Рубен Матевосов
Попугай
II
Михаил с Андреем, прибыв в Ларнаку, поселились в отеле “Palm Beach”, в котором обычно останавливались.
– Ну что, звонить Константину? – спросил Михаил Андрея, когда они поселились в номере.
– Позвони. Посмотрим, что он скажет.
Во время телефонного разговора их партнер по туристическому бизнесу господин Константину сделал довольно таки необычное предложение. Он предложил устроить им аудиенцию у архиепископа Кипра. Михаил сразу и не понял толком, о чем Константину говорит, и зачем им встречаться с главой кипрской православной церкви, но, замешкавшись с ответом, он пообещал перезвонить, чтобы сначала посоветоваться с Андреем.
Когда Михаил положил трубку, он несколько секунд стоял в задумчивости.
– Ну, что сказал Константину?
– Предлагает устроить нам аудиенцию у архиепископа.
– Чего? – с удивлением переспросил Андрей. – Зачем нам архиепископ?
– Константину говорит, чтобы получить благословение для успешного ведения бизнеса на острове.
– А что, архиепископ у них что-то вроде крестного отца? Это и есть оптимизация бизнеса?
– Ну, зачем ты так?.. Получить благословение…
– Сейчас это называется «получить благословение»?
– Слушай, неудобно отказывать. Человек сам предложил. Наверно здесь так заведено.
– Ну ладно. Давай съездим. Даже интересно познакомиться с архиепископом.
Михаил позвонил Константину и выразил согласие на аудиенцию. Константину пообещал перезвонить, чтобы сообщить точную дату и время.
Вечером того же дня Михаил и Андрей решили прогуляться по вечерней Ларнаке, чтобы как-то развеяться. Они надели костюмы, вышли из отеля и пошли по улице. Через некоторое время с ними поравнялся мерседес. Это было такси. Из открытого окна высунулась голова таксиста.
– Hey, Russians[1].
Михаил и Андрей невольно остановились.
– How do you know we are Russians?[2]
– All tourists from Europe wear shorts and trainers[3].
– Ты понял, как нас быстро разоблачили, – обратился Михаил к Андрею. – Только по тому, что мы в костюмах, он заключил, что мы русские.
– Do you want girls or gold?[4]
– What?[5]
– Girls or gold?
– No. – ответил Михаил.
– Что он лопочет? – не мог понять Андрей.
– Предлагает девочек и золото.
– Они что, совсем охренели здесь от счастья? – удивленно воскликнул Андрей.
– Are you KGB?[6]
– No. Why?[7]
– You wear suits, you don’t want girls or gold. You must be KGB.[8]
– Что он сказал? – спросил Андрей.
– Он решил, что раз мы в костюмах, тогда как все приезжие ходят в шортах и кроссовках, не хотим ни девочек, ни золота, значит мы из КГБ, – объяснил Михаил.
– Ну это надо же… такое извращенное представление о нашей великой стране и ее народе… Аналитик хренов – возмущался Андрей.
Константину перезвонил в тот же вечер и сообщил, что на этой неделе у архиепископа все расписано, и он сможет принять их только в следующий вторник. Михаилу ничего не оставалось, как согласиться. Когда он повесил трубку, Андрей с нетерпением спросил:
– Ну что?
– На этой неделе у архиепископа все расписано. Только в следующий вторник.
– Тогда следующим рейсом мы не летим в Ростов? – уточнил Андрей.
– Ты же сам сказал – надо съездить к архиепископу.
– Ну да. Ну ты что, согласился?
– А что мне оставалось? Отказываться неудобно.
– Еще целую неделю торчать здесь, – заскулил Андрей. – Чем мы будем заниматься? Купаться в море еще холодно.
– Давай погуляем по Ларнаке, – предложил Михаил.
– Та что тут смотреть?
– Зря ты так. Здесь ведь родился Зенон.
– Что за Зенон? Небось опять какой-то известный еврей?
– Зенон – это тот, кто считается родоначальником стоиков.
– А ты откуда знаешь об этом Зеноне?
– Как откуда? У нас была философия в институте. Я сдавал экзамен.
– Боже мой! С кем я связался? Жена – психолог, партнер – философ. Только философов мне еще не хватало. И что, ты до сих пор помнишь об этом Зеноне?
– Немного. Помню, что он покончил жизнь самоубийством.
– Вот-вот, это похоже на философов. И что ты предлагаешь? Пойти и посмотреть, где он это сделал?
– Думаю, у нас это не получится, потому, что школу стоиков он основал уже в Греции.
– Да, школа может любого довести до самоубийства. Так это школа его так достала, что ли?
– Не знаю. Возможно, отказ от удовольствий.
– А что, он отказывал себе в удовольствиях?
– Это и было краеугольным камнем его учения.
– Зря. Наверняка это его и погубило. Какая – то неправильная философия, не наша.
– Почему? Мы же говорим, что надо стоически переносить трудности, не скулить, не жаловаться. Это все они и проповедовали.
– Ааа…, тогда это другое дело. Но все равно, без джина и тоника как-то плохо переносить трудности. Моя философия – не уклоняться ни от трудностей, ни от джина с тоником. Я за то, чтобы переносить трудности с большим стаканом джина с тоником и обязательно со льдом.
– Может быть, они бы так и делали, но, насколько мне известно, британцы начали употреблять джин с тоником только в 18 веке в Индии, как профилактику от малярии, а Зенон жил где-то в 4-ом веке до нашей эры.
– Ладно, бог с ним с этим несчастным философом. Жаль, что он не счел возможным получать удовольствие от некоторых так называемых вредных привычек. Что, больше этот городок ничем не прославился? Нечего посмотреть туристу?
– А вот рекламный буклет по Кипру. Можно почитать, что еще интересного посмотреть в Ларнаке, – сказал Михаил, беря с журнального столика красочный буклет.
– Почитай, почитай. Там ведь на английском.
Михаил углубился в чтение рекламного буклета.
– О! – воскликнул он через пару минут. – Оказывается, Ларнака переводится с греческого, как «саркофаг».
– Саркофаг… это что, гроб, что ли?
– Гроб для богатых и знатных.
– Боже мой! Куда мы попали? А там случайно не написано, почему это местечко назвали «гроб»? А то мне что-то не по себе.
– Сейчас посмотрим… Аа…, короче…, где-то здесь находится гроб Лазаря.
– Еще один известный еврей? – спросил Андрей.
– Сейчас почитаю. …Лазарь – это дружбан самого Иисуса Христа.
– Круто. Так этот дружбан Иисуса что, где-то здесь обитал?
– Да, он здесь жил. Тут написано, что Иисус воскресил его, когда тот умер, причем уже через 4 дня. Поэтому его зовут «четырехдневный».
– Кого?
– Лазаря.
– Кликуха что ли?
– Я бы сказал прозвище.
– Бедняга. Всего 4 дня прожил. Совсем младенец, – с сожалением прокомментировал Андрей. – И что, за 4 дня они уже успели подружиться?
Михаил продолжал внимательно вчитываться в статью в брошюре.
– Та нет. Он не 4 дня прожил, – добавил Михаил.
– Ты же сам только что сказал, что Иисус воскресил его через 4 дня, – несколько удивленно переспросил Андрей.
– Все правильно. Но через 4 дня не после того, как он родился и умер, а через 4 дня после того, как умер.
– Труп что ли?
– Ну да. Причем уже разлагающийся.
– Фу, перестань… Все, хватит. Здесь нечего смотреть: один самоубийца, другой – разложившийся труп, которого почему то воскресает сам Иисус. Что-то тут нечисто. Впрочем, один еврей спасает другого, или друг спасает друга – этому можно только позавидовать. Все-таки, попробуй, найти что-нибудь без четырехдневных ужастиков.
– Ну, давай поедем куда-нибудь, – предложил Михаил.
– Куда?
– Давай посмотрим… Вот! Нашел. Полуостров Акамас. Заповедник. Бухточки, в которых морские черепахи откладывают яйца.
– Это как раз то, что нужно. Давай лучше съездим, посмотрим на яйца, – с энтузиазмом согласился Андрей.
В то утро, когда прилетал их чартер из Ростова, Андрей проснулся в плохом настроении. Он встал с кровати и молча направился в ванную.
Михаил встал, одернул штору и его взору представился восхитительный вид на Средиземное море и пальмы. Но настроение было тоже никудышным. Задержка на острове явно не пошла никому из друзей на пользу.
Вскоре Андрей вышел из ванной выбритый и немного посвежевший. Видя настроение друга, Михаил попытался как-то отвлечь его от мыслей о необходимости вынужденной задержки на острове.
– Кстати, насчет секса, – обратился к нему Михаил.
– Чегооо…? – удивленно протянул Андрей.
– Ну, ты же сам попросил меня обучать тебя необходимым английским словам.
– А секс тут причем? – не понял Андрей.
– Слово “sex” в английском может означать не только «секс».
– А что еще? – удивился Андрей.
– Помнишь, когда мы летели сюда, заполняли что-то типа миграционной карточки?
– Ну, помню.
– Я заполнил и твою и свою карточку. Так вот, там была графа “sex”.
– Какой может быть секс в миграционной карточке? Может, их интересует ты натурал или голубой?
– Правильно рассуждаешь. Миграционные власти секс, а тем более в самолете, на высоте 7000 метров, вряд ли интересует. Но им так же наплевать, кого ты любишь: мальчиков или девочек…, а вот пол приезжающего иностранца…
– В смысле мужчина или женщина? – переспросил Андрей для убедительности.
– Именно. Так что, вот тебе еще новое слово – учи.
– А что тут учить. Секс – это невозможно забыть.
– Кстати, пора собираться в аэропорт. Ты же хочешь взглянуть на толпу соотечественников, прибывших нашим рейсом? – напомнил Михаил.
Когда аэропортовский автобус подъехал к терминалу, толпа пассажиров чартерного рейса из Ростова-на-Дону хлынула в зал прилета аэропорта Ларнака. Прибывшие пассажиры с интересом и некоторым напряжением, озирались по сторонам, бросая взгляды на незнакомые слова, светящиеся на табло. Андрей и Михаил уже стояли в зале Arrivals (зал прибытия). За время, пока они стояли в ожидании прибывших соотечественников, Андрей выучил и это слово. Это было не так легко как “sex”, но Андрей очень старался, а тем более заняться больше было нечем.
Судя по количеству пассажиров, можно было предположить, что в самолете были и стоячие места. Летать в самолете, стоя, или сидя на корточках, не такая уж диковинка для граждан России. Были случаи, когда самолет останавливали, как такси, на взлетной полосе перед разбегом, чтобы взять «зайцев». Хотя и зайцами их сложно назвать. Заяц – это обычно тот, кто пытается проехать на халяву, не заплатить за проезд. Отсюда и назвали их зайцами, так как предполагается, что такой человек будет трястись, как заяц, боясь, что его оштрафуют или ссадят. Но здесь был совсем не тот случай.
Доход от зайцев, то бишь, от безбилетных пассажиров – старинный бизнес в России, которым никогда не гнушались ни кучера, ни кондукторы, ни проводники, а сейчас и летчики. А почему бы и нет? Если ты летчик и у тебя есть самолет, то почему бы ни взять зайцев и заработать лишние несколько сот баксов? Хотя слово «лишние» никогда не сочетается со словом «баксы» по той простой причине, что лишними баксы быть не могут так же, как и деревянные рубли.
– Андрей, – раздался женский голос из толпы прибывших пассажиров.
Андрей удивленно повернул голову в сторону толпы.
– Андрей.
Это была женщина среднего роста, с аккуратной стрижкой темно-каштановых волос, свежим слоем помады на губах, скорее всего нанесенным в туалете самолета перед посадкой, чтобы восстановить внешний вид после высотного ланча. На вид ей могло быть лет 35–37. На ее изящной фигуре был элегантный брючный костюм темно-синего цвета. В этом искусно подобранном ансамбле костюма, блузки и обуви не стыдно было бы появиться ни на совете директоров компании, ни на торжественном приеме у губернатора или президента. Она производила впечатление бизнес леди или ответственного работника какой-нибудь мэрии. Так же могла выглядеть женщина – депутат думы. Во всяком случае, так не одевались ни учителя, ни продавщицы, ни парикмахерши, ни официантки. Так могла еще выглядеть женщина-врач, но только стоматолог или гинеколог. Окулист или терапевт – вряд ли. Наверно поэтому редко можно встретить злых и недовольных жизнью стоматологов и гинекологов, и в то же время полно злых и недовольных окулистов и терапевтов.
– Лариса… Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть, – воскликнул Андрей и двинулся навстречу своей знакомой. Она протянула ему руку, которую Андрей не без удовольствия взял в свою.
– Я тоже не ожидала тебя здесь увидеть, – призналась Лариса. – Ты кого-то встречаешь?
– Как тебе сказать… Никого конкретно. Мы встречаем весь рейс.
– Весь рейс? – недоуменно переспросила Лариса и улыбнулась. Стало ясно, что кроме красивой стрижки, а-ля Сильвия Кристель, и элегантного костюма, Лариса была обладательницей очень привлекательной улыбки. Она действительно чем-то была похожа на знаменитую голландскую актрису, только была, пожалуй, немного старше. Но этот факт абсолютно не был недостатком. У Ларисы даже было преимущество по сравнению с Сильвией Кристель в роли Эммануэль – от нее исходил тончайший, изысканный запах какого-то непривычного для обоняния русского мужика парфюма. Зритель лишен возможности вдохнуть в себя запах женщины на экране. Он может вдыхать только запах сидящей с ним рядом дамы, который иногда может приводить к тому, что вы будете надолго задерживать дыхание, представляя себе, что находитесь под водой.
Аромат, исходящий от Ларисы, буквально притягивал, будоражил, одновременно наполняя рот слюней. Этот аромат по своей притягательности, пожалуй, можно было бы поставить сразу после аромата свежеиспеченного хлеба и аромата брожения виноградного сусла. А если учесть, что Андрею даже представилась возможность взять руку Ларисы в свою, включив в общее впечатление еще одно чувство – осязание, то Эммануэль оставалась далеко позади.
– Ну, это наш чартер, – пытался объяснить Андрей. – Кстати, познакомься… Миша, – крикнул Андрей Михаилу.
Михаил подошел и слегка наклонил голову в приветствии.
– Познакомься, это мой друг и партнер Михаил.
– Лариса, – представилась женщина.
– Очень приятно, – еще раз отвесил вежливый поклон Михаил.
– Так что, Лариса, ты прилетела, можно сказать, на нашем самолете, – продолжил Андрей, улыбаясь.
– Это ваш самолет? – удивленно переспросила Лариса.
– Ну, не совсем наш… мы арендуем его для выполнения чартерных рейсов, – пояснил Андрей.
– Здорово! – восхищенно произнесла Лариса. – Молодец, Андрей. Так ты тут уже освоился…? Наверно уже всех знаешь…, как в Ростове?
– Ну, нет. До этого еще далеко.
– А я вот лечу и думаю, с чего начать? К кому обратиться? – продолжала Лариса.
– Насчет чего? – не понял Андрей.
– Ну ты же знаешь… У нас там такое творится…Что будет никто не знает.
– И ты решила на всякий случай рвануть на Кипр?
– Слушай, давай поужинаем вечером. Я тебе все расскажу. Может, сможешь чем-то помочь?
– Хорошо. А ты где решила остановиться?
– Еще не знаю.
– Так давай к нам, в Палм Бич, – предложил Андрей.
– Ой, спасибо, – радостно согласилась Лариса.
– Это и весь твой багаж? – Удивленно спросил Андрей, глядя на небольшую дорожную сумку, стоящую у ног Ларисы.
– Да, – засмеялась Лариса. – Времени на сборы особенно не было. Да я и не надолго. Не хочу Сережку одного оставлять надолго. За ним глаз да глаз нужен.
– А сколько ему? – спросил Андрей.
– 13.
– Я конечно не суеверный, но это, на самом деле, опасный возраст, – признался Андрей, беря стоящую около Ларисы сумку.
Они вышли из здания аэропорта и сели в такси. Кипрские таксисты примерно так же себя ощущают, как российские стоматологи и гинекологи в том плане, что редко или практически невозможно встретить таксиста киприота недовольного жизнью, так же, как и российского стоматолога или гинеколога. Пожалуй, кипрских таксистов можно поставить даже выше стоматологов и гинекологов в рейтинге удовлетворенности жизнью по той простой причине, что ни стоматолог, ни гинеколог никогда не поют когда делают свою работу во рту пациента, или… что там… вообще делают гинекологи, а кипрский таксист – это мобильный караоке. Создается впечатление, что человек вообще едет один в собственной машине и от радости поет во весь голос вместе с каким-то греческим певцом, голос которого несется из автомагнитолы. Тот факт, что в салоне еще кто-то сидит, нисколько их не смущает, а, возможно, пассажиры и рассматриваются, как зрители, возможно таксист ожидает, что они ему еще и поаплодируют. Не исключено, что пение – это своего рода маркетинговый ход, чтобы привлекать пассажиров в условиях жесткой конкуренции. Вот бы российским таксистам перенять этот опыт, и, вместо того, чтобы сидеть угрюмо в своих машинах в ожидании клиента, написать бы где-нибудь на дверце что-то типа: «Пою русские романсы», или «Спою блатное, по заявке».
Никому из троих сидящих в такси пассажиров даже не приходило в голову разговаривать в такси. Это казалось так же неуместно и некультурно, как разговаривать в театре оперы во время представления.
Едва такси остановилось у парадного входа отеля Палм Бич, как тут же подошел молодой человек в форме отеля, взял сумку Ларисы из багажника и понес в вестибюль.
– Вот тебе еще одно слово – “bell boy”, – сказал Михаил, обращаясь к Андрею. – По нашему «коридорный».
– Ух-ты, слово-то какое, – удивился Андрей. – У нас разве есть сейчас коридорные в гостиницах?
– Никогда не видел. Да что у нас, вообще, есть? Тараканы.
В тот день за стойкой ресепшн работал Яннис – улыбчивый молодой человек, который делал все для того, чтобы его русские гости не забывали свою родину. В каждом номере отеля имелась местная радиоточка, и, как только Яннис видел, что русские гости прошли в свой номер, он включал записи русских песен. Михаил был буквально в восторге, когда первый раз из любопытства покрутил выключатель, установленный в изголовье кровати и услышал песню своего любимого певца Михаила Шуфутинского. Действительно, это было необычно и приятно – выйти на лоджию с бокалом кипрского Каберне Совиньон, сесть на пластиковый стул и, потягивая вино, смотреть на завораживающий Средиземноморский закат под льющуюся из динамиков «Киса, киса, киса, ты моя Лариса. Мягкая, пушистая девочка моя».
Андрей предложил Ларисе встретиться в Бич баре через час. Бич бар представлял собой открытый павильон, выполненный из дерева, и расположенный между зданием отеля и береговой линией. К бару прилегал огромный бассейн. Это был, по-видимому, еще один хитрый ход предприимчивых киприотов – сделать так, чтобы любящие выпить британцы и скандинавы могли плавать, подплывать к краю бассейна, брать заказанный в баре бокал пива Кео, или джин-тоник, выпивать, не вылезая из воды, и продолжать заниматься плаванием. Еще немецкий философ Фридрих Ницше писал: «В настоящем мужчине скрыто дитя, которое хочет играть». Стремление получать сразу несколько удовольствий характерно для всех мужиков мира. Важно правильно выбрать сочетание.
Ни у Андрея, ни у Михаила, однако, никогда не возникало желания присоединиться к плавающим в бассейне, и пьющим одновременно пиво, европейцам. Андрей обратил внимание на то, что никто из плавающих подолгу никуда не отлучался из бассейна, что невольно наводило на всякие предположения относительно вместимости мочевых пузырей и необходимости их периодического опорожнения.
Лариса отправилась в свой номер на втором этаже. Андрей с Михаилом – в свой.
– Твоя знакомая? – спросил Михаил, когда они вошли в номер.
– Вдова одного моего старого знакомого. Убили его. Не мог поделить с кем-то заправки. Теперь, видно, она унаследовала, – пояснил Андрей.
– Наверно хочет спрятать здесь бабки, – предположил Михаил.
– Могу дать на отсечение… все, что угодно, что здесь ты прав, – подтвердил Андрей. – Вряд ли она прилетела, чтобы погреться на солнышке…, а тем более, сама сказала, что быстро собиралась, оставила своего 13-летнего обалдуя.
– Я бы не стал так опрометчиво давать на отсечение части своего тела, когда дело касается женских намерений. Думаю, лучше немного подождать, не прибегая к ампутациям и членовредительству. Вдруг она захочет сама поделиться своими планами, – заключил Михаил.
III
Бизнесменов из России, прибывающих на Кипр, отличала одна общая особенность: все они владели только одним из шести рабочих языков ООН – русским. Никакими другими языками, ни рабочими, ни нерабочими, они не владели. Возможно, этого рабочего языка ООН им и хватило бы, как американцам и британцам хватает владеть другим рабочим языком ООН – английским, но проблема состояла в том, что никто, кроме них, именно этим рабочим языком ООН больше не владел: ни жители острова, ни персонал отелей, или банков, ни тем более другие гости острова. Приезжающие на остров российские бизнесмены, в большинстве своем бывшие комсомольские работники, менты и кэгэбэшники, которые совсем недавно ловили преступников и шпионов, или призывали молодежь ехать на комсомольские стройки, естественно, продолжали говорить по-русски, и, что удивительно, их, почему-то, понимали: то ли потому, что они сопровождали свою речь отчаянной жестикуляцией, то ли, все-таки, потому, что у всех жителей планеты Земля когда-то был один язык-прародитель. Лучше всего и быстрее всего их понимали, когда они говорили громко, а они умели говорить именно громко в силу своих бывших профессиональных занятий: комсомольские работники – на собраниях актива, менты и кэгэбэшники – на допросах. Эти навыки говорить громко по-русски, очень сильно помогли в общении, как с местными жителями, так и с персоналом отелей, ресторанов и магазинов.
Эта сфера лингвистики еще недостаточно изучена, но российские бизнесмены и туристы на своем практическом опыте доказали, что громкость речи напрямую влияет на понимание, несмотря на то, что говорящий и слушающий говорят на разных языках. Для полного научного анализа необходимо только подвести под практические результаты теоретическую базу. Одно неясно, зависит ли понимание от громкости речи, если говорящий будет говорить на каком-либо другом языке, кроме русского, так как именно русская речь, произносимая очень громко, была наиболее понятной для слушающих представителей других наций и этносов.
Другим паралингвистическим способом вычислить русского бизнесмена или туриста было – посмотреть на тарелку во время завтрака или обеда по системе «все включено». Если тарелка наполнена настолько, что с нее свисают по краям куски ветчины, и если человек совершил несколько подходов к блюдам с закусками, то можно с уверенностью сказать, что человек, в чьих руках эта тарелка, и есть один из граждан совсем недавно исчезнувшей «Атлантиды» под названием СССР, так как граждане этой страны никогда не страдали отсутствием аппетита, а, возможно, каждый раз при приеме пищи им приходила в голову мысль: «А вдруг это в последний раз». Эта мысль была вполне объяснима, так как каждое поколение граждан этой страны являлось свидетелем исчезновения какой-нибудь из Атлантид, существующих на той территории, где они проживали. Можно было легко оказаться в ситуации, когда ты уезжаешь в загранкомандировку или зарубежную турпоездку из одной Атлантиды, а когда возвращаешься, там уже совсем другая Атлантида, с другим названием, флагом, гимном, правилами проживания и т. д. Поэтому, если ты ешь, то ешь, как в последний раз, или как перед дальней дорогой туда, где неизвестно будет ли чем перекусить. Да и сама система, с таким необычным, одновременно поощряющим и в то же время интригующим названием «Все включено» была настолько диковинной, что у многих российских бизнесменов и туристов поначалу невольно возникал вопрос: «Неужели все?». Это была частичка коммунизма, который они так и не увидели. Такое трудно было представить у них на родине. А эти заманчивые предложения: «Если вы съедаете половину ребер барана, то вторая половина бесплатно». Это звучало как вызов, как призыв к действию. Ну как тут не съесть всего лишь одну половину ребер, чтобы бесплатно, другими словами, на халяву, получить вторую половину. И уже неважно насытились ли вы первой половиной или все еще испытываете чувство голода, потому что от халявы вообще не принято отказываться. Однако после появления на острове русских, многим владельцам отелей, ресторанов и таверн пришлось срочно упразднить системы «Все включено» и «Вторая половина барана бесплатно», так как владельцы неожиданно оказались на грани разорения.
Такой сложившийся стереотип питания, однако, давал возможность вышеупомянутым гражданам, выехавшим по каким-либо причинам за рубеж, вводить в заблуждение других гостей отеля и сойти за представителя так называемой западной цивилизации. Достаточно было положить на тарелку один тост с тончайшим, как пергамент, почти прозрачным ломтиком сыра, который и ломтиком невозможно назвать, налить себе стакан апельсинового сока, и все, вы англичанин, или, на худой конец, немец, или, уж на самый худой, какой-нибудь финн.
Михаила и Андрея, уже не первый раз приезжающих на Кипр в ту бурную для России осень 1993 года, хорошо знал персонал отеля “Palm Beach”, а Михаила иногда даже привлекали для разрешения недоразумений, так как он один из немногих русских гостей отеля, если не единственный, мог помочь тогда, когда громкость речи не давала адекватного понимания.
– Мистер Михаил, – позвал его как-то портье Яннис.
Михаил подошел.
– Мистер Михаил, не могли бы вы объяснить нашим гостям из России, что те брелоки, которые они сняли с ключей – не сувениры. На них ведь указан не только логотип нашего отеля, но и номер комнаты.
– Что он хочет? – не понял Андрей.
– Говорит, что наши сограждане поснимали брелоки с ключей себе на сувениры, – объяснил Михаил.
– Продолжай.
– Просит, чтобы я объяснил им, что это не сувениры, и чтобы они их вернули.
– Скажи ему, пусть не выпендривается.
– Да, но на брелоках номера комнат.
– И что ты собираешься делать?
– Не знаю.
– Ты же не объяснишь ему, что если ты подойдешь с таким вопросом к гостю, который проживает в номере 8, то это может оказаться твоим последним интервью.
– Почему? – не понял Михаил.
– Потому что у того с виду интеллигентного господина из 8 номера в руках весь водочный бизнес юга России. А в соседнем номере поселились два амбала. Судя по всему хранители его тела. Это же Вова Водкин. Но не Петров-Водкин, а просто Водкин.
– Погоняло, что ли?
– Ну зачем ты так? Под этим псевдонимом его больше знают, чем его фамилию по паспорту. Кстати, как по-английски «погоняло»?
– “Pogonyalo”.
– Гонишь? Ладно, скажи в ресепшн, что им дешевле будет заказать новые брелоки… нет, лучше скажи, что у нас такая традиция – если нам понравилось в гостях, то мы берем себе сувенир, чтобы потом опять вернуться. Спроси, он же хочет, чтобы русские гости снова остановились в их отеле?
Быстро прикинув в голове стоимость брелоков и прибыль от проживания русских гостей, включая щедрые чаевые, служащий ресепшн пообещал объяснить эту русскую традицию менеджеру отеля.
На следующее утро, однако, выяснилось, что на острове, который много раз переходил из рук в руки, начиная от византийцев и крестоносцев, и кончая османами и англичанами, были свои традиции гостеприимства, которые учитывали другие традиции только в обмен на банальные наличные – другими словами по 100 долларов за брелок. Эти условия служащий ресепшн тихо, но очень доходчиво и без переводчика объяснил русским гостям, положив на стойку брелок и рядом купюру в 100 долларов. Это одна из тех ситуаций, когда по контексту каждый может догадаться, о чем речь. Условия предлагаемой сделки никого из гостей не устроили. Более того, некоторые русские гости отеля начали открыто возмущаться, называя ситуацию «грабежом», с негодованием возвращая брелоки.
Многие из гостей, особенно такие, как «водочный король» юга России начали всерьез подумывать, а не проще ли скупить пол острова, чтобы не заморачиваться со всякими там отелями, и не подвергаться унизительным попыткам вымогательства под видом обмена дешевых брелоков с номерами отеля на конвертируемую валюту. Но горячие головы быстро остыли, узнав, что замусоленная банкнота в одну кипрскую лиру с надписями на греческом, турецком и английском, от которой исходил запах красного молотого перца вперемешку с кофе, по курсу равнялась двум долларам США. Плюс ко всему, ситуация со скупкой острова очень осложнялась тем, что остров был буквально напичкан местными кидалами, видимо являвшимися отпрысками колоритной помеси пиратов, крестоносцев и османов. Географическая близость к Израилю также, возможно, играла определенную роль.
Лариса не собиралась скупать пол острова, да и денег у нее вряд ли хватило бы. В тот раз она привезла с собой всего полмиллиона долларов.
Она появилась в баре ровно в назначенное время. Выглядела она посвежевшей после принятого в своем номере душа. На ней был уже не элегантный костюм, в котором она прилетела. На ней была короткая белая юбка и белая блузка, которую любая женщина назвала бы «блузка с голой спиной», хотя на самом деле оказывалась с голой спиной не блузка, а ее хозяйка. Белым босоножкам без каблуков, с переплетением кожаных полосок вокруг лодыжек выпала честь принять в себя красивые ноги Ларисы. Михаилу показалось, что ей очень подошло бы белое платье, закрывающее одно плечо и оставляющее другое плечо голым, такое, в котором изображали греческих богинь. Эти босоножки как раз подошли бы к такому наряду.
Лариса подошла к столику, за которым уже сидели Андрей и Михаил, потягивая «Узо». Они решили для разнообразия попробовать эту типично греческую анисовую настойку, напомнившую Андрею о детстве и пертусине, который ему давала мама от кашля. Тогда, в детстве, он каждый раз кривился, когда мама давала ему из ложки этот эликсир. Сейчас же Андрей почувствовал, что, пожалуй, этот вкус совсем не противный. Правда, он с удивлением увидел, что официант приносит вместе с Узо еще и другой стакан, с водой. Когда он попросил Михаила объяснить официанту, что воду он не заказывал, официант недоверчиво посмотрел на Андрея.
– You drink it straight?[9] – с удивлением спросил официант. Как оказалось, Узо никто не пьет неразбавленным.
Андрей и Михаил одновременно подскочили, чтобы отодвинуть для нее стул.
– Присаживайся, Лариса, – предложил Андрей.
Лариса села за стол, посмотрела поочередно на Андрея и Михаила и через пару секунд на ее лице появилась улыбка. Это была не та дежурная улыбка, которую изображают на своих лицах деловые люди, политики и дипломаты, просто обнажая зубы. Лариса улыбалась глазами.
Она действительно почувствовала какое-то облегчение, ту расслабленность, когда чувствуешь, что находишься среди своих людей, людей, которые тебя не предадут, людей, которым ты можешь доверять.
Вблизи она еще больше напомнила Михаилу Сильвию Кристель. В ее серо-голубые глаза, казалось, была добавлена лазурь Средиземного моря.
Если бы такая женщина, как Лариса была политруком на войне, бойцы, не задумываясь, кинулись бы за ней в бой, даже не обращая внимания, какой перед ними противник и сколько. А вполне возможно, Ларисам и не надо было бы самим подниматься в атаку, а при виде немецкой танковой колонны крикнуть только что-то типа: «Мальчики, что делают здесь эти мерзкие танки? Разломали тут все… Уберите их, чтоб я их больше не видела». Одним из самых больших упущений командования Красной Армии была недооценка Ларис в сложной боевой обстановке. Давно доказано, что в присутствии красивых женщин мужчина лишается здравого рассудка и некоторых природных чувств, включая чувство осторожности и страха.