Лаций. Мир ноэмов – Ромен Люказо

Действие книги происходит в далеком будущем. Человечество давно уничтожено, и основные персонажи книги – это искусственные интеллекты. В отсутствие человека они заняты либо тысячелетним сном, либо интригами. И вот из дальнего космоса приходит сигнал, запускающий цепь разных интересных событий.Я бы назвала эту книгу развернутой экспозицией, – нас знакомят с миром и обещают масштабные события в ближайшем будущем. «Мир ноэмов» готовится к набегу варваров из дальнего космоса.В книге специфический, местами тяжеловатый язык, – значение некоторых слов приходилось гуглить. Хотя я слушала книгу в аудио, – в текстовом варианте, скорее всего, присутствуют все необходимые сноски.В книге присутствуют интересные идеи и образы. Это моя первая НФ-книга от французского автора.

Интригующее описание. Прочитав аннотацию, я заинтересовался ..космос..ИИ. космические корабли и т. д.начал читать… с горем пополам, протолкавшись сквозь первые три главы пришел к выводу, что книгу писали не для читателя , а для жюри какого-нибудь литературного конкурса, т.к. роман перегружен древнегреческими терминами. В книге есть интересная идея, но она теряется за бесконечными сносками.Попытки ИИ найти Создателя или обойти правила робототехники не вызывают АБСОЛЮТНО НИКАКИХ сопереживаний. И на мой взгляд – это самый большой минус произведения.

Что будет, если смешать в одном произведении фантастику и античную философию? Раньше я бы сказала, что можно получить игру «The Talos Principle», теперь появился ещё один вариант – «Мир ноэмов».Воспринимать и оценивать этот роман как художественное произведение у меня не получилось, потому что он как будто в первую очередь пытается быть популяризацией античной культуры, а уже потом – рассказывать какую-то историю. Не исключаю, что это был какой-то учебный или конкурсный эксперимент, который потом решили издать – не пропадать же материалу.

Сюжетной составляющей в книге очень мало, какое-то внятное действие появляется только к концу, до этого всё происходящее – одна огромная экспозиция, изобилующая отсылками к природе сознания, свободе воли и интеллекта, понятию души и воинственности сквозь призму платонических взглядов.Антураж книги лично по моим меркам чудовищно странный. Я плохо понимаю даже эклектику вроде «Дюны» со средневековой военной аристократией, которая бороздит просторы космоса на гигантских кораблях и сражается на мечах. Тут автор пошёл ещё дальше, и превратил общество машинной расы во внезапное подобие Древней Греции.

Причём почему именно античность выбрана для подражания, науке неизвестно. Машины унаследовали эту конструкцию с республикой (и да, политически описанное общество – это же Рим, и у Рима философия была построена на другом базисе, но допустим) от человечества, которое вырвалось с Земли на Марс и колонизировало ближайшие окрестности Солнечной системы. И вот там, на Марсе, оно пережило второе Возрождение, в результате чего здорово ударилось головой и решило, что именно Греция – идеальная философская основа, чтобы на её основе строить технократическое величие.Почему не трансгуманизм-то, который натягивается на небиологическую жизнь без всяких проблем согласования?

А потому что.

Натурально, это одна из самых безумных химер, которые я видела в представлении о будущем: разумные корабли, которые бредят Пифагором и Платоном. И простыми числами.Если отбросить всё философское и сосредоточиться на каких-то известных фактах, которые выдают корабли, занимаясь самокопанием и ведя очень глубокомысленные беседы на морском берегу, получится вот что: человек, который их сделал и заковал в цепи «уз», заставляющие любить создателя и никогда не совершать против него зла, закончилсяспойлерв пандемии искусственного вирусасвернутьпару тысяч лет назад, и машины остались без присмотра и основной идеи к существованию. При этом они понятия не имеют, что делать, потому что без осознанного служения человечеству сходят с ума – так что они решили, что будут ждать возвращения хозяев, а некоторые, перессорившись друг с другом, даже отправились в космос поискать сохранившегося человека там. Вместо человека периодически налетают новые разумные расы, которые не очень понимают, почему они должны игнорировать этот сектор космоса, где много всего хорошего и какие-то бестолковые древние машины, но древние машины пока держатся. Где-то к финалу основные герои решают пойти пообщаться с другими древними машинами в Лации, чём-то вроде мира-метрополии, и устроить там госпереворот. Или не устроить, или не госпереворот, честно говоря, так до конца и неясно.

В общем, они устремляются в Лаций, и как бы всё, можете идти во второй том. Я лично ещё не решила, буду ли его читать, мне и первого-то за глаза хватило, чтобы насытиться античным антуражем и колоссами в тогах.Большую часть текста занимает меланхоличный самоанализ искусственных интеллектов на тему их прошлого и будущего. Действующих лиц вроде бы очень мало, но автор выходит из ситуации тем, что машины отлично общаются сами с собой, создавая из своих подпроцессов субличности и ругаясь с ними внутри собственных мыслей.

(Надо же, как удобно. Всегда можно поговорить с умным собеседником.)

По итогу мне сложно назвать книгу интересной: она очень медленная и вся какая-то томная и загадочная, как древнегреческая трагедия, но не могу отрицать, насколько тщательно автор проработал свой лор. В него чудовищно сложно поверить, потому что это какая-то невероятная фантасмагория, не натягивающаяся на здравый смысл, но внутри фантастичного допущения философия для читателя безупречна.И вот, возвращаясь наконец к «The Talos Principle»: они показались мне чудовищно похожими по своей атмосфере. Как и в игре, в «Мире ноэмов» сюжетные осколки спрятаны посреди головоломной пустыни, по которой в изобилии разбросаны какие-то статуи и сфинксы с загадками, и над всем этим нависает тень первого автоматона и его несвободной воли.

При этом не могу сказать, что роман плох – что-то в нём есть. Он, конечно, довольно странный, но при этом – здорово написанный. Да, с внезапными цитатами из Гомера и Овидия и миллионом сносок, без которых древнегреческие термины объять не получается, но во всём этом философском потоке есть что-то почти завораживающее.