Роджер Желязны
Девять принцев Амбера. Ружья Авалона
Она села, пожалуй немного успокоенная и даже смущенная.
– Может быть, и нет. Но ты азартен, это я знаю точно, и предательство тебе не в новинку. Если ты явился сюда, чтобы покончить с лазутчиком, то можешь не трудиться. Не так я много значу, ты должен был уже это понять. Кроме того, я всегда считала, что в целом нравлюсь тебе.
– Так было, и так есть, – кивнул я. – Тебе беспокоиться не о чем, так что забудь. Интересно, однако, что Блейз – первое имя, что пришло тебе на ум.
Наживка, наживка, наживка! Мне еще столько нужно узнать!
– Почему? Значит, вы с ним все-таки связывались?
– Я бы предпочел пока оставить эту тему, – сказал я, рассчитывая зацепиться попрочнее. Заодно узнал, что Блейз – «он»[19]. – Даже если бы Блейз ко мне обратился, я ответил бы ему то же самое, что и Эрику: я подумаю.
– Все-таки Блейз! – повторила Эвелин.
И у меня в голове вертелось это имя. Блейз! Ты мне нравишься, Блейз. Не помню, почему, и знаю, что есть причины, почему не должен бы. Но ты мне нравишься, твердо знаю.
Мы некоторое время молчали. Я чувствовал себя разбитым, но виду не показывал. Мне надлежало быть сильным. Я знал, что должен быть сильным.
Так что я улыбнулся и сказал:
– Замечательная у тебя библиотека.
– Спасибо, – ответила она. Затем после некоторой паузы повторила опять: – Блейз… Как ты думаешь, а у него есть шанс?
Я пожал плечами:
– Кто знает? Уж точно не я. Может быть, есть. А может быть, и нет.
Эвелин вдруг изумленно уставилась на меня, полуоткрыв рот.
– Уж точно не ты? – переспросила она. – Ты же не намерен попытаться сам, а?
Я рассмеялся – затем лишь, чтобы снять напряжение.
– Не говори глупостей. При чем тут я?
Однако своим вопросом она будто задела в самой глубине моей души некую сокровенную струну, которая глухо прогудела: «А почему бы и нет?»
И я вдруг испугался.
Эвелин же, казалось, испытала облегчение, услышав мой отказ от претензий – неизвестно на что. Улыбнулась и, показывая на встроенный бар слева от меня, сказала:
– Я бы выпила немного «Ирландского тумана»[20].
– Я тоже, кстати, – ответил я. Поднялся и налил ей и себе.
– Знаешь, – продолжил я, вновь опускаясь в кресло, – а это приятно – вновь вот так посидеть с тобой, хотя бы недолго. Возвращает воспоминания.
Эвелин улыбнулась в ответ. Само очарование.
– Да, ты прав. – Она пригубила напиток. – Когда ты рядом, я чувствую себя почти как в Амбере.
Я чуть не выронил стакан.
Амбер!.. Словно молния сверкнула в моем мозгу. А она вдруг заплакала, и мне пришлось утешать ее, обнимая за плечи.
– Не плачь, малышка. Ну, не плачь. Когда ты плачешь, мне тоже хочется завыть.
Амбер! В этом слове нечто прямо-таки магическое!
– Не плачь, – повторил я тихо. – Еще придут хорошие деньки.
– Ты правда в это веришь?
– Да, – сказал я твердо, – верю!
– Ты все-таки сумасшедший, – сказала она. – Наверное, поэтому я тебя всегда любила больше других братьев. Я почти всегда верю любым твоим словам, хоть и знаю, что ты сумасшедший.
Она еще поплакала, потом перестала.
– Корвин, – сказала она, – если ты все-таки попробуешь… если благодаря какому-нибудь выверту Тени у тебя получится… ты не забудешь свою сестричку Флоримель?
– Не забуду, – ответил я, твердо зная, что это ее настоящее имя. – Тебя я не забуду.
– Спасибо, Корвин. Я передам Эрику только суть. А насчет Блейза вообще ничего не скажу. И о своих подозрениях тоже.
– Спасибо, Флора.
– Но тебе я все равно не верю ни на грош! – добавила она. – Тоже не забывай.
– Это уж само собой.
Потом она позвала горничную, и та проводила меня в отведенную мне комнату. Я как-то умудрился разоблачиться, рухнул в постель и проспал одиннадцать часов.
Глава третья
Утром Флоры не было, сообщения она также не оставила. Горничная подала мне завтрак на кухне, а сама отправилась по своим горничным делам. Пытаться раскрутить ее на информацию я даже не стал: она либо ничего не знает, либо все равно не скажет мне то, что я хочу знать, и несомненно доложит обо всем Флоре. В общем, раз уж дом оказался в полном моем распоряжении, я решил отправиться в библиотеку и посмотреть, что мне удастся выяснить там. Опять же библиотеки нравились мне. Так уютно и надежно, когда вокруг стены из слов, прекрасных и мудрых. Всегда как-то спокойнее, когда есть барьеры против Теней.
Доннер или Блитцен, а может, один из их братцев, появился из ниоткуда и потопал за мной по коридору, обнюхивая мои следы. Я попробовал подружиться с псом, но это все равно что обмениваться любезностями с полицейским, который как раз велел тебе прижаться к обочине. По дороге я заглянул в другие помещения – просто комнаты, обычные и безобидные.
Итак, я вошел в библиотеку, и снова взгляд мой упал на Африку. Я закрыл дверь, оставив собак снаружи, и прошелся вдоль полок, читая названия на корешках.
Масса трудов по истории. Собственно, они составляли большую часть здешнего собрания. Немало и книг по искусству – большие дорогие альбомы. Некоторые я полистал. Самые лучшие мысли приходят в голову, когда думаешь вроде бы о чем-то совсем другом.
У Флоры явно денег куры не клюют. Откуда, интересно? И если мы родственники, значит, кое-какое состояньице есть, наверное, и у меня? Я задумался, каков мой экономический и социальный статус. Чем я занимаюсь, откуда я родом… У меня возникло ощущение, что о деньгах я никогда особо не беспокоился – понадобятся, есть масса способов добыть их. Был ли у меня такой же просторный особняк? Вот этого я не помнил.
Чем же все-таки я занимался?
Сидя за столом, я сосредоточенно пытался откопать в своей памяти любые шкатулки с возможными знаниями. Копаться в себе вот так вот, словно со стороны, нелегко. Наверное, поэтому у меня ничего и не вышло. Что твое, то твое, оно часть тебя и находится там, где и должно быть, внутри. В том-то и дело.
Я врач? На это меня натолкнули анатомические наброски Да Винчи. Я невольно начал вспоминать различные стадии хирургических операций и понял, что в прошлом не раз оперировал людей.
Однако же нет, не то. Медициной я тоже занимался, но лишь как частью чего-то большего. Практикующим хирургом точно не был, это я почему-то знал. А что же тогда? К чему я еще имел отношение?
Тут взгляд мой выцепил кое-что иное.
Сидя за столом, я глядел на дальнюю стену, и на ней среди всего прочего висела антикварная кавалерийская сабля – как-то в первый раз я ее просмотрел. Встал, подошел, снял с креплений.
И мысленно покачал головой, глядя на состояние оружия. Сразу захотелось взять точильный брусок и масляную тряпку, чтобы привести клинок в божеский вид. Я определенно кое-что понимал в старинном оружии, особенно в клинковом.
Сабля легко и надежно лежала в руке как родная. Я встал в позицию, сделал выпад, парировал удар воображаемого противника и рубанул в ответ… Да, такая штука мне знакома.
Так каково же оно, мое прошлое? Я снова огляделся, надеясь наткнуться на какой-нибудь еще ключик к разгадке.
Не нашел.
Сунул клинок обратно в ножны и повесил на место, вернулся к столу и, усевшись в кресло, решил осмотреть ящики. Начал со среднего, затем ящик за ящиком осмотрел левую тумбу и, наконец, правую.
Бумага, конверты, почтовые марки, скрепки, огрызки карандашей, резинки – всякая чепуха.
Тогда я вынул из стола все ящики один за другим и, по очереди ставя себе на колени, начал копаться в каждом. Такой вот обыск был не экспромтом, это часть полученной мной некогда подготовки – которая и подсказала, что нужно также проверить стенки и днища ящиков.
Вот тут-то и нашлось то, что я сперва проглядел и заметил лишь в последний момент: задняя стенка у нижнего правого ящика была пониже остальных. Что-то это да значило, и, когда я влез внутрь, там обнаружилась небольшая коробка, закрепленная на задней стенке тумбы. Запертая к тому же на отдельный замок.
С минуту я ковырялся в замке скрепкой, английской булавкой и, наконец, металлическим рожком для обуви, который нашел в другом ящике стола. Рожок все же отжал язычок запора.
В коробке была колода игральных карт.
И рисунок на рубашке заставил меня замереть на месте. Меня бросило в жар, я едва дышал – как был, коленопреклоненный.
Это был восстающий белый единорог, обращенный вправо, на поле цвета травы.
Я знал этот герб, и мне было больно оттого, что я не мог назвать его по имени.
Открыв колоду, я стал рассматривать карты. Обычная колода в стиле Таро[21] – жезлы, пентакли, кубки и мечи. Однако Старшие Козыри[22] заметно отличались.
Я поставил на место все ящики, стараясь не защелкнуть замок на секретном. Потом продолжил изучать колоду.
Они казались почти живыми – Старшие Козыри, словно готовые шагнуть ко мне сквозь блестящую оболочку. Сами карты холодные на ощупь, и держать их было невыразимо приятно. У меня тоже были такие – вспомнил я вдруг.
Я принялся раскладывать их на бюваре.
На одной был нарисован остроносый смеющийся человечек с лукавой физиономией и целой копной волос соломенного цвета. Одет в нечто в стиле эпохи Возрождения в оранжевых, красных и коричневых тонах – длинные чулки и расшитый дублет в обтяжку. И я узнал его. Его звали Рэндом.
Со следующей карты на меня равнодушно смотрел Джулиан. Длинные темные волосы, голубые глаза – бесстрастные и безжалостные. Весь закован в чешуйчатые белые доспехи – не серебристые и не стальные, а словно покрытые эмалью, однако я знал, что они чертовски прочные и надежные, несмотря на весь их изысканно-декоративный вид. Именно этого человека я когда-то обыграл в его любимую игру, за что он и запустил в меня кубком с вином. Я знал его и ненавидел.
Затем возник Каин, смуглолицый и темноглазый, весь в атласе, черном и зеленом. Темная треуголка набекрень, длинный зеленый плюмаж спускался ему на спину. Он стоял в профиль, подбоченясь, носки сапог загнуты вверх, на поясе кинжал, украшенный изумрудами. Этот человек вызывал у меня двойственные чувства.
Следующим был Эрик. Красавец, что ни говори. Волосы иссиня-черные, как вороново крыло, буйная кудрявая борода, вечно улыбающийся сочный рот. Одет просто: кожаная куртка и такие же штаны, простой плащ, высокие черные сапоги. На красной портупее с рубиновой заколкой – длинная серебристая сабля, высокий ворот плаща оторочен красным, обшлаги рукавов в том же стиле. Руки мощные, крупные, большие пальцы за поясом. Пара черных перчаток заткнута за ремень на бедре справа. Именно он, уверен, пытался убить меня в тот день, когда я почти умер. Я внимательно смотрел на него и, правду сказать, боялся.
Затем возник Бенедикт – высокий, суровый, очень худой, с узким лицом и обширнейшими познаниями. Одетый в оранжевое, желтое и коричневое, он вызывал в памяти ассоциации с соломенной скирдой и пугалом с головой-тыквой, а еще с легендой о Сонной Лощине[23]. Мощная челюсть, орехового цвета глаза и каштановые, совершенно прямые волосы. Он держал под уздцы буланого коня и опирался на копье, перевитое цветами. Смеялся он редко. Он мне нравился.
Когда я открыл следующую карту, сердце мое забилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди.
Это был я.
Я видел себя в зеркало в парикмахерской, и это был тот самый парень за зеркалом. Зеленые глаза, черные волосы – и одет в черное с серебром, да. На плечах плащ, чуть раздуваемый ветром. Черные высокие сапоги, как у Эрика, и я тоже носил клинок, только потяжелее и не такой длинный. На руках – перчатки, отливающие чешуйками серебра. Застежка под горлом в виде серебряной розы.
Я, Корвин.
А со следующей карты на меня смотрел могучий и мощный мужчина. Довольно похож на меня, только челюсть у него потяжелее, да и сам он был покрупнее меня, зато не такой быстрый. Силищей он обладал поистине легендарной. Просторное парадное одеяние серо-синих тонов, перехваченное в талии широким черным поясом. Он стоял и смеялся. На груди на массивной цепи висел серебряный охотничий рожок. Короткая бородка, усики. В правой руке – кубок с вином. Я ощутил внезапную приязнь к нему, а в памяти всплыло имя. Жерар.
Потом возник огненнобородый человек, рыжий, словно коронованный пламенем, одетый в красное и оранжевое, в основном в шелка. В правой руке меч, в левой кубок с вином, а в глазах, таких же синих, как у Флоры и у Эрика, плясали черти. Подбородок узковат, но это скрывала борода. Меч украшен тонкой филигранью золотистых тонов. Два массивных перстня на правой руке и один на левой: изумруд, рубин и сапфир соответственно. Это, я знал, и был Блейз[24].
А потом возник еще один, похожий на Блейза и на меня. Черты лица – почти как у меня, только помельче, мои глаза, волосы Блейза, а бороды нет. Одетый в зеленый костюм для верховой езды, он сидел на белом коне, глядя вправо. В нем чувствовались сила и слабость, предприимчивость и отрешенность от мира. Он и нравился, и не нравился мне, чем-то привлекая и отталкивая. Звали его Бранд. Я вспомнил это, лишь только взглянул на него.
Более того, я понял, что знал их всех, помнил их всех, их силы, их слабости, их победы, их поражения.
Ибо все они мои братья.
Я добыл из Флориной сигаретницы табачное изделие и закурил. Потом откинулся на спинку кресла и стал размышлять о том, что успел вспомнить.
Да, это были мои братья – восемь странных людей, одетых в странные костюмы. Однако то были их костюмы, и они имели полное право одеваться именно так, точно так же, как я имел право на черное с серебром.
А потом я фыркнул, вспомнив, во что одет сейчас – что именно я купил в том магазинчике, когда сбежал из «Гринвуда». На мне были черные брюки, а все три купленные мною рубашки были серебристо-серого цвета. Куртка тоже была черной.
Я опять взял карты в руки. И передо мной появилась Флора в платье цвета морской волны, в том самом, в каком вспомнилась мне накануне. А потом была черноволосая девушка с такими же голубыми глазами, волосы очень длинные, облачена в черное, на талии – серебряный поясок. Мои глаза вдруг наполнились слезами, сам не знаю почему. Имя ее было Дейдра[25].
Потом последовала Фиона; волосы в точности как у Блейза или Бранда, мои глаза, а кожа белая, как жемчуг. И сразу же во мне вспыхнула ненависть.
Я быстро перевернул следующую карту, и там была Ллевелла с глазами цвета нефрита и волосами тех же тонов, в мерцающем серо-зеленом платье, перетянутом лиловым поясом. Выглядела она какой-то мокрой и печальной. Почему-то я был уверен, что она совсем не такая, как все мы, но и она тоже моя сестра.
Я ощутил вдруг ужасную тоску, ибо был так далеко от них. С другой стороны, явственно казалось, что они где-то рядом.
Карты были очень холодными, и я положил колоду на стол, хотя не очень хотелось выпускать их из рук.
Однако на этом и все. Все остальные карты – Младший Аркан – были обычные, и еще я почему-то – ах, опять это «почему»! – знал, что нескольких здесь недостает.
Но я в жизни не ответил бы на вопрос, что должно быть изображено на недостающих Козырях.
От этого мне почему-то стало совсем грустно. Я снова закурил и задумался.
Почему я сразу же вспомнил этих людей, едва открыв карты? Их самих, но не того, что с ними связано? Теперь я знал больше, чем утром, но все это были лишь имена и лица. И, в общем, все.
Я не мог вычислить, почему так важно то, что мы изображены на картах именно вот так. Однако мне очень хотелось получить такую же колоду. Если забрать эту, Флора тут же увидит, что их нет, и у меня будут неприятности. Так что я сложил карты в коробочку, запер и убрал на место.
Господи, как я после этого пытался растормошить свою память! Увы, без толку.
Пока не вспомнил волшебное слово.
Амбер!
Вчера вечером, услышав его, я был поражен в самое сердце. Мне было так больно, что потом я старался даже не думать об этом. Теперь же слово «Амбер» манило меня, и я крутил его так и сяк, изучая все ассоциации, какие оно несло с собою.
Прежде всего я почувствовал страшную тоску, даже ностальгию. В слове этом, в самой сути его, скрывалось все: запретная красота, великие достижения, ощущение власти – ужасной и почти неограниченной. Слово это каким-то образом входило в мой активный словарный запас. Слово это каким-то образом было частью меня, а я сам – частью него. Это было название… места, понял я. Название места, которое я некогда хорошо знал[26]. Картинок, однако, в памяти не всплывало, только чувства.
Сколько я так просидел, не помню. Время как будто растворилось в моих воспоминаниях.
Из глубокой задумчивости меня вывел легкий стук в дверь. Потом дверная ручка медленно повернулась, и в библиотеку вошла горничная, которую звали Кармела. Ее интересовало, не проголодался ли я.
Мысль была здравая, и я, проследовав за ней на кухню, с удовольствием уничтожил половину цыпленка и выпил кружку молока.
Кофейник я прихватил с собой в библиотеку, благополучно избежав новой встречи с собаками. И как раз наливал себе вторую чашку, когда зазвонил телефон.
Хотелось самому снять трубку, но я решил, что в доме есть параллельные аппараты, так что Кармела ответит на звонок.
Я, однако, ошибся: телефон трезвонил все дальше. Наконец искушение победило.
– Алло, – сказал я, – резиденция миссис Флаумель.
– Будьте любезны, попросите ее к телефону.
Это был мужчина. Он говорил быстро и, похоже, нервничал. Дышал с трудом, словно запыхался. К тому же в трубке слышались еще какие-то неясные звуки, шорохи и голоса. Мужчина явно звонил издалека, из другого города.
– К сожалению, ее сейчас нет, – ответил я. – Что-нибудь передать, или сказать, чтобы она перезвонила?
– А с кем я говорю? – потребовал он ответа.
Я замешкался, но все же сообщил:
– Это Корвин.
– Боже мой! – воскликнул он и вдруг надолго умолк.
Я уж было решил, что он повесил трубку. Но когда сказал: «Алло», проверяя, там ли он, – собеседник заговорил одновременно со мной:
– Она жива?
– Конечно, жива! Какого черта! Кто это?
– Ты что, не узнаешь меня по голосу, Корвин? Это я, Рэндом! Слушай, я сейчас в Калифорнии. У меня неприятности. Я хотел попросить Флору приютить меня. Ты что, с ней?
– Временно.
– Понятно. Так я могу рассчитывать на твою защиту, Корвин? – Пауза, потом: – Пожалуйста.
– Насколько сумею, – ответил я. – Но я не могу решать за Флору, даже не посоветовавшись с нею.
– Перед ней ты за меня заступишься в случае чего?
– Да.
– Меня это вполне устроит. Постараюсь сейчас добраться до Нью-Йорка. Отправлюсь кружным путем, не знаю, сколько это займет. Встретимся, если смогу избежать неверных Теней. Пожелай мне удачи.
– Ни пуха, – ответил я.
В трубке щелкнуло, и снова послышались шорохи и призрачные голоса.
Итак, нахальный малыш Рэндом попал в беду. Я не чувствовал, чтобы это само по себе меня обеспокоило. Но сейчас он был одним из ключей к моему прошлому, да и к будущему, возможно, тоже. Значит, постараюсь помочь ему чем смогу, пока не узнаю от него все, что нужно. Я знал, что особо теплой братской любви меж нами нет. Но знал также, что он отнюдь не дурак – находчив, сообразителен и порой чертовски сентиментален по самым неожиданным поводам. С другой стороны, слово его гроша ломаного не стоило, и он с удовольствием продаст мой труп в любой анатомический театр, была бы цена подходящая. Теперь я достаточно хорошо вспомнил маленького негодяя и чувствовал легкую привязанность к нему – бывали у нас с ним приятные совместные деньки, да. Но доверять ему? Никогда! Пожалуй, не буду ничего говорить о нем Флоре до последнего. Возможно, Рэндом послужит мне припрятанным в рукаве тузом, ну или хотя бы валетом.
Я налил себе еще кофе и, медленно прихлебывая, размышлял.
От кого он там спасается?
Явно не от Эрика, иначе он не стал бы звонить сюда. И еще его вопрос, жива ли Флора, – просто потому, что здесь оказался я. Она что, настолько тесно в союзе с братом, которого я ненавижу, что в семье все уверены, что я и ее прикончу, если выпадет шанс? Странное дело. Но вопрос-то прозвучал…
И какова цель этого союза? В чем источник напряжения, противостояния? И почему Рэндом в бегах?
Амбер!
Вот ответ.
Амбер. Ключ ко всему каким-то образом сокрыт в Амбере, я знал. Тайна всей этой неразберихи там, в том, что случилось в этом месте, и я бы сказал, довольно-таки недавно. Надо быть начеку. Надо притвориться, что мне известно то, чего я не знаю, и по крупицам вытягивать информацию из остальных. Уверен, я смогу. Мы и так не доверяем друг другу, так что тут ничего нового. Сыграю именно на этом. А когда я получу все, что мне нужно, добьюсь всего, чего хочу, уж я не забуду тех, кто помог мне, и разделаюсь с остальными. Ведь именно таковы, я знал, законы, по которым живет наша семья, а я все же истинный сын своего отца.
Внезапно вернулась жуткая головная боль, в висках застучало. Именно из-за отца – что-то, что я вспомнил, или подумал, или ощутил, было причиной моего состояния. Но как или почему, я понятия не имел.
Через некоторое время боль в висках унялась, и я уснул – прямо там, в кресле. Проснулся же оттого, что кто-то вошел. За окном снова царила ночь, а на пороге стояла Флора.
Она была в шелковой зеленой блузке и длинной шерстяной юбке серого цвета. Спортивные туфли без каблуков и толстые чулки. Волосы скручены в узел на затылке, общий вид бледноват. На груди собачий свисток.
– Добрый вечер, – сказал я, вставая.
Она не ответила. Молча подошла к бару, плеснула в стакан «Джека Дениэлса» и по-мужски осушила одним глотком. Потом налила еще, взяла стакан и устало опустилась в большое кресло.
Я зажег сигарету и передал ей. Она кивком поблагодарила меня, затем сказала:
– Дорога в Амбер… трудна.
– Почему?
Флора с удивлением подняла на меня глаза.
– Ты когда в последний раз пытался туда пройти?
Я пожал плечами:
– Не помню…
– Пусть так. А я уж подумала, к чему тут приложил руки ты.
Я не ответил, потому что не понимал, о чем она говорит. Но вдруг вспомнил, что существует и более легкий путь в Амбер, чем по дороге. Только у Флоры такого пути не было.
– В твоей колоде недостает Козырей, – вдруг сказал я почти совсем спокойно.
Она вскочила. Виски из стакана выплеснулось ей на руку.
– Отдай! – закричала она, хватаясь за свисток. Я подошел к ней и взял за плечи.
– Не брал я их. Просто посмотрел.
Флора несколько расслабилась, а потом вдруг заплакала. Я слегка подтолкнул ее к креслу и опустил в него.
– Я решила, что ты забрал те, что у меня остались, – пробормотала она. – Вечно ты всякие гадости говоришь!
Я не стал извиняться. Это показалось неуместным.
– Тебе далеко удалось пройти?
– Вовсе нет.
Флора рассмеялась, и в глазах ее вспыхнул какой-то новый огонек.
– Теперь я поняла, чего ты добился, Корвин, – сказала она, и мне пришлось закурить, чтобы только не отвечать. – Кое-что из всего этого – это же ты, так? Прежде чем заявиться сюда, ты перекрыл мне дорогу в Амбер, верно? Ты знал, что я пойду к Эрику. А теперь я не могу добраться к нему. И мне придется ждать, пока он сам не явится сюда. Умно. Ты ведь этого хочешь, да, заманить его сюда? Только он пришлет гонца. Сам не придет.
В голосе ее было странное восхищение. Она что, признавалась в том, что хотела выдать меня моим врагам? И в том, что все равно выдаст, когда представится такая возможность? Да еще упрекала меня в том, что я якобы чем-то помешал ей осуществить задуманное? Поразительно, как спокойно она признавалась в собственных кознях, глядя мне прямо в глаза, мне, своей предполагаемой жертве…
Ответ выплыл внезапно из глубин моей памяти: а мы так себя всегда и ведем. Щадить друг друга нам незачем. Все же мне показалось, что Флоре не хватает тонкости настоящего профессионала.
– Ты, видно, считаешь меня дураком? – спросил я. – Неужели ты думаешь, что я приехал сюда специально для того, чтобы подождать, пока ты выдашь меня Эрику? Во что бы ты ни вляпалась на дороге, так тебе и надо.
– Ну ладно, хорошо, я не в твоем классе! Но ведь и ты тоже в изгнании. Значит, и ты где-то умудрился свалять дурака!
Ее слова обожгли меня, словно удар хлыста, но я был уверен, что она не права.
– Черта с два! – ответил я.
Флора опять рассмеялась.
– Так и знала, что ты не смолчишь! – удовлетворенно сказала она. – Значит, ты действительно бродишь в Тени с какой-то целью. Все-таки ты сумасшедший.
Я пожал плечами.
– Так чего же ты от меня хочешь? – спросила она. – Зачем ты явился сюда?
– Мне просто интересно было увидеть твою позицию, – ответил я. – Вот и все. Ты ведь не сможешь меня удержать, если я не пожелаю остаться. Даже Эрик не смог бы. А вдруг мне просто захотелось повидать тебя? Может быть, я с годами становлюсь сентиментальным. В любом случае я немножко поживу у тебя, а потом, вероятно, уйду за добычей. Если бы ты не была столь прыткой и не попыталась сдать меня, возможно, сумела бы извлечь для себя больше пользы. Ты же просила не забывать тебя, если однажды кое-что все же случится…
Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы до нее наконец дошло.
– Ты все же хочешь попытаться! – наконец выговорила она изумленно. – Ты действительно намерен попробовать!
– Да, черт возьми, намерен! – ответил я, совершенно в этом уверенный, что бы это намерение ни означало. – Можешь сообщить Эрику, если хочешь. Но помни: я ведь могу и добиться своего! И еще запомни: если я своего добьюсь, полезнее будет со мной дружить!
Да уж, хотелось бы знать, о чем я вообще говорю. Но я уже собрал достаточно слов и чувствовал скрытую за ними силу, так что мог пользоваться ими так, как хотел, даже не зная, что они на самом деле значат. Однако звучали они правильно, именно так, как нужно…
Неожиданно Флора прильнула ко мне:
– Я не скажу ему. Правда, Корвин, не скажу! Мне кажется, ты сможешь. Будет трудновато с Блейзом, но Жерар, пожалуй, тебе поможет. Наверное, и Бенедикт. А тогда и Каин к вам переметнется – когда увидит, что происходит.
– Планы я и сам строить умею, – сказал я.
Она сразу отстранилась. Налила вина в два бокала, протянула один мне.
– За будущее! – Флора подняла бокал.
– Такой тост всегда поддержу.
И мы выпили.
Потом она снова наполнила мой бокал и внимательно посмотрела мне в глаза.
– Эрик, Блейз и ты. Только у вас хватит духу и мозгов. Но ты же сам вышел из игры, и так давно, что я почти сбросила тебя со счетов.
– Это лишний раз доказывает: ничего нельзя знать заранее.
Я отпил вина, надеясь, что сестрица наконец заткнется хотя бы на минуту. Мне показалось, что она уж слишком очевидно пытается подыгрывать и нашим и вашим. Что-то в этом мне очень не нравилось, и я бы хотел немного подумать.
Кстати, а сколько мне лет?
Этот вопрос, я знал, был частью ответа на то жуткое чувство тоски и оторванности, что я ощущал, рассматривая карты и изображенных на них людей. Я был значительно старше, чем выглядел (зеркало отражало меня примерно тридцатилетним, но сейчас я знал, что Тени лгут.) Я был куда старше. И уже очень давно не видел своих братьев и сестер – мы тогда еще были друзьями и жили бок о бок, как карты в одной колоде, и между нами не было ни отчужденности, ни вражды…
Звякнул колокольчик, и Кармела пошла открывать входную двень.
– А это небось братец Рэндом, – сказал я, совершенно уверенный, что так и есть. – Я обещал ему свое покровительство.
Глаза Флоры широко раскрылись, но потом она улыбнулась, как бы высоко оценив мой гениальный маневр.
Я вовсе не был уверен в его гениальности, но хорошо, что она считает именно так.
Так безопаснее.
