Роберт Андреевич Оболенский
Коплята
– Но как?!
– Ты сам даешь согласие, – она смотрит на меня глазами, в которых промелькнула желтизна белков, видит вопрос, готовый у меня с губ сорваться, и тут же отвечает: – Оно спросило, хочешь ли ты счастья?
Я тут же киваю.
– Вот это и было согласием твоим.
– Бред какой-то! – я качаю головой.
– А ты что хотел – договор в двух экземплярах и печать?
– Нет, но…
– Тогда послушай. Ходит легенда, что можно от вопроса отказаться. Надо лишь потерпеть и взглянуть Копленку прямо в глаза.
– И что тогда?
– Испугается и убежит. Ведь против твоей воли он не в силах решать – за тебя. Скроется восвояси, а ты останешься со своей судьбой и грядущим счастьем.
– Значит, подкараулю его и…
– Поздно.
– Но?
– Уже поздно.
– И что мне делать?
– Подыскивать чужое счастье, если готов на такой шаг пойти, – горько ухмыльнулась она и посмотрела на утопающий под снегопадом двор.
– Значит год?
– Да, у тебя есть год до следующего Рождества или навечно в этом малом синем теле.
– Ясно.
– И что решил?
– Буду как-то с этим жить, – сказал я и, поникнув, добавил, – не жизнь же мне чужую забирать.
Услышав ответ, она кивнула. Выдержала паузу и стала шептать на ухо всё, что о Коплятах знала. Как им помешать творить зло, как спасти тех, кто полон надежды, но может ее потерять. А я кивал да смотрел на теряющийся в снегопаде двор, внимательно слушал ее рассказ, подобрав под себя ноги, и наблюдал.
На деревьях разноцветные огни, дети румяные в снежки играют, и кто-то тащит за собой к подъезду ель. Я смотрю выше, на третьем этаже в окне фигура. Там в тусклом свете молодой парень держит бокал в руке, смотрит во двор и прямо в комнате дымит. Я чувствую, нет, вижу тянущийся из его груди свет.
Она шепчет мне под ухо: «Ему вот и поможешь».
А я в ответ киваю, говорю:
– Всё так.
И точно в душе знаю того, кто станет моей жертвой.
