Юлия Звягина
Дело прокурора
Глава 8
Анна потерянно смотрела на подругу сквозь мутное, испещренное мелкими царапинами стекло.
– Анюта, ты прости, это я во всем виновата. И зачем я тебя уговорила стать у него репетитором? – шмыгнула носом Люба.
– Перестань, Любаш, я сама принимала решение. И вообще, что теперь об этом говорить?
– Я так надеялась на Дарину Березину! Она лучшая, столько дел выиграла!
– Да, спасибо тебе за адвоката. Прости, возместить расходы вряд ли смогу. – Анна попыталась улыбнуться, но получилась жалкая гримаса.
– Ой, брось, – запричитала Люба, – какие расходы? Это же я во всем виновата. Жаль только, что она не справилась, а ведь мне ее рекомендовали.
– Она действительно неплохой адвокат и человек хороший, но так уж сложилось…
– Ой, это все прокурор! Дарина сказала, он просто зверь! Но она не собирается сдаваться, будет подавать апелляцию, так что ты не отчаивайся, ладно?
Та только кивнула.
– Люба, послушай, я попрошу тебя… Там мама одна, ты можешь найти кого-нибудь, чтобы присматривали за ней?
– Она знает про тебя?
– Нет, она думает, что я в командировке. Может, потом как-нибудь скажешь ей? Ой, не знаю, она этого не вынесет. Тяни, сколько сможешь.
Любаша закивала:
– Конечно, придумаю что-нибудь.
– Послушай, у меня в комоде во втором ящике сверху, под бельем лежит конверт. Найми, пожалуйста, ей сиделку. Там немного, но… Это все, что я успела заработать у… Самойлова, – Анну передернуло, она не могла произносить эту фамилию без содрогания.
– Хорошо, не беспокойся, все сделаю. – Люба вытерла слезы. – Я там тебе передачу принесла, но они не взяли, сказали, все должно быть в прозрачных пакетах, конфеты без фантиков, взяли только одежду.
– Спасибо, – Анна с болью посмотрела на подругу, которая без конца вытирала слезы. А вот сама она не могла проронить ни слезинки. Все еще находилась в ступоре.
– Свидание окончено! – оповестил надзиратель.
Анна тут же встала.
– Ты не плачь, Любаш, и не вини себя. Так сложились обстоятельства. Ты главное верь, это не я. Я не виновата.
– Я верю! Верю, Анюта! Мы будем бороться!
***
В понедельник Алексей мчался на работу, презрев все дорожные знаки и светофоры, ему не терпелось приступить к расследованию. Да-да, он собирался заново провести расследование по делу «Репетитора». Собственно, это его работа: есть сомнения, значит, надо копать, проверять и перепроверять. Главное надо срочно найти серьезное основание для возобновления следствия.
Едва перешагнув порог кабинета, куда он пришел сегодня даже раньше, чем Лиля, он сел за стол, чтобы написать запрос в архив и тут с удивлением обнаружил прямо перед собой дело Загородней. Он даже присвистнул. Умница Лиля! И что он на нее набросился? Вот, обошлась как-то без официального запроса.
Забыв снять плащ, он тут же раскрыл папку. Ага, вот анкета на погибшего.
Как же так?! Почему он не обратил внимания на фамилию отца? Керкис – такая фамилия у погибшего, и в суде была его мать. Да, припомнил Алексей, он видел женщину в черном, которая периодически плакала и прятала лицо на груди у мужчины, который сидел рядом и обнимал несчастную, но это был не Самойлов. Адамов опустил глаза и прочитал. Ну точно, Наталья Керкис. Почему она Керкис? Он всегда думал, что она Самойлова. Неужели начала подводить память? Да ну, не может быть! Это его главная фишка. Просто он вообще не знал об этом факте и думал о чем-то другом. О чем? Да о своем деле. И почему он совершенно не интересовался его семьей? Вот так вот, погрузился с головой, копал вглубь и пропустил то, что было на поверхности. Хотя если бы не пропустил, что с того? Все равно все факты против обвиняемой…
Что же он еще упустил? Адамов снова открыл дело и тщательно, листок за листком прочитал все документы.
В кабинет заглянула Лиля.
– Вы уже здесь, Алексей Сергеевич? Доброе утро, – разулыбалась она.
Он даже не поднял головы.
– Лилиан Петровна, сделайте, пожалуйста, кофе. Двойной, – ответствовал начальник, опустив приветствие, ибо некогда!
Та надула губки. Мог бы и похвалить! Она в пятницу почти час уговаривала Руднева вернуть дело без запроса. Пришлось пообещать сходить с ним на свидание. Но начальство не оценило, впрочем, как и всегда.
– Лиля, как только появится Пашков, сразу направьте его ко мне.
– Хорошо, – обиженно ответила та и, поставив чашку на стол, скрылась за дверью.
Пашков появился только после обеда.
– Привет! – В двери показалась круглая русоволосая голова.
– А, Ростислав, заходи.
– Что такой серьезный? Что-то случилось? – деловито спросил помощник в тон начальству.
Адамову показалось, что помощник выглядит виноватым.
– Ты знал, – догадался он.
– О чем? – сделал невинные глаза тот, усаживаясь в кресло по другую сторону стола.
Адамов молча кивнул на дело.
– Слав, мы знаем друг друга сто лет.
– О чем ты? Не пойму.
– Прекрати. Ты знал, что Самойлов – отец погибшего?
– Ну, знал, конечно! Ты же мне дело поручил. Я отработал.
– Отработал?! – взвился Адамов. – Посмотри! Вот здесь! Что написано?
Пашков нехотя поднялся и, перегнувшись через стол, прочитал:
– Так… «Заключение: Отпечатки на орудии убийства нечеткие, смазанные. Кровь на одежде подозреваемой принадлежит убитому».
– Угу. А вот здесь?
– М-м-м, «…по данным видеокамеры подозреваемая вошла в дом в 16.55…»
– Так. А теперь глянь сюда.
– Заключение: «Смерть наступила около семнадцати часов». Ну и что? Что ты хочешь этим сказать, Лёш? Не пойму.
– А то, что все шито белыми нитками. Да так все гладко! Тютелька в тютельку. Смерть наступила не с шестнадцати до семнадцати, а прям точно в срок! Неужели ты не видишь? И почему ты, черт возьми, сразу этого не заметил?! А сходу поверил в виновность этой… Загородней А.В. – прочитал Адамов фамилию на анкете и приблизил лицо к фотографии. Снова этот взгляд! Он бросил листок на стол. – А? Почему? Я тебя спрашиваю!
– То есть ты хочешь сказать, что она не виновна?
– А это еще что? – Адамов нахмурившись прочитал: – «Оружие принадлежит отцу убитого…». Слава, пистолет, из которого стреляла Загородняя, принадлежит Самойлову? Откуда репетиторша взяла его? Украла? Когда? При каких обстоятельствах?
– Да нет, вроде, убитый украл его у отца и…
– Вроде??? – Адамов даже привстал от негодования. – Слава, ей предъявили предумышленное! Это значит тетка готовилась заранее! Получается, Керкис сам пистолетик приготовил и в руку ей вложил?
– Нет, пистолет, походу, парень у отца спер и в своей комнате хранил. А она, видать, узнала.
– Походу?! Видать?! – рассвирепел Адамов.
– Ну так что в деле-то написано на этот счет?
Алексей испепеляющим взглядом посмотрел на помощника.
– Отработал, говоришь?.. Ты дело-то вообще в глаза видел? Ладно, – снова уставился он в документы, – а где ее показания? А, вот… «Когда я вошла, он обернулся…» Понимаешь? Обвиняемая призналась, что он был жив, когда она вошла. А разве убийцы так делают? Нет! Они говорят, что убитый до их прихода был уже раз сто пристрелен и давным-давно валялся мертвым!
– Согласен, не сходится, – очень быстро согласился помощник и моргнул виновато. – Надо передавать на доследование.
– На доследование?! Раньше надо было думать. Все, приговор вынесен! – запыхтел Адамов.
– Слушай, а что ты тогда от меня хочешь? И что я, по-твоему, должен был делать? Свалил все на меня, – обиженно поджал губы Пашков. – А Левашов долбил каждый день! Давай-давай, давай-давай!
– Отлично! А что теперь мне делать?!
– Ты прокурор, ты имеешь право отменить постановление суда.
– Ты же знаешь, Левашов добро не даст без серьезных на то оснований. Дело громкое, резонансное.
– Вот именно… Ну, надо убедить его как-то. Нарыть основания.
– Верно. Вот и займись. Твой косяк, ты и убеди Левашова.
– Ой, нет-нет, это без меня.
– Что??? – вскинул брови прокурор.
– Лёш, у меня там мать целыми днями рыдала… – жалостливо пророптал Пашков, обеими руками показывая себе за спину. – Это был ужас! Еле вытерпел.
Адамов насупился:
– Ладно, иди. Сам займусь…
– А знаешь, что, давай-ка расслабимся, – примирительно улыбнулся Ростислав. – У меня тоже нервы просто ни к черту!
– Что значит «тоже»???
Пашков хохотнул и подмигнув метнулся к себе, тут же вернулся, держа в руках два бокала и бутылку коньяка.
– Слав, ты чего? День в самом разгаре, – уставился на помощника прокурор.
– Тебе сегодня надо в суд?
– Нет.
– Тогда можно.
Минут через тридцать они сидели за журнальным столиком у окна и мирно беседовали.
– Мать, конечно, не в себе. Плачет все время, – делился наболевшим Ростислав. – Дом этот еще дед ее строил. А мы с отцом, когда был жив, не раз его ремонтировали.
Адамов кивнул, думая о своем.
– А я с Надеждой расстался.
– Что? – Пашков даже протрезвел.
– То есть, хочу расстаться. Да только не знаю, как ей сказать.
– Как? Да так и скажи. Не люблю.
– Да как-то невежливо, – пожал плечами Алексей.
Пашков расхохотался.
– Невежливо? А по-моему, как раз в твоем духе: четко и по существу.
– Да как-то не привык я женщин обижать, – сказал прокурор и немного смутился, кажется, он здорово обидел одну женщину, да что там, разрушил ее жизнь, обвинив в том, чего она не совершала. Из-за этого он здорово терзался, но не потому, что жаль репетиторшу, просто испытывал стыд за свой непрофессионализм. Впервые так облажался.
– Да ладно! А Березина? – напомнил Ростислав и хохотнул.
– Нажаловалась? – поджал губы Адамов, про нее-то он не подумал.
– Ой, так плакалась, так плакалась! – продолжал балагурить Пашков. – Говорит, ты всю ее карьеру под откос пустил.
– А нечего было браться за такое дело! – вскипел прокурор. – Хотя теперь и не знаю…
Ростислав задумчиво посмотрел на друга:
– Ты правда думаешь, что не Загородняя убила?
– Уверен.
– Тогда кто? Уж больно все гладко, все улики против нее… – Пашков вдруг прищурился и посмотрел на Алексея. – Слушай-ка, а не ты ли случайно хлопнул парнишку?
Адамов округлил глаза, по привычке подняв брови вверх, отчего морщины на лбу стали еще глубже и заметнее.
– Ты совсем уже?
– Да-да! А зачем ты поспешно уехал? А? Алиби хотел себе обеспечить? – пьяно усмехнулся Пашков и погрозил пальцем: – Ты ненавидел Самойлова, думаешь, я забыл, как ты о нем все время отзывался? А я все помню, ты винишь его в том, что произошло…
– Слушай, заткнись, а?! – сходу разъярился Адамов. – Ты все знаешь. И помнишь, что он сделал с моей жизнью. Но также ты знаешь меня. Много лет. Так неужели я дал повод…
– Дал, и не раз, – перебил Пашков. – Ты ведь ненавидишь его до сих пор. Хоть и ни разу не упоминал об этом. А я тебя насквозь вижу, не зря же мы вместе пуд соли съели.
– Вот именно, Слава… А Самойлов у меня получит сполна.
– Что, за внучку теперь возьмешься? – неудачно пошутил Ростислав.
Алексей сжал кулаки и кинулся на старого друга.
– Да как ты смеешь! Да я никогда! Ребенка!
– Ладно, ладно, – отмахнулся тот. – Но сынка его великовозрастного ты вполне мог… Слушай, а может, у тебя крыша поехала на почве мести?
– Я знаю, ты это несерьезно, – хмыкнул Адамов и поделился догадками: – Скорее, его убил родной отец.
– Самойлов??? Да ну… Ты просто хочешь так думать.
Адамов задумчиво покачал головой.
– А почему нет? Вполне возможно. Ты же знаешь по опыту, еще и не такое бывает. А я знаю, что отец и сын не ладили. Надо только доказать. Я ведь и правда давно ждал. Знал, что рано или поздно что-то такое произойдет. И я разберусь! – Адамов невольно сжал кулаки. – Так что, давай-ка, уймись, следопыт недоделанный. Лучше помоги мне. Поможешь?
Тот неуверенно кивнул.
– Если буду чем-то полезен, обращайся. Но обещай, что не влезешь в криминал и меня не втянешь. Слушай, – вдруг насторожился он, – а не хочешь ли ты, случайно, улики подтасовать? Тогда я «пас»!
Адамов глянул исподлобья, хотел сказать что-нибудь обидное, но вдруг замолчал. Ростиславу есть что терять – у него семья.
– Ладно, посмотрим, может, обойдусь без тебя. А ты займись текущими делами, чтобы я не отвлекался. Договорились?
Пашков с облегчением кивнул и, прихватив пустую бутылку с бокалами, вышел.
А Адамов откинулся в кресле и тихо, зло рассмеялся.
– Ну что ж, теперь-то я тебя достану. Ты не уйдешь от меня. Только надо все продумать…
Хмель будоражил и слегка туманил мозг, но мыслил прокурор здраво. Так. С чего начать? Конечно, ему нужна Загородняя, скорее всего она и правда непричастна, но должна что-то знать, она могла что-то увидеть или услышать на месте преступления, только никто ей не дал и слова сказать, да и вряд ли кто-то спрашивал. А это значит… Значит, надо срочно вытаскивать ее из тюрьмы, ну или для начала хотя бы побеседовать. Хмельной туман постепенно уходил, и мозг уже разрабатывал план действий.
Из раздумий Алексея вырвала трель телефона.
– Да… – коротко бросил он в трубку, – понял, буду… – Адамов глянул на часы, прикинув, сколько надо времени, чтобы выпить крепкого кофе, умыться и добраться до IT-отдела, – через двадцать семь минут.
Надо было добавить «спасибо», Зарецкий все-таки добыл ему информацию, которую Алексей так ждал. Но ничего, перебьется. В конце концов Зарецкий ему должен. Собственно, для этого он его и вытащил, чтобы держать на тонком поводке.
Глава 9
На следующий день, едва переступив порог приемной, прокурор чертыхнулся.
– Опять ты? – Адамов хмуро посмотрел на сидящую в приемной Березину. – Что на этот раз? Я очень занят.
Ответа ждать он не стал и прошел прямиком к себе в кабинет.
Но Березина не собиралась отступать и подскочив метнулась следом.
– Мне надо поговорить с вами, Алексей Сергеевич.
– Опять? – Он резко обернулся и, сделав свирепое лицо, спросил: – Скажите-ка, Дарина Евгеньевна, почему из всех знакомых мне адвокатов чаще всего я вижу вас? Уж не влюбились ли вы в меня?
Дарина на секунду потеряла дар речи, потом хотела ответить что-нибудь едкое, но решила не отступать от задуманного.
– Она не виновна. – Увидев недоуменный взгляд прокурора, пояснила: – Загородняя не виновна.
– Что? Ты серьезно??? – сходу рассердился Адамов. – А! Это тебе Пашков сказал? Или Лиля? Ну, все!
– Да успокойтесь, пожалуйста. Я пришла не как должностное лицо. И никто мне ничего не говорил. Просто я была у Загородней в СИЗО, через несколько дней ее отправляют по этапу.
– И что тебя туда понесло?
– А то! Я долго думала… Меня мучает совесть …
– Да что ты! – сыронизировал прокурор.
Дарина не обратила внимания на сарказм и, поджав губы, продолжила:
– … будто я сделала не все или сдалась.
– Да брось! – отмахнулся Адамов.
– Выслушайте! Просто выслушайте.
– Ну, – сдался наконец прокурор и замолчал.
– Она не в себе, даже не плачет, просто, как статуя. Я попыталась вывести ее из этого состояния, разговорить, но безуспешно. Тогда я поехала в следственный отдел. Еще раз переговорила с экспертами и баллистиками, которые давали заключения.
– Зачем? – искренне удивился Адамов. – Суд вынес решение. Все, точка. И вообще, кто тебя туда пустил?!
Но Дарина не собиралась выдавать свои профессиональные секреты.
– Они тоже очень сомневаются, что Загородняя убийца, – продолжила она свою речь.
– И в чем сомнения? – насупился прокурор.
– Ну, улики, конечно, присутствуют, но сомнений больше. К примеру, они говорят, что так запросто воспользоваться старинным оружием невозможно, тем более женщине.
– Ну, это домыслы и инсинуации!
– Хорошо, а почему следов пороха на руках нет?
– А то ты не знаешь, как это возможно! – Алексей нервно провел пальцами по тугому воротнику, пытаясь ослабить его. – Перчатки надела, потом выбросила. Наконец, шейный платок на руку намотала, потом на шею опять повязала, никто и не подумал проверить, кстати!
– Да погодите вы, не кипятитесь. Вы только на секунду допустите, что она говорит правду, и просто оказалась не в то время, не в том месте. Очень кстати для настоящего убийцы, согласитесь? И потом, вы правда верите, что скромная, интеллигентная женщина могла такое продумать и исполнить?
– Почему нет? Ты, к примеру, знаешь, как ее называли в гимназии? Железный педагог.
– И что? Точно вам говорю, она не виновна. Вы совершили большую ошибку. Ну хоть раз признайте свое поражение и мне поверьте! Ведь это человеческая судьба!
Адамов вскочил и подошел к окну, не мог он на нее смотреть, потому что сам уже понял, не виновна репетиторша. Кто-то подставил, или, действительно, роковое стечение обстоятельств. И нисколько ему не было жаль ее, но вот кто на самом деле убил, в этом была интрига. А вдруг это и правда поможет ему разделаться с Самойловым?
– Алексей, она не виновата, – почти шепотом повторила Дарина, впервые назвав его просто по имени.
– Ну и что ты от меня хочешь? И вообще! Когда ты уже отстанешь от меня?! – вышел он из себя.
– Я вижу, вы тоже сомневаетесь… И потом, дело явно недоработано!
– Что? – с негодованием спросил Адамов обернувшись.
– Да. Вы, к примеру, знаете, что моя подзащитная держала в руках кинжал, когда приехала полиция?
– Что? – снова спросил прокурор, теперь с изумлением.
– Это Загородняя мне сказала, еще до суда. Я вчера пыталась выяснить подробности, но она не в состоянии что-либо объяснить, да и не хочет уже ничего. Отчаялась. И в правосудие совсем не верит.
Прокурор сердито махнул на адвокатессу рукой:
– А вот это брось, Дарина! На подначку меня не возьмешь!
– Да я помочь ей хочу!
– Как? – Он с искренним удивлением уставился на нее.
– Подам апелляцию. Но только хочу заручиться вашей поддержкой. Если бы мы вместе…
– Хорошо, – шумно выдохнул он. – Подавай. А я со своей стороны попробую посодействовать.
– Что? – опешила Дарина и уставилась на прокурора.
– Что? – задал он встречный вопрос. – Опять что-то не нравится?
– Я просто не думала, что вы так быстро согласитесь. Думала… придется на коленях перед вами ползать…
– Угу, давай вот без пафоса только, – засопел тот и нахмурился. – Действуй, а я со своей стороны инициирую возврат дела на доследование.
– Спасибо!!!
Дарина не сдержалась, подлетела к Адамову и чмокнула в колючую щеку.
Он стушевался и сердито махнул рукой:
– Идите уже, Дарина Евгеньевна, дайте поработать!
Не привык он к таким эмоциям.
***
Анна сидела на жестком топчане и, обхватив колени руками, бездумно смотрела в стену.
– Ничего, люди везде живут. И в тюрьме совсем даже неплохо, – делилась опытом соседка по камере. – Иди, чайку заварила. Не чифир, конечно, но тоже сойдет. Зато со сладким. Сеструха принесла, иди, угощаю. Тебя-то, видать, некому сладеньким побаловать.
Анна брезгливо глянула на стол и мотнула головой.
– Ну и дура, – приласкала соседка, – там конфет не будет и печенья тоже. Только если заработаешь. – Она захохотала, обнажив все двадцать два желтых зуба, чудом сохранившиеся после двух отсидок. – А заработаешь ты вряд ли. Потому как неказиста и не очень уже молода. А тамошние надзиратели сама понимаешь, любят помоложе да покрасивше.
Анна хмыкнула и снова промолчала.
– А будешь характер показывать, – не унималась добрая сокамерница, – так вообще будешь туалеты драить, да трусы бабам стирать. Да, еще в синяках ходить будешь, и пикнуть не посмеешь, потому что тогда вообще жизни не дадут.
Анна глянула зверем и отвернулась. Она не могла даже во сне представить себе такие ужасы. Как же она так влипла? Это все прокурор этот, Адамов, такой злющий, словно Тифон. По лицу видно, ненавидит всех, и никого не жалеет. Зверь, а не человек. Не поверил в ее невиновность или не захотел поверить. Хотя, что ему до нее? Виновна, не виновна, улики есть, значит, будет сидеть. Маму жалко, как она без нее? Соцработники, которых Анна попросила найти подругу Любу, вряд ли будут смотреть за мамой должным образом. А впрочем, маме общение с новыми людьми пойдет на пользу. Ничего, привыкнет, да и выбора у нее нет. И вряд ли они когда-нибудь увидятся. Ане дали пятнадцать лет. Она уткнулась в колени и вдруг зарыдала. Впервые за все это время.
– Ой, ты посмотри на нее, разнюнилась. Напугала я тебя? Да не бойся, все там живут, а некоторые даже выживают, – «успокоила» соседка. – Вон я, третий раз иду, и ничего, не рыдаю.
Залязгали замки, дверь со скрежетом распахнулась, и на пороге показался охранник.
– Сенцова, с вещами на выход.
– Ой, родимый! А чего? А куда? Я ж только вчера заселилась.
– Разговорчики! Давай быстро.
Та мгновенно подхватилась, сгребла вещички в старую потрепанную сумку, угощения со стола туда же смахнула и посеменила следом за охраной. Анна вздохнула с облегчением, соседка была ей неприятна.
Но радовалась она недолго, примерно через час дверь снова открылась, и в камеру вошла щуплая, не очень молодая женщина с бегающими черными глазами и нервным лицом. Она почему-то напомнила Анне Никиту Керкиса. Тот тоже был такой же дерганый. Бедный мальчик, каким бы он ни был, жаль его. Но кто же убил парня? И за что? Наверное, из-за наркотиков. Он сам употреблял и, возможно, продавал, так ведь часто бывает с наркоманами. Точно, наркоманка, тут же догадалась Анна и с подозрением покосилась на новую соседку.
К счастью, та в душу лезть не стала, улеглась на соседнюю шконку и, отвернувшись к стене, мгновенно уснула. А Анна долго сидела, пока малюсенькое окошко под потолком не потускнело, а затем и совсем почернело. Точно также померкла и ее жизнь, Анна вытерла слезы и, накрывшись жестким казенным одеялом, уткнулась в стену. Как Сенцова сказала? И там люди живут? Может, и правда? Только разве можно это назвать жизнью?
Она вспомнила, как пришла на урок в тот злополучный день. Когда Анна вошла в комнату Никиты, тот стоял, склонившись над столом, спиной к ней. Она подумала, что он что-то пишет или раскладывает учебники, а еще заметила, что он будто дрожит всем телом. Тогда она подумала, что он под дозой. Только этого не хватало, рассердилась Анна! Хотела даже развернуться и уйти, но, когда он повернулся, она невольно вскрикнула. Никита смотрел стеклянными глазами куда-то мимо нее и что-то говорил. Что же он говорил?..
Она долго не могла понять, почему ее обвинили в том, что она в него стреляла. Ведь там был только нож. Да-да, она отчетливо помнила, что в руках он сжимал красивый старинный клинок с длинным лезвием, а на груди зияла кровавая рана. Первой и самой очевидной мыслью было, что он сам ударил себя ножом в грудь. Никита начал заваливаться прямо на нее, и она подхватила его, автоматически выхватив из руки нож. Боже! Это был кошмар!
А дальше все происходило как во сне. Видимо, услышав ее крики, в комнату вбежала горничная, а следом мать Никиты, Наталья Керкис. Обе завизжали и бросились к ним. А еще через мгновенье, как показалось Анне, в дом приехал наряд полиции.
– Где пистолет? Куда вы его дели?
– Какой пистолет? – Анна безумными глазами смотрела на мужчину. Она никак не могла понять, при чем здесь пистолет.
– Пистолет, из которого вы убили Никиту Керкиса.
До нее никак не доходило, почему ее обвиняют? Ведь она пыталась помочь. Анна обернулась и посмотрела на белую простыню, которой укрыли тело. Сквозь тонкую белую ткань тут же проступило кровавое пятно. Ее передернуло.
– Убила? Я? Пистолет?
Оперативник огляделся, прошелся по комнате, вдруг наклонился и, на мгновенье исчезнув под столом, выпрямился.
– А вот и орудие убийства. – Мужчина улыбаясь протянул руку. На указательным пальце, поддетый за курок, покачивался старинный длинноствольный пистолет.
Анна уставилась на оружие.
– Это не я… Не я… – потрясенно шептала она.
Но как же так? Анна поднялась и, сев на топчане, уставилась в темноту. Она была уверена, что Никита ударил себя кинжалом. Она думала, что ее будут обвинять именно в этом, ведь у нее в руках был этот несчастный нож. А куда он потом делся? Ведь, когда приехала полиция, она все еще сжимала его в руках. Или нет? Боже, она ничего не помнит!
А что же он ей бормотал? Что-то про телефон. Но позвонить она так и не успела. Может, его успели бы спасти?
Анна схватилась за голову и тихонько завыла.
– Я не убивала. Это не я… не я…
– А ну заткнись! Дай поспать! – рявкнула разбуженная сокамерница.
Анна легла и затихла…
Накопившаяся за несколько дней усталость резко навалилась, и едва она закрыла глаза, будто провалилась в бездну. Ей снилось, что она тонет, все глубже погружаясь в воду, дышать уже нечем, и сердце вот-вот остановится. Анна проснулась, пытаясь сделать глубокий вдох, и увидела над собой лицо соседки по камере…
Тут же она поняла, почему не может вздохнуть – тетка, мертвой хваткой вцепившись в горло, душила ее. Сознание почти угасло, но она все еще сопротивлялась, пытаясь освободиться, вынырнуть из глубины. Дрожащие от напряжения пальцы все сильнее сжимали горло, и Анне уже казалось, что перед ней сама смерть: страшная, костлявая, с провалившимися глазницами. Из последних сил она сделала попытку оттолкнуть убийцу, но в глазах потемнело, и шансов на спасение не осталось…
