bannerbannerbanner
Моральное животное

Роберт Райт
Моральное животное

Полная версия

Чего еще хотят женщины?

Прежде чем более подробно исследовать отпечаток, который оставила женская неверность на мужской психике, неплохо бы выяснить, почему эта неверность вообще существует. Почему женщина обманывает мужчину, рискуя вызвать гнев и лишиться инвестиций, хотя это никак не увеличивает численность ее потомства? Какая награда могла бы оправдать столь опасное предприятие? Как ни странно, на этот вопрос есть больше ответов, чем вы можете себе представить.

Во-первых, следует учесть так называемую теорию «извлечения ресурсов». Если бы женщины в обмен на секс получали подарки, как это делают самки комаровки, то чем больше половых партнеров у них было бы, тем больше подарков они бы получили. Такой логике следуют многие наши ближайшие родственники приматы. Самка бонобо часто предоставляет сексуальные услуги в обмен на кусок мяса. У шимпанзе обмен секса на продовольствие менее эксплицитен, но очевиден; самец шимпанзе охотнее угостит мясом самку с красной набухшей вагиной, сигнализирующей об овуляции[105].

Женщины, конечно, не рекламируют свою овуляцию. Так называемая теория «тайной овуляции» рассматривает ее как адаптацию, продлевающую период, во время которого женщины могут извлекать ресурсы из мужчин. Мужчины дарят женщинам подарки до или после овуляции и получают взамен секс, блаженно не осознавая бесплодность своих стараний. Ниса, женщина из деревни племени кун-сан, откровенно поведала антропологам о пользе множественных половых партнеров. «Один мужчина может дать очень мало. Один мужчина дает только один вид еды. Но когда их несколько, то один приносит одно, а другой – другое. Один приходит ночью с мясом, другой с деньгами, третий с бусинками. Муж тоже добывает вещи и отдает их вам»[106].

Другая причина, побуждающая женщину спать с несколькими мужчинами (и второе преимущество тайной овуляции), – возможность оставить всех их под впечатлением, что данный конкретный ребенок может быть их. У разных видов приматов наблюдается некоторая корреляция между добрым отношением самца к молодняку и шансами на то, что именно он является их биологическим отцом. Доминирующий самец гориллы более или менее уверен, что детеныши в стае – его творение; он заботится о них и защищает (хотя и не так явно, как отцы у людей). На противоположном конце спектра находятся лангуры; в качестве прелюдии к спариванию самец лангура убивает детенышей, зачатых другими[107]. А что? Резкое прекращение лактации весьма действенно. Разве есть более эффективный способ заставить самку вернуться к овуляции и сосредоточить все силы на будущем потомстве?

Всякому, у кого возникнет соблазн решительно осудить моральные устои лангуров, следует вспомнить, что детоубийство на почве неверности было допустимо и в различных человеческих обществах. На сегодняшний день известны две культуры, в которых мужчины, беря в жены женщину с прошлым, требовали, чтобы их малыши были убиты[108]. В обществе охотников и собирателей аче (Парагвай) мужчины иногда совместно решают убить новорожденного, у которого нет отца. Даже если оставить убийство в стороне, жизнь ребенка без любящего папочки едва ли будет легкой и счастливой. Так, у детей племени аче, растущих с отчимами после смерти их биологических отцов, в два раза меньше шансов дожить до пятнадцати лет, чем у детей, оба родителя которых здравствуют и живут вместе[109]. Следовательно, для женщины в анцестральной среде польза от многочисленных половых партнеров была очевидна: они не только не убивали ее детей, но и всячески их защищали и поддерживали.

Данная логика не зависит от сознательных размышлений половых партнеров. Как показал Малиновский, жители островов Тробриан, подобно самцам гориллы и лангура, не осознают биологического отцовства. И все же поведение самцов во всех трех случаях свидетельствует об имплицитном распознавании. Гены, обеспечивающие подсознательную чувствительность мужчин к признакам того, что данный конкретный ребенок несет его гены, процветали. Ген, который говорит или, по крайней мере, шепчет: «Будь добр к детям, если до их рождения ты часто занимался сексом с их матерью», добьется большего, чем ген, который советует: «Кради еду у детей, даже если до их рождения ты часто занимался сексом с их матерью».

Эту теорию «зерен сомнения», объясняющую женский промискуитет, отстаивала антрополог Сара Блаффер Хрди. Хрди называла себя социобиологом-феминисткой и, вероятно, руководствовалась не только строго научными соображениями, утверждая, будто самки приматов склонны к «соперничеству… и сексуальной напористости»[110]. Выходит, мужчины-дарвинисты могут с полным правом выдвинуть гипотезу, что самцы созданы для пожизненных сексуальных марафонов. Научные теории возникают из разных источников. Весь вопрос в том, работают ли они.

Оба этих объяснения женского промискуитета – и теория «извлечения ресурсов», и теория «зерен сомнения» – в принципе применимы как к одинокой женщине, так и к замужней. На самом деле оба имеют смысл даже для видов с низким или нулевым родительским вкладом самца и могут объяснить крайнюю разнузданность самок бонобо или шимпанзе. Но есть и третья теория, которая вытекает из динамики отцовского вклада и, таким образом, особенно справедлива в отношении жен. Это теория «двух зайцев».

У видов с высоким отцовским вкладом самка стремится к двум вещам – хорошим генам и щедрым инвестициям. К сожалению, найти их в одной упаковке удается не всегда. Одно из решений – обманом заставить преданного, но не слишком мускулистого и мозговитого партнера растить потомство другого мужчины. И тайная овуляция придется здесь как нельзя кстати. Мужчина без труда может оградить свою супругу от оплодотворения конкурентами, если короткая стадия фертильности явно видима; но если она кажется способной к зачатию весь месяц, блюсти ее верность становится не так-то просто. Именно к такого рода неразберихе и должна стремиться женщина, если ее цель – получить ресурсы от одного мужчины, а гены – от другого[111]. Конечно, женщина может не сознательно стремиться к этой «цели». И даже не сознательно отслеживать момент овуляции. Но так или иначе – сознательно или подсознательно – она это делает.

Теории с упором на подсознательные мотивы могут показаться слишком заумными, особенно людям, не подкованным в циничной логике естественного отбора. Однако некоторые ученые отмечают, что вблизи момента овуляции женщины и правда становятся более активными в сексуальном плане[112]. Два исследования показали, что женщины, посещающие бары для одиноких, во время или незадолго до овуляции не только надевают больше украшений, но и предпочитают более яркий макияж[113]. Фактически нечто подобное делает самка шимпанзе, показывая самцам набухшую область вокруг влагалища. Украшения и косметика – реклама, служащая единственной цели: привлечь побольше мужчин, из которых потом можно будет выбрать лучшего. Кроме того, установлено, что такие женщины действительно склонны иметь более тесный физический контакт с мужчинами в продолжение вечера.

 

Другое исследование, проведенное британскими биологами Р. Робином Бейкером и Марком Беллисом, показало, что женщины, которые обманывают своих партнеров, чаще делают это вблизи момента овуляции. Это наводит на мысль, что на самом деле они охотятся на гены своего тайного возлюбленного, а не только на его ресурсы[114].

Каковы бы ни были истинные причины, побуждающие женщин обманывать своих партнеров (или, как нейтрально выражаются биологи, «внебрачной копуляции»), нельзя отрицать, что они это делают, и делают не так уж редко. Анализы крови показывают, что в некоторых городских районах более 25 процентов детей, возможно, были зачаты вовсе не тем мужчиной, который указан в графе «Отец». И даже в деревне кун-сан, где, как и в анцестральной среде, практически невозможно скрыть тайную связь, внебрачным оказался каждый пятидесятый ребенок[115]. Да уж, женская неверность явно имеет длинную историю.

В самом деле, если бы женская неверность не была частью нашей жизни с древнейших времен, то откуда взяться такой маниакальной мужской ревности? С другой стороны, тот факт, что мужчины активно вкладывают в детей своих жен, наводит на мысль, что адюльтер был распространен не так уж и сильно; будь оно иначе, гены, поощряющие такие инвестиции, давно бы зашли в тупик[116]. Мужская психика – эволюционное свидетельство былого поведения женщин. И наоборот.

На случай, если «психологические» доказательства покажутся кому-то слишком туманными, обратимся к физиологии, а именно к мужским яичкам, точнее, к отношению их среднего веса к весу тела. Шимпанзе и другим видам с высокой относительной массой яичек свойственны «мультисамцовые системы размножения», предполагающие высокую промискуитетность самок[117]. Виды с низким относительным весом яичек или моногамны (гиббоны, например), или полигиничны (гориллы). (При полигинии один самец монополизирует несколько семейств. Полигамия – более общий термин, предполагающий несколько половых партнеров как у самца, так и у самки.) Объясняется это просто. Когда самки спариваются с разными самцами, мужские гены только выиграют, если их носитель будет производить большее количество спермы для их транспортировки. Какой самец внедрит свою ДНК в данную конкретную яйцеклетку, может зависеть исключительно от объема, когда конкурирующие орды сперматозоидов вступают в невидимое сражение. Яички самцов такого вида, следовательно, отражают многовековую склонность самок к сексуальным приключениям. У нашего вида относительный вес мужских семенников находится посередине между шимпанзе и гориллой. Это свидетельствует о том, что наши женщины не столь разнузданны, как самки шимпанзе, но от природы склонны к авантюрам.

Конечно, склонность к авантюрам необязательно значит неверность. Возможно, в анцестральной среде у женщин чередовались периоды активной половой жизни (во время которых довольно увесистые мужские яички были оправданны) и периоды преданной моногамности. А может, и нет. Рассмотрим более убедительное свидетельство женского вероломства – непостоянную концентрацию сперматозоидов. Многие полагают, что количество сперматозоидов в эякуляте мужчины зависит только от того, сколько времени прошло после последнего полового контакта. Неправильно. Согласно исследованиям Бейкера и Беллиса, количество сперматозоидов сильно зависит от того, как долго мужчина не видел свою жену[118]. Чем выше вероятность того, что женщина приняла сперму других мужчин, тем больше собственных «войск» продуцирует супруг. Сам факт, что естественный отбор придумал такое умное оружие, подразумевает, что оно существует не просто так. Любое оружие должно с чем-то бороться, иначе в нем нет никакого смысла.

Помимо прочего, различная концентрация сперматозоидов – доказательство того, что естественный отбор сумел придумать не менее умное психологическое оружие, будь то яростная ревность или на первый взгляд парадоксальная склонность некоторых мужчин сексуально возбуждаться при мысли о том, что их супруга лежит в постели с любовником. Одним словом, мужчины склонны рассматривать женщин как имущество. В статье 1992 года Уилсон и Дали писали: «Мужчины предъявляют права на женщин подобно тому, как певчие птицы претендуют на территорию, львы – на убитую добычу, а люди обоих полов – на драгоценности… Собственническое отношение мужчин к женщинам более чем метафора: в супружеской и коммерческой сферах явно задействованы одинаковые психические алгоритмы»[119].

Теоретический итог всего этого – очередная эволюционная гонка вооружений. Чем чувствительнее мужчины становятся к признакам измены, тем убедительнее женщины врут, что их обожание граничит с благоговением, а верность не подлежит сомнению. Частично они и сами могут в это поверить – до определенной степени. В самом деле, учитывая последствия раскрытой измены (уход оскорбленного мужа, а то и возможное насилие), женский самообман не должен давать сбоев. С адаптивной точки зрения замужней женщине сознательно лучше не зацикливаться на сексе, даже если ее подсознание упорно продолжает отслеживать перспективных кандидатов.

Дихотомия «мадонны – блудницы»

«Антирогоносная» технология может пригодиться не только тогда, когда мужчина женат, но и до того – при выборе жены. Если женщины отличаются по своей склонности к промискуитету и если из более промискуитетных обычно получаются менее преданные жены, то естественный отбор мог научить мужчин их различать. Неразборчивые женщины предпочтительнее в качестве краткосрочных половых партнерш – чтобы уложить их в постель, требуется не так много усилий. Тем не менее они – плохие жены, сомнительный канал для мужских родительских инвестиций.

Какие эмоциональные механизмы – какой комплекс симпатий и антипатий – естественный отбор мог бы использовать, чтобы заставить мужчин автоматически следовать этой логике? Как отметил Дональд Саймонс, один из кандидатов – пресловутая дихотомия «мадонны – блудницы», склонность мужчин делить женщин на два типа: женщин, которых они уважают, и женщин, с которыми они только спят[120].

В частности, процесс ухаживания можно представить как процесс отнесения женщины к первой или второй категории. В общих чертах тест сводится к следующему. Встретив женщину, которая кажется генетически достойной ваших инвестиций, начните проводить с ней максимум свободного времени. Если она увлечена вами, но остается сексуально холодной, не бросайте ее. Если она жаждет секса, уважьте ее любой ценой. Однако, если добиться секса так легко, у вас может возникнуть соблазн переключиться из режима инвестиций в режим эксплуатации. Такое сексуальное рвение может означать, что ее всегда будет легко соблазнить, а это, согласитесь, не самое желательное качество в жене.

Конечно, сексуальный энтузиазм не обязательно означает, что женщина будет спать со всеми подряд; возможно, она просто не смогла устоять перед данным конкретным мужчиной. Однако если существует общая корреляция между быстротой, с которой женщина уступает мужчине, и вероятностью, что позднее она его обманет, то эта быстрота – статистически значимый сигнал, имеющий важное генетическое значение. Столкнувшись со сложностью и непредсказуемостью человеческого поведения, естественный отбор делает ставку на более вероятный исход.

Добавим в эту стратегию каплю коварства: мужчина может склонять женщину к раннему сексу, за который он в конечном итоге ее же и накажет. Лучшего способа проверить сдержанность, которая так драгоценна в женщине, в чьих детей вы собираетесь вкладывать, не существует.

В своей крайней, патологической форме дихотомизация женщин превращается в комплекс «мадонны – блудницы». Его главный симптом – неспособность мужчины заниматься сексом с собственной женой, такой святой она ему кажется. Разумеется, столь нездоровое поклонение естественный отбор едва ли бы одобрил. Впрочем, более распространенная, более умеренная версия дихотомии «мадонны – блудницы» обладает всеми признаками эффективной адаптации. Она побуждает мужчин испытывать восторженную привязанность к сексуально сдержанным женщинам, в которых они хотели бы инвестировать, – ту самую привязанность, без которой эти женщины на секс не согласятся. И она же позволяет мужчинам без зазрения совести эксплуатировать женщин, которых они относят к категории, заслуживающей презрения. Эта общая категория – категория низкого, иногда почти «недочеловеческого» морального статуса, – есть, как мы увидим далее, любимый инструмент естественного отбора; особенно эффективно он используется во время войн.

 

В интеллигентной компании мужчина часто отрицает, что его мнение об уступившей ему женщине кардинально изменилось. И правильно делает. Такое признание выглядело бы морально реакционным. Даже признание самому себе, и то едва ли пойдет ему на пользу: такому мужчине весьма непросто искренне убеждать женщину, что утром он будет уважать ее по-прежнему (иногда это неотъемлемая часть сексуальной прелюдии).

Многие современные жены могут подтвердить, что секс с мужчиной на ранней стадии ухаживаний отнюдь не исключает перспективу длительной преданности. Мужчина (в основном бессознательно) оценивает вероятность преданности женщины по многим параметрам – ее репутации, того, как она смотрит на других мужчин, насколько честной она кажется вообще. В любом случае, даже в теории, мужская психика не должна превращать девственность в необходимое условие инвестирования. Шансы найти девственную жену варьируют не только от мужчины к мужчине, но и от культуры к культуре – и, если судить по некоторым обществам охотников и собирателей, в анцестральной среде были весьма невелики. Предположительно мужчины рассчитаны на то, чтобы выбирать лучшее из доступного. Хотя в пуританской Англии времен королевы Виктории некоторые мужчины женились исключительно на девственницах, термин «дихотомия мадонны – блудницы» на самом деле просто не очень удачное обозначение весьма гибкой психической тенденции[121].

И все же подобная гибкость ограниченна. При определенном уровне женской промискуитетности мужской родительский вклад становится генетически бессмысленным. Если женщина имеет обыкновение спать каждую неделю с новым мужчиной, тот факт, что так поступают все женщины в данной культуре, не делает из нее хорошую супругу. Разумно предположить, что в таком обществе мужчины должны полностью отказаться от родительских инвестиций и сосредоточиться на попытках переспать с максимально возможным количеством женщин. Иными словами, они должны вести себя как шимпанзе.

Викторианская мораль и самоанцы

От дихотомии «мадонны – блудницы» долго отмахивались как от отклонения, одного из патологических продуктов западной культуры. Питали эту патологию именно викторианцы с их акцентом на девственность и громким презрением к внебрачному сексу. Не исключено, что они сами ее и изобрели. Если бы только мужчины во времена Дарвина могли вести более свободную половую жизнь, подобно мужчинам в незападных, сексуально либеральных обществах, современный мир был бы совсем иным.

Проблема в том, что те идиллические, незападные общества, кажется, существовали только в умах нескольких заблуждающихся, хотя и влиятельных, академиков. Классический пример – Маргарет Мид, которая уже в начале XX века, наряду с другими выдающимися антропологами, подчеркивала гибкость человеческого вида и утверждала, что такой вещи, как человеческая природа, практически не существует. Самая известная книга Мид, «Взросление на Самоа», изданная в 1928 году, произвела настоящую сенсацию. Казалось, антропологи наконец-то отыскали культуру, почти лишенную многих западных пороков: иерархии статусов, рьяного соперничества и ненужной шумихи вокруг секса. Здесь, на островах Самоа, писала Мид, девушки тянут с вступлением в брак столько лет, сколько это возможно. Романтическая любовь «в том ее виде, в каком она встречается в нашей цивилизации, неразрывно связана с идеалами моногамии, однолюбия, ревности, нерушимой верности. Такая любовь незнакома самоанцам»[122]. Что за замечательное место!

Трудно переоценить влияние Мид на научную мысль XX века. Утверждения о природе человека всегда сомнительны и могут рассыпаться в прах, случись антропологам открыть хотя бы одну культуру, где кое-каких ее фундаментальных элементов не хватает. Большую часть XX века такие утверждения встречали одним-единственным вопросом: «А как насчет Самоа?»

В 1983 году антрополог Дерек Фриман издал книгу под названием «Маргарет Мид и Самоа: рождение и крах антропологического мифа». Фриман провел почти шесть лет на островах Самоа (Мид провела девять месяцев и вначале не говорила на местном языке) и был хорошо знаком с их ранней историей. Его книга нанесла существенный урон антропологической репутации Мид. В книге Фримана Маргарет Мид предстает наивной двадцатитрехлетней идеалисткой, погрязшей в модном культурном детерминизме; она предпочла не жить среди аборигенов и, опираясь на данные, собранные во время заранее распланированных интервью, искренне верила самоанским девочкам, которые дурачили ее изо всех сил. Фриман атаковал наблюдения Мид по всем фронтам – включая предполагаемое отсутствие борьбы за статус, простые радости подросткового возраста и прочее и прочее. Учитывая цели настоящей книги, нас прежде всего интересует секс: предположительная незначительность ревности, отсутствие у мужчин чувства собственничества, кажущееся безразличие мужчин к дихотомии «мадонны – блудницы».

На самом деле при близком рассмотрении пошаговые выводы Мид оказываются менее радикальными, чем ее прилизанные, отполированные обобщения. Она утверждала, что самоанские мужчины испытывают определенную гордость при завоевании девственницы. Она также отметила, что в каждом племени есть церемониальная девственница – девочка благородного происхождения, часто дочь вождя, которую тщательно оберегают, а затем перед браком вручную лишают девственности; кровь при разрыве девственной плевы – доказательство ее целомудрия. Но эта девочка, настаивала Мид, являлась аберрацией; ей не позволялись «свободные и легкие любовные эксперименты», которые считались нормой. Родители низкого социального ранга были «благодушно безразличны к похождениям своих дочерей»[123]. Как будто между прочим Мид добавляет: «Хотя эта церемония проверки на девственность, теоретически говоря, должна всегда соблюдаться на свадьбах людей всех рангов, ее просто обходят».

Проанализировав весь массив данных, собранных Мид, Фриман подчеркнул определенные вещи, на которые она вообще не обратила внимания. Ценность девственниц была настолько велика в глазах бракоспособных мужчин, писал он, что за девочкой-подростком любого социального ранга следили братья; застукав сестру «с юношей, предположительно имеющим виды на ее девственность», они «бранили ее, а иногда даже били». Что же касается юноши, то обычно он подвергался «свирепому нападению». Молодой человек, которому не везло с женщинами, иногда подкрадывался к девушке ночью, насильственно лишал ее девственности, а затем угрожал раскрыть ее испорченность, если она не согласится выйти за него замуж (возможно, в форме тайного бегства – верного способа избежать теста на девственность). Женщину, в день свадьбы оказавшуюся не девственницей, называли словом, которое приблизительно можно перевести как «шлюха». В самоанских преданиях лишенная девственности «распутная» женщина уподоблена «пустой раковине, брошенной на берегу после отлива». Песня, исполняемая при церемонии лишения девственности, звучит примерно так: «Все другие не сумели достичь входа, все другие не сумели достичь входа… Он самый первый, он впереди…»[124] Разумеется, все это – отнюдь не признаки сексуально либеральной культуры.

Сегодня очевидно, что некоторые из предполагаемых западных аберраций, которые Мид не нашла на островах Самоа, на самом деле были подавлены западным влиянием. По настоянию миссионеров, отмечал Фриман, проверка на девственность стала менее публичной – ее проводили в помещении, за ширмой. В «прежние времена», как писала сама Мид, если церемониальная девственница в момент свадьбы оказывалась не девственницей, то «собственные родственники напали бы на нее, побили камнями, изуродовали, а может быть, и смертельно ранили ее за то, что она опозорила их дом»[125].

То же самое произошло и с ревностью, которую, как подчеркивала Мид, заметно приглушили западные стандарты. Мид писала, что муж, уличивший жену в измене, мог удовлетвориться безвредным ритуалом, который неизменно заканчивался примирением. Обидчик мужа и все мужчины его семьи отправлялись к дому оскорбленного супруга с подарками и сидели у дверей, пока хозяин дома не соизволял простить их и зарыть топор войны за ужином. Конечно, «в старые времена», заметила Мид, оскорбленный мужчина и его родственники «имели право взять дубины и убить сидящих у порога»[126].

То, что насилие стало менее распространенным под христианским влиянием, есть, разумеется, свидетельство человеческой гибкости. Однако, если мы хотим измерить сложные параметры этой гибкости, прежде всего необходимо уяснить себе ее основу и модифицирующие факторы. Не единожды Мид, наряду с целой когортой культурных детерминистов середины XX века, толковала наблюдаемые явления с точностью до наоборот.

Исправить ошибки и расставить все по своим местам поможет дарвинизм. Антропологи-дарвинисты нового поколения тщательно прочесывают старые этнографии, проводят полевые исследования и обнаруживают вещи, которые раньше не акцентировали или не замечали. На сегодняшний день вырисовывается несколько кандидатов на «человеческую природу». Один из наиболее жизнеспособных – дихотомия «мадонны – блудницы». В экзотических культурах от островов Самоа до Мангаиа и аче в Южной Америке мужчины ни за что не возьмут в жены женщину, известную своей доступностью[127]. Кроме того, как показывает анализ фольклора, полярность «хорошая девочка / плохая девочка» – вечно повторяющийся образ и на Дальнем Востоке, и в исламских странах, в Европе, и даже в доколумбовой Америке[128].

Работая в психологической лаборатории, Дэвид Басс установил, что мужчины качественно различают партнерш для краткосрочных и долгосрочных отношений. Признаки, указывающие на промискуитетность (короткое платье, агрессивный язык тела), делают женщин более привлекательными для краткосрочных отношений и менее привлекательными для долгосрочных. Признаки, свидетельствующие об отсутствии сексуального опыта, работают наоборот[129].

Сегодня гипотеза о том, что дихотомия «мадонны – блудницы» имеет под собой некую врожденную основу, базируется на теоретических допущениях и многочисленных, хотя и не исчерпывающих, антропологических и психологических наблюдениях. Не нужно сбрасывать со счетов и опыт матерей, которые из века в век твердили дочерям о пользе целомудрия: стоит мужчине заподозрить, что она «такая», как всякое уважение мгновенно улетучивается.

Быстрые и медленные женщины

Деление женщин на мадонн и шлюх – дихотомия, наложенная на континуум. В реальной жизни не существует «быстрых» и «медленных» женщин. Все они промискуитетны в той или иной степени, которая варьирует от «совсем нет» до «весьма и весьма». Таким образом, вопрос, почему одни женщины принадлежат к первому типу, а другие ко второму, не имеет смысла. Иное дело – вопрос, почему одни женщины находятся ближе к одному краю спектра, чем к другому. То есть почему женщины различаются в общей сексуальной сдержанности? И, если уж на то пошло, как насчет мужчин? Почему некоторые мужчины кажутся способными на непоколебимую моногамию, а другим свойственно отклоняться от этого идеала? Это различие – между мадоннами и блудницами, между отцами и подлецами – в генах? Определенно да. Но единственная причина, почему ответ несомненен, кроется в том, что словосочетание «в генах» столь неоднозначно, что по существу бессмысленно.

Начнем с популярной концепции «в генах». Действительно ли одним женщинам, с того самого момента, когда сперматозоид их папы встретился с яйцеклеткой их мамы, суждено быть мадоннами, а другим, соответственно, блудницами? А мужчины? Они уже рождаются либо заботливыми отцами, либо подлецами?

Ответ и для мужчин, и для женщин таков: едва ли, хотя и не исключено. Как правило, естественный отбор не сохраняет одновременно два противоположных качества. Одно из них обычно оказывается чуточку эффективнее с точки зрения распространения генов их носителя. Каким бы малым ни было такое различие, со временем этот признак неизбежно вытеснит другой[130]. Именно поэтому почти все ваши гены присутствуют во всех других типичных обитателях Земли. Но есть такая штука, как «частотно-зависимый отбор». В рамках частотно-зависимого отбора ценность признака снижается по мере его распространения; естественному отбору ничего не остается, как установить определенный потолок его господству, тем самым оставляя место для альтернативы.

Рассмотрим синежаберных солнечников[131]. Среднестатистический самец синежаберного солнечника взрослеет, строит связку гнезд, ждет, когда самка отложит икру, оплодотворяет ее и охраняет. Это – добропорядочный член сообщества. Но у него может быть до ста пятидесяти гнезд, что делает его беззащитным перед самцами второго, менее ответственного типа – самцами-пройдохами. Пройдохи плавают поблизости, тайком оплодотворяет икринки, а затем уносятся прочь, оставляя их на попечении одураченного опекуна. На определенных стадиях жизни пройдохи даже имитируют окраску и поведение самок, дабы замаскировать свои коварные намерения.

Как же поддерживается равновесие между пройдохами и их жертвами? Пройдохи должны преуспевать с точки зрения распространения своих генов, иначе их бы вообще не было. Однако по мере того, как численность пройдох увеличивается, численность добропорядочных самцов уменьшается, а вместе с ней и шансы на успешное размножение. Это как раз тот случай, когда успех оказывается себе во вред. Чем больше появляется пройдох, тем меньше потомства приходится на каждого.

В теории доля пройдох должна расти, пока среднестатистический пройдоха не сможет оставлять столько же потомства, сколько и добропорядочный солнечник. В этот момент любые изменения в соотношении двух типов самцов вызовут соответствующие изменения в ценности их стратегий, что приведет к восстановлению нарушенного равновесия. Это равновесие известно как «эволюционно-стабильное» состояние – термин, предложенный британским биологом Джоном Мейнардом Смитом, который в 1970-х годах разработал концепцию частотно-зависимого отбора[132]. Судя по всему, пройдохи солнечников давно достигли своей максимальной эволюционно-стабильной численности – она составляет примерно одну пятую часть от общей популяции.

Динамика сексуального предательства у людей отличается от таковой у солнечников, отчасти из-за характерного для млекопитающих внутреннего оплодотворения. Впрочем, Ричард Докинз показал, что логика Мейнарда Смита в принципе применима и к нам. Другими словами, мы можем вообразить ситуацию, в которой ни скромницы, ни распутницы, ни отцы, ни подлецы – никто не сможет похвастаться монополией на идеальную стратегию. Скорее, успех каждой стратегии варьирует в зависимости от распространенности остальных трех, и популяция стремится к равновесию. Так, приняв определенный набор допущений, Докинз обнаружил, что 5/6 женщин будут скромницами, а 5/8 мужчин – верными[133].

А теперь забудьте все, о чем мы говорили выше. Забудьте не только приведенные цифры, которые, очевидно, вытекают из довольно произвольных предположений в рамках искусственной модели. Выкиньте из головы всю идею о том, что каждый человек строго придерживается той или иной стратегии.

105Symons (1979). С. 138–141; Badcock (1990). С. 142–160.
106Shostak (1981). С. 271.
107О гориллах см.: Stewart & Harcourt (1987). С. 158–159. О лангурах см.: Hrdy (1981).
108Daly & Wison (1988). С. 47.
109Hill & Kaplan (1988). С. 298; Hill (личное общение).
110Hrdy (1981). С. 153–154, 189.
111Symons (1979). С. 138–141. Аналогичную теорию выдвинули Беншуф и Торнхилл (Benshoof & Thornhill, 1979).
112См., например: Hill (1988); Daly & Wilson (1983). С. 318. Вопрос до сих пор остается спорным.
113Hill & Wenzl (1981); Grammer, Dittami & Fischmann (1993).
114Baker & Bellis (1993). Существуют и другие механизмы, посредством которых женщина может бессознательно ущемлять интересы своего постоянного партнера. Согласно Бейкеру и Беллису, женский оргазм, при условии, что он не происходит задолго до эякуляции, содействует удержанию спермы во влагалище и тем самым увеличивает шансы на оплодотворение. Таким образом, можно предположить, что естественный отбор «хочет», чтобы отцом ребенка стал тот мужчина, который может довести женщину до пика наслаждения. Бейкер и Беллис действительно обнаружили, что неверные женщины чаще испытывают такой оргазм со своими любовниками, чем с постоянными партнерами. (Впрочем, на сегодняшний день имеются только предварительные данные, а давшая их методология далека от безупречной.) Эти две тактики контролирования зачатия – время совокупления и оргазм – теоретически могут питать разные типы женской интуиции. На ранних стадиях взаимоотношений оргазм может служить мерилом будущей преданности мужчины; если его растущий опыт с женщиной заставляет ее испытывать своевременный оргазм, вероятность зачатия ребенка от незнакомого (и, может быть, не особо заботливого) мужчины снижается. Но если мужчина достаточно «сексуален» – если он может похвастаться брутальностью и другими признаками «хороших генов», – оргазм в испытательный период может случиться раньше, как и было задумано. Между прочим, Бейкер и Беллис также обнаружили, что «двукратные совокупления» – два разных половых партнера в течение 5 дней – более распространены незадолго до овуляции. Ученые видят в этом доказательство теории «соперничества сперматозоидов»: возможно, одной из дарвинистских целей неверности является поединок сперматозоидов различных мужчин внутри матки; в этом случае яйцеклетку скорее всего оплодотворит самый энергичный, самый воинственный сперматозоид. Если в результате такого оплодотворения родится сын, то это будет сын с более энергичными, более агрессивными сперматозоидами.
115См.: Betzig (1993a).
116Daly & Wilson (1983). С. 320.
117Harcourt et al. (1981). Также см.: Wilson & Daly (1992).
118Baker & Bellis (1989). Самки многих нечеловекообразных видов, долго считавшихся моногамными (особенно птиц), на самом деле оказались весьма распутными особами. Этим открытием мы обязаны молекулярной биологии, которая позволяет сравнить детенышей с их настоящими отцами. См.: Montgomerie (1991).
119Wilson & Daly (1992). С. 289–190.
120Symons (1979). С. 241.
121Хотя исследование Басса показало, что во всех 23 культурах, в которых были выявлены статистически значимые различия между полами, мужчины придавали гораздо большее значение девственности женщины, чем женщины – девственности мужчины, в 14 культурах таких различий обнаружить не удалось. Большинство из них – современные европейские общества, в которых девственность (как мужчин, так и женщин) – большая редкость. Тем не менее мы знаем, что по крайней мере в некоторых из этих культур, например в Швеции, женщины, известные своей склонностью к беспорядочным половым связям, не считаются завидными женами. См.: Buss (1994). Гл. 4.
122Мид М. Взросление на Самоа. Гл. VII.
123Мид М. Взросление на Самоа. Гл. VII.
124Freeman (1983). С. 232–236, 245. Слово, которое я перевел как «шлюха», Фриман переводит как «проститутка». Тем не менее он отмечает, что оно имеет более сильную коннотацию позора, чем это подразумевает выбранный им аналог.
125Мид М. Взросление на Самоа. Гл. VII; Freeman (1983). С. 237.
126Мид М. Взросление на Самоа. Гл. VII.
127На острове Мангаиа, как утверждает Йони Харрис (личное общение), неразборчивую женщину называют «slut» («потаскушкой»). Однако сам факт, что это слово английское, заставляет ее усомниться в том, что данное понятие не является следствием западного влияния. Исследования племени аче, см.: Hill & Kaplan (1988). С. 299.
128Уильям Янковек (William Jankowiak; личное общение).
129Buss & Schmitt (1993), табл. на с. 213.
130См.: Tooby & Cosmides (1990a).
131Maynard Smith (1982). С. 89–90.
132Общий принцип частотно-зависимого отбора сформулировал в 1930 году британский биолог Рональд Фишер, который использовал его для объяснения примерно равного соотношения новорожденных самцов и новорожденных самок. Причина не в том, как полагают многие, что такое соотношение «хорошо для вида». Все дело в том, что, как только гены, благоприятствующие рождению особей одного пола, начнут доминировать, репродуктивная ценность генов, благоприятствующих рождению особей противоположного пола, вырастет. Поскольку это приведет к их быстрому распространению, баланс восстановится. Cм.: Maynard Smith (1982). С. 11–19; Fisher (1930). С. 141–143.
133Докинз Р. Эгоистичный ген. Гл. 9.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru