Посвящается Лоретте Скотт Кру, благодаря которой сидеть вокруг костра стало в миллион раз лучше. Спасибо за сморы.
Рон Бейтс
Посвящается Дутцену, Хансу и Хьюго.
Пусть ваши жизни будут полны чудесных историй.
Папа и мама
Ron Bates
CUPHEAD IN A MOUNTAIN OF TROUBLE
© 2020 StudioMDHR Entertainment Inc. All Rights Reserved. Cuphead™ and StudioMDHR™ are trademarks and/or registered trademarks of StudioMDHR Entertainment Inc. throughout the world.
Art & Story Direction by Studio MDHR. Cover design by Ching N. Chan & Studio MDHR. Cover illustration by Studio MDHR’s Lance Miller.
Little, Brown and Company is a division of Hachette Book Group, Inc. The Little, Brown name and logo are trademarks of Hachette Book Group, Inc.
© Захаров А.В., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Открыв глаза, Чашек увидел медведя. Как медведь пробрался в домик, оставалось только гадать, но это сейчас не имело значения. Важнее, что вот он стоит огромный, как сама жизнь, нависает над гамаком, в котором забылся блаженным сном Чашек. Медведь был большим – как и положено медведям, которые пробираются в домики, – и вы знаете, что сделал Чашек? Ну, он сделал ровно то же, что и любой на его месте, проснувшись и увидев перед собой зубы размером с клавиши пианино.
Он зевнул.
Это, конечно, само по себе не необычно; очень многие зевают, проснувшись с утра. Это очень приятный способ начать день. Что же касается медведя, он улыбнулся, поправил галстук-бабочку (о, да, кстати, на медведе был галстук-бабочка) и взял в лапы большой сочный ананас. Он потряс фрукт возле правого уха, потом возле левого, немного сдавил, чтобы соскочила верхушка, и аккуратно вставил в него трубочку с маленьким зонтиком.
Медведь протянул прохладительный напиток Чашеку, и тот сделал долгий, смакующий глоток.
– Открыть вам дверь, сэр? – спросил медведь.
– Не беспокойтесь, я пойду короткой дорогой, – сказал Чашек и выпрыгнул из окна.
Единственной проблемой здесь было, что именно это окно располагалось на третьем этаже (да, домик был очень большой), и казалось, что Чашек упадёт и ужасно расшибётся. Но так уж вышло, что прямо под ним весьма важного вида барсук толкал к своей норе только что купленную кровать на ножках. Так что после бодрящего полёта Чашек совершил самую мягкую за долгое время посадку, отскочил от матраса, словно от трамплина, и приземлился прямо на ноги.
На улице стоял замечательный день, так что он пошёл погулять, и где бы ни проходил, везде видел что-нибудь весёлое. Лошади кидали подковы, подковы кидали лошадей, муравьи устроили пикник, жвачные деревья выдували пузыри всех форм и размеров. Крабы шкрябались, хлеб батонился, краны бросались наутёк, коробки робко прятались, кроссовки бежали кросс, шмели исполняли «Полёт шмеля», а целая толпа лягушек-быков играла в нечто под названием «квакет» (правила там такие же, как в крокете, а вот шума намного больше).
Впереди Чашек увидел своего брата Кружека, который давал курам уроки полётов. Одну за другой он загружал их в гигантскую пращу и запускал в стратосферу, и они, словно бомбардировщики, сбрасывали яйца на заранее заданные цели. А мисс Чаша, которая была отличной лучницей, разбивала стрелами яйца на лету, ловила желтки на сковородку и готовила завтрак. Когда мимо прошёл Чашек, она положила яичницу прямо ему на тарелку, и он поел, даже не останавливаясь.
Наконец он дошёл до большого вяза, прямо на стволе которого крепилась кнопка с надписью «Вверх». Чашек никогда не мог пройти мимо хорошей кнопки, так что тут же нажал её, и вскоре перед ним открылись две двери, как в лифте. Он вошёл внутрь. Через мгновение он поднялся на самую верхушку дерева, прошёл по длинной, пружинистой ветке и подпрыгнул – не один, не два, а целых три раза, потом идеально, рыбкой, спрыгнул в озеро (да, точно, прямо у дерева было озеро) и погрузился в прохладную, чистую воду. Вынырнув, он оказался на водных лыжах, и его потянул за собой катер, которым управляли два дружелюбных бобра. Быстро сделав круг по озеру, он одним прыжком выскочил на берег, нацепил солнечные очки и плюхнулся в шезлонг под большой, яркой неоновой вывеской:
ЛАГЕРЬ ВОППЛЕР-КРИК
ОТЛИЧНОЕ МЕСТО, ЧТОБЫ СИДЕТЬ И НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ
(ШАТАТЬСЯ БЕЗ ДЕЛА ЗАПРЕЩАЕТСЯ)
Чашек лежал, попивая ананасовый сок и расслабляясь под приятным ветерком, и тут самая прекрасная певчая птица из всех, что он видел, открыла чудесный клюв, и…
– Чашек! ЧАШЕК!
Ой. Что-то это не похоже на певчую птицу. Больше напоминало голос профессора Люсьена – потому что, собственно, им и являлось. Лагерь Вопплер-Крик и все его замечательные развлечения исчезли, и Чашек оказался за совершенно обычной партой, окружённый такими же совершенно обычными одноклассниками.
Профессор Люсьен, стоявший у доски, был явно чем-то раздражён.
– Чашек, – строго сказал он, – если ты не слишком занят грёзами наяву, может быть, всё же выйдешь к доске и покажешь нам решение задачи?
Задачки? По математике? В последний учебный день? Нет, профессор же шутит? Чашек не мог и не хотел ничего решать. Он уже выбросил из головы всё, что хоть отдалённо относилось к учёбе. Весь вчерашний вечер он провёл, избавляя мозги от истории, арифметики и прочих ненужных вещей вроде местоположения его шкафчика в раздевалке на физкультуре. Поймите, на самом деле он и сам был этому не очень рад, но нужно ведь освободить место для куда более важных вещей – например, лагерных прозвищ. В конце концов, нельзя же приехать в такое крутое место, как лагерь Вопплер-Крик, не вооружившись классными прозвищами, которыми можно кидаться направо и налево? Он уже составил целый список: Ходулька, Кудряшка, Шейка-Карандашка, Вумная Вутка, Коротышка, Лунный Лучик, Книжный Червь и Лимонадик. Ему не терпелось найти в лагере кого-нибудь, кому подойдут эти клички. Так что в данный момент любой вопрос, который никак не связан с прозвищами, казался ему всего лишь пустой тратой времени.
Он удивился, что профессор Люсьен, один из самых умных жителей Чернильных островов, не понимает такой простой вещи. Но, с другой стороны, никто не идеален.
– Ты слышал меня, Чашек? – спросил профессор.
– М-м, да, слышал, – ответил Чашек. – Я просто, ну, шнурки завязываю.
Профессор Люсьен потёр ладонями свою лампочку.
– У тебя нет шнурков, Чашек.
Да, верно подмечено. Чашек посмотрел на свои ноги.
– Ой, – наконец ответил он. – Наверное, именно поэтому я их завязываю так долго.
Выбора у него больше не осталось, так что он кое-как выбрался из-за парты и медленной, мучительной поступью направился к доске. По пути он изо всех сил старался не думать о лагере Вопплер-Крик, потому что тогда решать математику будет в тысячу раз сложнее, но…
– Пс-с-с-с-ст, Чашек, – шепнула Чаша. – Помнишь секретное вопплер-крикское рукопожатие?
Чашек вздохнул. Чаша была его самой лучшей подругой во всём мире, но у неё была очень неприятная привычка – втягивать его в неприятности. Хотя бы вот сейчас. Она отлично знала секретное вопплер-крикское рукопожатие: два раза встряхнуть руку, крикнуть как олень, потом ударить друг друга по голове резиновым молотком. Господи, да они десять раз это уже пробовали! Но, как и все остальные в классе, она просто лопалась от нетерпения перед поездкой в лагерь и хотела убедиться, что всё пройдёт хорошо. Конечно же, Чашек бы с радостью ей помог, но хуже времени она выбрать просто не могла. Профессор Люсьен же ждёт! Так что когда Чаша протянула руку, Чашек проигнорировал её, ненадолго выбросил лагерь из головы и попытался вспомнить, как же выглядит знак «плюс».
Вот он уже и у доски.
– Итак, Чашек, – сказал профессор Люсьен. – Если A равно трём, B равно девяти, а C равно двадцати семи, чему равно D?
Как странно. Чашек видел, как двигаются губы его учителя, но вот слетала с этих губ какая-то немыслимая тарабарщина. A равно трём? B равно девяти? О чём он вообще говорит? Почему мешает между собой цифры и буквы, хотя даже первоклассник знает, что это совсем разные вещи? Чашеку стало жаль бедного профессора. Может быть, ему нужно уйти в отпуск и съездить в какой-нибудь чудесный лагерь с медведями-дворецкими, и вязами-лифтами, и лягушками-быками, которые играют в…
Нет, нет, нет, нет, нет! Нельзя об этом думать сейчас! Чашек должен сосредоточиться на математической задаче! Так что он стиснул зубы и зажмурил глаза, отчаянно пытаясь выдавить из головы всё, что связано с этим дурацким лагерем Как-Там-Его-Называют. А потом, решив, что готов, он взял мел и написал на доске большую букву D, затем с надеждой взглянул на профессора. Профессор Люсьен сложил руки на груди и притопнул ногой. Так что рядом с буквой D Чашек нарисовал две параллельные чёрточки, которые, как ему с трудом вспомнилось, означали знак «равно». Ему очень понравилось, как он нарисовал этот знак. Но вот что забавно. Он никогда раньше не замечал, что знак «равно» так напоминает водные лыжи. Сходство просто невероятное. И, если уж говорить о водных лыжах, он знает одно местечко, где замечательные трассы, маленький кусочек рая под названием лагерь Вопплер…
НЕТ, НЕТ, НЕТ! Это не водные лыжи, а просто знак «равно». Обычный, простой, унылый как сухой готовый завтрак знак «равно», и он никак не связан ни с моторными лодками, ни с бобрами, ни с лагерем, название которого Чашек совершенно точно не помнит. Хватит уже всех этих глупостей! Он пристально смотрел на уравнение, записанное на доске, надеясь на чудо. И к его вящему удивлению, он даже был почти готов назвать ответ, но тут…
– Пс-с-с-с-с-с-т!
Он услышал шум.
– Пс-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-с-ст!
Вопреки здравому смыслу, Чашек развернулся. И увидел, что его одноклассники выстроились в пирамиду посреди класса, и Кружек дирижирует их скандированием:
Маршмеллоу и сосиски пожарим на костре!
Вопплер-Крик, Вопплер-Крик, оле-оле-оле!
Чашек застонал. Какое мучение.
– Уравнение, – напомнил ему профессор Люсьен.
Ах да, уравнение. Всё, больше тянуть время нельзя. Глубоко вздохнув, он поднял мелок, провёл длинную изогнутую линию, отдалённо похожую на цифру, и…
ДР-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-РНЬ!
Да! Его спас звонок! Великолепный, потрясающий, оглушительный звонок! Настало лето, и ужасные нерешаемые математические задачки больше не имели над ним никакой власти. Он быстро схватил букву D, которую нарисовал на доске, и повернул её набок, чтобы она стала похожа на маленькую лодочку.
– Вперёд! – крикнул он и через мгновение уже сидел в D-образной лодке вместе с Чашей и Кружеком.
– Минуточку, – сказал профессор Люсьен и очень серьёзно на них посмотрел. Потом взял мелок и пририсовал к лодке спасательный жилет.
– Безопасность прежде всего, – добавил он.
Чашек забрал жилет и широко улыбнулся. А потом друзья помахали профессору на прощание, пересекли доску на своей лодке и уплыли через дверь.
Когда мальчики вернулись домой, Чашек сразу пошёл наверх в свою комнату, а Кружек вдруг… взлетел.
– АААААААААААААААААААААА!
Услышав неожиданный вскрик, Старина Чайник (он был опекуном ребят и уже давно умел различать шалости по звукам) тут же бросился на помощь. Он увидел Кружека, беспомощно висевшего вниз головой под потолком гостиной – его прочно держала за ногу сложная ловушка.
– ЧА-ШЕК! – закричал Старина Чайник.
Чашек, конечно же, тут же сбежал вниз по лестнице. Старина Чайник окинул его долгим укоризненным взглядом.
– Чашек, что всё это значит?
Чашек сглотнул.
Дело было даже не в том, что сказал Старина Чайник, а в том, как он это сказал. Таким тоном, словно он капитан пиратского корабля и заставляет тебя пройти по доске, потому что ты забыл принести чёрный флаг с черепом и костями. То был жуткий тон, и у Чашека засосало под трубочкой. Он не хотел сделать ничего плохого: ему просто не терпелось скорее поехать в летний лагерь, и он уже начал практиковаться в ловле диких животных.
Чашек опустил глаза в пол.
– Прости, – сказал он.
Старина Чайник вздохнул и покачал головой.
– Да уж, прощения попросить стоит, – проворчал он. – Ты вот это называешь силком?
– Что? – удивился Чашек.
– Силок, мальчик мой. Силок! – повторил старый чайник. – Он никуда не годится. Смотри, какая хлипкая верёвка! Да, чтобы поймать твоего брата, подойдёт, но что, если Кружек был бы гиппопотамом? Или горбатым китом?
– Или торговым автоматом, – добавил Кружек, размеренно покачиваясь в силке.
– Или торговым автоматом, – согласился Старина Чайник. – Это же дикая природа, мальчик мой! Ты должен быть готов ко всему. Ох, помню, я и сам ездил в Вопплер-Крик. Да я там ловил дичь вдвое крупнее Кружека! Вот, смотри, как это делается.
И следующий час с четвертью Чашек вместе со Стариной Чайником мастерили силки и ловили в них Кружека и других свирепых обитателей дома: столовый сервиз, два кресла с подлокотниками, швейную машинку, вешалку для пальто и вежливого молодого человека, который стучится ко всем и предлагает купить пылесос.
Когда они закончили, Старина Чайник налил себе чаю и присел за недавно освобождённый кухонный стол.
– Лагерь Вопплер-Крик! – гордо сказал он. – Ребята, вас ждёт потрясающее лето. О, как бы я хотел поехать с вами!
Старина Чайник всё говорил и говорил о лагере Вопплер-Крик, делясь приятными воспоминаниями. Конечно, всё это было много лет назад, но сейчас-то наверняка всё стало даже лучше.
– О, как мы веселились, – вспоминал он. – Я, Верстак, Пухляш, Скутер – вся наша банда.
Верстак? Пухляш? Это же лагерные прозвища! Чашек вдруг очень разволновался.
– А у тебя было прозвище, Старина Чайник? – спросил он.
Старина Чайник почесал подбородок.
– Так, дай-ка подумать. Давно дело было, знаешь ли, – сказал он. – Ах да: Йо-Йо. Меня все называли Йо-Йо.
Йо-Йо. Отличное прозвище! Чашек решил, что стоит его запомнить.
– А почему тебя называли Йо-Йо? – спросил Кружек. – Ты умеешь делать замечательные трюки?
– Умею ли я делать замечательные трюки? – прорычал Старина Чайник, выхватил из кармана йо-йо, раскрутил его… и понял, что на самом деле не умеет делать никаких замечательных трюков. – Ну, это не важно, потому что Йо-Йо меня прозвали не за это. Меня прозвали Йо-Йо за то, что я умел петь йодлем. Лучше меня йодлем не пел никто во всём лагере!
Чашек и Кружек были невероятно впечатлены. А уж если бы они знали, что такое йодль, то впечатлились бы и того пуще. Но они не знали.
Старина Чайник посмотрел на их смущённые лица.
– Слушайте, вы же знаете, что такое йодль, правильно?
Они покачали головами.
– То есть вы никогда в жизни не слышали йодля? Тогда я вас сейчас обрадую! – сказал он. – Это же услада для ушей – музыка гор!
И Старина Чайник как ни в чём не бывало забрался на кухонный стол, выпятил грудь и…
– ЙОООООООО-дль-Югг-ду-ЛАААААААААААААААА-хи-ургх-х-х-х-х-х-х-х-х-х-ха-ЛАрт!
Чашек ушам не верил. Больше всего звуки походили на жестокое издевательство над гусем. Если Старина Чайник лучше всех в лагере Вопплер-Крик пел йодлем, то слушать того, кто занял второе место, было бы, наверное, просто опасно для жизни.
Старый чайник слез со стола и посмотрел на ребят. Те потеряли дар речи. Потом фразы. Потом слова. Потом звуки. И наконец, когда им уже вообще нечего было терять, Кружек громко захлопал в ладоши и закричал «Ура!».
Он крикнул «Ура» не потому, что ему понравилось пение Старины Чайника, а потому, что он любил самого Старину Чайника. Кружек ни за что бы не обидел Старину Чайника.
Что касается Чашека, то он тоже зааплодировал. Потому что это вежливо. Кроме того, он раньше никогда не слышал йодля – может быть, он так и должен звучать? Он попытался придумать, что бы такого хорошего сказать, но не смог. А потом Старина Чайник с тёплой улыбкой и весёлым взглядом повернулся к нему, и Чашек вдруг понял, что же нужно сказать.
– Ты один на миллион, Йо-Йо.
Это, по крайней мере, было правдой.
Чайник улыбнулся и скромно поклонился.
– Ну, ребята, пора вам, пожалуй, собираться, – сказал он. – Уже почти самое время.
Он был прав. Автобус мог приехать с минуты на минуту. Чашек поверить не мог, что это происходит. Они едут в лагерь Вопплер-Крик! Он пошёл по лестнице и поднялся до половины, но тут заметил, что Кружек не идёт за ним. Его брат стоял в гостиной как вкопанный и таращился на Старину Чайника.
– Это же хороший лагерь, правда? – наконец спросил он.
Старина Чайник нахмурился. Паренёк что, вообще его не слушал? Как вообще можно спрашивать такое? Но потом он вспомнил, что Кружек ещё совсем юн, и это будет для него первое приключение вдали от дома, а это нелегко даже для очень смелых чашек и кружек. Его круглое старое лицо смягчилось, он улыбнулся и ободряюще положил руку на плечо Кружеку.
– Хороший? О, он просто образцовый. Лучший лагерь во всём мире. Там самые дружелюбные сотрудники, самые удобные домики и самая вкусная еда, что ты когда-либо пробовал. Тебе вообще не о чем беспокоиться, мальчик мой.
Кружек испытал явное облегчение.
– Ну, не считая всяких плохих вещей, – сказал Старина Чайник.
Кружек сглотнул. Его брат медленно спустился с лестницы.
– Плохих вещей? – переспросил Чашек.
– Я сказал «плохих вещей»? – пробормотал Старина Чайник. – Нет, я имею в виду ужасные вещи. Отвратительные. Гадкие букашки, каменные глыбы, падающие с гор, ядовитые растения и, конечно, гаденбудены. О, поверьте мне, встретиться с гаденбуденами вам захочется меньше всего на свете.
Чашек нетвёрдыми шагами пересёк комнату и встал перед своим опекуном.
– М-м-м, – проговорил он, – а кто такие гаденбудены?
Старина Чайник ахнул.
– Кто такие гаденбудены? О, хуже гаденбуденов вы там никого не встретите! Настоящие злодеи, вот кто они. Поверьте мне на слово, гаденбудены – ваш худший кошмар.
Но прежде чем Старина Чайник успел объяснить подробнее, с улицы донёсся жуткий звук, словно кто-то лязгал, плевался и скрёб по земле одновременно. Когда Чашек открыл входную дверь, он увидел старый скрипучий маршрутный автобус. Из одного из окон высунулась Чаша.
– Чего вы ждёте? – крикнула она. – Вперёд!
В мгновение ока Чашек и Кружек бросились вверх по лестнице. Когда они снова спустились, на них были огромные рюкзаки, набитые всем, что совершенно необходимо в лагере. Там лежали удочки, теннисные ракетки, комиксы, фотоаппарат, походные ботинки, солнцезащитные очки, спальные мешки, аквариум с золотой рыбкой и две смены белья. Крикнув «Пока!» Старине Чайнику, они бегом выбежали на улицу.
– До свидания, ребята! Желаю отлично провести время, – сказал Старина Чайник. – И – да! – я почти забыл. Опасайтесь проклятия горы!
– Проклятия? – переспросил Кружек, резко затормозив.
Автобус завёл мотор.
– Кружек? – позвал Чашек.
Но его брат не двинулся с места. Автобус начал набирать ход.
– Кружек? – повторил Чашек. – Кружек!
На третий раз он схватил младшего брата за воротник и потащил его к открытой двери автобуса, в который они и запрыгнули на полном ходу.
– Уф! Успели, – воскликнул Чашек. Казалось, что впервые за долгое время все проблемы остались позади.
Но, конечно же, на Чернильных островах всё редко бывает так, как кажется.
– Номер четыре, – сказал водитель автобуса.
Чашек точно знал, что это водитель автобуса, потому что он сидел за рулём и на нём была маленькая кепочка. А ещё он был круглым и блестящим, но это как раз не важно, потому что водители автобусов бывают самых разных форм и размеров.
– Что, простите? – спросил Чашек.
– Номер четыре! – повторил водитель и показал на листок бумаги, прикреплённый к ширме, стоящей за его сиденьем.
Чашек посмотрел на листок. Он был жёлтый, с большими чёрными буквами сверху. Надпись гласила: невероятно важные и серьёзные правила для пассажиров автобуса! Как видите, мы использовали восклицательные знаки и очень дорогую бумагу. Вот насколько эти правила важны!
Ну, вам, в общем-то, любой скажет, что жёлтая бумага с восклицательными знаками – это очень серьёзно. Чашек глянул на водителя.
– Вы имеете в виду, что я должен прочитать правило номер четыре? – спросил Чашек.
Водитель закатил глаза и поднял четыре пальца. Этот ответ явно не помог.
Тогда Чашек пожал плечами и продолжил изучать жёлтый лист. Там был список правил, пронумерованных от первого до тридцать седьмого, куча знаков препинания и ни одной картинки. И, поскольку любой список из тридцати семи пунктов с правильной пунктуацией и без картинок – явно очень официальный, Чашек решил, что лучше будет начать с самого начала.
На первой строке было написано:
правило номер 1. зайцем ездить запрещается! если ты едешь без билета, то стыдись. мы в очень грубой форме потребуем от тебя выйти. а ещё ты не сможешь прочитать все остальные правила.
«Сурово, но честно», – подумал Чашек и посмотрел на следующее правило.
правило номер 2. запрещается распевать глупые дорожные песенки.
– Под глупыми дорожными песенками вы имеете в виду… – начал было он, но водитель жестом прервал его и показал на правило номер три.
не задавать водителю дурацких вопросов.
Чашек хотел спросить водителя, откуда он знает, что его вопрос дурацкий, но потом задумался, не будет ли этот вопрос ещё более дурацким. В конце концов, он не хотел заработать себе репутацию нарушителя правил ещё до того, как они доедут до лагеря. Так что, закрыв глаза на грубость водителя, он перешёл к правилу номер четыре.
мы потратили немалые деньги, чтобы оснастить это транспортное средство специальными устройствами для сидения под названием «сиденья». и если ты не будешь ими пользоваться, водитель будет очень раздражён.
– Прочитал правило номер четыре? – спросил водитель, и без того уже раздражённый.
– Да, – сказал Чашек.
– Молодец, – ответил водитель. – А ТЕПЕРЬ САДИСЬ!
Автобус вдруг наехал на ухаб. Мальчиков подбросило в воздух, они пролетели по проходу и плюхнулись прямо на специальное устройство для сидения. Повернувшись, они увидели Чашу.
– Смотрите-ка, кто пришёл, – сказала она. – Вижу, вы уже познакомились со Старым Весельчаком.
Она, конечно же, имела в виду водителя. Называть его так было, разумеется, странно, не только потому, что его звали Квинт – а звали его именно Квинт, – но и потому, что он ни разу даже не улыбнулся с тех пор, как они сели в автобус. Понимаете ли, Чаша высказалась саркастически – имела в виду полную противоположность тому, что говорила, например, как если бы назвала креветку Гигантом или кота-сфинкса Лохматиком. Такое случается чаще, чем вы думаете, и обычно звучит очень обидно.
– А, да он просто брюзга, – ответил Чашек. – Не беспокойся из-за него. Когда мы приедем в лагерь, всё будет просто волшебно, верно, Кружек? Кружек?
Но Кружек не слушал. Он смотрел куда-то вдаль, словно во сне, и в его голове крутился всего один вопрос.
– Чашек, что Старина Чайник имел в виду под «проклятием горы»? Что он имел в виду, Чашек? – спросил он.
Ах да, проклятие. Чашек настолько разволновался, сев в автобус, что совершенно о нём забыл.
– Кто знает? Скорее всего, какая-нибудь дурацкая старая легенда, – ответил он брату. – В лагерях постоянно рассказывают такие байки – это тоже часть веселья. Просто подожди и посмотри. Уверен, нас попытаются напугать какой-нибудь чушью о старом проклятии, как только мы приедем в лагерь. И как только тебя ею напугают, можешь смело идти в столовую и намазывать её на бутерброд, потому что чушь эта не простая, а на постном масле!
Чашек, как старший брат, знал всё о таких вещах, так что Кружек сразу почувствовал себя намного лучше. Что же касается Чаши…
– Столовая? – спросила она.
– Ну да, там, где нас кормят.
– Звучит аппетитно, – сказала Чаша.
Примерно в это время автобус наехал на ещё один ухаб, и все подскочили на местах, словно зёрнышки попкорна на горячей сковородке.
– Кстати, насчёт «звучит», – проговорила Чаша. – Звучит что-то этот автобус не очень.
– Да и выглядит не очень, – добавил Кружек.
– И пахнет не очень, – добавили все, у кого был нос.
Чашек тоже думал об этом же. Он не знал, почему, но думал, что автобус должен быть таким же потрясающим, как и всё остальное в лагере Вопплер-Крик. Но у этого автобуса шины были почти лысыми, бамперы шатались, рессоры проржавели, а пахло в нём как от горящей бейсбольной перчатки. Кроме того, с борта отвалилось несколько букв, так что надпись гласила, что едут они в лагерь опп ер-кри, что звучало как-то совсем уж несуразно. Ну, или же они на самом деле сели в другой автобус и на самом деле едут в ЛАГЕРЬ ОПП ЕР-КРИ.
Мотор звучно рыгнул, и весь автобус заполнило чёрным дымом.
«О, пожалуйста, пусть ЛАГЕРЬ ОПП ЕР-КРИ действительно существует», – подумал Чашек.
Когда дым рассеялся, друзья бросились к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Оглянувшись назад, они увидели, как исчезает вдали их маленький городок. Они ехали по загородной дороге, и вместо домов и зданий видели цветы, лужайки и деревья. День стоял чудесный, и одного взгляда на прекрасные пейзажи Чернильных островов им хватило, чтобы снова обрадоваться, что они едут в лагерь.
– Знаете, этот автобус не так уж и плох, – сказала Чаша. – Надо только немного развлечься. Эй, слушайте, может быть, сыграем в «Глянь-ка, глянь-ка»?
Все пассажиры автобуса, как один, вскочили на ноги, затопали, захлопали в ладоши и радостно закричали. Нет лучшего способа убить время, чем выглянуть в окно и намёками попытаться рассказать остальным, что ты там видишь. Но едва Чаша открыла рот, чтобы сказать: «Глянь-ка, глянь-ка, я вижу что-то круглое как печенька», её перебил водитель, особенно громко прокашлявшись.
– Ну уж нет, барышня! – сказал Квинт и улыбнулся (такое впечатление, что впервые в жизни). – Правило номер девятнадцать!
Чашек, прищурившись, посмотрел на жёлтый лист. Да, в самом деле:
правило номер 19. никаких игр, особенно таких, в которых надо на что-то смотреть. перенапряжение глаз – это совсем не весело!
Все дружно застонали. Они уже начали думать, что долго сидеть в автобусе – не так и весело, как им поначалу казалось. Можно же попробовать хоть что-то? В окнах мелькали дорожные столбы; они пытались развлечь себя рисованием на лицах, пальчиковыми куклами, вязанием, выдуванием из стекла, чечёткой, высокой кухней, боулингом и даже реконструкцией великих морских сражений, но каждый раз Квинт поднимал руку, хмурился и строго показывал на жёлтый лист.
– Этот водитель становится настоящей занозой в специализированном устройстве для сидения, – сказал Чашек.
Кружек кивнул, потому что был совершенно с ним согласен. А вот Чаша просто ухмыльнулась.
– Оставьте его мне, – сказала она.
Подмигнув ребятам, она сползла со своего сиденья. Вдруг она появилась в дальнем конце автобуса, одетая в короткую курточку и маленькую плоскую шляпку.
– Телеграмма! – воскликнула она.
А потом снова исчезла. Через секунду Чаша появилась в другом ряду.
– Телеграмма!
А потом в следующем.
– Телеграмма!
За несколько секунд она успела выскочить из шести чемоданов, трёх ланчбоксов и даже бардачка. Квинт стрелял глазами с места на место, пытаясь найти её, но она всегда оказывалась чуть быстрее. А потом, когда он окончательно упустил её из виду, послышался громкий БАМ!
Чаша сидела на лобовом стекле. «Телеграмма!» – безмолвно произнесла она.
Квинт даже не заметил, как она уселась прямо на руль.
– Телеграмма для мистера Квинта, – сказала она.
– Мистера Квинта? О, да это же я!
Нельзя укорять водителя за то, что он так разволновался. Такие недружелюбные люди, как Квинт, редко получают хоть какую-то почту, не говоря уж о телеграммах. Он быстро расписался в ведомости, и Чаша, как настоящий профессионал, протянула ему аккуратно запечатанный конверт.
– О боже, о боже, о боже, о боже, о боже! – пропищал Квинт и потянулся к телеграмме.
И тут Чаша отдёрнула её.
– О-о-о-о-о, вы только посмотрите, – сказала она. – Как прискорбно. Я бы с большим удовольствием отдала её вам, но – чёрт побери! – это против правил!
И она сунула конверт обратно в карман.
– Подождите! – взмолился Квинт. – Здесь, должно быть, какая-то ошибка.
Но Чаша покачала головой и показала на важный жёлтый лист с тридцатью восемью важнейшими и серьёзнейшими правилами. Что такое? Вы думали, что важнейших и серьёзнейших правил было всего тридцать семь? Ну-с, поздравляю, вы совершенно правы. Их было всего тридцать семь, но когда Квинт посмотрел в список, он увидел, что в самом низу что-то приписали ярко-красным карандашом.
правило номер 38. никаких телеграмм!!!
Лицо Квинта стало цвета перезрелого помидора. Он что-то пробормотал. Потом заворчал. Потом ощетинился, ощерился и даже заколдобился.
– Правила, шмавила! – наконец сказал он и разорвал жёлтую бумагу на миллион кусочков. – А теперь дайте, дайте, дайте, дайте, дайте, дайте!
Чаша улыбнулась и протянула ему конверт. Квинт нетерпеливо вскрыл его, и, когда он это сделал…
– Привет!
– Приве-е-е-ет!
– Приве-е-е-е-е-е-ет!
– Приве-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!
Из конверта выскочил ансамбль «Четыре Мела». Видите ли, четыре Мела – Мел, Мелвин, Мелрой и Мелберт – были очень знаменитым парикмахерским вокальным квартетом. Вы, скорее всего, о них слышали (а если нет, то вам надо больше времени проводить в музыкальных парикмахерских). И, поскольку это была поющая телеграмма, Мелы тут же во весь голос запели глупую дорожную песенку.
КВИНТ – величайший водитель АВТОБУСА,
Водитель автобуса, водитель автобуса,
КВИНТ – величайший водитель АВТОБУСА
Из всех, что мы знаем.
Он ВОРЧИТ на всех и хмурится ЗЛОБНО,
Но всё ПОТОМУ, что дорога НЕРОВНАЯ…
А ведь КВИИИИИИИИИИИНТ —
величайший водитель АВТОБУСА
Из всех, что мы знаем!
Он бумажку на кусочки РАЗОРВАЛ,
ПРАВИЛА ко всем чертям ПОСЛАЛ —
В общем, КВИИИИИИИИИИНТ —
величайший водитель АВТОБУСА
Из всех, что мы знаем!
Иногда он КРИЧИТ как НЕНОРМАЛЬНЫЙ,
Но В ЦЕЛОМ он ДОБРЫЙ МАЛЫЙ —
О, КВИИИИИИИИИИИИНТ —
величайший водитель АВТОБУСА
Из всех, что мы знаем!
Он так на нас РАЗОЗЛИЛСЯ,
ПОТОМУ что мы ВЕСЕЛИМСЯ —
О, КВИИИИИИИИИИИИНТ —
величайший водитель АВТОБУСА
Из всех, что мы знаем!
Все пели во всё горло, а Квинт хмурился – вы просто не представляете, как злобно – и бурчал себе под нос ужасные ругательства. Но что он мог сделать? Теперь в автобусе не было правила, запрещавшего петь глупые дорожные песенки. И, собственно, вообще никаких правил не было.
ПРАВИЛА были такими СКУЧНЫМИ,
Зато ТЕПЕРЬ-то всё БЛАГОПОЛУЧНО —
О, КВИИИИИИИИИИИИИНТ —
величайший водитель АВТОБУСА
Из всех, что мы знаем!
МЫ даже почти ПОЗАБЫЛИ,
Что ПРОБЛЕМЫ у него с нами БЫЛИ —
О, КВИИИИИИИИИИИИИНТ —
величайший водитель АВТОБУСА
Из всех, что мы знаем!
Песня ребят становилась всё громче и громче, и вскоре под их весёлые мелодии начали приплясывать и покачиваться и цветы, и деревья, и даже знаки «Стоп». Даже сама старушка-маршрутка не смогла сдержаться.
– Вррум! Вррум! Ча-ча-ча. Вррум! Вррум! Ча-ча-ча, – напевала она, неспешно плетясь по дороге.