала над лекарством в своей лаборатории в Стеклянном городе, пытаясь выяснить: каков период полужизни Похищенной сестры?

Лотте не нравятся библиотечные дни, ведь именно тогда голоса сестер звучат громче обычного.

Спаси нас! – кричат они. Помоги нам, Лотта! Пожалуйста!

У каждой комнаты ведро с водой. Внутри – огнетушитель. Рисковать со своими милыми детками папа не желает. Иногда, разыгрывая сцену сражения, они надевают противогазы и убегают в подвал, волосы треплются сзади, девочек можно отличить только по росту и крикам.

Энни было грустно, ей приснился кошмар. Я их видела, шепчет она с нижней койки. Они так на нас похожи. Это правда? Они прямо как мы?

Они плакали, сказала Энни. Просили их спасти.

Лотте тоже что-то снилось. В ее снах сестры не грустные, а сердитые. Это все ты! – говорят они. Почему ты нам не помогла? Почему не спасла?

За ужином отец устраивает допрос.

Что такое добродетель? – спрашивает он у младшей.

Послушание и самостоятельность в равных частях, отвечает Энн.

Что готовит нам будущее? – обращается он к Единственному мальчику.

Великолепие, говорит Брен, и печаль, тоже поровну.

Что значит иметь хорошую жизнь? – задает он вопрос самой высокой.

Жить, как мы, отзывается она.

К чему мы стремимся? – переходит отец к той, что грызет ногти.

Найти похищенное, хочет ответить Лотта. Отыскать потерянное.

К прощению, говорит она вслух. Мы стремимся к прощению.

На следующее утро Лотта рассказывает о своем видении. Было оно почти как наяву – все зависит от того, как вы относитесь к видениям. В данном случае воображение написало такую картину, которую Лотта вполне могла бы узреть, если бы открыла глаза.

С трона на облаках к ней добродушно обратилась Мария Тереза. Найдите небольшой сад, велела она нам, а в этом садике найдите самое маленькое дерево, и на том дереве найдите золотую грушу. Когда мы ее съедим, каждый по одинаковому кусочку, говорит Лотта, глядя на Брена, то получим главную подсказку. Все изменится.

И где же этот сад, спрашивает Эм, хотя сама уже знает.

Сегодня вы будете слепцами, продолжает Лотта. Я пойду вперед, а вы за мной.

Энни радуется, она любит надевать очки для слепых.

Брен тоже рад: когда они съедят волшебную грушу, все изменится, то есть он станет итальянизированным принцем Бренкаччо, а его сестры – итальянизированными подпринцессами!

Только Эм не обрадовалась. Как и Лотта. Лотта никогда не радуется.

Дети надевают темные очки и достают палки из-под кровати Энни. Отец доволен, что они идут на прогулку под лучами всеисцеляющего солнца.

Лотта ведет их к метро, трех слепых детей с палочками. Усаживает на свободные места. Они тихонько напевают песенку для слепых детишек. Три слепые мышки, три слепые мышки. Закрыв глаза, Лотта видит двух девочек: они одеты в белое и машут ей.

На улице Эмми бледнеет. Она ничего не может рассмотреть, но все равно знает, где находится.

Все не так! – восклицает она. Шарлотта, ты же видишь, что все не так! – и открывает глаза. А затем давится и кашляет, будто надышалась дымом.

Эмми не говорит вслух о том, что Лотта привела их в Страну гибельного огня. Туда, где пропали Похищенные.

Энни ничего не понимает, а Брен если и понимает, то лишь одно – что нужно действовать.

Осалил! – кричит он, стукнув Энн. Ты водишь! – и убегает обратно в подземку.

Лотта нехотя идет за ним. Если дышать глубоко, думает она, какая-то частичка от них с ветром попадает внутрь.

Ночью Эм затихает, а Брен с Лоттой рисуют карту Страны гибельного огня: вот долина сваренных костей, а вот равнина пепла и выжженный лес, где ничего не растет. На самой границе растут в ряд деревья с золотыми грушами.

Анита, итальянизированная подпринцесса, засыпает в объятиях дрожащей Эммелины.

Лотта ведет их в художественный музей, но сначала они танцуют под дождем. Капли стекают по лицу, а дети улыбаются небу, кружась в белых одеждах. Брен сбегает вниз по холму с воплями: я владыка вселенной! Властитель высших и низших миров!

Плата за вход по желанию, они стоят в очереди: глаза опущены, с волос течет. Будут срисовывать натюрморты разных периодов в искусстве. Эм и Энни устраиваются перед голландскими тюльпанами. Брен нашел картину с окровавленным зайцем. Лотта уходит на другой этаж и садится рядом с гитарой и разорванными газетами, которые напоминают о крушении всего мира. Краем глаза она вдруг замечает… порхающее белое платье!

Быть не может! Бросив блокнот и карандаш, Лотта срывается с места и кричит в микрофон гарнитуры: я их видела, точнее, одну из них, они здесь!

Ее хватает габардиновый тролль, а платье тем временем скрывается за очередным поворотом и исчезает.

Я же ее видела! – кричит Лотта. Она была здесь! Отпусти!

Тролли не верят, что Лотта обучается на дому. Что она пришла в музей одна. И что ее зовут Лотта Бронти, а у ее отца нет телефона. Она кусает ногти, которые и так все обгрызены. Во рту привкус крови. На двух пальцах ранки.

Они рассматривают ее рацию. Прием? Прием? Тролли не хотят ее отпускать, девочка не признается, где живет, а в телефонной книге нет никакого преподобного Бронти, никакой тетушки Бронти. Усаживают Лотту на информационную стойку, чтобы ее могли оттуда забрать. Когда музей закрывается, Брен, Эм и Энн мешкают в дверях, но сестра кивает в сторону выхода, мол, не ждите меня. Они же поклялись не разлучаться, но и нельзя, чтобы их схватили всех вместе.

Тролль изучает блокнот с рисунками Лотты. Изображения диорам и Марии Терезы на небесном троне. Мария Антуанетта, заколотая Королевой-девственницей. Мария Кюри в поисках лекарства. Сейчас вызовем полицию, говорит тролль. Твои родители очень расстроятся.

Мать умерла, сообщает Лотта. Мы убили ее своей вечной ерундой.

Тролль отходит проверить гардероб: не забыл ли там кто пальто или сумку. Лотта убегает. Выскакивает из музея и бежит, бежит, бежит по улице! За ней никто не гонится, а она все равно бежит. В парк, затем вверх по холму, выше и выше! Несется, будто окрыленная – ей помогают две девочки в белых платьях.

Вокруг затихает все, кроме ветра. Внизу остался парк, а вон там – холм Брена и кусты, в которых она подслушивала разговоры, ища подсказки.

Одна из сестер говорит беззлобным тоном: почему ты не уберегла нас?

Я старалась, шепчет Лотта. Честное слово. Вы сбежали искать облака для трона Марии Терезы.

А ты не усмотрела. Ты же обещала караулить дверь и считать.

Я считала, шепотом продолжает она. Я правда считала!

Теперь они летают среди густых и темных облаков. Лотта вдыхает, их частички наполняют горло.

Только на этом условии мы взяли тебя в свою игру, Лотта.

Меня отвлекли, всего на минутку, плачет она. Увидела самолет, он грохотал, и я отвернулась.

Мы тебя звали, кричали прямо тебе в ухо.

Просили вас спасти.

Да, просили, а ты не спасла.

Я не могла протиснуться! Было так шумно… Все толкались. Ох, Элиза! Мария! Я хотела помочь! Я не виновата.

Облака, сквозь которые они порхают, превращаются в пепел и кости, затем в пламя, а маленькие девочки все летят.

Тележка

Глава, в которой Бренуэлл пробует усердно трудиться

Берем тележку. Я прошу монеты по 25 и 10 центов, чтобы показать, как хорошо я их считаю и раскладываю. Держусь за ручку и представляю, каких встречу людей – в рваных черных пальто, высоко подвязанных веревками, и в стершихся на каблуке или носке ботинках. Завидя папу, они снимут шапки, а когда он пройдет мимо, коснутся его пиджака, бормоча слова благодарности.

Тележка крутится и вертится, не беспокоясь о сидящих внутри. Я едва не спотыкаюсь и не наступаю отцу на ногу.

Единственное, чему я хочу тебя сегодня научить, говорит папа прежде, чем открыть дверь, это смирению: ведь любой может упасть и завязнуть в трясине жизни, а подняться после такого бывает ох как непросто. Нужно протягивать руку помощи тому, кто упал; именно по таким поступкам людей и оценивают.

Думаю, у меня получится. Я способен протянуть руку лежащему на земле, хотя не уверен, что смогу его поднять, так как для своего возраста я не очень крупный.

Приятно сознавать, что отец возвышается среди других мужчин. Некоторые спешат его поприветствовать. Папа восхваляет их старания, поскольку они усердно трудятся. Я не в восторге от того, как они здороваются со мной – как с маленьким ребенком. И все же я веду себя вежливо и объясняю, что учусь на дому, поэтому не могу сказать, в каком я классе и какой у меня любимый предмет. Зато мне нравится переводить с латыни и сочинять стихи. Теперь они смотрят на меня с восхищением! Папа недоволен. Меня переполняет злость: лично я считаю, что если уж человек постарался чего-то добиться, то волен рассказывать об этом остальным.

Они возвращаются к своим трудам, то есть к зачерпыванию рагу половником. Не вижу никаких веревочных ремней и шапок. Возможно, я чему-то научился, и это связано с воображением, но я вдруг вспоминаю, что представлял иллюстрацию из Диккенса, так что виновато во всем не мое воображение, а его.

Я воодушевлен. Папа, чем тебе помочь?

Он глядит на меня с гордостью. Говорит, именно этого от меня и ждал.

Подает мне кувшин с водой из пластика. И стаканчики – тоже пластиковые.

Предлагай людям попить. Если захочешь с кем-то побеседовать, остановись на минутку, ничего страшного.

Выгляжу я, должно быть, ошеломленным. Или сбитым с толку.

Можешь свободно говорить о самых разных вещах, подсказывает папа. О погоде или спроси, например, как им рагу. О Текущих Событиях упоминать не следует, чтобы твои новые знакомые не предстали невеждами.

Иди-иди, подталкивает он меня к первому столу.

Я стою у самого края, но никто не обращает внимания.

Кому воды? – спрашиваю я. Меня жестом подзывает один чисто выбритый мужчина со шрамом на шее. Наливаю воду в его стакан, и так уже полный. Рука трясется, и вода попадает ему на шорты. Он вскакивает и произносит слова, которые я не осмелюсь повторить.

И что, даже не извинишься? – требует этот грубиян. Я киваю и поскорее отхожу к другому столу. Там я уже ничего не проливаю. Кто-то спрашивает, как меня зовут, и я отвечаю. Он говорит, красивое имя.

Спасибо, добрый человек, откликаюсь я, а как вам рагу?

Все сидящие рядом смеются.

Уши горят, и я, отвернувшись, иду к следующему столу, за которым сидят люди, знакомые друг с другом.

Кому воды, джентльмены? – бурчу я, растеряв былой энтузиазм.

Один мужчина, смуглый и на удивление упитанный для голодающего, говорит, какой симпатичный рыжеволосый парнишка, и показывает, чтобы я сел с ними.

Судя по вашему радостному настрою, рагу сегодня удалось? – пробую завести беседу.

А ты не пробовал, юный джентльмен? – улыбается он, давая понять, что его не нужно бояться.

Я пообедаю после вас. Тем, что останется.

Я соврал, тем более дома я уже ел голубцы, но, думаю, именно так ответил бы отец, желая проявить скромность.

Если ты ищо не ел, ты, наверна, голодный и без сил, вставляет второй, не такой крупный и жизнерадостный.

Нет, что вы, я питаюсь регулярно и готов потерпеть, если обед задерживается. А еще я крепкого телосложения, хоть и не большого роста.

Все равно, садись к нам, говорит тот, что повеселее. Его зовут Терри. Разносишь тут воду, но, по-моему, особо к такому не приучен.

Вы правы, сэр, я раньше не бывал в благотворительной столовой. Услышав это, они смеются, а я снова краснею.

Ну, в смысле, в бесплатной столовой. Не важно. Налить вам воды? Вот, даже стаканчики есть.

У меня тут кое-что получше, все так же радостно произносит Терри. Взял немного сока, говорит он, показывая мне плоскую металлическую бутылку. Яблочного, так сказать, сока. Угощаю приятелей. А тебе, сынок, сколько лет?

Почти двенадцать, отвечаю, и это почти правда.

Достаточно взрослый, чтобы выпить сока вместе с приличными парнями. Хочешь попробовать?

Стараюсь представить, как поступил бы отец.

Да, говорю, не откажусь.

Веселый Терри, осмотревшись вокруг, предлагает мне сесть между Джимом и Петом.

Они сдвигаются, освобождая место.

Пей, не стесняйся, полезная штука!

Уже с первого глотка я понимаю, что никакой это не сок. У фруктовых напитков не бывает такого обжигающего привкуса, они не создают где-то в глубине ощущение тепла. Отпиваю еще немного и передаю дальше хитроумную емкость, которую Терри зовет флягой.

Сморю, те нравится, говорит Джим, не улыбаясь.

Да, действительно, отвечаю.

Хочешь ищо?

С удовольствием.

И мы передаем по кругу фляжку, я спрашиваю про рагу и про погоду, а они дают обдуманные ответы (рагу отчасти пресновато, погода стоит теплая, лишь бы не было дождя), и вскоре мы уже лучшие друзья.

Не представляю, с чего вдруг эти люди показались мне странными и даже пугающими, ведь на самом деле они желают мне только добра! Набравшись смелости, рассказываю о своих достижениях в области латыни и греческого и также интересуюсь, знают ли они что-либо о Текущих Событиях, хотя если не знают, то это не страшно, и после этого Терри смеется, и Джим с Петом смеются, и я тоже смеюсь, а потом вдруг подходит отец.

Вставай, говорит он.

На ногах я стою нетвердо. Папа принюхивается. И чем это ты здесь занимаешься?

Наслаждаюсь беседой с прекрасными джентльменами, хихикнув, отвечаю я. Как ты и просил.

Он дает мне пощечину.

От моей мужественности не остается и следа – потрясенный его поступком, я начинаю плакать.

Ты употреблял алкоголь, говорит папа. Я же чувствую, пахнет спиртным.

Ничего подобного! – отвечаю со всхлипом. Я бы не стал, ни за что!

Ваш милый мальчишка сам попросил, заявляет Терри. Ему понравилось, так что, видать, впереди большое будущее.

Вы сказали, это яблочный сок! – возражаю я. Они сказали, это сок! Мои слова, наверное, трудно разобрать сквозь рыдания. Я думал, там сок!

Ты считал, что пьешь сок? Что ж, тогда я должен извиниться. Если ты действительно не знал, что пьешь спиртное, мне придется выгнать эту троицу и навсегда лишить их доступа в столовую.

Я смотрю на своих приятелей. Придется им смириться, поскольку они вовсе не нуждаются в одобрении моего отца, тогда как мне оно необходимо каждый день!

Я киваю.

Ты понимаешь, каковы последствия твоих слов? Эти трое не смогут сюда вернуться, даже если будут голодными. Раз уж тебя на самом деле напоили виски против воли, они этого заслуживают. Однако если ты говоришь неправду, то возьмешь грех на душу и по твоей вине люди останутся без еды. Тебе все ясно?

Я снова киваю.

Весь мир завертелся, вызывая неприятные ощущения, будто мы сидит в тележке и в любой момент можем упасть.