Роман Владимирович Арефкин
Арон Гирш. Утерянный исток

Садясь в постели, Риз сказал:

– Увидеться? Ночью?

– Уже утро, и совсем не раннее. – ответил доктор, указав на настенные часы.

На электронном табло высвечивалось без пяти минут десять часов.

– Понятно, – отозвался Риз, покидая койку.

– Ты хорошо спал? –спросил доктор.

– Ну, если не считать моих снов, – отвечал Риз – когда видишь сон и потом так тяжело просыпаться, даже не понимаешь, сколько времени на самом деле прошло.

– Ты видел сон? – поинтересовался Кирилл Генрикович.

– Да. – ответил Риз – Впервые за последнее время я увидел сон.

– О чём он был, твой сон?

И Риз, вкратце, пересказал доктору увиденный им сон. Кирилл Генрикович нахмурился, сдвинул очки к кончику носа и помассировал переносицу.

– Это всё, что ты видел во сне? – спросил доктор, получив от Риза лишь утвердительный кивок – Ладно. Времени сейчас нет, нам нужно идти.

И они пошли по коридору в комнату, куда Риз ещё не входил. Это был просторный зал, с одним большим овальным столом посередине, и с прямоугольным столом, значительно меньшего размера, на противоположной стороне.

За овальным столом сидели люди, всего шесть человек, перед некоторыми из них лежали какие-то бумаги, некоторые расположили перед собой различные устройства, такие как планшеты с клавиатурами, электронные диктофоны. Два человека, с видеокамерами в руках, стояли поодаль от собравшихся и снимали происходящее на видео.

Кирилл Генрикович провёл Риза за прямоугольный стол, усадил его и сам сел рядом. Спустя несколько минут, кто-то из собравшихся неуверенно сказал:

– Ну, всё готово, давайте начинать.

Это была своего рода пресс-конференция, люди за овальным столом имели в той или иной степени отношение к науке. Лишь двое из присутствующих были журналистами. Речь шла о чём-то таком, что Ризу не удавалось понять. С самого начала, молодой человек вообще не понимал суть происходящего, лишь после того как прозвучали несколько вопросов, он понял, что именно он находится в центре внимания собравшихся. Но люди интересовались им в особом ключе, адресуя все вопросы не ему самому, а Кириллу Генриковичу, который, в свою очередь, и отвечал на все вопросы, многие из которых касались напрямую Риза.

– Как ваш пациент чувствует себя? Он уже сумел адаптироваться?

– Как вы сами можете это видеть, мой пациент успешно преодолел самый сложный, постоперационный период, и теперь он ориентируется ни чуть не хуже нас с вами. – отвечал доктор.

– Скажите, вы ведёте подробный мониторинг наиболее значимых нейро-биологических показателей?

– Разумеется. Следует сказать, что на начальном этапе мы вели общий мониторинг, чтобы быть уверенными, что все системы функционируют надлежащим образом. – отвечал Кирилл Генрикович – Впоследствии, когда мы убедились, что физиологическая составляющая пациента не вызывает подозрений, мы сконцентрировали наше внимание на активности мозга. И я могу сказать, что на сегодняшний день, на этом направлении пациент также демонстрирует превосходные показатели.

– Возможно, самый важный вопрос, – не унимался один из журналистов, чувствуя активную поддержку присутствующих – как обстоят дела с когнитивной функцией пациента?

На этот раз, прежде чем дать незамедлительны ответ, Кирилл Генрикович повернулся к Ризу и посмотрел н а него.

– Ты не будешь против, – спросил доктор – если они зададут тебе несколько вопросов?

Риз пожал плечами, давая понять, что не возражает. Собравшиеся сперва зашептались, затем затихли, и уже другой человек – седовласый мужчина, встал со своего места и задал вопрос:

– Молодой человек, скажите пожалуйста, как вы вообще находите пребывание в исследовательском центре?

Ризу вовсе не понадобилось много времени, чтобы ответить:

– Ну, за исключением ограниченного пространства, которое начинает мне надоедать, меня всё устраивает.

Несмотря на то, что ответ не содержал никакой конкретики, люди за столом опять зашептались. Ризу показалось, что такое их поведение носит весьма раздражающий характер. Собравшиеся явно удивились, что молодой человек мог связно говорить, очевидно, по их представлению, он должен был не сильно отличаться от подопытного шимпанзе.

– Как вы сами считаете, – продолжал задавать вопросы мужчина – вы уже готовы покинуть стены вашей палаты?

– Ну, у меня здесь централизованное отопление в палате, – отвечал Риз, сознательно придавая своей интонации серьёзный тон, чтобы предать, таким образом, ироничный оттенок собственным словам. – и кормят меня здесь, пока, бесплатно. Так что торопиться, наверно, незачем.

Сказав это, молодой человек ожидал, что его шутка вызовет хотя бы улыбки у собравшихся, но вместо этого на лицах людей появилось выражение недоумения. Им казалось, будто Риз сказал нечто неуместное или попросту бессмыслицу.

– Простите бога ради, – с заискивающей, притворной улыбкой заговорил один из присутствующих – но какое отношение питание имеет к централизованному отоплению?

Риз смерил ухмыляющегося мужчину ничего не выражающим взглядом, и пояснил:

– Простите, если мои слова вас озадачили, но я, почему то, вспомнил произведение Ярослава Гашека про бравого солдата Швейка в плену, ту его часть, где Швейк был помещён в психиатрическую лечебницу…

Люди расхохотались, хотя было видно невооружённым глазом, что большинство из них смеялись только чтобы замаскировать своё смущение друг перед другом. Мужчина, задававший Ризу вопросы широко улыбался, попеременно переводя взгляд то на Риза, то на Кирилла Генриковича. Молодой человек сам посмотрел на сидящего рядом с ним доктора, который глядел на него задумчивым и удивлённым взглядом.

Ещё несколько вопросов было задано Ризу, но все они носили самый непринуждённый и общий характер. Затем внимания вновь был удостоен Кирилл Генрикович. Когда собрание закончилось, из помещения вышли все собравшиеся люди, каждый из которых подходил к доктору и с чем-то его поздравлял. Наконец, Риз и Кирилл Генрикович остались одни, теперь, когда никого кроме них в помещении не было, из-за воцарившейся тишины можно было слышать гул от потолочных светильников.

– Тебя не утомил этот цирк? – спокойно спросил доктор, наполняя пластиковый стакан холодной водой из кулера.

– Да вроде нет, всё нормально. – ответил Риз, глядя в спину доктору – Я правда не понимаю, с чего всё это.

Доктор выпил содержимое стакана и повернулся к Ризу:

– Ты где вычитал про Швейка?

Риз задумался, затем коротко ответил:

– Да я просто вспомнил.

– Вспомнил?

– Да, знаете, так иногда бывает, поставят какой-нибудь вопрос, или услышишь что-нибудь этакое, и тут-же в памяти словно всплывает…информация что-ли. Как будто знал это когда-то давно, но потом надёжно так позабыл, а теперь…

– Это реакция на стимулы, это понятно. – констатировал Кирилл Генрикович, говоря скорее сам с собой, нежели с Ризом – И как часто у тебя это происходит?

– По разному. – смущённо ответил Риз – Бывает всего раза два за день, а в иной день может очень многое всплыть.

– Можно я задам тебе очень важный и наверное личный вопрос?

Риз удивлённо посмотрел на доктора, затем непринуждённо пожал плечами, давая понять, что ничего против не имеет.

– Риз, скажи пожалуйста, ты знаешь, кто ты такой?

Как только прозвучал этот вопрос, Риз ощутил внезапный позыв ответить, но только череда нечленораздельных, сбивчивых звуков сорвалась с его уст. Он не знал.

– Как ты считаешь, – продолжал Кирилл Генрикович – каким образом ты попал сюда?

И вновь, Риз сумел только покачать головой, ощущая свою беспомощность, потерянность и отстранённость от реального мира.

Риз и Кирилл Генрикович прогуливались по исследовательскому центру и беседовали. И хотя до этого дня Риз был уверен, что уже успел выучить наизусть каждый сантиметр местных коридоров и помещений, из-за разговора, который с ним вёл доктор, молодой человек ощущал, будто всё вокруг отчуждало его и он вполне мог бы заблудиться за очередным поворотом.

– Ты был доставлен в реанимационное отделение токсикологического центра, после того как тебя доставили туда специальным рейсом. Предпосылки этому твоему состоянию мне достоверно не известны. Я пытался выяснить хоть что-то, но похоже в деле было замешено правительство. Информация по тебе даже не закрыта, её наличие попросту отрицается. – тон голоса Кирилла Генриковича звучал так, будто ему было сложно говорить о вещах, которые ,по сути, мало его касались.

–Я надеялся, ты сможешь мне рассказать, – продолжал Кирилл Генрикович – что с тобой случилось. Я старался как мог ускорить процессы восстановления твоей памяти. Твои воспоминания, к сожаления, спутаны и не содержат никаких конкретных свдений.

Риз задумался, будто пытаясь что-то вспомнить, но ничего не приходило в голову.

– Я точно не могу вам ничего рассказать об этом, – ответил после короткого раздумья Риз – потому как ничего подобного я не то, что не помню, для меня это вообще внезапное открытие.

Для самого молодого человека, эти события были совершенно чуждыми, будто-бы ему рассказывали о другом человеке.

– Я не знаю, что и сказать, Кирилл Генрикович. – добавил Риз – Я не имею ни малейшего понятия о том, что вы говорите, но мне бы хотелось узнать, что было дальше.

– Дальше? Дальше всё складывалось так, что в отделении интенсивной терапии, куда ты был доставлен, врачи были готовы констатировать клиническую смерть. Ты понимаешь, что это значит?

Риз неуверенно кивнул, но Кирилл Генрикович понял, что этот момент следует прояснить:

– Видишь ли, в клинической медицине мы выделяем два типа смерти – клиническую и биологическую. Клинической смертью называется состояние, при котором у пострадавшего выявляются необходимые признаки, свидетельствующие о отсутствии функционирования головного мозга. Фактически, в состоянии клинической смерти, функционирующими остаются только те системы, которые функционируют автономно, то есть дыхание и кровообращение. Биологическая же смерть, в свою очередь, это состояние полного отсутствия функционирования всех систем. Иными словами, биологическая смерть – состояние необратимое, в то время как смерть клиническая ещё может быть, в некоторых ситуациях, купирована. Вся суть в том, что до тех пор пока сохраняется функционирование систем дыхания и кровообращения, головной мозг не подвергается существенным повреждениям. Здесь ключевым вопросом становится сохранность нейронов, ведь если в перспективе человек выходит из состояния клинической смерти, от сохранности нейронов зависит то, каким он вернётся к жизни.

Риз внимательно следил за объяснениями доктора, периодически кивая, давая понять, что он понимает, о чём идёт речь.

– Ты был под действием какого-то яда, а это, в свою очередь обуславливает травматическое воздействие на нейроны головного мозга. Однако в твоём случае, характер вещества, которое воздействовало на тебя, предотвратило разрушение нейронных связей. Мало кто знает, что утопление в воде, например, температура которой ниже минус семи градусов, хотя и обуславливает асфиксию головного мозга, но в то же самое время низкая температура сохраняет нейроны от повреждения. Это своего рода консервация, наподобие той, что используют крионировании. Однако современным специалистам ещё не доводилось слышать о химическом веществе, которое могло бы оказывать подобный эффект.

Чем ближе Кирилл Генрикович подбирался к сути вопроса, тем сложнее Ризу было понимать его.

– Видишь ли, – продолжал доктор – с одной стороны, это таинственное вещество сохранило твои нейроны головного мозга, защищая их от повреждения, но с другой стороны, пребывание в состоянии клинической смерти приводит к асфиксии других органов и тканей, сохранение которых становится затруднительным, поскольку они не получают достаточного кровообращения и оксигенации. В определённый момент останавливаются сердечные сокращения и вот с этого момента останавливается кровообращение, что травмирует почки, печень, и влечёт биологическую смерть. В случае с утопленниками, даже при своевременном извлечении утопленника из холодной воды, можно, в принципе, восстановить проходимость дыхательных путей и сердечный ритм, но с этого же момента усиливается угроза нейронам головного мозга, поскольку при более высокой температуре окружающей среды, устраняется крио-консервационный эффект. И опять-таки, ни один специалист не мог знать, как поведёт себя твой организм, так как твой случай был уникальным.

– Это были вы, кто решил попробовать спасти меня? – спросил Риз.

По интонации доктора, и по движениям его глаз, Риз понял, что в этой части истории Кирилл Генрикович многого не договаривает.

– У меня были некоторые обстоятельства, позволявшие мне предположить, что мой недавно разработанный метод оперативного вмешательства н головном мозге, смог бы спасти тебя. – Кирилл Генрикович наполнил ещё один пластиковый стакан водой из кулера, который столь подходящим образом оказался за очередным поворотом коридора –Ты был переведён на аппарат искусственной вентиляции и гемодинамики, это специальные устройства…

– Я знаю, для чего они используются. – отозвался Риз – Такие я видел и здесь, это оборудование берёт на себя функции сердца и лёгких.

Доктор кивнул, в очередной раз, отмечая про себя прозорливость и внимательность пациента.

– Собирался консилиум, всякие местные «светилы» высказали самые пессимистичнее прогнозы на твой счёт. Большинство ратовали за то, чтобы отключить тебя от оборудования. В арсенале закостенелых остолопов не было нужного инструментария. Они ссылались на стандарты и рекомендации, утверждая, что ситуация была безвыходная.

Пройдя какое-то расстояние в молчании, Риз спросил?

– А у вас, стало быть, был «метод»?

– Наш центр занимается весьма специфическими исследованиями, которые, к сожалению, помимо прогрессивного подхода, влекут определённый социальный резонанс. – ответил доктор – Я достаточно длительное время уделил исследованию одного перспективного направления вмешательства в структуры головного мозга. Целью моих исследований стала разработка метода использования мозговых тканей донора для формирования новой нейронной базы для лиц, которые находятся в состоянии клинической смерти.

На этот раз Риз уже дал доктору понять, что с этого момента ему становится всё труднее понимать, о чём говорил Кирилл Генрикович.

– Многие пострадавшие, находясь в состоянии клинической смерти, при удачном стечении обстоятельств, переводятся на искусственное жизнеобеспечение, и длительное время могут пребывать в коматозном состоянии. Современные методы диагностики тканей головного мозга позволяют нам анализировать сохранность основных функциональных участков мозга, отвечающих за самое важное – за сознание и личность индивида. Мой метод вмешательства называется нейросинтезом, и подразумевает сепарирование и извлечение этих наиболее важных участков мозговой ткани у пациента, и внедрение их в мозговую ткань, принадлежащею другому индивиду, который выступает в качестве донора.

– Разумеется, – перебил доктора Риз – в качестве донора выступают те, кто не может себе позволить такую процедуру.

Кирилл Генрикович едва заметно улыбнулся, обнаружив у Риза признаки моральной оценки.

– Не совсем так. В качестве источника донорской ткани могут выступать те пациенты, которые пережили гибель тех самых участков ткани, которые отвечают за сознание, личность, за память и опыт. Согласись, даже если бы имелась возможность вывести из состояния комы пациента, мозг которого утратил все эти важнейшие отделы, то насколько это было бы гуманным по отношению к нему самому и его близким? Такой человек едва ли отличался бы от животного, ведь в основе его жизнедеятельности легли бы только безусловные рефлексы и инстинкты. Не кажется ли тебе более разумным, чтобы на той, сохранённой основе, которую теперь представляет мозг такого пациента, мог бы быть восстановлен некогда живший индивид?

Риз задумался, было видно, что вопрос доктора поставил его в тупик.

– Не пытайся дать однозначный ответ. Такового не существует. -наконец сказал Кирилл Генрикович – В этом то и проблема. Люди склоняются к одному или другому ответу, в зависимости от их убеждений. Тем более, изобретённый мною метод явно не вписывается в концепцию современного «опиума для народа»

Риз понимающе кивнул, а затем спросил:

– Я ведь правильно понимаю, что я пережил такое оперативное вмешательство? Этот ваш нейросинтез.

Кирилл Генрикович уклончиво ответил:

– Твой случай особый.

Риз не заметил, как они подошли к его палате. Было очевидно, что прогулка подошла к концу, как и откровенность Кирилла Генриковича.

– Я с недавнего времени стал задумываться над тем, когда бы я мог покинуть ваш исследовательский центр? – спросил Риз.

Кирилл Генрикович, к удивлению пациента, безразлично пожал плечами и ответил:

– У нас здесь не тюрьма. Ограничения, которым ты подвергался, были предприняты для твоего же блага. Теперь, ты можешь покинуть наш центр, когда пожелаешь.

– Действительно? – Риза сильно удивил такой ответ доктора, он явно ожидал другой реакции.

– Единственное, о чем я бы посоветовал тебе побеспокоиться, так это контроль твоего состояния, общего и психологического. – пояснил доктор.

– Психологического? Вы полагаете, у мен есть основания для беспокойства?

– Ты пережил очень серьёзное вмешательство на головном мозге, и у всего, что теперь с тобой происходит, есть свои далеко идущие последствия.

Сказав это, Кирилл Генрикович осторожно похлопал Риза по плечу, улыбнулся ему, а затем развернулся и покинул палату. Молодой человек остался один.

Остаток дня Риз просидел за компьютером, просматривая в интернете различные источники информации, связанные с наблюдениями за успехами нейробиологии. Риз зашёл на официальный сайт частного исследовательского центра, в котором он сам находился. Данное учреждение было построено на средства частных инвесторов, и в своём составе центр имел два отделения. Одно занималось предоставлением медицинских услуг, концентрируя своё внимание главным образом на терапии инсультов и реабилитационных программах постинсультных состояний. Другой отдел занимался исключительно исследованиями головного мозга. Именно здесь работал Кирилл Генрикович, и на сайте была размещена некоторая информация о докторе.

Кандидат медицинских наук, бывший член РАН и независимого объединения нейрохирургов России. Впоследствии, был исключён из обоих объединений, в связи со своей исследовательской деятельностью.

На отдельной странице была размещена короткая новость о том, что сын главного эксперта исследовательского отдела погиб при неясных обстоятельствах. Молодой человек провёл несколько недель в коме, после чего, из-за невозможности его спасти, было принято решение отключить его от жизнеобеспечения.

В принципе, просмотрев множество новостей и прочитав свыше дюжины статей, Риз не нашёл ничего, что могло бы показаться ему релевантным по отношению к его собственной ситуации.

В конце концов, когда на часах было уже почти за полночь, Риз лёг в постель, чувствуя себя уставшим.

В эту ночь Риз спал крепко, но сон заставлял молодого человека несколько раз подряд просыпаться, пытаясь всякий раз отличить явь от видения, Риз вновь и вновь возвращался к посещающим его образам.

Молодому человеку снилось, будто бы он продирался через заросли разнообразной, не вполне дружелюбной растительности. Шипы, растущие на ветвях многих кустарников, то и дело цеплялись за штаны. Некоторые растения, казалось, обвивали ноги Риза, затрудняя каждый его шаг. В небе светило яркое солнце и судя по всему должно было быть очень жарко, но густая растительность, среди которой Риз пытался найти свой путь, делала воздух влажным и тяжёлым. Одежда пропиталась потом, и липла к телу, но это было наименьшим из неприятностей, которые Ризу приходилось преодолевать. Помимо усталости, многочисленных ссадин от острых шипов местной растительности и духоты, Риз испытывал гнетущее чувство, природу которого понять не удавалось. Всякий раз, когда усталость достигала такой степени, при которой Риз больше всего на свете хотел остановиться и передохнуть, его настигало словно животное восприятие того простого факта, что ему нужно продолжать путь, что он не имел никакого права на промедление. И Риз не останавливался, продолжая преодолевать непокорные заросли и самого себя.

Как долго продолжалось восхождение, Риз не мог определить, поскольку время утрачивали всякое значение в этом его видении. Но, спустя какое-то время, Риз обнаруживал, что растительность вокруг него изменялась, высокие мангры уступали место обильному кустарнику, которые постепенно становился всё ниже а его колючие ветви – тоньше и короче. Вскоре, Риз понимал, что он всё это время поднимался в высокогорье, оставляя позади не только мангровые заросли, но и преследование. С какого-то момента он понимал, что то гнетущее чувство, не позволявшее ему остановиться ни на минуту, было преследованием. Кто-то следовал за Ризом, и хотя молодой человек не мог с должной определённостью сказать, кем был этот «кто-то», он понимал всю необходимость двигаться дальше.

Оставив позади лес, Риз столкнулся с новыми невзгодами на своём пути. Теперь ничего не защищало его от солнца, а ветер, который периодически накатывал с далёких склонов, был тёплым и сильным, так что только создавал дополнительные препятствия.

Риз знал, куда ему следовали идти. На более-менее пологих отрезках пути он пытался перейти на бег, и ему это удавалось, пусть и не на долго. Вскоре он достиг входа в ущелье. Скальные стены здесь были украшены работой человеческих рук. В тверди скалы были вырезаны многочисленные узоры. Риз приложил свою ладонь к шершавой поверхности скалы, покрытой замысловатой резьбой. Первым, что ощутила его ладонь, стал жар, излучаемый нагретой скалой. Символы представляли собой пиктограммы, и Риз не знал их значения, но было очевидно, что в данном конкретном месте, само наличие символов играло важную роль. Риз понимал, что он прибыл туда, куда стремился. Это было ущелье, образованное скалами, одна из который устремлялась высоко вверх, в то время как другая, будучи более пологой, образовывала каменное кольцо. Внутренняя стена ущелья, образованная слиянием двух скал, была покрыта резьбой, изображениями, каждое по отдельности из которых не имело самостоятельного значения, но в совокупности, они составляли единую композицию. Это была фигура человека, опустившегося на колени и склонившего голову перед собой, над ним возвышалась ещё одна человеческая фигура, которая уже имела более размытые контуры. Создавалось впечатление, будто вторая фигура была продолжением первой. Напротив этих двух фигур стоял человек, голова которого была увенчана каким-то специфическим убором, этот человек держал на вытянутых руках, перед собой, чашу, которая была направлена к первым двум фигурам. Позади двух фигур находилось ещё одно изображение человека. Этот человек был изображён лежащим на плоской поверхности, позади него находилось изображение, завершающее композицию. Это были люди, всего три человека, но Риз понимал, что это изображение означало именно общность людей. Один из этих людей протягивал в направлении лежащего человека некий предмет, который точь– в точь напоминал головной убор, на голове у крайней правой фигуры.

Под этой, испещрённой резьбой, стеной, находился широкий каменный круг, поверхность которого была также покрыта резьбой, но здесь, вместо изображений были уже пиктографические символы, значение которых оставалось для Риза загадкой.

Глядя на это каменный круг, молодой человек понимал, что это был своего рода алтарь, использовавшийся для отправления религиозного культа.

Стоя перед этим алтарём, Риз начинал испытывать неясную тревогу, усиливавшуюся с каждой минутой. В какой-то момент, когда необъяснимая буря тревожных чувств достигала своей кульминации, Риз вдруг понимал, что там, высоко в небе, куда уходила острая вершина одной из скал, кружили неизвестные ему бело-серые птицы. При этом, птицы издавали умопомрачительный крик, а так как самих птиц было неописуемое множество, их крики срастались в единый гомон, от которого невозможно было скрыться.

В какой-то момент, осознавая собственную неспособность переносить эту какофонию, Риз закрывал уши руками и пытался найти для себя укрытия. Но от отвратительного гомона уже не было спасения. Слившиеся в единый шквал крики птиц, пронизывали не только тело, но и само естество Риза, делая его неспособным думать. В такие моменты, Риз понимал это сам, он предпочёл бы броситься со скалы, чтобы только прекратить эту пытку. Стараясь противопоставить все проницаемому звуку собственные мысли, Риз брёл вдоль скальной стены, сам того не замечая, как поднимался над дном ущелья. Это восхождение продолжалось до тех пор, пока он не достигал образованной в скале залы. Здесь, вопреки здравому смыслу, Риз обретал защиту от гнетущих его птичьих голосов.

Сделав всего один, неосторожный шаг, Риз оступился и был готов упасть на твёрдую каменную поверхность, при этом он не отводил своих рук от ушей, предпочитая испытать боль от падения на камни, нежели позволить парализующему звуку вновь влиться в сознание.

Падение должно было длиться не дольше секунды, но как это часто бывает во снах, закрыв глаза, Риз падал целую вечность, пока его тело не было встречено мягкой прохладой, вместо ожидаемой шершавой поверхности скалы.

Осмотревшись, Риз не без удивления обнаружил, что но находился неподалёку от достаточно большого, затянутого свежим льдом озера. То, что по всей видимости в летнее время было приозёрным берегом, теперь покрылось снегом, а водная гладь оказалась парализованной ещё неокрепшей ледяной коркой. Странным было то, что Риз не мог видеть противоположного берега озера, которое по какой-то причине утопало во тьме. С обеих сторон от Риза стоял лес, и верхушки многочисленных сосен не шевелились, столь безветренной была погода.

Посветив лишь несколько минут на то, чтобы осмотреться вокруг, Риз ощутил, как холод пронизывал его тело.

В поисках укрытия блуждать не пришлось, всего в нескольких десятках метров от него стоял не очень большой частный дом. Риз не увидел ни света в окнах, ни дыма из дымохода на крыше. Кроме того, перед крыльцом дома, на свежем снегу, не было никаких следов.

Подойдя к крыльцу, первым, что бросилось в глаза Ризу, было отсутствие окон. Вот почему с расстояния, Риз не смог увидеть света. В стенах этого дома не было ни одного отверстия для окон и из-за этого, вблизи дом казался несуразны, как незаконченная картина начинающего художника-пейзажиста.

Постучавшись в дверь, Ризу никто не ответил. Проявив настойчивость, Риз повторил свою попытку, ещё раз и ещё. В конце концов, он оказался вынужден просто войти без всякого приглашения, что он и сделал, так как дверь легко поддалась и открылась внутрь. На ней н было замка.

Риз оказался в узком пространстве, которое при обычных условиях могло бы служит прихожей. Однако там, где оказался молодой человек, не было ни следов от обуви. Не самой обуви. Более того, всё выглядело так, будто дом было либо не достроен и им ещё никто не пользовался, либо же напротив, он был покинут, и предыдущие хозяева приложили усилия, чтобы не оставить случайным визитёрам никаких удобств или даже намёков на уют и гостеприимство.

Тем не менее, воздух здесь был тёплым, и Риз слышал, как откуда-то доносится тихое потрескивание тлеющей в огне древесины. При этом, в замкнутом пространстве не было ни дыма, ни чада. Риз постоял между стенами коридора какое-то время, затем, почувствовав, как его тело буквально наполнялось теплом, молодой человек проследовал по коридору. Путь был совсем не долгим, коридорчик заканчивался поворотом и выводил в гостиную, откуда и исходили тепло и звуки костра.

Сперва Риз не поверил своим глазам, когда оказался на пороге гостиной, но отрицать увиденное он был тоже не в силах. Ещё стоя в прихожей странного дома, молодой человек, слушая звуки костра, сделал вывод о судьбе кострового дыма, теперь же, ему стало ясно, почему продукты горения не скапливались в помещении. Дело в том, что в гостиной не было крыши. Стены этого помещения оканчивались сами собой и смотрели в пустоту, наполненную звёздами – ночное небо.

Риз не был уверен, видел ли он именно небо, по крайней мере снаружи, как он успел заметить, звёзд на небе совсем не было, только густые облака, тянувшиеся со всех сторон света. В комнате небо было чистейшим, без единого облачка. Между многочисленными звёздами пульсировала тьма, словно неведомая сила заставляло эту материю колыхаться.

В гостиной был камин, и именно в нём догорали остатки древесины, выделяя больше всего тепла. У дальней стены стоял простой диван, а неподалёку от самого камина стояли два стула с широкими резными спинками.

Присмотревшись к полу, Риз обнаружил, что тот, кто растопил камин, запачкал половые доски сажей. Рядом с камином стоял поддон, в котором очевидно носили дрова на растопку. Всё это казалось странным, так как напоминало Ризу абсурдные ситуации из сказок о путнике, забредающем в чужой дом, и оказывающемся пленником его нездоровой природы.

Из комнаты вела одна единственная дверь, за которой продолжался узкий коридор, уходивший на второй этаж.

Проследовав по коридору, и оказавшись перед невысокой но довольно крутой лестницей, Риз поднялся сперва на огибающую лестницу площадку, затем на второй этаж. Здесь продолжился коридор, становясь ещё более узким, при этом, из каждой стены, обрамляющей коридор, могла открываться дверь, всего их было четыре. Риз поймал себя на мысли, что вокруг не было ни единого искусственного источника света. Тем не менее, молодой человек мог вполне сносно различать предметы.

Оказавшись у первой из дверей, Риз аккуратно прикоснулся к ручке, с удивлением обнаружив, что она не была покрыта пылью, именно эта дверь, по всей очевидности, не так давно открывалась.

Обхватив овальную, гладкую поверхность дверной ручки, Риз попытался повернуть её так, чтобы открыть дверь. Послышался характерный звук механизма дверного замка, но это не был звук открывающегося механизма, напротив, по характеру звучания Риз безошибочно угадал, что дверь была заперта. Приложив незначительное усилие, молодой человек проверил дверной замок на прочность, заставляя дверь потребыхаться в проёме. Дверь не поддалась. Повторив свои попытки несколько раз, Риз оставил дверь в покое.

Молодой человек решил проследовать по узкому коридору второго этажа и осмотреть остальные три комнаты, раз уж первая оказалась недоступна.

Оказавшись у следующей двери, Риз обнаружил, что эта дверь, в отличии от своей предшественницы, не использовалась столь часто. Древесина была покрыта слоем пыли, и когда Риз повернул дверную ручку, дверь безо всякого труда открылась, позволяя молодому человеку войти внутрь.