bannerbannerbanner
Снег в апреле

Розамунда Пилчер
Снег в апреле

Полная версия

Кэролайн вдруг пришло в голову, что было бы чудесно, словно глоток свежего воздуха, если б сейчас в гостиную вошел какой-нибудь бедняк, неудачник, человек без нравственных устоев или даже просто пьяница. Или, скажем, художник, вечно голодный на своем чердаке. Писатель, пишущий романы, которые никто не хочет покупать. А то и жизнерадостный бродяга с трехдневной щетиной на щеках и с пузом, которое весьма неизящно вываливается у него из штанов. Кэролайн вспомнила друзей своего отца, таких разных, нередко с сомнительной репутацией, способных до глубокой ночи сосать дешевое винцо и падающих спать там, где их настигнет сон, на потрепанном диване или водрузив ноги на низенькую стенку террасы. Вспомнила свой дом на острове Афрос ночною порой, окрашенный лунным светом в черно-белые тона, и неумолчный шум моря.

– …Мы идем садиться за стол, – внезапно ворвался в ее сознание голос Хью.

Кэролайн поняла, что он говорит ей это уже не в первый раз.

– Что-то ты размечталась, Кэролайн. Допивай мартини, и пойдем, пора что-нибудь перекусить.

За обеденным столом она оказалась между Джоном Ландстромом и Шоном. Шон усердно колдовал над графином для вина, и ей, естественно, пришлось разговаривать с мистером Ландстромом.

– Это ваш первый приезд в Англию? – спросила Кэролайн.

– О, вовсе нет! Я и прежде бывал здесь много раз. – Он поправил на столе нож и вилку, слегка нахмурившись. – Однако я что-то запутался. Я имею в виду ваши семейные отношения. Вы – падчерица Дайаны?

– Да, верно. И я выхожу замуж за Хью, ее брата. Многие, похоже, думают, что такой брак противоречит законам, но это вовсе не так. Я хочу сказать, что в церковных канонах об этом ничего не сказано.

– У меня и мысли такой не было, что это незаконно. Наоборот, неплохо придумано. Все нужные люди остаются в одной семье.

– Вам не кажется, что это несколько узколобо?

Мистер Ландстром поднял на нее глаза и улыбнулся. Когда он улыбался, то становился меньше похожим на богача, выглядел и моложе, и веселее. Человечнее. Кэролайн даже почувствовала к нему симпатию.

– Скорее практично. Когда у вас свадьба?

– В следующий вторник. Никак не могу в это поверить.

– А вы не хотите вдвоем навестить Шона и Дайану в Монреале?

– Надеюсь, когда-нибудь навестим. Но не сразу.

– И еще у вас тут есть мальчик…

– Да, Джоди, мой брат.

– Он едет вместе с ними.

– Да.

– В Канаде он будет чувствовать себя как рыба в воде. Прекрасная страна для мальчишки.

– Да, – снова сказала Кэролайн.

– И что, вас только двое?

– О нет, – ответила Кэролайн. – Есть еще Энгус.

– Тоже ваш брат?

– Да. Ему скоро будет двадцать пять лет.

– А чем он занимается?

– Нам это неизвестно.

Брови Джона Ландстрома удивленно, хотя и достаточно деликатно, поползли вверх.

– Я серьезно, – сказала Кэролайн. – Никто не знает, где он и чем занимается. Понимаете, раньше мы жили на острове Афрос в Эгейском море. Мой отец был архитектором, своего рода агентом для тех, кто хотел купить там недвижимость или построить дом. Так он и познакомился с Дайаной.

– Погодите-ка. Вы хотите сказать, что Дайана приехала туда, чтобы купить землю?

– Да, и построить на ней дом. Но она не сделала ни того ни другого. Зато познакомилась с моим отцом, вышла за него и осталась с нами на Афросе, стала жить в том доме, который у нас был всегда…

– Однако вы вернулись в Лондон?

– Да. Видите ли, наш отец умер, и Дайана забрала нас с собой. Но Энгус сказал, что он никуда не поедет. Ему было тогда девятнадцать лет, он носил длинные волосы до плеч, и в голове у него гулял ветер. И Дайана сказала, что если он хочет остаться на Афросе, то пусть остается, а он сказал, что она может продать дом, потому что он приобрел подержанный военный внедорожник и собирается ехать через Афганистан в Индию. Дайана спросила, что он собирается там делать, а Энгус ответил, что хочет найти себя.

– Таких, как он, тысячи, вы ведь понимаете?

– От этого не легче, когда речь идет о твоем брате.

– И с тех пор вы его не видели?

– Нет, почему же. Вскоре после того, как Дайана и Шон поженились, он вернулся, но вы знаете, как это бывает. Мы надеялись, что он одумался, стал благоразумным, но он нисколько не изменился, остался таким же упертым, и что бы ни предлагала ему Дайана, все становилось только хуже, а потом он снова отправился в Афганистан, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.

– Совсем?

– Ну… один раз пришла весточка. Открытка из Кабула или Шринагара[2], а может, из Тегерана… в общем, откуда-то оттуда.

Она улыбнулась, пытаясь свести все к шутке, но, прежде чем Джон Ландстром успел придумать, что сказать в ответ, за его плечом возникла Кэти и поставила перед ним тарелку с черепаховым супом, прервав их разговор, так что он отвернулся от Кэролайн и заговорил о чем-то с Элейн.

Вечер, как и следовало ожидать, тянулся медленно, церемонно и для Кэролайн ужасно скучно. После кофе и бренди все снова собрались в гостиной. Мужчины переместились в один угол поговорить о делах, а женщины расположились возле камина и принялись обмениваться сплетнями, строить планы на жизнь в Канаде и восхищаться гобеленом, над которым в данный момент трудилась Дайана.

Через какое-то время Хью отделился от группы мужчин, якобы для того, чтобы снова наполнить стакан для Джона Ландстрома. Но, сделав это, он подошел к Кэролайн и сел на подлокотник ее кресла:

– Ну как ты?

– Почему ты спрашиваешь?

– У тебя еще есть силы, чтобы сходить в «Арабеллу»?

Она подняла голову и посмотрела на него. Из глубины кресла его лицо предстало перед ней почти перевернутым. Очень необычный ракурс.

– А который теперь час?

Хью посмотрел на часы:

– Одиннадцать. Ты не слишком устала?

Ответить она не успела: Дайана услышала их разговор и, оторвавшись от своего гобелена, скомандовала:

– Давайте, давайте, марш отсюда оба!

– Куда это они собрались? – спросила Элейн.

– В «Арабеллу». Небольшой клуб, в котором состоит Хью.

– Звучит интригующе…

Элейн посмотрела на Хью с видом завсегдатая лучших лондонских ночных клубов.

Хью и Кэролайн извинились, пожелали всем доброй ночи и вышли. Кэролайн пошла наверх, чтобы захватить плащ и поправить прическу. У двери Джоди она остановилась, но свет в его комнате не горел, и оттуда не доносилось ни звука, поэтому она решила не беспокоить брата и спустилась к ожидавшему ее в вестибюле Хью. Он открыл перед ней дверь, они вышли в теплую темноту ветреной ночи и двинулись по тротуару туда, где Хью оставил машину; развернувшись на площади, выехали на Кенсингтон-Хай-стрит, и сквозь мчащиеся по ветру рваные облачка Кэролайн увидела тоненький серпик луны. Деревья в парке качали голыми ветвями; оранжевое сияние города отражалось в небе, и Кэролайн опустила стекло, позволив прохладному встречному ветру трепать ее волосы. Она подумала, что в такую ночь лучше всего было бы брести где-нибудь за городом по неосвещенным дорогам, в неверном свете ночного светила, и слушать, как шелестит ветер в ветвях деревьев.

Она вздохнула.

– Ну а теперь что такое? – спросил Хью.

– Ты о чем?

– Опять вздыхаешь. Будто с тобой что-то стряслось.

– Пустяки.

После паузы Хью спросил:

– Все в порядке? Тебя что-то беспокоит?

– Нет.

Да и о чем ей беспокоиться, в конце-то концов? Не о чем. Но с другой стороны… Она, например, почему-то постоянно плохо себя чувствовала. Интересно, думала она, почему с Хью нельзя говорить об этом? Наверное, потому, что сам он всегда здоров и в прекрасной форме. Полный сил, деятельный, энергичный и, похоже, никогда не устает. Так или иначе, быть нездоровой скучно и тем более скучно говорить об этом.

Молчание затягивалось. Наконец, пока они стояли на перекрестке и ждали, когда загорится зеленый свет, Хью заговорил:

– Ландстромы очень приятные люди.

– Да. Я рассказывала мистеру Ландстрому про Энгуса, и он меня слушал.

– А чего еще ты ожидала от него?

– Наверное, того, что делают все остальные. Изображают потрясение, ужас, восхищение или просто меняют тему. Дайана, например, терпеть не может говорить об Энгусе. Думаю, это потому, что он был ее единственной неудачей. И остается до сих пор, – добавила она.

– Потому что он не поехал с вами в Лондон, ты это хочешь сказать?

– Да, и не стал учиться на бухгалтера или еще на кого-нибудь, уж не знаю, кого она из него хотела вылепить. Он выбрал то, что было интересно ему самому.

– Рискуя услышать обвинение в том, что я принимаю сторону Дайаны в данном споре, я все-таки скажу, что ты сама сделала то же самое. Не считаясь ни с чьим мнением, поступила в театральную школу и ухитрилась даже получить постоянную работу…

– Всего на полгода.

– Ты ведь тогда заболела. У тебя было воспаление легких. Ты в этом не виновата.

– Да. Но потом мне стало лучше, и если бы я действительно чего-то стоила, то вернулась бы и начала все сначала. Однако я этого не сделала, я струсила. Дайана всегда говорила, что мне не хватает стойкости, так что в итоге она оказалась права. Правда, на этот раз я не услышала от нее: «Я же тебе говорила».

– Но если бы ты оставалась на сцене, – мягко сказал Хью, – то, наверное, не согласилась бы выйти за меня замуж.

Кэролайн бросила быстрый взгляд на его профиль, необычно освещенный сверху уличными фонарями, а снизу – лампочками на приборной доске. В такой подсветке Хью казался мрачным и каким-то неприятным.

 

– Наверное, не согласилась бы.

Однако все было не так просто. Причин, по которым она собиралась выйти за Хью, было великое множество, и все они так тесно переплетались одна с другой, что распутать этот клубок было почти невозможно. Но самым важным, как ей казалось, было чувство благодарности. Хью вошел в ее жизнь, когда она худущей пятнадцатилетней девчонкой приехала вместе с Дайаной из Греции. И уже тогда, замкнутая, молчаливая и несчастная, наблюдая за тем, как Хью возится с багажом и паспортами, нянчится с усталым и хнычущим Джоди, она увидела и сразу оценила его добрые качества. Он был как раз тем надежным родственником мужского пола, в котором она всегда нуждалась и которого никогда не имела. Было так приятно ощущать, что о тебе кто-то заботится, снимает с тебя ответственность за принятие решений, и его покровительственное отношение к ней – не то чтобы отеческое, но как бы дядюшкино – оставалось неизменным все эти годы трудного взросления.

Еще один фактор, с которым надо было считаться, – сама Дайана. Похоже, она с самого начала решила, что Хью и Кэролайн когда-нибудь составят прекрасную пару. Ее явно привлекала простота и четкость этого плана. Осторожно, едва заметно – она была слишком умна, чтобы действовать напролом, – Дайана дергала за ниточки, и как-то само собой выходило, что они с Хью почти всегда были вместе. «На вокзал тебя может отвезти Хью». «Дорогая, постарайся к ужину быть дома, придет Хью, и я хочу, чтобы за столом нас было четное число».

Но даже такое постоянное давление оказалось бы тщетным, если бы не роман Кэролайн с Дреннаном Коулфилдом. После этого… после такого вихря страсти Кэролайн казалось, что весь мир перевернулся и ее жизнь уже никогда не будет прежней. Когда буря прошла и у нее вновь достало сил глядеть на мир без слез, она с удивлением увидела, что Хью никуда не делся, он был рядом. Все это время он терпеливо ждал ее. Но теперь он и сам хотел жениться на ней, и у нее не нашлось ни малейшего повода ему отказать.

– Ты сегодня молчала весь вечер, – сказал он.

– А мне показалось, что я болтала без умолку.

– Если тебя будет что-то тревожить, ты ведь мне расскажешь?

– Просто все происходит слишком быстро, а сделать надо еще очень много, а эта встреча с Ландстромами вызывает у меня такое чувство, будто Джоди уже забрали в Канаду и я никогда его больше не увижу.

Хью помолчал, полез за сигаретой, прикурил от специальной штуки в приборной доске и вставил ее обратно.

– Уверяю тебя, что это всего лишь предсвадебная депрессия, или как там ее называют в женских журналах.

– А отчего она бывает?

– Ну, наверное, слишком многое нужно продумать, слишком много писем написать, слишком много подарков распаковать. Примерять платья, выбирать занавески, а в дверь то и дело барабанят то рестораторы с предложениями, то торговцы цветами. Такое кого угодно может сорвать с катушек.

– Почему же ты позволил втянуть нас в этот грандиозный процесс?

– Потому что мы оба много значим для Дайаны, и если бы мы просто потихоньку зарегистрировались и потом провели пару дней в Брайтоне, то сделали бы ее бесконечно несчастной.

– Но мы люди, а не жертвенные ягнята.

Хью положил ладонь ей на руку:

– Ну не расстраивайся ты так. Вторник уже совсем скоро, а там все быстро кончится, и мы полетим на Багамы, и ты будешь с утра до вечера лежать на солнышке и есть одни только апельсины, и никому не надо будет писать письма. Как тебе такая перспектива?

– А мне бы хотелось, чтобы мы поехали на Афрос, – отозвалась она, прекрасно понимая, что это звучит как-то по-детски.

Хью начал терять терпение:

– Кэролайн, мы с тобой уже тысячу раз говорили об этом…

Она перестала его слушать, и мысли ее вновь устремились туда, где она родилась. Она представила себе оливковые рощи Афроса, древние деревья сплошь в цветущих маках по колено и лазурное море на заднем плане. И поля, покрытые благоухающими гиацинтами и бледно-розовыми цикламенами. И звенящие колокольчиками стада коз, и горный воздух, насыщенный запахом сосен, источающих тепло и сочащихся смолой.

– …Да и вообще, о чем мы говорим, когда все уже организовано?

– Но когда-нибудь мы все-таки съездим на Афрос, а, Хью?

– Ты меня совсем не слушала, пропустила мои слова мимо ушей.

– Могли бы снять там какой-нибудь домик.

– Нет.

– Или арендовать яхту.

– Нет.

– Ну почему ты не хочешь туда поехать?

– Потому что мне кажется, что было бы лучше, если бы ты помнила, как там было раньше, а не как сейчас, когда все испорчено застройщиками и высотными гостиницами.

– Откуда ты знаешь, ты же там не был?

– Догадываюсь.

– Но…

– Нет, – отрезал Хью.

Несколько секунд оба молчали.

– А я все равно хочу вернуться туда, – упрямо заявила Кэролайн.

2

Когда они вернулись домой, часы в вестибюле били два часа ночи. Под торжественный мелодичный перезвон Хью повернул в замке ключ Кэролайн и распахнул перед ней черную дверь. В вестибюле горел свет, но лестница тонула во мраке. В доме было очень тихо, званый ужин давно закончился, и все разошлись по своим спальням.

Кэролайн повернулась к Хью:

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дорогая.

Они поцеловались.

– Когда мы снова увидимся? Завтра вечером меня не будет в городе… Может, во вторник?

– Приходи к нам ужинать. Я предупрежу Дайану.

– Обязательно.

Хью улыбнулся и открыл дверь, собираясь выйти.

– Спасибо тебе за прекрасный вечер, – успела сказать Кэролайн, прежде чем он закрыл за собой дверь.

Щелкнул замок, и Кэролайн осталась одна. Она подождала, прислушиваясь к звуку его автомобиля.

Когда шум двигателя умолк вдали, Кэролайн повернулась и медленно, ступенька за ступенькой, пошла наверх, держась за перила. Поднявшись, она выключила свет в вестибюле и двинулась по коридору к своей спальне. Шторы в комнате были задернуты, постель разобрана, ночная рубашка лежала поверх стеганого одеяла в ногах кровати. Уронив сумочку, на ходу сбрасывая на ковер туфли, плащ и шарф, Кэролайн наконец добралась до кровати и рухнула на нее, не думая о том, что платье неизбежно помнется. Полежав немного, она медленно расстегнула маленькие пуговки, через голову стащила с себя платье и сняла остальную одежду; затем надела ночную рубашку, ощутив кожей ее прохладу и легкость. Босиком прошла в ванную комнату, кое-как сполоснула лицо, почистила зубы. Эти процедуры освежили ее. Усталость еще чувствовалась, но голова работала и мысли бегали живо, как белка в клетке.

Кэролайн вернулась к туалетному столику, взяла было щетку, потом решительно ее отложила, открыла нижний ящик столика и достала письма от Дреннана, целую пачку, перевязанную красной ленточкой, вместе с их совместной фотографией, на которой они на Трафальгарской площади кормят голубей; тут же были старые театральные программки, листочки ресторанных меню и все остальные бесценные листки бумаги, которые она собрала вместе и бережно хранила, потому что это был единственный ощутимый способ остановить, зафиксировать то время, которое они провели вместе.

«Ты ведь тогда заболела, – сказал вечером Хью, пытаясь как-то оправдать ее. – У тебя было воспаление легких».

Объяснение простое и понятное. Но никто из них, даже Дайана, не знал про Дреннана Коулфилда. И даже когда все было кончено и Дайана с Кэролайн вдвоем находились на Лазурном Берегу, куда Дайана отвезла ее на поправку, Кэролайн так и не рассказала ей, что случилось на самом деле, хотя порой ей очень этого хотелось, хотя бы для того, чтобы услышать в ответ привычные, старые как мир слова утешения. «Время – великий лекарь. Каждая девушка должна хотя бы один раз в жизни пережить несчастную любовь. Свет клином на нем не сошелся. Море большое, там всегда найдется рыбка и получше».

Через несколько месяцев его имя как-то раз всплыло в разговоре за завтраком. Дайана читала газету и, дойдя до страницы с театральной хроникой, подняла голову и посмотрела на сидящую напротив Кэролайн:

– Послушай, а не было ли у вас в труппе театра «Ланнбридж» некоего Дреннана Коулфилда?

Кэролайн очень аккуратно поставила на стол чашку с кофе:

– Да. А что?

– Тут написано, что он играет Кирби Эштона в фильме «Выхвати свой пистолет». Похоже, роль ему досталась лакомая, я читала книгу, там сплошной секс, насилие и толпы красавиц. И что, он был хорош? Я имею в виду, как актер?

– Да, пожалуй.

– Тут есть его фотография с женой. Он женился на Мишель Тайлер, ты это знала? Красавчик, выглядит потрясающе.

Она передала Кэролайн газету, и там был он, слегка похудевший и с волосами длиннее, чем помнила Кэролайн, но улыбка была все та же, и тот же свет в глазах, и сигарета между пальцами.

«Что ты делаешь сегодня вечером?» – спросил он, когда они только познакомились.

Кэролайн варила кофе в Зеленой комнате, вся перепачканная краской, потому что целый день провозилась с декорациями.

«Ничего», – ответила она.

«Ты знаешь, я тоже. Может, будем бездельничать вместе?»

И после этого вечера мир вдруг предстал перед ней во всей своей невероятной красоте. Каждый листочек на каждом дереве теперь казался чудом. Ребенок, играющий в мяч, старик, сидящий на скамейке в парке, – все вокруг было исполнено глубочайшего смысла, которого прежде она не видела. Скучный городишко преобразился, жители улыбались и выглядели счастливейшими созданиями на земле, солнце не переставало светить и казалось теплее и ярче, чем когда-либо раньше. И все это благодаря Дреннану. Вот что такое любить, сказал он и показал ей, как это должно быть.

Но скоро все кончилось и больше никогда не повторялось. И теперь, вспоминая Дреннана, продолжая любить его и понимая, что уже через неделю она выйдет замуж за Хью, Кэролайн расплакалась. Нет, она не рыдала вслух, не стонала, не всхлипывала, просто слезы текли из глаз не переставая и катились по щекам, а она не замечала их и не вытирала.

Наверное, она так и сидела бы до самого утра, глядя на свое отражение в зеркале, упиваясь жалостью к себе и не зная, что ей делать дальше, на что решиться, если бы ее не побеспокоил Джоди. Он потихоньку прокрался по коридору к ее двери, постучал и, не дождавшись ответа, открыл дверь и просунул голову в комнату.

– У тебя все в порядке? – спросил он.

Его неожиданное появление оказало на Кэролайн такое же действие, как холодный душ. Она сразу взяла себя в руки, тыльной стороной ладони вытерла слезы, схватила халат и накинула его поверх ночной рубашки:

– Да-да… конечно, все хорошо… а ты почему разгуливаешь по ночам?

– Просто проснулся. Услышал, как ты пришла. Потом услышал, как ты ходишь по комнате, и подумал, а вдруг тебе плохо.

Джоди закрыл за собой дверь и подошел к сестре. Он был в синей пижамке, босиком, а его рыжие волосы торчали сзади, как петушиный гребень.

– Почему ты плакала? – спросил он.

Отвечать: «Вовсе я и не плакала» – было бессмысленно.

– Да так, пустяки, – сказала Кэролайн, хотя это тоже прозвучало довольно бессмысленно.

– Зачем ты говоришь «пустяки»? О пустяках не плачут.

Джоди подошел к ней совсем близко, так что глаза их оказались на одном уровне.

– Может, ты голодная? – спросил он.

Кэролайн улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– А я голодный. Я бы спустился вниз, поискал чего-нибудь.

– Так иди.

Но Джоди не двинулся с места, его глаза блуждали по комнате, словно пытаясь отыскать то, что сделало его сестру такой несчастной. Наконец его взгляд упал на пачку писем, на фотографию. Джоди взял ее и стал разглядывать.

– Это же Дреннан Коулфилд, – сказал он. – Я видел его в фильме «Выхвати свой пистолет». Фильм категории «А», конечно, но я упросил Кэти пойти со мной. Он там играл Кирби Эштона. Классно сыграл, между прочим. – Он посмотрел на Кэролайн. – Ты что, знакома с ним?

– Да. Мы вместе играли в театре «Ланнбридж».

– Теперь он женатый.

– Я знаю.

– Поэтому ты плакала?

– Возможно.

– Ты что, его близко знала?

– Ох, Джоди, это было давно и быльем поросло.

– Тогда почему же ты плакала?

– Просто расчувствовалась.

– Но ведь ты… – Он остановился, не зная, стоит ли употреблять глагол «любить». – Ты же собираешься замуж за Хью.

– Знаю. Потому и расчувствовалась. Так иногда бывает: вспомнишь что-то такое, что уже давно в прошлом и больше никогда не вернется, да и всплакнешь. Но все уплыло, и плакать без толку.

Джоди пытливо всмотрелся в ее лицо. Потом положил фотографию на место:

– Слушай, я спущусь вниз, поищу там какой-нибудь пирожок и вернусь. Ты чего-нибудь хочешь?

– Нет. Только постарайся не шуметь, а то Дайану разбудишь.

 

Он вышел за дверь. Кэролайн положила письма и фотографию обратно в ящик и плотно его закрыла. Потом принялась собирать разбросанные вещи: повесила в шкаф платье, вставила распялки в туфли, сложила на стул остальное. К тому времени, как Джоди вернулся, неся свою закуску на подносе, Кэролайн уже успела причесаться и ждала его, сидя в кровати. Джоди поставил поднос на прикроватный столик и устроился рядышком.

– У меня есть одна идея, – заявил он.

– Хорошая?

– Думаю, да. Понимаешь, тебе кажется, что я вовсе не против ехать с Дайаной и Шоном в Канаду. Но я против. Мне совершенно не хочется туда ехать. Я готов на все, лишь бы не ехать.

Кэролайн уставилась на него:

– Но, Джоди, я думала, что ты хочешь с ними поехать. Ты был так увлечен этими планами.

– Да это я просто делал вид из вежливости.

– Господи, разве можно делать вид из вежливости, когда речь идет о таких вещах, как отъезд в Канаду?

– Можно. А вот сейчас я тебе говорю, что не хочу никуда ехать.

– Но в Канаде тебе будет хорошо, весело.

– Откуда ты знаешь? Ты там никогда не была. Да и школу свою я не хочу бросать, там у меня друзья, футбольная команда.

Кэролайн была совершенно обескуражена:

– Почему же ты раньше мне об этом не говорил? Почему говоришь только сейчас?

– Не говорил, потому что ты вечно была занята своими письмами, подставками для тостов, вуалями и прочей ерундой.

– Но для тебя я никогда не бываю слишком занята…

Джоди пропустил ее слова мимо ушей и продолжил:

– Я говорю тебе это сейчас, потому что если не скажу сейчас, то потом будет поздно. Уже не останется времени. Ну, хочешь послушать, какова моя идея?

Она вдруг встревожилась:

– Уж и не знаю. Что за идея?

– Я думаю, что должен остаться здесь, в Лондоне, и не ехать ни в какой Монреаль… Нет, остаться не с тобой и Хью, а с Энгусом.

– С Энгусом? – Это было почти смешно. – Твой Энгус сейчас где-нибудь у черта на куличках. В Кашмире, или в Непале, или еще где-то. Да если бы даже мы знали, как с ним связаться, – а мы этого не знаем, – он бы ни за что не вернулся в Лондон.

– Ни в каком он не в Кашмире и не в Непале, – сказал Джоди, откусив огромный кусок пирога. – Он в Шотландии.

Сестра уставилась на него: уж не ослышалась ли она, правильно ли поняла то, что он сказал с набитым ртом?

– В Шотландии?

Джоди кивнул.

– С чего ты взял, что он в Шотландии?

– Ни с чего не взял. Просто знаю, и все. Он прислал мне письмо. Я получил его недели три назад. Энгус работает в гостинице «Стрэткорри армз» в графстве Пертшир.

– Он написал тебе письмо? И ты мне ничего не сказал?

Джоди насупился:

– Я думал, так будет лучше.

– А где сейчас это письмо?

– У меня в комнате, – ответил он и откусил от пирога еще один здоровенный кусок.

– Ты мне его покажешь?

– Хорошо.

Джоди слез с кровати и тут же исчез, но вскоре снова появился.

– Держи, – сказал он, протягивая письмо Кэролайн, снова забрался на кровать и взял стакан молока.

Конверт был дешевый, коричневато-желтый, с адресом, напечатанным на машинке.

– Без имени, без обратного адреса, – заметила Кэролайн.

– Знаю. Я нашел его однажды днем, когда вернулся домой из школы, и сначала подумал, что мне хотят что-то продать. Похоже на такие письма, правда? Например, когда заказываешь какие-то вещи…

Кэролайн достала из конверта письмо, один листок почтовой бумаги, который явно много раз вынимали и перечитывали; казалось, еще немного, и он рассыплется в прах.

Гостиница «Стрэткорри армз»,

Стрэткорри,

графство Пертшир

Мой дорогой Джоди!

Такие письма, как это, обычно жгут, не читая, потому что оно совершенно секретное. Оно ни в коем случае не должно попасться на глаза Дайане, иначе моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

Два месяца назад я вернулся из Индии и вместе с одним парнем, с которым познакомился в Персии, случайно оказался здесь. Сейчас он уже уехал, а мне удалось устроиться на работу коридорным в гостинице; помимо прочего, я должен наполнять ведра углем и корзинки дровами. Гостиница полна стариков, приехавших сюда порыбачить. Когда они не рыбачат, то сидят неподвижно в креслах, словно полгода назад померли.

После того как наш корабль поставили в док, я пару дней провел в Лондоне. Я бы пришел навестить тебя и Кэролайн, но страшно боялся, что Дайана схватит меня, повесит мне на шею хомут (в виде крахмального воротничка), подкует меня (наденет туфли из черной кожи) и примется холить (подстрижет шевелюру). И потом ей нужно будет только подождать, когда я окончательно смирюсь, после чего меня взнуздают и я покорно стану возить ее на своей спине.

Передай К., что я ее люблю. Скажи ей, что я здоров и счастлив. Если у меня что-то изменится, я дам тебе знать.

Скучаю по вам обоим.

Энгус

– Джоди, почему ты мне раньше его не показал?

– Я подумал, а вдруг тебе придет в голову показать его Хью, а он все расскажет Дайане.

Кэролайн еще раз перечитала письмо:

– Он даже не знает, что я выхожу замуж.

– Скорее всего, не знает.

– Мы можем ему позвонить.

Но Джоди сразу воспротивился:

– У нас нет номера телефона. И к тому же кто-нибудь может подслушать. И вообще, звонить по телефону неудобно, ты не видишь лица другого человека, да и связь в любой момент может прерваться.

Кэролайн знала, что ее младший брат терпеть не может телефоны, даже побаивается их.

– Тогда давай напишем письмо.

– На письма он никогда не отвечает.

Это была чистая правда. Кэролайн забеспокоилась еще сильнее: Джоди явно что-то задумал, но вот что именно?

– Так что же делать?

Джоди глубоко вздохнул:

– Нам с тобой надо отправиться в Шотландию и отыскать его. Все объяснить. Рассказать, что у нас происходит. – Он помолчал и добавил, повысив голос, словно Кэролайн была слегка глуховата: – Сказать, что я не хочу ехать с Дайаной и Шоном в Канаду.

– Ты же знаешь, что он ответит. Скажет, что его, черт побери, это не касается.

– Не думаю, что он так скажет…

Кэролайн стало стыдно.

– Хорошо. Предположим, мы поедем в Шотландию и найдем там Энгуса. И что мы ему скажем?

– Что он должен приехать в Лондон и жить со мной, заботиться обо мне. Что он не может всю жизнь увиливать от обязательств, – это то, что всегда говорит Дайана. А я и есть его обязательство. Вот кто я такой – обязательство!

– Как он сможет о тебе заботиться?

– Ну, снимет небольшую квартирку, найдет работу…

– Кто, Энгус?

– Почему бы и нет? Другие же так делают. Он упирался все это время только потому, что не желал выполнять хотелки Дайаны.

Кэролайн не смогла сдержать улыбку:

– Ну что ж, тут ты, пожалуй, прав.

– Но ради нас он приедет. Он пишет, что скучает по нам. Что хочет быть с нами.

– А как мы доберемся до Шотландии? Дайана сразу обнаружит, что нас нет. Станет звонить по аэропортам, по вокзалам. И машину ее взять тоже нельзя, нас остановит первый же полицейский.

– Ясное дело, – сказал Джоди. – Но я все продумал. – Он допил молоко и придвинулся ближе к сестре. – У меня есть план.

До апреля оставалось лишь несколько дней, но погода стояла хмурая и ветреная, и к вечеру совсем стемнело. Да и днем было не слишком светло. С самого утра по небу ползли низкие свинцовые тучи, из которых то и дело брызгал холодный дождик. За городом тоже все казалось унылым и неприветливым. Холмы, насколько хватало глаз, были покрыты бурой, пожухлой травой. Снег, оставшийся после последнего снегопада, покрывал бо́льшую часть возвышенностей подобно кое-как размазанной сахарной глазури; снег лежал и в разбросанных то здесь, то там глубоких расщелинах и оврагах, куда не попадал луч солнца.

Неширокая долина между холмами, по которой петляло русло реки, насквозь продувалась северным ветром, прилетевшим, наверное, из самой Арктики, резким, безжалостным и холодным. Он свистел в голых ветвях деревьев, выдувал из канав опавшие осенью листья, заставляя их метаться по воздуху в безумной пляске, шумел в вершинах высоких сосен, будто далекий морской прибой.

Церковное кладбище располагалось на открытом месте, от ветра здесь негде было укрыться, и одетые во все черное люди, сбившись в тесную группу, горбились под его порывами. Накрахмаленный стихарь приходского священника хлопал и пузырился на ветру, словно неправильно установленный парус, и Оливер Кэрни, стоявший с непокрытой головой, уже почти не чувствовал ни щек своих, ни ушей и очень жалел о том, что не надел под плащ теплую подкладку.

Странное у него было состояние: сознание как бы пребывало в некоем помутнении и лишь временами становилось ясным, как прозрачный кристалл. Слова священника, проводившего обряд, вроде должны были быть совершенно понятны, но Оливер едва слышал их, и вместе с тем все его внимание было приковано к огромному букету нарциссов с ярко-желтыми лепестками, которые в этот мрачный день горели, как свеча в темной комнате. Почти все стоящие вокруг него, но за пределами его поля зрения люди, провожающие умершего в последний путь, были безлики, как тени, и только двое привлекли его внимание, будто фигуры на переднем плане картины. Одним из них был Купер, немолодой уже лавочник, надевший по случаю такого события свой лучший костюм из твида и черный трикотажный галстук. Другой – Дункан Фрейзер, сосед Кэрни, в грузной фигуре которого было нечто успокаивающее. Еще там была девушка, довольно странная, – на фоне их скромного сборища она выглядела несколько неуместно. Темноволосая, худенькая и загорелая, в меховой шапке, надвинутой на уши, в огромных темных очках, за которыми почти совсем скрывалось лицо. Довольно эффектно. Даже вызывающе. Кто такая? Подружка Чарльза? Это вряд ли…

2Шринагар – город в Индии, в окрестностях которого, по ряду легенд, расположена могила Иисуса Христа. Мавзолей Иисуса Христа доступен для посещения туристов.
Рейтинг@Mail.ru