Гнездо синицы – Рома Декабрев

Среди тонн страниц современной русской литературы редко встретишь что-то по-настоящему оригинальное. Волей-неволей вспоминаешь, ходившее в прошлом веке мнение о том, что жанр романа – мертв, и ничего нового в этой форме уже никто не напишет. Отчасти так оно и есть – навряд ли кто-то сможет переплюнуть Джойса или Пинчона в новизне формы и стиля. К тому же нельзя забывать, что есть еще и Пруст, и Набоков, и Уоллес, и многие другие писатели поствикторианского периода литературы, которые модернизировали жанр и вдохнули в него новые силы. Но как обстоят дела с романом сейчас? Говорят ли писатели что-то новое или продолжают из года в год тиражировать одинаковую прозу, потихоньку деградируя к упрощенным формам прошлого? Так оно и есть.За редким исключением современная литература не дает читателю ничего нового. И не стоит путать понятия хорошей литературы и новаторской – качественной прозы и поэзии в наши дни хватает. Разговор о форме, стиле, композиции, – отличной, выделяющейся прозе, голосе, который нельзя было бы спутать ни с чьим другим. И вот такого в современной литературе мало. Оттого мне втройне радостно читать такие романы, как «Гнездо синицы» молодого писателя и переводчика Ромы Декабрева. Свежий, оригинальный и не затертый до дыр текст, который, даже если бы был плохим (а он таким не является), я бы прочитал с большим удовольствием, потому что хоть кто-то, наконец, делает не так, как это принято сейчас, а как это будет принято через несколько лет, когда читатель вновь устанет от типизированной литературы и возьмется за нестандартное и оригинальное. Сейчас же такие работы не получают ни широкой огласки, ни серьезных номинаций, – дальше большого списка «Большой книги», состоящего из 322 претендентов книга не прошла (зато прошли бездарные романы, которые не то что новое, а даже старое не в состоянии толком выговорить). Плохо ли это? Ни в коем случае. Просто надо понимать, что «Гнездо синицы» – белая ворона, тот самый нелюдимый паренек на задних партах, которой через пару лет после выпуска прогремит на весь мир с каким-нибудь невероятным изобретением или, что нам ближе, с большим романом, способным в корне изменить текущие тенденции в литературе.Причем интересно, что даже те рецензенты, кому понравился роман, кто нахваливал его и старался разобрать по полочкам, говорили устаревшим языком, пытались загнать нестандартную прозу в рамки типичных терминов. Осмелюсь сказать, что и сам автор в одном из интервью говорил о своей работе не тем языком, которого она заслуживает, хотя в этом виноват скорее интервьюер, а не Роман. Дело в том, что в «Гнезде синицы» нельзя и не нужно искать протагонистов, сюжет и линейность. Композиция хоть и выстроена по некой, задуманной автором, логике, но она не нуждается в привычных терминах и выражениях. «Он разрывает фабулу!» – «Да ладно, правда что ли?» Какой смысл грести все под одну гребенку? Я понимаю, если бы мы жили в середине девятнадцатого столетия и вдруг нате – «Гнездо синицы» с отсутствующим или даже перемешанным сюжетом, обрывками снов, воспоминаний, быть может, галлюцинаций. Тогда да, можно было бы и удивиться, но мы живем в двадцать первом веке и пытаться искать в таком романе главных героев и остальные признаки жанра – не стоит. Ближе всех к правде оказалась критик и обозреватель Анастасия Шевченко, которая главным героем романа назвала память. Уж лучше так, чем Паша, Егор, Дима, Стужин, которых в книге на самом-то деле и нет (есть только их имена). В этом Декабрев близок к моему любимому Набокову, который откровенно отрицал лирических героев и прямо говорил им: «вас создал я».В таком случае у читателя этой рецензии возникнет вполне справедливый вопрос: «А что такое „Гнездо синицы“ и как это вообще читать?» Отвечу. Представьте, что вы пошли в музей современного искусства. Открываете дверь в выставочное пространство, а там – темнота. Из освещения только тусклый свет под потолком. Начинаете продвигаться вперед. Смотрите по сторонам и замечаете, что бетонная стена справа от вас плавно перетекает в стекло, за которым стоит каталка с трупом. И вот вы продолжаете идти вперед, а каталка следует в ногу с вами – и мертвец при этом все время что-то говорит, пытается объяснить те обрывочные образы – картины или скульптуры, которые возникают по другую, левую, сторону галереи. Разобрать, что говорит труп тяжело, но можно. Иногда из его уст доносятся весьма интеллектуальные перлы вроде: «Человек – это ложь и жестокость. Всё полотно человеческой истории удачно смонтировано ложью», но куда чаще томным голосом произносит какие-то запутанные фразы по типу: «Я смотрю на маску, а маска смотрит на меня. Я смотрю вместе с маской». Так вы и идете, преследуемый трупом, до конца зала, откуда в результате выбегаете с выражением полнейшего недоумения на лице.«Гнездо синицы» – это книга, которая в первую очередь впечатляет. Вы можете совершенно ничего не понять, попытаться вникнуть и все равно остаться с пустыми руками. Не зря в аннотации издатель назвал работу Декабрева «романом-иллюзией». Весь текст построен так, чтобы добиться чувства иллюзорности происходящего – пустоты как фабульной, так и поэтической. Метафизика романа – пустота, наполненная сознанием. В тексте просто не нашлось место осязаемому; все, что вы прочитаете, будет метафорой, ссылкой, очередным переходом к следующей мысли, за которой нет никакой почвы. И самое важное, что это все не пустые слова, а действительно воплощение идеи, некого концепта. Ведь что оскверняет искусство последних нескольких декад – коммерция, напускной символизм и смысловой вымысел. В работе Декабрева этого нет. Он строго следует наставлению из своего же романа и «не путает глубину с пустотой». Его текст не потому сложный и запутанный, что он хотел «залететь в тренд» или заработать денег, а потому, что для воплощения его идеи нужна была именно такая форма и такой стиль. И неважно, что большинство роман не поймет и назовет его нечитаемым, главное, что писатель сделал то, что хотел и сделал это достаточно качественно.У текста есть свои недостатки – мне, например, не хватило целостности, уверенности авторского голоса, но, как уже было сказано выше, я многое готов простить за глоток свежего воздуха после череды хороших, но традиционных романов, заполонивших современное литературное пространство. Уверен, Рома Декабрев способен на гораздо большее, и что-то мне подсказывает, что этот писатель из числа тех, кто своей работой вечно недоволен, поэтому не сомневаюсь, что следующая книга автора, с проделанной работой над ошибками и возмужавшим стилем, уже не за горами, а нам, читателям, остается ждать и день за днем разбивать ржавые цепи литературной дозволенности, и готовить себя к новому ответвлению, напрасно позабытого, модернизма.

Путь в гнездоПрочитал на днях роман «Гнездо синицы» ноунейма Ромы Декабрева. В издательских материалах «Альпины» разными аккуратными обиняками (чтобы не напугать расслабленного автофикшном и прочим изи-ридингом читателя) говорилось, что это вполне себе литературный хардкор, ну я и решил проверить. Яжхардкорщик.Оказалось, это и в самом деле вполне себе литературный хардкор. Не ультрамодернистская проэзия Гелианова, не датаистские массивы Веневетинова, но тоже текст, который весьма удивительно видеть изданным в коммерческом издательстве, а не в самодеятельности. Кто прожал публикацию в «Альпине», тот молодец, мы щас вам еще вагон такого же (и погуще) отправим.Кто в гнездеРоман, как можно догадаться из названия, рассказывает о гнезде синицы, а также о феномене сборного человека и модном концепте дед инсайда – все на примере молодого человека с подозрительно альтер-эговой фамилией Стужин. Стужин встречает читателя мертвым на прозекторском столе и затем триста страниц водит по предысториям этой печальной (за/раз)вязки. Водит, надо сказать, не за руку, а бегая вокруг читателя кругами и квадратами, без предупреждения скрываясь в кустах и тут же выпадая из окна, переодеваясь в других персонажей, беспорядочно перескакивая с темы на тему экскурсии в прошлое и отменяя все, что было сказано.Хардкор тут в первую очередь в неопределенности событий. Формально основное событие – сожжение офиса компании, в которой работает Стужин, убийство директора этой компании и бегство героя вместе с дочерью директора за рубеж. Содержательно основное событие – некий инцидент в детстве Стужина, сделавший его тем самым дед инсайдом. Или нет (both). Рассказчик постоянно ставит под сомнение реальность собственных воспоминаний и впечатлений, обнаруживает противоречия между ними, излагает одни и те же микросюжеты в разных декорациях. Он честно пытается докопаться до правды, установить, что на самом деле с ним происходило, но в итоге все эпизоды оказываются равномерно недостоверными: любой можно принять за точку отсчета фактов и раскрутить от него сюжетный шнур в ту или иную сторону.Как в гнездеНа первых десятках страниц такая стратегия повествования выглядела очередной бесплодной игрой с ручкой и бумагой (клавой и компьютерной памятью), какой балуются жаждущие письма, но ничего не имеющие сказать сочинители, однако вскоре в тексте проявились элементы организации, нехарактерные для письменных забав. Сцены связаны не сюжетно, а тематически – варьированием мотивов внутренней пустоты человека и враждебной тьмы его окружения. Декабрев создает объемную картину дед инсайда, рассматривая концепт с разных сторон – от молодецкой позы через зрелое осознание опустошенности героя к буквалистскому прочтению под скальпелем патологоанатома. Внешне роман хаотичен, но в нем нет ни одного не связанного с другими эпизода, всякая будто бы вставная сцена или проходная деталь обязательно впоследствии появится в том или ином отражении в основных сюжетных линиях."Гнездо синицы" – это типичный V.-дебют, когда молодой и неиронично талантливый автор в первом большом тексте старается показать все, что он может в художественном письме априори. Поэтому тут есть и стихи, написанные от лица разных персонажей, и пьеса-допрос, и куча отсылок разной толщины к прочитанному и возлюбленному автором от Кнута Гамсуна до Резы Негарестани, и арсенал усвоенных им из прочитанного (пост?)модернистских приемов, и максимально широкий разброс тем – от участия героя в боевых действиях до трудовых будней бьюти-блогерш. Автор буквально написал все, что мог, обо всем, что важно ему или может быть важно читателю. За саму по себе амбициозность текста мое уважение, у нынешней пишущей молодежи не так много замахов на грандиозное; и я удваиваю респекты за то, что у Декабрева начинание, вознесшееся мощно, ни в какую сторону не свернуло (ни в формальные упражнения, ни в бесформенные размышлизмы) и родилось в бумагу живым и доношенным.Что в гнездеКак было сказано выше, роман посвящен гнезду синицы, и чем дальше в текст, тем становится заметнее, что оно для него – фундаментальная фрактальная метафора. Во-первых, это метафора информационных фильтров, через которые человек воспринимает действительность. Во-вторых, это метафора виртуального образа в соцсетях, выстраиваемого человеком вокруг внутренней пустоты. В-третьих, это метафора дед инсайда, он же сборный человек, слепленный из чего попало. Наверняка есть еще в-четвертых и так далее, какие я сейчас не вспомню, а в-последних, это метафора романа «Гнездо синицы», где множество сюжетных веток образуют решетку, сквозь которую читателю предлагается разглядеть подлинную историю Стужина либо, отвернувшись от героя, взглянуть на нашу реальность.Самое удивительное, что с такой темой в духе «новых вялых» (человек пуст, бесцелен, празден, некоммуникабелен, мертв) в романе нет нытья. Порой кажется, что вот-вот нытье начнется, автор таки сверзится в рядовое инфантильное «как страшно жить, мама, роди меня обратно» не нашедшего места в жизни молодого балбеса, но нет, равновесие выдержано до последней точки. Тяжелые ситуации и негативные мысли Стужина подаются отстраненно, зачастую аналитически, и это, конечно, наиболее уместный подход к изображению дед инсайда: с позиции дед инсайда. Рассказываешь, что люди как гнезда без птичек – не прикидывайся, что сам полон яиц и жалобного щебета, будь мужиком, держи дисциплину. Получается, что в книге мертв и главный герой, и все второстепенные, и автор (как завещали Отцы), а живыми являются только сам текст, непредсказуемый как реальность, и читатель.Кому гнездоЧитатель, по сути, и есть синица этого романа. Наша задача – обжить готовое гнездо стужино-декабревского текста, переложить его сюжетные ветки по своему вкусу и добавить в него сколько угодно своего. А потом можно сравнить, у кого что получилось. Если бы я понимал поэзию, я бы сказал, что «Гнездо синицы» – поэтическая аналитика современной российской повседневности, так что очень жаль, что поэзия мне непонятна.Это книга для читателей, предпочитающих самостоятельно разбираться в сюжетных головоломках и готовых к многократному пересмотру текстовых данных на предмет «было/не было». В то же время, это вполне дружелюбная для не-хардкорщиков работа, поскольку в ней нет экспериментов с языком, предложения написаны в нормативном синтаксисе, у всех персонажей есть имена, во всех сценах понятно, что происходит, а элементы связности между эпизодами достаточно яркие и четкие, чтобы книгу мог без особых страданий прочитать любитель мейнстримного чтения (не осуждаю).В общем, цитируя финал романа, «Сдоба».

А все заметили, что с уходом с российского рынка всяких Кингов и Роулингов издательства повернулись в сторону редкого, странного и экспериментального? В моде (внезапно) теперь метапроза, постмодернизм и отечественные авторы, что несказанно радует, иначе я бы не познакомилась с этим самым «Гнездом».Если коротко, то главный герой, этакий dead inside, мёртв и снаружи тоже. Он лежит на столе у патологоанатома и рассказывает историю поджога офиса, убийства директора и бегства за границу.Рассказ перемежается воспоминаниями из детства, отрывками мыслей, снами, сносками, ведущими отдельный диалог с читателями (Роберт Глэнси, привет), и персонажами, ломающими четвертую стену. А ещё отсылками ко всему, что было написано человечеством, от Данте до «Книги непокоя». Тут и Послание к Римлянам, и Гильгамеш с Патриком Бейтманом, и карлики-канатоходцы бегают (откуда они, кстати?), и игрища со словами и смыслами (плотский секрет – это же и про жидкость тоже?).Ощущение, что мы с автором лазили по одним и тем же подворотням и сидели в одних и тех же группах Вконтакте, сохраняя одни и те же картинки. На это меня натолкнула фраза про бессмертие души и вседозволенность, в соседних абзацах упоминаемая вместе с Пеппи Длинный Чулок, что было популярно лет этак 10 назад (респект!).И сюжеты других книг неуловимо просматриваются за текстом, как, например, пропадает единственная девушка в компании мальчишек, а они потом взрослеют, стареют и всё пытаются понять, что же тогда случилось – Ричард Руссо, ты ли это?Впрочем, я уверена, что не считала и половины отсылок и упоминаний.Но даже если вся эта книга – пост- и мета- компиляция известного, то компиляция, безусловно, талантливая. Спасибо Альпине, что выпускают то, что раньше можно было увидеть лишь в самиздате, ведь, в конце концов, если нет бессмертия души, то всё дозволено.Р.S. Скорее всего, отсылку на Руссо я выдумала.