Роберт Мейсон
Трусливый ястреб
Пейшнс и Джеку посвящается
Robert Mason
Chikenhawk
© ООО Издательство «Питер», 2021
Предисловие
Война во Вьетнаме известна большинству из нас только по американским фильмам. Советский Союз в конфликте напрямую не участвовал, а потому толковых книг на эту тему у нас просто нет.
Если интересуешься предметом – прочитать книгу Мейсона надо обязательно. Свобода слова – великая вещь. Автор излагает без оглядки на командиров, не думая о реакции министерства обороны. Местами получается настолько забористо, что хочется орать. Тут тебе и расстрелы безоружных пленных, и массовое воровство в стройных рядах, и другие прекрасные вещи.
Мейсон замечательно описывает быт американских военных во Вьетнаме. Вертолетчикам постоянно не хватает бронежилетов, противогазов, бронированных нагрудников. При распылении дефолиантов экипаж может натянуть поглубже кепки или поднять воротники курток. Интенданты воруют все, до чего могут дотянуться. Между родами войск процветают соперничество и зависть: вертолетчики завидуют пилотам бомбардировщиков, пехотинцы – артиллеристам. А вот пехоте и вертолетчикам не завидует никто. И все хотят домой.
Многоцелевой вертолет UH-1, он же «Ирокез» – практически герой книги. Гражданин Мейсон помогает читателю заглянуть внутрь американской военной машины, подробно рассказывает об особенностях пилотирования вертолета в специфических условиях Вьетнама.
Что помнит Мейсон о Вьетнаме в целом? Да ничего хорошего. Убитые и покалеченные войсковые товарищи, сожженные вьетнамские деревни, расстрелянные пленные, мертвые дети, нищета, проституция. Ну и полное непонимание – зачем вообще здесь устроили такой ад.
Мейсон повидал всякое. Например, принимал активное участие в боях в долине Йа-Дранг, где возил на своем вертолете тогда еще подполковника Харальда Мура – его потом отлично сыграл Мел Гибсон в фильме «Мы были солдатами».
Короче, вот эта книга американского вертолетчика о войне во Вьетнаме – в США национальный бестселлер. На русском языке не издавалась никогда. Ну а теперь можешь проверить лично – как оно на самом деле.
С моей точки зрения – отличная книга.
К прочтению рекомендую.
Дмитрий Goblin Пучков
* * *
Роберт Мэйсон родился в 1942 году. Детство провел в Нью-Джерси и Флориде, помогая отцу по хозяйству на ферме. Еще мальчишкой он мечтал о полетах и незадолго до окончания школы получил лицензию частного пилота. В 1960–1962 годах учился в Университете Флориды, пару лет перебивался случайными заработками, пока не поступил на военную службу в 1962 году. На его счету более тысячи боевых вылетов на вертолете во Вьетнаме. Мэйсон оставил службу по состоянию здоровья в 1968 году. Женат, имеет сына.
Предисловие автора
Это мой личный рассказ о том, что я пережил во Вьетнаме, и о том, как война повлияла на меня. Все события реальны; хронология и географические названия соблюдены настолько точно, насколько это было в моих силах. Имена действующих лиц (кроме всем известных), их характерные приметы, не имеющие большого значения для повествования, я изменил во избежание раскрытия анонимности. Еще хочу принести свои извинения ворчунам-пехотинцам, если они будут возмущены прозвищем – к ним и условиям их службы я питаю исключительное уважение.
Надеюсь, мои воспоминания сумеют побудить ветеранов прервать молчание. Ни о Вьетнаме, ни о том, какое влияние оказала эта война на общество и людей, невозможно знать слишком много.
Я не буду рассуждать о политике. Расскажу лишь о том, как я служил пилотом вертолета в 1965–1966 годах во Вьетнаме, а война сама за себя ответит.
Хочу поблагодарить Мартина Круза Смита, Нокса Бургера, Джеральда Ховарда, Констанс Синкотти, Джека и Бетти Мэйсон, Джеральда Таулера, Брюса и Сьюзан Дойл, а также Джима и Айлин Хелмс за их великодушную помощь и моральную поддержку.
Я бесконечно признателен своей жене Пейшнс за ее неизменную заботу обо мне при написании этой книги и любовь в самые тяжелые времена нашей жизни.
Пролог
Я поступил на военную службу в 1964 году, чтобы стать пилотом вертолета. Я знал, что меня могут отправить на войну, но по наивности своей думал, что случиться это может только в случае катастрофы национального масштаба.
Я совсем ничего не знал о Вьетнаме. Я не знал, что французы завоевали Вьетнам в 1887 году после двадцати лет попыток. Я не знал, что наша страна поддерживала Хо Ши Мина в борьбе с японцами во время Второй мировой войны. Я не знал, что после войны страна, переставшая быть колониальной, была возвращена французам британцами-оккупантами с согласия Америки. Я не знал, что Хо Ши Мин с 1946 года сражался за изгнание французов и добился этого в 1954-м после их поражения при Дьейнбьенфу. Я не знал, что свободные выборы, назначенные Женевской конференцией на 1956 год, были сорваны, поскольку стало ясно, что Хо Ши Мин победит. Я не знал, что наше правительство оказало поддержку деспотичному и коррупционному лидеру Нго Динь Зьему, а позднее приложило руку к его свержению и гибели в 1963 году.
Ничего такого я не знал. Но люди, развязавшие войну, знали. Я же знал и хотел только одного: быть пилотом. И больше всего на свете – пилотом вертолета.
I. Девственники
Глава 1. Крылья
Экспериментальная дивизия, которой было поручено испытать концепцию [воздушного штурма], вызвала сильнейшие межведомственные споры за последние годы. Существуют определенные сомнения относительно того, как такие аэромобильные части покажут себя на настоящей войне.
U.S. News & World Report, 20 апреля 1964 г.
Июнь 1964 года – июль 1965 года
В детстве я мечтал о левитации. Я мог взлетать, при условии что меня никто не видит, но если только кто-нибудь подглядывал – ничего не выходило.
Вырос я на ферме. Отец был управляющим на собственной и чужих фермах, работал на рынке в Пенсильвании, Нью-Джерси и Западной Виргинии. Когда мне было девять, он завел большую птицеферму к западу от Делрей-Бич во Флориде. Здесь в перерывах между работой по хозяйству я мечтал о полетах. Мечтал так сильно, что действительно строил высокие сооружения, чтобы оторваться от земли.
Когда я пошел в среднюю школу, отец переключился с сельского хозяйства на недвижимость, и мы переехали в город. Я учился в предпоследнем классе, и мой друг, свежеиспеченный пилот, учил меня азам управления небольшим самолетом. Самолет был огромным шагом вперед по сравнению с моими нелепыми механизмами: он всегда взлетал. Так к моменту окончания школы я обзавелся лицензией частного пилота.
В 1962-м, кое-как протянув два года, я все-таки бросил Университет Флориды и отправился путешествовать по стране.
Год спустя в Филадельфии произошли решающие события: я познакомился со своей будущей женой Пейшнс и в качестве летчика-кандидата поступил в армию.
Когда в июне 1964 года я прибыл в вертолетную школу начальной подготовки армии США в Форт-Уолтерс в Техасе, сбылась моя заветная мечта.
Я въехал через главные ворота и потерял голову: вертолеты скользили над невысокими холмами, вертолеты чертили небо над головой – вертолеты были повсюду! Рэй Уорд, мой товарищ, высунул голову из окна автомобиля и заулыбался. Он тоже пошел в армию, чтобы стать вертолетчиком.
Мы подъехали к группе бетонных зданий, похожих на общежития. У входа был знак: КАНДИДАТАМ В УОРЕНТ-ОФИЦЕРЫ ПРИБЫВАТЬ СЮДА. Мы были под впечатлением. После базовой подготовки на Форт-Диксе и месяца повышенной пехотной подготовки на базе Форт-Полк мы были уверены, что все военные здания представляют собой зеленые деревянные постройки времен Второй мировой. Я заглушил двигатель.
– Эй, здесь здорово! – улыбнулся Рэй. – Спроси вон того парня, куда нам закинуть багаж.
Парнем, о котором говорил Рэй, был сержант. В белом шлеме и ярких нарукавных повязках он молча шел к нам. Мы больше не курсанты, бояться нечего, поэтому я приветливо спросил:
– Послушайте, сержант, куда нам отнести багаж?
– Багаж? – он вздрогнул от слова и оглядел нас.
Мы с Рэем были в штатском.
– Ну да. Мы должны доложить о прибытии до пяти, и нужно еще где-то переодеться.
– Вы кандидаты? – он спросил спокойно, с плохо скрываемым презрением, какое я не раз встречал во время базовой подготовки.
– Ага, – я кивнул, подтянувшись.
– Так какого хера вы раскатываете тут в гражданском? Вы что, туристы?
– Нет…
– Машину на стоянку. Живо! А сами со своим багажом сюда! Бегом!
– Так точно, сержант, – на автомате отрапортовал я.
Пока я сдавал назад, сержант сверлил нас взглядом, уперев кулаки в бедра.
– Разверни машину, – сказал Рэй.
– Некогда.
Весь путь до автостоянки мы проделали задним ходом.
– Вот дерьмо, – сказал Рэй. – Похоже, это будет не пикник.
Мы и не думали, что в армии учат всему и сразу: управлять вертолетами, маршировать и стрелять. А они учили.
Сто двадцать кандидатов из нашего класса назывались «кандидаты в уорент-офицеры». Уорент-офицер – это не офицер, его назначают на должность, а не присваивают ему звание, и он специализируется в какой-то узкой области. Есть уорент-снабженцы, уорент-электронщики, уорент-пилоты и так далее. Звания уорент-офицеров – WO 1, CW 2, CW 3 и CW 4 – соответствуют второму лейтенанту, первому лейтенанту, капитану и майору; уорент-офицеры имеют те же привилегии и почти такое же жалованье, что и младшие офицеры.
Когда я впервые услышал о программе подготовки уорент-пилотов, я был лицом гражданским и мало заботился о звании. Я знал только, что они летают.
Программа летной подготовки длилась девять месяцев. Сначала был месяц предполетной и четыре месяца начальной летной подготовки на базе Форт-Уолтер, затем нас перекинули на Форт-Ракер в Алабаме, где мы проходили усиленную практику в течение еще четырех месяцев. Месяц предполетной тренировки был сплошным унижением, чтобы отсеять кандидатов, не способных стать лидерами. Если вы проходили этот обряд посвящения, вас допускали до самолетов и учили летать. Затем вас старались вышвырнуть за ошибки или медлительность, не говоря уже о постоянных оскорблениях, которые приходилось глотать. Предполетники всё делали бегом, в столовой сидели на краешках стульев, а кроме того должны были драить полы до блеска и следить, чтобы одежда была развешана в шкафу строго по уставу. Нам разрешалось покидать базу только на два часа по воскресеньям, ради посещения церкви. В общем, тот же бред, что и в программе основной подготовки, только хуже.
Сержанты-надзиратели назначали нас на разные должности в курсантской роте: командир отделения, командир взвода, первый сержант, заместитель командира взвода и так далее. Один из нас назначался командиром курсантской роты. Мы занимали эти должности в течение недели, а инструкторы пытались довести нас до безумия и смотрели на реакцию. К сожалению, первым командиром курсантской роты назначили меня.
Среди нас были опытные ветераны боевых действий. Остальные же, в их числе Рэй и я, только что вышли из учебки. Честно говоря, Богу следовало бы проследить, чтобы кто-то из опытных ребят занял командирскую должность. Но Он, в лице сержанта-надзирателя Уэйна Мэлоуна, редко поступал по-честному.
Моим первым официальным заданием в качестве командира было привести роту в столовую через четыре здания от казармы. Чего уж проще. Смирно. Нале-во. Шагом марш. Стой. Для приема пищи разойдись.
Но сержант Мэлоун, его сотоварищи и старшие курсанты чинили мне препятствия. Они стояли и орали мне прямо в лицо, пока я пытался построить роту по команде «смирно».
– Ну что, кандидат! Вы идете в столовую или нет? – кричал старший курсант, почти касаясь своим носом моего.
– Так точно, сэр. Если вы дадите мне пройти, я…
– Что?! – он был в ярости. – Дать тебе пройти!
К нему немедленно присоединились другие.
– Как вы разговариваете со старшими по званию, кандидат! Сейчас же ведите эту ораву в столовую, пока она не закрылась!
– Есть, сэр! – от криков я не слышал сам себя.
– Рота, смирно! – гаркнул я.
Среди шумящих сержантов и старших курсантов меня никто не услышал.
– Они не слышат тебя, – заорал мне в лицо старший курсант.
Я попытался еще раз. С тем же результатом. Я поднял руку и резко опустил ее. Командир курсантского взвода закричал: «Смирно!». Отдавать команды жестами?
Когда мои однокурсники построились, несколько старшекурсников прошлись по рядам, не переставая кричать: «Вы слышали команду “смирно”, кандидат? Тогда почему вы встали по команде “смирно”, кандидат? Для команды “смирно” нет сигнала рукой, кандидат!» И так далее в том же духе. Наконец, они позволили мне командовать, потому что столовая действительно закрылась бы.
Затем бегом марш до столовой, подтягивания и отжимания снаружи. Внутри мы сидели на краешках стульев, поднимали вилки строго вертикально и подносили ко рту под прямым углом. Подобные унижения обычная вещь для всех офицерских кандидатских школ, но при чем здесь полеты? Ответ в том, что в армии ты прежде всего солдат, а твоя специальность дело десятое. Впереди нас ждали долгие девять месяцев.
В первую неделю я должен был доставлять нас вовремя на занятия, следить, чтобы комнаты были в идеальном порядке и не дай бог у кого окажется ненадраенная бляха. Издевательства не сломили меня, я ни разу не плакал, как некоторые, но все же мои реакции были неудовлетворительными. Мои мучители орали на меня, а я орал в ответ. Сопротивление плюс очевидная неопытность сослужили мне плохую оценку за командование. Сержант Мэлоун, в кабинете которого была табличка, гласившая «Кандидатус умиратус», часто шептал мне на ухо, когда я стоял в строю: «Тебе не справиться, кандидат». И действительно, после четырех недель предполетной подготовки Мэлоун внес меня в список из двадцати восьми кандидатов на отчисление.
Помню, как я сидел вечером в тускло освещенном коридоре за день до встречи с комиссией по отчислению и как мне было тогда погано. Я провалился еще до того, как получил шанс сесть в кабину вертолета. Если меня вышвырнут из летной школы, оставшиеся три года придется служить пехотинцем. Какой позор. Мы с Рэем Уордом прошли базовый и продвинутый курсы пехотной подготовки, чтобы попасть в летную школу, а я облажался в первый же месяц. Когда список вывесили, Рэй подбодрил меня, сказав, что я справлялся хорошо, что они не собираются меня исключать. Я вспомнил угрозы, которые шептал мне Мэлоун. Еще и командир взвода объявил, что проанализировал мой почерк и выяснил, что я совсем не гожусь в пилоты. Я знал, что буду в этом списке. И я там был.
Мы с Пейшнс решили, что она и наш сын Джек, которому исполнился месяц, поживут с моими родителями во Флориде, пока я не закончу подготовку. Затем они переедут в Техас и будут жить неподалеку от базы. Я чуть было не позвонил и не сказал ей, что все испортил. Но не смог. Решил сообщить новости после комиссии.
На следующий день двадцать восемь обреченных кандидатов вызывали по одному. Когда после обеда назвали мое имя, я был весь выжат. Помню, как вошел в комнату, где заседала комиссия, как меня трясло от страха и напряжения. Я присел на краешек стула посредине комнаты. Несколько секунд майор смотрел на меня, потом стал читать рапорт, лежащий перед ним. Остальные семь членов комиссии внимательно наблюдали. Майор заговорил, и пальцы стенографиста запорхали по машинке.
– Здесь написано, что вы не проявили никакого энтузиазма при обучении навыкам командира. Инструкторы говорят, что вы не были серьезно заинтересованы в своих обязанностях, когда вас выбрали на должность командира курсантской роты.
И тогда я заговорил. Не помню точно, что я сказал, но я был спокоен и рассудителен, хотя чувствовал противоположное. Я сказал, что только что прибыл с базовой подготовки и не имею опыта. Что я серьезно настроен закончить обучение в школе, но, видимо, не смог этого в должной мере продемонстрировать. Что я летал с тех пор, как мне исполнилось семнадцать.
– Я хочу быть пилотом вертолета. Я этому учился, и думаю, мои оценки наземной тренировки это доказывают. Когда-нибудь я выпущусь и буду возить солдат, и собираюсь стать лучшим пилотом из всех, когда-либо закончивших эту школу. Вы можете дать мне шанс?
Я говорил около пяти минут. Стенографист кивнул в знак того, что все слова записаны. Майор сделал пометку в моем деле.
– Возвращайтесь в роту, мы вас вызовем.
Я ждал с упакованными вещмешками, замечая, как однокашники избегают меня и других кандидатов на выбывание. Когда посыльный от командования назвал мою фамилию, у меня душа ушла в пятки. Я ворвался в штаб курсантской роты, встал по стойке «смирно» и крикнул:
– Кандидат Мэйсон по вашему приказанию прибыл, сержант!
Мэлоун только глянул на мои ноги и проорал:
– Заступили за белую линию, кандидат! Выйдите и зайдите снова.
Я повернулся кругом, вышел и снова попытался встать так, чтобы слегка касаться носками сапог белой линии перед столом Мэлоуна, не глядя вниз. На четвертый раз мне это удалось. Мэлоун с важным видом подошел ко мне сбоку. Я не отрываясь таращился на стену перед собой. Мэлоун сказал мне на ухо:
– Мне тяжело говорить это, но комиссия по отчислению по своей бесконечной мудрости решила не отчислять твою задницу.
Я повернулся, улыбаясь новостям.
– Равнение прямо, кандидат!
Я вытянулся по струнке.
– Да, они решили восстановить тебя, несмотря на мои отчаянные протесты, должен сказать. Так что тащи свою счастливую задницу отсюда обратно в роту. Пшел!
Я повернулся и побежал, смеясь всю дорогу до казарм. Я позвонил Пейшнс и велел ей приезжать.
На следующее утро меня снова вызвали в управление. Решение комиссии восстановить меня нарушило соотношение курсантов и авиаинструкторов. Мэлоун торжествовал:
– Так что, кандидат Мэйсон, вам придется еще раз пройти предполетную подготовку со следующим классом. Может, на этот раз тебя вышвырнут.
Второй раз предполетная подготовка далась мне намного легче. Я уже был на всех занятиях, поэтому экзамены сдавал только на отлично. Я научился играть роль ревностного командира. Я стал почти идеальным кандидатом, но Мэлоун не уступал: «У тебя хватало практики, кандидат Мэйсон».
Через два месяца после того, как я въехал на базу через главные ворота, я был наконец-то допущен к полетам. Нам выдали летные костюмы, летные шлемы, летные перчатки, солнцезащитные очки, плоттеры «Джеппесен», навигационные треугольники и новые учебники. Сказали надевать кепки задом наперед – отличительный признак кандидатов, еще не вылетавших самостоятельно. Мы все еще передвигались бегом, но до аэродрома нас подвозили. Наконец-то мы начали заниматься по-настоящему.
Мы вошли в низкое строение рядом с главной вертолетной площадкой и уселись за серые столы по четыре кандидата за стол. Командир звена коротко поговорил с нами, затем вошли пилоты-инструкторы. Это были мифические существа, перед которыми мы трепетали. Они были гражданскими. Мы уже успели услышать сотни историй об их методах тренировки, вспыльчивости и о том, как они любят избавляться от курсантов, чтобы снизить себе нагрузку. Одеты они были в такие же серые летные костюмы, что и мы – нечто вроде комбинезона механика с застежкой-молнией от паха до горла и кучей карманов повсюду. Из каждого кармана у них что-то торчало. По их неряшливому виду было понятно, что у них есть определенные привилегии.
Пилот-инструктор, подошедший к нам, должен был взять четверых на ознакомительный полет, единственную «бесплатную прогулку» на этом курсе. Мы готовились к этому дню, изучая управление вертолетом и основные маневры. Многие из наших считали, что смогут управлять вертолетом самостоятельно уже через час.
Я много времени провел в своей комнате, изучая органы управления вертолетом, запоминая, как они работают и как мне в будущем придется двигать руками и ногами. Я будто слышал голос инструктора по аэродинамике из предполетной подготовки в своей голове: «Названия органов управления вертолетом связаны с их воздействием на вращающиеся лопасти и хвостовой винт, – говорил он. – Диск, образуемый лопастями несущего винта, – вот что на самом деле летит. Остальная часть фюзеляжа просто следует за ним, подвешенная к валу несущего винта». Сидя на стуле, я старался представить себе этот диск, крутящийся над головой, как можно более ясно. Затем я начинал проверять органы управления. «Рычаг “шаг-газ” расположен по левой стороне от кресла пилота. Когда вы тянете его на себя, угол установки всех лопастей обоих несущих винтов увеличивается, что приводит к подъему диска и вертолета. Опуская рычаг, вы уменьшаете шаг, и диск снижается. Ручку коррекции газа на конце рычага “шаг-газ” необходимо координировать с движениями рычага вверх и вниз. Вы прибавляете газ, увеличивая шаг, и уменьшаете его, опуская рычаг». Я поднимал и опускал левую руку рядом с телом, вращая кистью.
«Ручка управления циклическим шагом поднимается из пола кабины прямо между ног пилота. Перемещение ручки в любом направлении заставляет лопасти увеличить шаг и подниматься выше с одной стороны диска, а с другой снижать шаг и опускаться. Такое циклическое изменение шага заставляет диск винта наклоняться и двигаться в том же направлении, в каком вы перемещаете ручку». Теперь к левой руке, которую я двигал вверх-вниз и вращал, добавлялась правая: ею я описывал небольшие круги над коленями. В воображении я уже летел.
«Сила, вращающая несущий винт по часовой стрелке (если смотреть из кабины), пытается вращать фюзеляж в противоположном направлении. Этот эффект называется “реактивный момент”. Управление им осуществляется при помощи рулевого винта – хвостового винта, расположенного на конце хвостовой балки. При вращении винт толкает хвост, противодействуя реактивному моменту. Сила давления, равно как и направление носа, управляется ножными педалями. Нажатие левой педали увеличивает шаг хвостового винта, который толкает хвост вправо, против реактивного момента, двигая нос влево. Правая педаль уменьшает шаг и позволяет реактивному моменту двигать нос вправо. Поскольку повороты влево и вправо требуют большей и меньшей силы, вам нужно регулировать газ, чтобы поддерживать правильные обороты двигателя и несущего винта. Понятно?»
Мне казалось, что да. Я двигал левой рукой вверх и вниз, вращал кистью, контролируя воображаемые шаг винта и газ; моя правая рука описывала небольшие круги, будто я управляю циклическим шагом; мои ноги нажимали воображаемые педали, управляя хвостовым винтом. Постепенно я научился совершать все эти движения одновременно. Эти тренировки и лицензия пилота самолета породили во мне уверенность, что я научусь управлять вертолетом с первой попытки.
– Так, видишь то дерево?
Скрипучий голос инструктора зашумел в наушниках. Я наконец-то получил свой шанс. Инструктор держал тренировочный H-23 «Хиллер» в висении в центре десятиакрового поля.
– Да, сэр, – ответил я, нажав кнопку переговорного устройства на ручке управления.
– Я беру на себя все остальные элементы управления, от тебя требуется только удерживать эту птичку в направлении дерева.
Он показал на дерево подбородком. Я кивнул.
– Понял?
– Да, сэр.
Я был ошеломлен шумом, болтанкой и вибрацией H-23. Лопасти бешено вращались над головой; части, которые я знал по статичным рисункам из учебников, непрерывно крутились и вибрировали, а за моей спиной грохотал двигатель. Все части хотели лететь в свою сторону, но каким-то образом инструктор управлял ими, усредняя их различные движения и удерживая вертолет в трех футах над травой. Мы парили над землей, мягко поднимаясь и опускаясь на невидимых волнах.
– Ладно, отдаю, – сказал инструктор.
Я надавил на одну педаль, затем на вторую, пытаясь развернуть машину, пока инструктор управлял рычагом «шаг-газ» и циклическим шагом. Все, что мне нужно было сделать, это направить вертолет на дерево. Дерево резко качнулась в одну сторону, затем в другую.
– Ты точно видишь дерево, о котором я говорю?
– Да, сэр.
– Ну так и направь нас туда, будь любезен.
Этот инструктор, как и все другие с начального обучения, был гражданским лицом, когда-то служившим в армии. То, что он теперь штатский, никак не повлияло на его циничный стиль преподавания.
Я попытался сосредоточиться. Что со мной такое? Ведь я же умею управлять самолетом. Я хорошо знаю теорию управления вертолетом. Я выучил все органы управления. Почему я не могу удержать это чертово дерево перед нами? Качаясь вперед-назад по уменьшающейся амплитуде, приспособившись к мягкому сопротивлению педалей, мне наконец удалось держать дерево под углом около двадцати градусов.
– Неплохо.
– Спасибо, сэр.
– С педалями ты справился. Теперь давай посмотрим, как работает ручка «шаг-газ».
– Хорошо, сэр.
– Итак, я снова беру на себя управление, – инструктор поставил ноги на педали, и дерево тут же замерло. – И дам тебе возможность попытать удачу с шаг-газом. Только шаг-газ, ничего больше. Попробуй удержать нас на этой высоте. Понятно?
– Да, сэр.
– Отдаю, – это слово всегда предупреждает о передаче управления.
– Принял.
Я взялся за ручку «шаг-газ», и в ту же секунду вертолет, до того безмятежно висевший в воздухе на высоте три фута, рванул вверх до пяти, как будто сам себя подбросил. Чтобы это исправить, я выжал ручку вниз, но снова слишком сильно. Машина дернулась вниз, ремни безопасности натянулись. Когда земля оказалась прямо под нами, я запаниковал и снова потянул вверх слишком сильно.
– Три фута меня вполне устроят.
– Да, сэр.
Я бился за то, чтобы удержать постоянную высоту, пот капал со лба. Недостаточно было просто оставить ручку в правильном положении; требовались постоянные корректировки. После нескольких минут подскоков в стиле йо-йо я смог удержать машину на высоте в три фута.
– Очень хорошо. Ты прирожденный талант, парень.
– Спасибо, сэр.
– Принимаю управление, – он взял на себя управление шаг-газом. – На заметку, когда поднимаешь ручку «шаг-газ», требуется больше мощности, поэтому крутящий момент усиливается; чтобы его компенсировать, слегка нажимаешь на левую педаль. И слегка нажимаешь на правую, когда уменьшаешь шаг-газ.
– Да, сэр.
– Попробуем теперь с ручкой управления. Сильно ее двигать не нужно.
Я посмотрел на правую руку инструктора, лежащую на ручке управления циклическим шагом. Она ходила ходуном. Верхушка ручки дрожала вместе с болтающейся машиной.
– Я бы сказал, ручка здорово движется, сэр.
– Я не сказал, что она не двигается. Я сказал, что ты не должен двигать ее сильно. В этом разница. H-23 известен чрезмерным движением ручки. Это от всей этой несбалансированной ерунды, вращающейся там, наверху. Попробуй. Отдаю.
– Принял.
Я положил руку на дрожащую рукоятку между коленями и почувствовал сильные механические толчки во многих направлениях, костяшки пальцев мгновенно побелели от напряжения. Остальными приборами управлял инструктор. H-23 несколько секунд удерживал позицию, затем его начало сносить влево. Я потянул дергающуюся ручку вправо, чтобы исправить ситуацию. Ничего не вышло – нас по-прежнему сносило влево. Я подвинул ручку правее. Вертолет перестал уходить влево, но не завис на месте, как я хотел, а наклонился вправо и полетел туда. Как будто совсем неуправляемый. Я быстро перевел ручку обратно влево, но машина продолжала двигаться вправо. Вертолет демонстрировал свой упрямый характер. Я подумал, что вертолет озверел. Черт бы его побрал! Я усилил противодействие, и он остановился, как подконтрольный, а затем полетел в обратном направлении.
– Меня устроит, если ты задержишь вертолет в какой-то одной точке.
После ряда неуверенных рывков в различных направлениях я понял, как управлять в таких случаях. Спустя пять минут я все же смог удержаться в квадрате десять на десять футов.
– Ну что, ас? Все получилось.
– Спасибо, сэр.
– Теперь, когда циклический шаг освоен, попробуем управлять всем разом. Готов, парень?
– Да, сэр.
– Окей, отдаю.
– Принял.
Ручка управления вибрировала, рычаг «шаг-газ» дергался, педали ударяли по ногам, какой-то короткий момент я полностью контролировал ситуацию. Я завис в трех футах от земли в настоящем вертолете. На моем потном лице проступила слабая улыбка. Иллюзия, что все под контролем, исчезла. Я сосредоточился на ручке управления, чтобы удержать нас на месте, а мы полезли наверх. Я опустил рычаг для снижения высоты и заметил, что мы летим назад, причем быстро. Толкнул ручку вперед. Теперь мы развернулись на девяносто градусов. Исправил это педалями. Каждый орган управления боролся со мной по отдельности. Я забыл, что нужно жать на левую педаль, когда поднимаешь шаг-газ. Я забыл, что ручка управления реагирует с задержкой. Мы беспорядочно кружились и грохотали, непрестанно меняя высоту. Слишком много вещей нуждались в моем внимании. Инструктор, человек отважный, позволял машине крениться, греметь и вращаться над всей площадкой, пока я жал на педали, дергал рычаг и рвал ручку – все с мизерным результатом. Ощущение было такое, словно я держу в руках оборванные поводья, а лошади мчатся к утесу. Я даже близко не мог управлять машиной так, как хотел.
– Принял.
Инструктор взял на себя управление вертолетом. Количество оборотов двигателя и несущего винта вернулось в зеленый сектор. Мы плавно спустились с пятнадцати футов до трех, развернулись от солнца к дереву и вернулись на точку, с которой начали. Я чувствовал себя полностью разбитым.
– Мне говорили, что все у тебя получится, и, оказывается, не обманули.
– В смысле, сэр?
– Ты прирожденный вертолетчик.
– Прирожденный? Сэр, меня мотало над всей площадкой.
– Не беспокойся об этом, парень. Просто с каждой тренировкой площадка будет уменьшаться.
Настоящее обучение с постоянными инструкторами началось на следующий день на учебном поле, одном из многих, разбросанных в техасских прериях. Таким образом, каждый полет происходил на отдельном летном поле, и новички были отделены от опытных курсантов. Первым испытанием был самостоятельный полет. До этого момента инструкторы сосредоточивались на основных маневрах: зависание, взлет, посадка и вынужденная посадка, которая называется «авторотация».
В армии нас учили летать так, будто двигатель может отказать в любой момент. Во время зависания, взлета, посадки или просто полета инструктор мог отключить двигатель, чтобы посмотреть, как вы отреагируете. Когда инструктор решит, что вы готовы к реальной аварии, вас допустят к самостоятельному вылету.
Мой инструктор, Том Андерсон, любил «отрубать газ», когда мы тащились боком, или попадали в струю от винта другого вертолета, или взмывали слишком высоко при зависании. Ему надо было видеть, как мы будем реагировать, когда не так пойдет все, что может. К этому нельзя было подготовиться. Мы учились реагировать при отказе двигателя вслепую.
Есть два способа авторотации. При зависании, когда двигатель отказал, держите шаг-газ в том же положении, пока полозья не окажутся в шести дюймах над землей; тогда потяните его наверх, чтобы смягчить посадку. При полете нужно сразу выжать ручку вниз, чтобы уменьшить угол тангажа. С пологим падением винты продолжают вращаться, обеспечивая подъем по мере снижения вертолета. Если удерживать шаг-газ в позиции полета, лопасти замедлят вращение и остановятся. Поскольку лопасти винта остаются жесткими только за счет центробежной силы вращения, остановившиеся лопасти складываются, и вертолет падает, точно как наковальня, но с обтекаемой формой. Если не опустите рукоятку «шаг-газ» вниз, вас ждет плачевный исход. Авторотация проходит быстро. «Хиллер» в авторотации снижается со скоростью тысяча семьсот футов в секунду. На высоте пятьсот футов у вас есть двадцать секунд, чтобы среагировать на отказ двигателя, убрать шаг, найти место для приземления и сесть. В этом кратком скольжении нужно вылавировать к любому подходящему месту в зоне досягаемости. Примерно на высоте пятьдесят футов от земли нужно взять ручку управления на себя, чтобы выровнять вертолет и попытаться замедлить его с сорока пяти узлов до нуля. С высоко поднятым носом при выравнивании нужно ждать, пока хвостовой винт не приблизится к земле, затем немного прибавить шаг и выровнять вертолет. Остаток шага используется, чтобы смягчить посадку. В теории.