Малыш Том. На вид – мальчишка. Руки постоянно в масле, под ногтями траурные полоски. Передний зуб выбит. Говорит хриплым голосом, почти постоянно курит. А смеется заливисто, по-детски. С Рафом у них какие-то тайны, свои знаки, свой сленг, для прочих непонятный. Вот и сейчас при встрече они обменялись непонятными фразами.
Том спросил: «Хрон имеется?»
Раф ответил: «Привез».
– Это «Молниеносный», так его назвал герцог! – Том похлопал вездеход по серому боку.
«Интересно было бы поглядеть, как герцог управляется с этой машиной», – думал Виктор, делая уже третий круг вокруг «Молниеносного».
От исходного «Крайслера» осталось совсем немного. Герцог перебрал каждый узел и что мог, – усовершенствовал. Дикий мир – иной мир. И здесь все иное. Что прочно за вратами, – здесь рассыпается в прах. А то, что там хрупко и ненадежно, может годами служить в диком крае. Прежде всего, броня вездехода: стальной панцирь исчерчен полосами серебра. Неужели такая броня защитит от лазеров и пуль? Забавно. Но вопросы потом.
Пока продолжаем осмотр.
Псевдоколес не шесть, а восемь, двигатель повышенной мощности. Кабина прошита серебряными прутьями, даже стекло украшено ажурной сеткой. В кузове – небольшая капсула, что-то вроде серебряной клетки с частой решеткой.
Виктор внимательно оглядел серебряную сбрую «Молниеносного».
– Здесь водятся зомби? Или вурдалаки? – поинтересовался у Тома.
– Оборотни – это в сказках. А у нас – мортал. Едешь в такой клетке через мортал, и не стареешь. Даже в ловушке выжить можно, – пояснил Том. – Пару таблеток под язык, «Дольфин» – в карман, и шпарь прямиком, не опасаясь мортала. Хоть день, хоть два можешь ехать.
Виктор вспомнил серебряный портсигар Арутяна. И его бесстрашие, ничем прежде не объяснимое, но такое понятное теперь. Кто-то рассказал ему про серебро. И Эдик был уверен, что лично он надежно защищен в мортале. На остальных ему было плевать. Имея защиту, он спокойно упрекал остальных в трусости. Кроме портсигара, возможно, имелись у него и другие вещицы: Виктор погибшему под одежду не заглядывал. Да и самого Ланьера оберегал амулет (о чем он сам не ведал) – серебряный медальон с портретом Алены, который Виктор никогда не снимал. Может, потому и вырвался из мортала? И других вывел.
У Рузгина – серебряный крестик имелся. Помнится, Бурлаков просил тот крест показать. Теперь стало ясно – генерал хотел удостовериться, что крестик именно из серебра.
– Что же получается, аргентум останавливает время? – Виктор высказал свою догадку вслух.
– Мы не знаем характера явления, – туманно отвечал Раф. – Серебро защищает – установлено эмпирическим методом.
«Не ребенок, а гном, и сапожки поношенные. Не первый год в них щеголяет. У детей нога быстро растет, каждый год башмаки менять надо. А этот года три в одних и тех же ходит».
Ланьер поймал себя на желании перекреститься.
Раф наклонился, запихал под сиденье свой рюкзачок. На поясе звякнули серебряные колокольцы.
– Послушай, может, ты объяснишь, зачем эти дурацкие колокольчики, как у коровы? – спросил Виктор. – Боишься потеряться в лесу?
– Это для мортала. Когда колокольчики перестанут звенеть – значит, надо валить. Срочно!
Все назначенные в экспедицию собрались: Каланжо и Димаш пришли последними. Димаш на ходу что-то жевал и рассовывал по карманам бутылки с водой и «Дольфины». Каланжо прихватил с собой немало вещей: рюкзак у него оказался втрое объемнее, чем у Рафа. Из оружия капитан взял пистолет и винтовку. Похоже, трофейную «Горгону» он сменял на снайперку.
– Итак, какова задача? Захватить плацдарм? Отбросить противника? – поинтересовался Каланжо.
– Едем закупать продовольствие. Вернее – менять, – вступил в разговор Раф, не дожидаясь, пока Виктор ответит. – Жратву – на патроны.
Столь приземленная задача капитана ничуть не разочаровала.
– Правильно сделали, что меня решили взять. Я одно время торговал старыми машинами. Думаете, это так просто – убедить человека, что ему необходим жигуль 2005 года выпуска? Да и с родней пропавших без вести торговаться – тоже я скажу, еще то удовольствие. Тут особый талант нужен. Они обычно на психику давят, рыдают, фотки показывают, где пропавший запечатлен сидящим на горшке или с соской в беззубом рту. Думают, что после просмотра семейного альбома я им десять процентов скину. Только я зарок дал – никаких сантиментов. С клиентами водку не пить и старые видашки не смотреть.
– Что ж так жестоко? – хмыкнул Ланьер.
– Жизнь учит. Я одной тетке сына целым и невредимым нашел, привез из-за врат. А она мне ни единого еврика не заплатила.
– Почему? – удивился Димаш.
– Да потому что я живого привез, а не мертвое тело. То есть договор не выполнил. Понимаешь? Там в моем договоре было напрямую указано, что я должен получить бабки за мертвое тело.
– И не заплатила? Мать – и не заплатила за живого сына? – изумился Димаш.
– Я же сказал: ничегошеньки не дала. С тех пор я поумнел, всегда оговариваю, что за живого возьму двойную плату. Но с тех пор больше мне так не везло.
– Ладно, хватит трепаться, – сказал Виктор. – Димаш, Каланжо, пошли за патронами и оружием.
– А мне с вами можно? – оживился Раф.
– Нет. Ты ступай в госпиталь за аптечками.
Однако поход за оружием разочаровал и Димаша, и Каланжо. Оба надеялись, что их пригласят посетить таинственный подземный арсенал крепости, о котором оба уже были наслышаны и который Виктор посещал однажды. Вместо этого Ланьер отпер караульню и велел взять по запасному автомату на каждого, а потом таскать ящики с патронами.
– Все это, Витька, несерьезно, – фыркнул Каланжо. – От настоящего противника не отобьешься. Так – маров попугать.
– А кого ты называешь настоящим противником? «Милитари»?
– Еще встретимся, – буркнул Каланжо сквозь зубы. – Вот если бы нам с тобой генерал «Пастушонка» подарил, с таким ни один черт не страшен!
– Я и не знал, что ты голубой, – хмыкнул Виктор. – О пастушках мечтаешь.
– Мечтаю, мечтаю, – поддакнул Каланжо. – Этот «Пастушонок» любую задницу может поиметь. А вот и генерал к нам идет! Может, решил чем-нибудь ценным нас одарить на дорогу?
Однако было не похоже, чтоб генерал собирался их чем-то одаривать. Бурлаков явно выбрался во двор в самом мрачном настроении. Оглядел вездеход, потом подошел к караульне.
– Ну что, собрались? – спросил, хотя и сам видел: почти все приготовленное оружие они уже забрали.
– Набили вездеход под завязку, – похвастался Каланжо.
Бурлаков протянул раскрытую ладонь:
– Виктор Павлович, отдайте мне ваши ключи.
– В чем дело? Вы же мне сами вручили эту связку как своему помощнику.
– Выносить ключи из крепости не допускается. Вернетесь – получите снова.
– Быстро же вы меня разжаловали!
Виктор снял ключи с пояса, повертел связку в пальцах, помедлил.
– Я их вам верну, даю слово, – сказал Бурлаков.
– Забирайте! – Виктор положил связку на раскрытую ладонь. – Одного не понимаю: зачем вам понадобилось так меня унижать? Или вы даже не заметили, как унизили?
Он повернулся и зашагал к вездеходу.
– Не очень-то вы любезны с нашим генералом, – заметил Каланжо, когда все участники экспедиции уже забрались с вездеход.
– Знаете, почему я не переношу монархов? – Ланьер все еще злился: на той стороне браслет наверняка бы показал недопустимое повышение агрессивности.
– Вопрос риторический?
Виктор усмехнулся:
– Потому что любому монарху подданные должны лизать задницу. И мне, честно говоря, безразлично, хорошая эта жопа или мерзкая – меня сам процесс бесит.
– Я заметил, – кивнул Каланжо. – Но, знаете, многим нравится.
Вокруг крепости за белым кругом располагались зоны мортала. А меж ними тонкой паутиной – хронопостоянные линии. По ним, как по дорогам, можно было ехать без опаски. Одна беда: линии эти менялись. Где вчера было хроноболото – сегодня мог появиться мортал. Зимой с этим нетрудно разобраться, – если снег лежит, – значит, безопасный участок, если серая земля, да гнилая хвоя – мортал. А если палая листва повсюду видна – мортал только-только сдвинулся, выпустил новые щупальца. На карте зоны без нарушения временного континуума – светло-зеленые. В реальности они в это время года все белые – завалены снегом. Дороги здешние зимой не чистят, а снегопады в Диком мире похожи на бедствия – полметра за ночь может навалить.
Километров десять вездеход ехал по ровной, засыпанной снегом просеке. Псевдоколеса приподнялись на метр, не меньше, но все равно снежная пыль окутала машину густым облаком. Раф указывал дорогу. Том – вел. Колесили, поворачивали, ехали напрямик через мортал – благо деревья росли редко. Потом вывернул им прямо под колеса накатанный санный путь, а дальше пошли следы колес, попадались и зигзаги, оставленные псевдиками вездеходов.
– Красиво здесь, правда? – вздохнул Димаш. – Просто загляденье. По этому миру с рюкзачком бы походить летом и на лыжах – зимой.
– В принципе, затем большинство и приходит, – отозвался Виктор.
– И еще пострелять, – хмыкнул Каланжо.
– Поиграть, – уточнил Ланьер. – Покричать: «Пиф-паф!» Для большинства это не всерьез. Смерть условная, как и боль.
– Наша жизнь давно утратила серьезность, – заметил Каланжо.
– А вместе с ней и значительность, – этим утром у Ланьера было мрачное настроение. – Все стоит одинаково – фальшь и искренность, кропотливый труд и легкомысленный успех, потому что цена всему – минута.
– А эта дорога куда ведет? – спросил Димаш, указывая на боковую тропку в снегу.
– Здесь повсюду деревни, – пояснил Раф, – но сейчас в ближайшие поселения соваться нет смысла – до Нового года деревенские ничего не продают. Придерживают, набивают цену. Только если у кого острая нужда в патронах или лекарствах. Но в этом случае они приходят сами, покупают в крепости, что нужно, и тут же уходят.
– Я и не знал, что здесь столько пацифистов, – подивился Виктор.
– Пасики? Нет, – покачал головой Раф. – Обычные люди. Стрелки, ролевики, технари из дорожных бригад, наблюдатели, – все оседают в Диком мире. Явятся из-за врат якобы поиграться, побродят по лесам, прикинут, что и как, припрячут оружие и устроятся жить. Дома ставят, обзаводятся семьями.
– Жить? Разве можно жить среди войны? – засомневался Виктор.
– Вполне. Война в игровых зонах, а тут – вполне приличное житье. В поселках «милитари», говорят, вообще все классно устроено.
– Им что, в том, нормальном мире, места мало?
– Выходит, что так. Останови! – велел Раф Томасу.
Навстречу ехали груженые бревнами сани. Лошадью правил мальчишка-подросток. По обеим сторонам саней шагали два здоровенных мужика с винтовками.
Виктор выбрался из машины.
– День добрый! Мы из крепости! – крикнул он мужикам. – Продукты есть на продажу?
– А что можете предложить? – отозвался охранник в овчинном тулупе и меховой шапке.
– Патроны. Лекарства.
– Ничего не нужно. Проезжайте.
Виктор пожал плечами, вновь сел в вездеход.
– Видишь того бородатого? – Раф указал на мужика, что не вступал в разговор. – Этого типа отец спас от смерти. Оказалось – жадный до смерти. С ним лучше не торговаться. Он за килограмм картошки десять патронов просит. Я думал, в тот год, когда отец его спас, он скидку сделает. У нас, как на зло, было туго с припасами: из-за врат почти ничего не прислали. Ну, мы и поехали торговаться. А этот жадюга ни одного патрона не скинул. Зато за лекарствами приходит в крепость и выпрашивает бесплатно. Каждый раз канючит: ребеночек помирает, то сыночек, то племянничек, то дочурка занемогла. И никогда не платит. Мы жителей этой деревни «волками» называем.
– Зачем ты привез нас сюда? – пожал плечами Каланжо. – Поглядеть на этого павиана? Таких и по ту сторону врат полно.
– Да ни зачем. Просто мимо ехали. Картошку лучше покупать в долине. Там зона небольшого хроноускорения. Там уже в июле каждая картофелина вот такая. – Раф изобразил руками что-то больше похожее на арбуз. – И староста там нормальный. Прижимистый, но в меру, не борзеет. И потом он в крепости много всяких вещей заказывает: колокольчики серебряные, подсвечники, клепсидры. Механические часы для него в мастерских делают. Счет, разумеется, ведется на патроны. Здесь это валюта. Если в крепости с патронами и припасами туго, он картошку в кредит отпускает. Иногда охрану из крепости просит, и хорошо платит, при этом кормит охрану бесплатно.
– А Хьюго там у них свой есть? – спросил Каланжо.
– Ты о чем? – не понял Раф.
– Да я вот думаю, может, мне лучше в этой вашей Картофельной деревне поселиться? Больно мне твой староста понравился.
Особенность Дикого мира такова: все, что близко, на самом деле – далеко. Все, что сложно – проще простого. Самое простое – неразрешимо.
До Картофельной деревни они не доехали.
Время встало. Рядом на сиденье притулился тот юнец с белыми волосами и исхудалым лицом, прозрачный, бестелесный почти, призрак смерти, остановленный пулями черного всадника в мортале.
В отличие от прежних «гостей» этот остался таким, каким был, – до времени постаревшим, с белыми волосами и бровями, с истонченной кожей, сквозь которую просвечивали голубые ниточки вен. Только белую стариковскую бороду стер у призрака мортал, вернув мальчишке молодость.
– Мы нашли подходящую скалу. Может, это та самая, настоящая! – Призрак начал, как всегда, со своей мечты. Протянул ладонь, и на ней замерцала голограмма: из зелени густого леса выдавалась носом линкора беломраморная скала. – Но ты дальше пока не ходи. Опасно тут.
– Почему пришел ты, а не кто-то другой? – спросил Виктор, впрочем, не надеясь, что получит ответ. Но тот ответил:
– Сегодня моя очередь…
Видение пропало.
– Останови! – крикнул Виктор.
Том отреагировал мгновенно, вездеход встал, псевдоколеса погрузились в снег.
– Впереди мары, – сказал Виктор. – Том, Димаш и Раф – оставаться в машине. Мы с Каланжо пойдем вперед на разведку.
Двинулись целиной, увязая в снегу. Сначала по колено, потом по щиколотку. Еще шаг – и стала проглядывать хвоя, захрустели ветки под ногами. Они приближались к границе мортала.
«Бесшумно, как у Хьюго, не получается, – отметил Виктор. – Хоть и кровь виндекса в жилах, да навыка нет».
Хорошо еще, ни Ланьер, ни Каланжо не навесили на себя колокольчики.
Впереди дорога поворачивала. А что за поворотом, не видно: как нарочно слева грудой лежали огромные валуны. Из-за поворота долетали звуки: голоса, какое-то хрипенье, слышался смех.
Виктор приложил палец к губам. Затем ткнул себя в грудь и указал пальцем вперед. За поворот он хотел заглянуть один. Каланжо отрицательно мотнул головой. Его палец нацелился на раздавленную неведомой силой скалу, ставшую грудой камней. Логично: забраться на вершину и оттуда глянуть, что происходит на той стороне. Виктор кивнул.
По камням они лезли минут пять. Камни оказались на редкость острые – резали пальцы даже сквозь кожаные перчатки. Еще приходилось следить, чтобы камни вниз не катились. Объявлять о своем появлении им было пока ни к чему. Один раз Каланжо едва не сорвался, но Виктор его удержал, ухватил за ворот. Наконец забрались на гребень. Глянули, да так и застыли, будто к камням примерзли.
Маров было семеро. Главарь – высоченный и дородный, в синей курке и меховой шапке стоял возле высокого дерева. Подле него суетился то ли мужик, то ли баба – не разобрать издали. Одно было видно: волосы длинные и плечи покатые, куртка просторная. Остальных Виктор разглядеть не успел. Потому что взгляд его уперся в дерево. Огромная мортальная сосна: граница как раз пролегала за разрушенной скалой. И к этому необхватному стволу было прибито нечто длинное бело-розово-красное, больше всего похожее на мешок. Мешок этот издавал хрипящие и булькающие звуки.
Не сразу Виктор понял, что мешок вовсе не булькает – он говорит. Даже можно разобрать, что именно.
«Я люблю маров», – хрипел мешок.
Каланжо ткнул Виктора в бок, указал на главаря и стал целиться. Виктор решил стрелять в того, что стоял слева. Но первым выстрелил не он, и не Каланжо. Выстрел грохнул внизу – со стороны дороги. Голова главаря лопнула выдавленным гнойником. Тело покачнулось и плашмя рухнуло на землю. Следом выстрелил Виктор – в того типа, что напоминал бабу. Каланжо выстрелил почти одновременно, он успел сориентироваться и снял из своей снайперки еще одного.
После этого мары кинулись врассыпную. Один развернулся, наугад дал очередь – осколки камней брызнули у основания скалы. Каланжо тут же уложил стрелка. Остальные бежали, даже не пробуя отстреливаться. Виктор и Каланжо расстреляли их по одному. Когда упал последний, Виктор, позабыв о всякой опасности, понесся по камням вниз. Потерял равновесие, упал, покатился, стукнулся коленом и локтем, штанину порвал. Добежал до дерева первым.
К сосне был привязан голый мужчина. Его прикрутили к стволу стальной проволокой. Да еще руки прибили гвоздями. Где они только взяли эти гвозди? Прибили давно: кровь успела свернуться. В ноздри пленнику мары воткнули остро заточенные ветки. В одно ухо – тоже. Всего, что мары учинили, Виктор даже и не разглядел – отвернулся. Перевел дыхание, перебарывая тошноту. Стал срочно искать, чем вытащить гвозди, чтобы парня от дерева отодрать.
И тут увидел, что один из маров жив – его только в руку ранило. Мар сидел на снегу, всхлипывал, сопли по губам и подбородку текли, здоровой рукой он успел вытащить из кармана бинтик. Рану хотел перевязывать. Тряпочку белую в его руках ветерком повевало, такой вот белый флаг получился. Жить мару хотелось.
Виктор поднял автомат. Ствол почти коснулся виска раненого. Парень замер.
– Ланьер, что ты делаешь?! – окликнул Виктора тонкий голосок.
Виктор лишь скосил глаза. Изящно ступая по палой хвое, шагал Раф. Это он первым выстрелом из своей снайперки снял главаря.
– Мы берем в плен маров? – спросил Виктор.
– Нет.
– Тогда, зачем ты спрашиваешь?
– Его можно подлечить и продать, деньги нам еще понадобятся, – сказал Раф. Испытывает ли этот малыш какие-то чувства? Ненависть? Любовь? Страх?
– Как раба? – спросил Виктор с издевкой.
– Ну да. Рабы в Диком мире дорогие. – Вопрос его нисколько не уязвил. – Тысячу патронов можно запросить. Парень на вид крепкий. А рана у него легкая. Царапина, а не рана.
– Хорошо. Свяжи подонка. Пусть в Картофельной деревне решают, что с ним делать.
Виктор опустил автомат и отвернулся. Его душила злость. Злился он на себя: во-первых, за то, что не смог пристрелить мара. Во-вторых, ему было стыдно, что хотел это сделать.
Пленного они все же отодрали от дерева. Возились довольно долго, а если учесть, что дерево росло на границе мортала, то каждый потерял как минимум неделю жизни. Однако справились. Втроем (тяжелый этот человек был неимоверно) дотащили спасенного до вездехода, надели манжету с физраствором на руку, закутали изувеченное тело в одеяло. Виктор вколол раненому морфий. Палки из носа и уха вытаскивать не стал – это была работа для хирурга.
– И что теперь? Повезем раненого в крепость? – спросил Виктор.
– Вы его мошонку в-в-видели? – дрожащим голосом спросил Димаш. – Ну почему они такие звери, а?
– До картофельников близко, – сказал Раф. На него художества маров, казалось, не произвели впечатления. Малыш, как всегда, был собран, спокоен и деловит. – За пятнадцать минут доедем. Этот парень, скорее всего, оттуда. Никакого транспорта рядом не было – значит, пешком пришел.
– У них что там, больница в деревне? – удивился Каланжо.
– Врач имеется. Дипломированный. Картошку со всеми растит и лечит больных в округе. Заодно предупредим, что мары близко, поинтересуемся, почему картофельники патрулей на дорогах не выставили и у крепости охрану, как всегда по осени, не запросили. Заодно картошку прикупим. Если парню станет совсем худо, увезем в крепость. Войцех у нас чудеса творит.
«Мне бы практичность этого малыша!» – с завистью подумал Ланьер.
– Почему деревенские дороги не охраняют? – поинтересовался Виктор. – Или у них оружия нет?
– Есть у них все. Только картофельники пока еще маров не ждут. Знаешь, куда мародеры первым делом кидаются, когда врата закрывают?
Виктор, разумеется, знал, но ответил:
– Нет.
– Ха! Мары еще до отхода «синих» и «красных» вокруг командирских пунктов караулят. Ждут, когда командование уйдет. Вот тогда они на добычу бросаются. Потому как там всегда есть, чем поживиться. А по деревням они после Нового года пойдут.
Раф не обманул: в Картофельную деревню они прибыли ровно через пятнадцать минут. Поселение было обнесено не частоколом, а каменной стеной, с колючей проволокой по верху и караульными вышками по углам. Ворота, правда, висели деревянные, лишь обитые стальными полосами. Сейчас они были распахнуты: огромная фура пыхтела, заезжая внутрь, – завозили лес. Наверняка у военных выменяли на что-то стоящее.
– Вы куда? – заступил им дорогу белобрысый круглолицый парень с винтовкой. Но тут же подался назад. – Рады видеть вас, ваша светлость!
«Светлость? – удивился Ланьер. – Ах, да, вездеход герцога! И потом – сходство. Все, как рассчитал Бурлаков. Он меня наверняка отправил в эту экспедицию, чтобы убедить деревенских: герцог никуда не уходил, все в порядке, друзья!»
– Мы за картошкой, – высунулся малыш Раф из вездехода. – Ну, и еще одно дело образовалось. Мы покалеченного парня в лесу нашли. У маров отбили. Может, ваш? Здоровый такой.
– Рыжий? – тут же выпалил охранник.
– Может, и рыжий. А может, просто волосы в крови.
Охранник только заглянул в вездеход, увидел лицо раненого, да могучее плечо, что высовывалось из одеяла, отскочил как ошпаренный. Кинулся к лесовозу.
– Кешка, наддай! – заорал он. – Ланса привезли! Скорее! Машине въехать надо. Ланса у маров отбили!
Но лесовоз как назло буксовал. И охранник, протиснувшись мимо машины, понесся куда-то.
– Они к нам не привяжутся? – спросил Димаш. – Скажут: мы этого беднягу покалечили. Кто знает, что этим деревенским в головы придет?
– Не привяжутся. Они меня знают, я бывал здесь не раз! – заявил Раф. Вокруг алого ротика искушенного ангелочка проступили глубокие складки. Виктору он показался измученным до полусмерти и старым.
– Пусть только посмеют! – Виктор гордо расправил плечи. – Не забывайте, что с вами приехал герцог собственной персоной. Запомнили, ребята. Герцог! Его светлость.
– Все помним, – спешно подтвердил Димаш, хотя было ясно по его обескураженной физиономии, что про уговор он точно забыл.
Лесовоз, наконец, рыкнул, газанул и заехал внутрь. За ним тут же последовал вездеход, аккуратно, будто на цыпочках, миновал выбитую грузовиками ямину у ворот и по главной (и единственной) улице прямиком вкатился на деревенскую площадь. В центре площади стояла огромная ель – в деревне готовились к Рождеству и Новому году. Немаленькая оказалась деревня – домов сорок, а то и больше. Хорошие дома, двухэтажные, со ставнями на окнах, с верандами; вокруг домов сараи, конюшни, коровники.
Народ уже высыпал наружу. Раф первым выскочил из машины – прежде Ланьера. Навстречу прибывшим выступил невысокий крепко сбитый мужик лет пятидесяти с лысым черепом и коротко остриженной рыжеватой бородой – сразу видно, что староста. За ним шагал давешний охранник.
– Добрый день, ваша светлость! Завсегда рады вас видеть! – поклонился староста. Низко поклонился. Но без подобострастия. Похоже, вездеход герцога и сходство Виктора с отцом старосту обманули. – За картошкой приехали?
– За ней самой, Михал, – тут же встрял в разговор Раф. – Хороший нынче урожай?
– Не дурен. Дай-ка, гляну, вправду ли вы нашего Ланса нашли.
Подошел к вездеходу ближе, глянул, вздохнул, поскреб пятерней бороду.
– Ланса в дом несите, – приказал охраннику. – Пускай Кощей поглядит, что и как. Где вы его отыскали? – повернулся он к Виктору.
– Возле треснувшей скалы, – отвечал вместо Виктора Раф. – Его мары взяли в плен. Их было семеро. Мы их положили.
«Ну, надо же, положил он! Вот бахвал», – усмехнулся про себя Виктор и даже дернул ртом, не в силах подавить усмешку.
– Всех насмерть? Голову ему придерживай! Голову! – закричал староста на неумелых носильщиков, что доставали из фургона раненого. – Эх, как они его. Всех говорю, насмерть?
– Нет, один живой, легко ранен. В кузове лежит, в мешке, связанный, – сказал Виктор. – Вам привезли в подарок. Вы решайте, что с ним делать.
– Достань-ка его, Вальдек, – велел староста тому парню, что охранял прежде ворота.
Тот бросился исполнять. С помощью Димаша извлекли пленника из кузова.
– Это же наш Кузька! – ахнул Вальдек. – Он летом сказал, что за ворота уйдет. Серебряных безделушек натырил и удрал. Вот с-сука…
– В карцер его! – приказал староста. – Запереть, не выпускать, охрану поставить! Там еще наши были?
– Нет. Только мары.
– Откуда вам знать, из наших они или пришлые?! Сам съезжу, погляжу. Накормите их, – бросил староста кому-то через плечо. – Вернусь – поговорим о цене на картошку. А ты, Адрюс, – приказал он юноше лет восемнадцати, – живо на коня да скачи в Грибное. Скажи: мары объявились, надо дозор ставить. Да напомни, что они нам трех коров задолжали. Не отдадут, картошку придержим. У нас хранилища бездонные в безвременной зоне. Картошка может три года лежать, и все будет – как вчера выкопанная. Они про это каженный год забывают, напоминать по пять раз надо. Так и скажи: не будет коров – картошки не получат.
Ясно было, что нарочно он это все говорил – для гостей из крепости. Цену набивал. Прижимистый мужик, ох, прижимистый. Но слушались его беспрекословно, команды выполняли с усердием. Хорошо картофельники жили под присмотром Михала.
И еще Виктор подумал, что староста с Бурлаковым наверняка в натянутых отношениях. То есть внешне делают вид, что дружат, но при этом друг друга крепко недолюбливают.
– Слышал, в крепости у вас в этом году народу больше обычного? – как бы между прочим спросил староста. – Значит, и маров будет – как грибов в сентябре. Ну, не мне тебя марами пугать, они твое имя заучили. После того как ты тридцать трупов вдоль дороги развесил. В безвременной зоне до сих пор трое болтаются.
«Отец?» – изумился Ланьер.
Но виду не подал. Лишь кивнул, изображая понимание. Он старался меньше говорить, уступая эту честь Рафу: все же голос у него отличался от отцовского – так сказал Бурлаков.