Роксана Найденова
О чем задумалась, Катарина?
23 октября
Катарина бросилась по лихо закрученной талии лестницы, спотыкаясь и сбивая в темноте локтями хрупкие поделки старика со своих насиженных мест, на первый этаж – в лавку. Она видела перед собою только мерцающий свет заветной сферы и следовала за ним, будто одержимая своим сновидением сомнамбула. Но, как это обычно бывает в самые напряженные моменты повествования, Катарина подвернула ногу на самой последней ступеньке и рыбкой вытянулась на жестком полу, нечаянно еще дальше отпихнув от себя свою крохотную цель. И сфера на ее испуганных глазах, неторопливо прогулявшись по лавке, закатилась в гору оставленных в углу недоделанных кукол-катарин и прочих «миловидных» участников предстоящего праздника. Настоящая Катарина облегчено вздохнула и распласталась на полу, радуясь, что сфера не разбилась, и, собираясь, чуть переведя дух, вызволить ее из груды мишурного хлама. Она закрыла глаза.
Вдруг ее вернул в привычное напряженное состояние странный шорох, словно кошка где-то рядом точила свои коготки или лавочник ворочался в кровати. Но кошки старик не держал, а спал всегда как убитый. Катарина озадачено посмотрела в ту сторону, где под горой разноцветной дребедени прятался результат стольких их с мужем научных изысканий и отдельно ее личных усилий.
К неописуемому ужасу далекой от подобного чувства Катарины там – в углу – что-то странно зашевелилось, забарахталось. Словно жалкий калека, упавший со своей коляски. Девушка пригляделась, ее глаза уже успели чуть попривыкнуть к темноте.
«Скелет!» – воскликнула она и тут же сама себе же заткнула рот, когда из пестрой горы игрушек поднялось нечто белое, тощее и без правой руки. «Иди сюда! – воскликнула сахарная игрушка, одно из искуснейших произведений старика, с точностью повторяющая собой скелет человека, но лишь без одной единственной конечности, правой руки, которой ее создатель собирался заняться к утру. – Где вы все?! – и заметив, что она не одна с яростью прибавила. – А ну на меня – я вас живенько покромсаю!» – С этими словами скелет сделал движение, как будто хотел вынуть спрятанный нож, но тщетно. Ножа на месте не очутилось. «Габриэль? – окликнула его Катарина, сомневаясь, что в мире мертвых души учат так браниться и орудовать ножиком. – Габриэль, это я, Катарина! Я вернула тебя!» – Она поднялась на ноги и приблизилась к сахарному скелету. «Отвяжись! Я – Гарсиа!» – отпрянула от нее игрушка, впитавшая душу совершенно незнакомого девушке человека.
Потом, перебирая в своей снятой комнате быстро состарившиеся в суде и позабытые бумаги, Катарина вспомнила о подробностях несчастного нападения на ее мужа. Он припозднился в лаборатории больше обычного. Возвращаясь домой, решил срезать путь и пойти по короткой дороге, которая, как гласит закон жанра, представляет на всей своей протяженности один сплошной грязный и узкий темный переулок, просто нашпигованный разного сорта негодяями и преступниками. Габриэль нарвался на целую банду. Потребовали денег. Ученый вывернул перед ними пустые карманы. Бандитам это показалось обидным, и все равно завязалась драка. Габриэль через пять минут уже валялся на сырой от крови и дождя (ну как же без него в столь драматичный момент?) земле. Но, как оказалось, к несчастью, он утянул в мир мертвых за собой еще одну душу. В короткой драке Габриэль выбил нож у одного из банды и ранил им другого. Невыносимая боль. Туман перед глазами. Черная лужа под слабеющими ногами. И некто Гарсиа отбыл на тот свет одновременно с мужем Катарины. Этого она не предусмотрела во время устройства своей, как получилось, одноразовой машины, потому что она тут же развалилась после первого же ее использования. Время, дата и место смерти Габриэля и Гарсии с фантастической точностью совпадали. И шансы их вырваться в мир людей были равны: пятьдесят на пятьдесят. Но в этот день подфартило Гарсии.
24 октября
«Это какое-то беспробудное безумие!» – без толку бормотала девушка, то и дело перехватывая из одной руки в другую неудобный чемодан, в котором, будучи в разобранном до мельчайших деталей, покоилась новоизобретенная машина для возвращения человеческих душ. Сутулясь, будто придавленная прямыми и тяжелыми лучами полуденного солнца, сиявшего на раскаленной сковороде голубого небосвода, как гигантский прожектор, Катарина протискивалась среди толп любопытных. Сегодня стоял отличный рыночный день, и все жители деревни, оставив свои жилища пустовать, хлынули сюда, как рыба на нерест.
Многие из них с умилением оборачивались на девушку и разглядывали ее необычного спутника – то ли ребенка, то ли коротышку. Катарина, наблюдая общее настроение, подыгрывала беззаботным зевакам, заботливо взяв свое «дитя» под руку. Ее спутник был в два раза ниже ростом, чем девушка, и до всеобщего сочувствия тощ. Однако предусмотрительная «мамаша» догадалась перед тем, как вывести его на улицу, обмотать своего «дитятку» плотной темно-серой накидкой и нахлобучить на его маленький лобик широкополую шляпу с поникшим ярким пером. Лишь взглянув на него, прохожий тут же одобрительно улыбался и кивал «матери» и «ребенку», замечая на лице последнего изящный праздничный макияж черепа, а готовиться ко Дню мертвых в этой деревеньке можно было начинать еще за полгода до первого ноября. Кажется, это было единственное занятие, за которое никто бы никогда никого не осудил.
Преодолев испытание многолюдной рыночной площадью, Катарина и Гарсиа резко повернули за угол, утонув в тени близко стоящих друг к другу домиков. Здесь начиналась зажиточная улица двухэтажных жилищ местных так называемых богатеев, которым в столице не хватило бы их состояния и на чай с булкой в местном кафе. На самой окраине этой не длинной, но неловко петлявшей улочки примостилась захолустная двухэтажная хибарка – что-то вроде гостиницы для редких визитеров. Там и пришлось остановиться девушке и ее спутнику. Номер сняли без проблем. Только получив право на одну из неприбранных комнат, она кинулась распаковывать свой аппарат и собирать по деталям вновь.
«Ничего… Ничего страшного…» – бубнила она, пытаясь заново запустить свою машину. «Да мне-то что бояться твоей дьявольской штуковины, коль она не заводится ни в какую», – сухо отвечал ей Гарсиа, громко стукая сахарными челюстями. Изобретение Катарины чихнуло и вновь погасло – чего-то не хватало. «А ты бы помолчал хоть час! – огрызнулась на праздничную куклу девушка. – Из-за тебя мне пришлось оставить прекрасную комнату в доме лавочника, украсть его недоделанную куклу и скрыться на отшибе этой суеверной деревушки!» Она на секунду обернулась на лишенную правой руки куклу, вальяжно развалившуюся на единственной койке. Откинув на сторону свое карнавальное одеяние, Гарсиа с каким-то тревожным любопытством, свойственному живому, рассматривающего мертвого, разглядывал свое белоснежное пустое правое предплечье. Трудно было сказать, о чем он думал в то мгновение, лицо его – кукольная физиономия – навечно застыло в нагловатой ухмылке скелета. За темным плащом скрывалась другая одежда – кукольный костюмчик бродячего музыканта, искусно вышитый золотистой ниткой, но в нем скрывать от острых глаз прохожих нехватку одной руки было бы невозможно.