Дождавшись очередного исчезновения инопланетянина, я обыскиваю кабинет с дотошностью педантичного сыщика. Выдвигаю ящики стола, простукиваю шкаф и стены, дергаю за ручку закрытого сейфа. Портала нет. В отчаянии я протискиваюсь в угол, прикрытый кустом гибискуса. И тут мое сердце едва не выпрыгивает из груди. Понятно, почему хмырь не хотел, чтобы я поливала эту здоровенную китайскую розу. За большими листьями и крупными цветками скрывается хорошо замаскированная дверь. Она заперта. Я прикладываю к замочной скважине глаз. Ничего не видно. Я принюхиваюсь – из скважины отчетливо тянет мускусной водой хмыря.
И тогда я прошу Тасю познакомить меня с каким-нибудь домушником.
…После того как Сидоркин возмущенно уносится от меня на «Pathfinder’е», инопланетянин несколько дней сидит за своим столом как пришитый. Будто кто-то предупредил его о моих подозрениях. Но терпения мне не занимать. И однажды, когда я в очередной раз прижимаю ухо к стакану, из-за стены не раздается ни звука.
«Пора», – решаю я и без стука вхожу в кабинет. Дверь за гибискусом заперта. Я присаживаюсь перед замочной скважиной и начинаю орудовать прихваченными из дома кухонными ножами. Часы, проведенные в интернете и перед собственным входным замком, не прошли даром. На воровской фене мои действия зовутся оттяжкой ригеля, и когда через несколько минут ригель поддается, меня посещает самодовольная мысль, что, перейди я на Темную сторону, Сонька – Золотая ручка бегала бы для меня за кофе.
За дверью темно, как в кротовьей норе. Вниз уходят ступени; включив фонарик и выставив вперед швабру, похищенную из шкафчика уборщицы, я начинаю спуск.
Пахнет сыростью и мускусом. Тусклый луч вырывает из мрака нагромождение каких-то коробок, на ближайшей написано, что она с итальянским кафелем. Между коробками ведет в темноту узкий проход. Делаю по нему несколько шагов, и тут мой фонарик гаснет, и никакие манипуляции не возвращают его к жизни. Дальше я двигаюсь вслепую, нашаривая путь с помощью швабры. Судя по звукам, с которыми она натыкается на предметы справа и слева, я двигаюсь мимо сантехники и строительных материалов. Если это инопланетянский портал, его создатели не блеснули вкусом, оформив его под склад.
Когда мне начинает казаться, что этот склад бесконечен, как Вселенная, и моему «звездному» пути не будет конца, швабра упирается во что-то твердое. Ни справа, ни слева прохода нет, это тупик. Нагнувшись, я нащупываю ступеньку, потом вторую, третью. На четвереньках карабкаюсь по ним вверх, пока не натыкаюсь головой на преграду. Это определенно дверь, мне остается только выпрямиться и найти ручку. Внезапно по моей щеке скользит что-то пушистое и подрагивающее. Отшатнувшись и едва не слетев вниз, тыкаю шваброй в темноту. «Мяу», – раздается рядом с ухом, и кошка трется головой о мою руку.
Я поворачиваю ручку и с кошкой в одной руке и шваброй в другой вываливаюсь в широкий светлый коридор, в который выходят несколько дверей. Похоже, это офис какой-то компании. Мимо меня снуют люди, то и дело хлопают двери. Внезапно из-за одной показывается Туся; увидев меня, она ойкает и бросается назад. Я подлетаю к двери; табличка на ней гласит: «Главный архитектор».
Преодолев Тусину оборону, я врываюсь внутрь.
Удивительная картина открывается моим глазам. В большой, освещенной солнцем комнате у стола, заваленного чертежами, застыли двое: Тася с бутылкой «Боржоми» и какой-то мужик в дорогом костюме и рубашке с поднятым воротником. Мое появление прервало процесс завязывания мужиком галстука; сей предмет, покачиваясь, свисает у незнакомца с руки. На столе перед недоодетым архитектором лежат черный парик, темные очки и флакон.
Тася бледнеет, как испуганный палтус, и выдавливает из себя классическую фразу всех неверных мужей, застигнутых на месте преступления. Не успеваю я подумать, что, применительно к данной ситуации, означают слова «Дорогая, это не то, что ты думаешь», как на выручку мужу бросается Туся.
– Успокойся, Глашенька, – быстро говорит она. – Мы просто за тебя очень волновались.
Дальше мои друзья объясняются сбивчивым дуэтом.
– Ты потеряла аппетит, – гудит Тася.
– И интерес к жизни, – щебечет Туся.
– Требовались сильные средства…
– Андрей согласился помочь…
– И твой бывший босс уговорился позвонить…
– Ну, мы немножко его припугнули…
– А у Андрея и тут много дел…
– Он мотался туда-сюда через подвал…
Сидоркины умолкают. Видимо, считают, что сказали достаточно, чтобы я все поняла. Уповают, так сказать, на мою сообразительность.
Я шмыгаю носом. Тут и понимать нечего. Сидоркины затеяли целое представление, чтобы выдернуть меня из-под стеклянной столешницы. Арендовали помещение. Подбили чьего-то главного архитектора на роль хмыря. Соглашались признать, что он инопланетянин. Водили меня за нос, чтобы вернуть к жизни.
Я вытираю кулаком слезы. Кто б сомневался, что в нашей дружбе может быть иначе. Ради друга мы и не на такое способны.
Но меня все же интересуют детали. Поэтому я молчу, сжав челюсти и выставив вперед подбородок. Хочется, конечно, отпустить какую-нибудь реплику, но, если молчать, они выложат больше и быстрее.
– Вообще-то, в последнее время он тебя провоцировал, – не выдерживает моего молчания Туся.
– Подогревал интерес…
– Шел, можно сказать, на риск…
– Но это того стоило…
– Ты пришла в себя.
– А парик зачем? – интересуюсь я. – Очки? Запах? Вам известно, что я его не выношу.
– Если бы ты Андрея узнала и обо всем догадалась, страшно подумать, что бы с нами было. Мы шифровались, как могли, но боялись, что парика и очков не хватит. А от запаха ты бегала, как черт от ладана, и в Андрея подолгу не всматривалась.
Я перевожу глаза на незнакомца – он определенно оправился от шока, вызванного моим появлением, и невозмутимо вывязывает на галстуке виндзорский узел. «Я говорил, – обращается он к Сидоркиным, и я узнаю насмешливый голос хмыря, – мы заигрываем со стихийным бедствием. У Глафиры Сергеевны темперамент тайфуна, и восстанавливать ее интерес к жизни опасно для окружающих. Хотя и чертовски увлекательно».