bannerbannerbanner
Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

Роберт М. Вегнер
Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

Полная версия

– В небольшом? Так сколько вас здесь на самом деле?

– Полный боевой а’кеер. Сто тридцать шесть лошадей.

– Проклятие! Даг! Останься с ним, он может еще пригодиться. Я попытаюсь отыскать Ласкольника, нужно его предупредить.

– Погоди. – Дагена оторвала от конской узды продолговатую кость с несколькими привешенными к ней перьями, одну из немногих, которые еще у нее остались. – Возьми, может, пригодится.

Кайлеан повесила амулет на шею, впрыгнула в седло и, разворачивая коня, успела еще крикнуть:

– Перевяжи его, чтобы не умер. И будь настороже.

Она могла отдавать такие приказы. В конце концов, была в чаардане дольше.

Тот ночной галоп сквозь погруженный в хаос город долго еще оставался в ее памяти. Несколько раз она теряла дорогу в дыму и тьме, в нее выстрелили из арбалета, вероятно, кто-то из местных, позже она напоролась на трех кочевников, занятых вышибанием двери в один из домов.

Как таран они использовали старое корыто, выдолбленное из единого куска дерева: двое держали его спереди, один – сзади, и – бах, бах, бах – лупили в дверь. Петли скрипели, с косяка сыпалась пыль. Они услышали стук копыт, но не стали оборачиваться, и это оказалось ошибкой. Это не был кто-то из их отряда. Не снижая скорости, она проехала мимо кочевников, того, кто держал конец корыта, рубанула сверху, приподнявшись в стременах. Попала под углом, сразу над ключицей, сабля гладко вошла в рану и настолько же гладко вышла. Се-кохландиец странно булькнул, выпустил корыто и схватился за шею, пытаясь удержать струю яркой, пульсирующей крови, что летела во все стороны. Он упал на колени, медленно, будто совершая некий религиозный обряд, – уже мертвый, хотя и пытающийся еще сопротивляться. Не было смысла заниматься им дольше.

Ход коня унес ее дальше, и именно тогда нога подвела Торина. Жеребец громко заржал и резко остановился, почти вышибив ее из седла. Сильно хромая, он ступил пару шагов и, глядя на нее с упреком, остановился. Она соскочила на землю, повернулась к оставшимся двум се-кохландийцам. Бердеф, где же ты, когда ты так нужен? Мужчины уже успели отшвырнуть импровизированный таран и выйти из оцепенения.

Шли на нее медленно, слаженно, у обоих были тяжелые се-кохландийские сабли, что звались фаэгонами, и оба наверняка умели с ними управляться. Были выше, и каждый на вид весил чуть ли не вполовину больше ее. Когда поняли, что перед ними – женщина, на лицах их появились презрительные улыбки. Ей бы повернуться и сбежать, спрятаться от них в лабиринте улочек, только вот Торин не мог сдвинуться с места, а оставить коня врагу – все равно что бросить товарища по чаардану. Стыд и позор на всю жизнь.

Она не стала ждать, пока они зайдут с двух сторон, прыгнула к тому, что был слева, коротко схватилась с ним: верх, низ, верх, низ, поворачиваясь так, чтобы он на миг отгородил ее от своего товарища. Сабля его была тяжелее и чуть длиннее, и все же сперва казалось, что он слегка растерялся – два первых удара едва отбил, но третий парировал уже с легкостью, а после четвертого перешел в атаку. Рубанул, словно молния, широким, плоским ударом, который мог бы лишить ее головы и который, прими она его на острие, связал бы его оружие с ее саблей. Он был выше, а значит, сильнее и легко выиграл бы этот поединок.

Она присела, острие кочевника мелькнуло у нее над головой, сама же она ударила сильно и подло, в колено, там, где ноги его оберегала лишь толстая кожа, и сразу же, вскочив, толкнула его плечом под мышку, вложив в удар всю свою массу. Се-кохландиец взвыл и отдернул другую ногу, чтобы удержать равновесие, но подрубленное колено подогнулось, и он упал. Она отскочила в зону вне досягаемости его сабли и криво ухмыльнулась. Сучьи дети, не выйдет у вас по-легкому.

Теперь они остались один на один. Се-кохландиец уже не улыбался. Вынул из ножен на бедре длинный нож и двинулся к ней, согнувшись, убыстряя шаг, словно нападающий бык. Внезапно ночь прошил яростный рык, и из ближайшей улочки выскочила тварь с шерстью песочного цвета. Шестьсот фунтов клыков, когтей и мышц навалились на кочевника, а тот, ударенный сильной лапой, сложился пополам, захрипел, тварь же осела назад, умело, почти презрительно подрубила человека и, когда тот рухнул, склонилась и сомкнула зубы на его черепе. Кайлеан услыхала треск – и все закончилось.

Потом она могла лишь смотреть, как зверь поворачивается ко второму кочевнику, раненому, и прыгает. Это был не бой – это была казнь.

Зверь медленно обошел оба тела, покосился на Торина, тот отступил на шаг, но не сбежал, только заржал с вызовом, стукнув копытами в землю. В этот миг луна пробилась сквозь толщу дыма и осветила детали: был это вин-неро, полумифический степной лев, который, как говорили, сохранился лишь в самых дальних северо-восточных частях континента. Огромная желтая тварь, о которой говорили, что даже голодный горный медведь уступает ей дорогу. Лев присел и глянул Кайлеан прямо в глаза. Под черепом ее зазвучали чужие мысли.

Кайлеан – распознавание, подтверждение. Девушка-стадо. Конь-стадо.

Миг паузы.

Иди, Кайлеан, иди, вождь. Скажи много людей-врагов. Скажи три человек-чудовище. Темный воздух, темные мысли.

Люди-чудовища? Помётники!

– Помётники? Одного я недавно убила. – Голос ее не дрогнул, отчего она могла гордиться собою.

Казалось, что лев принюхивается.

Да. Правда. Плохой запах, Кайлеан, железо. Хорошая девушка.

Он улыбнулся, но не пастью – передал ей эту улыбку прямо в голову.

Чудесно Пахнущая Трава горд, что Кайлеан-стадо.

Чудесно Пахнущая Трава?

Кошкодур?

– Кошкодур?

Лев склонил голову, взглянул на нее внимательно.

Тайна, девушка-пес. Тайну не говорить. Тяжелый… Тяжелый разговор-мысль. Не время. Ты идти. Идти вождь. Предупредить.

Ну ясное дело. А что же она, проклятущее проклятие, пытается сделать?

Она хотела ему это сказать, но лев повернулся и в два прыжка исчез в ближайшей улочке. Жаль, хорошо было бы иметь его рядом в такую ночь. Она улыбнулась абсурдности последней мысли. В такую ночь хорошо иметь рядом кого-нибудь из чаардана, пусть даже Двусущего, принимающего образ огромного льва.

Особенно, поправила она себя, Двусущего, принимающего облик огромного льва.

Она подошла к Торину и проводила его в ближайшую конюшню. Пинком выломала простенький засов и ввела коня внутрь:

– Стой здесь, будешь в безопасности. И тихо мне. Я вернусь позже.

Она вышла в ночь, пытаясь привести в порядок мысли. Дагена оказалась племенной ведьмой. Амулеты ее не были дешевыми побрякушками с рынка, над которыми жрецы могли разве что посмеяться. Сидела в тех амулетах собственная Сила, они сдержали волну чар Помётника. Еще с полсотни лет тому за использование неаспектированной племенной магии попадали в казематы, а то и сразу на плаху. Кошкодур был Двусущим, а на них в империи охотились со времен ее основания. До сих пор за каждого из них давали немалую награду. Лея? Лея пророчествовала, видела на расстоянии, таких, как она, уже не убивали, но сажали в башни, где до конца жизни поили маковым отваром. Знал ли Ласкольник? Глупый вопрос. Знал ли он и о ней? Эта мысль была такой неожиданной, что Кайлеан даже остановилась. Кха-дар всегда подбирал своих людей согласно непонятной системе. Отказывал самым крутым забиякам – в пользу кого? Девушки, воспитанной верданно?

Потом. Потом будет время, чтобы над этим подумать. Она зашагала быстрее. Нужно было многое успеть.

* * *

Она шла, ориентируясь на звуки битвы, которые то и дело возникали во тьме впереди. Казалось, что чаарданы Ласкольника и Веторма наконец-то нашли врага. Се-кохландийцы, похоже, не ожидали, что защитники вернутся так быстро. Рассыпавшиеся по городу кочевники не могли использовать численное преимущество, и оно стремительно таяло, поскольку и Лифрев быстро пришел в себя и ощерил в ночь клыки. За несколько минут Кайлеан обнаружила четыре се-кохландийских коня и семь трупов. Все погибли от стрел и арбалетов. Безумному Вепрю стоило бы задать себе вопрос, каким чудом не слишком-то большой город сумел уцелеть так близко от границы, всего-то в двадцати милях от реки, отделяющей империю от степей, да к тому же без стены или даже простой городьбы.

Ему стоило бы также спросить себя, откуда берется этот серый песчаник, из которого выстроено большинство домов в Лифреве.

Кайлеан надоело блуждать впотьмах. Пока все Помётники не будут убиты – или пока не сбегут, – чары продолжат мутить разум и сбивать с пути. К тому же пешком у нее оставались слишком малые шансы быстро найти чаардан. Она подошла к ближайшему дому. Дверь была отворена настежь, внутри оказалось пусто, все обитатели исчезли.

Отворив люк, она спустилась в подвал, освещая себе дорогу факелом, зажженным от углей в очаге. Двери, укрытые в стене, было непросто обнаружить, разве что кто-то знал, что он должен искать.

Она стукнула три раза, потом раз и еще два. Самые простые шифры – самые лучшие.

За дверьми что-то зашуршало.

– Кто?

– Кайлеан, чаардан Ласкольника.

Отворилось маленькое оконце. Блеснули глаза.

– Это ты, Маленха? – спросила она. – Оставили тебя одного, а сами пошли развлекаться, да?

– Я проиграл спор.

Маленха, средний сын шорника, не выглядел радостным. Он отворил дверь и отступил в боковую нишу, чтобы она могла пройти.

– Куда хочешь попасть, Кайлеан?

– В Вендор. Дорога свободна?

– Красный коридор. В голубом баррикады, пара Молний попыталась туда войти.

– Спасибо.

В Лифреве имелись свои тайны. Как раз такие, о каких не говорят всем подряд. Когда двести лет назад закладывали город, еще до того, как за рекой возникло сильное царство се-кохландийцев, первые обитатели Лифрева обнаружили, что под тонким слоем почвы находится мягкий, простой в добыче и обработке песчаник. Под каждым домом молниеносно выросли разветвленные подвалы, которые вскоре оказались соединены сетью туннелей. Благодаря этому удавалось довольно быстро добраться до любого места, и шагу не ступив по поверхности. Туннели были длинными, запутанными, а подвалы – многоуровневыми, самые глубокие уходили футов на семьдесят вниз. Внутри находились запасы воды и пищи, оружия, одежды и лекарств. Всего несколько человек могли бы защищать узкие переходы, их соединяющие, хоть от целой армии.

 

Кайлеан знала, что кочевникам удалось перебить часть жителей исключительно благодаря неожиданности. Оставшиеся теперь мстили, мстили бесчестно и неблагородно, но согласно с древними традициями тех, кому мешают спать бандиты. Луками и арбалетами в спину, коварными ударами из-за угла, шнуром, протянутым на высоте головы всадника. Небольшие группы, человека в три-четыре, проходили коридорами от подвала к подвалу. Тактика была простой и проверенной: войти в пустой дом, притаиться, дать залп по проезжающим налетчикам и отступить. Если отряд, попавший под обстрел, бросался штурмовать дом, вышибать двери, то зачастую получал еще один залп из соседнего здания. Если нападавшие обнаруживали проход в туннели, то узкий коридор, несколько каменных блоков, поставленных как баррикады, и пара-тройка арбалетчиков чаще всего оказывались непреодолимым препятствием.

Ласкольник некогда сказал, что захват сети подземных туннелей превосходит возможности полка имперской пехоты. А он знал, что говорит.

Она бежала коридором, стены которого на равных расстояниях были отмечены красной краской. Несколько раз она спускалась на более низкие уровни, несколько раз ей приходилось подниматься по лесенкам. Она миновала ряд больших помещений, пустых, поскольку старики, женщины и дети схоронились в самых глубоких подвалах, а мужчины охотились на се-кохландийцев в другой части города. Дорога в «Вендор» заняла у нее едва ли несколько минут.

Парень, охраняющий вход в подземелье, аж подпрыгнул, когда она выскочила на него из-за поворота.

– Спокойно, это я, Кайлеан.

Он улыбнулся, пристыженный, и опустил тесак:

– Ласкольник вернулся?

– Да, он где-то в городе. – Времени на разговор у нее не было. – Впустишь или дать тебе в лоб?

Он отворил дверку, ведущую в подвалы, и отступил.

Постоялый двор был подготовлен к обороне. Двери закрыты и усилены несколькими окованными железом балками, окна на первом этаже, и так узкие, дополнительно перегорожены железными прутьями. Лавки, столы, деревянные стулья – все, что могло загореться от вброшенного в окно, например, горшка с зажженным маслом, вынесли в подвалы. Пол присыпали песком.

У каждого окна стояло по двое стрелков: один с луком, второй с арбалетом. Она узнала нескольких из людей старого Бетта, скольких-то горожан и пару приезжих. Как видно, многие решили довериться толстым стенам, а не подземным коридорам.

Приветствовал ее сам владелец постоялого двора.

– Наконец-то, – проворчал он, словно уже час как дожидался, пока Кайлеан выйдет из подвала. – Где Ласкольник?

Кажется, всем хотелось задать тот же вопрос.

– Где-то в городе. Хочешь к нему присоединиться? – Она ткнула его пальцем в кожаный доспех, обтягивающий мощный живот. – Гляди, в дверях не застрянь.

Он коротко рассмеялся, совсем не обидившись, и махнул рукою в сторону кухни:

– Там найдутся и пошире. – Он сделался серьезен. – Я бы вышел, Кайлеан, будь там только Молнии. Но… смотри.

Указал на помещенный над косяком оберег, который выглядел раскалившимся.

– И так вот с самого начала. Когда я ставил здесь «Вендор», отдал за этот а’верт кучу денег, но теперь нисколько не жалею. Что там происходит?

– Точно не знаю… Молнии пытались сюда прорваться?

Он кивнул:

– В самом начале. Хотели ворваться с наскока, но Ласкольник перед отъездом приказал, чтобы мы особенно остерегались этой ночью. Ну и все кончилось тем, что они оставили на подворье несколько трупов и отошли в глубь города. Где остальной чаардан?

– Охотится, разве не слышишь? Проклятие, я-то надеялась, что найду его здесь или хотя бы узнаю, где он.

– Дурные вести?

– Их больше, чем мы думали, тут – полный боевой а’кеер.

– Об этом не беспокойся, я сразу после первой атаки уразумел, что их больше сотни, и туннелями послал весть дальше. Если твой кха-дар установил контакт хоть с кем-то в подземельях, то уже знает об этом.

– Добрая весть, Аандурс, – вздохнула она с облегчением. – Куда как добрая. Выпустишь меня?

Он глядел на нее несколько ударов сердца.

– Это нелучшая ночь для прогулок, девушка, ты одна, и никто худого слова не скажет, ежели ты останешься.

– Знаю. А ты бы остался?

Он махнул рукою в сторону кухни:

– Рядом с большой дверью есть окно, сквозь которое ты наверняка протиснешься. Так будет быстрее.

– Спасибо, хозяин.

Он криво ухмыльнулся.

– Ты устыдила меня, девушка. Устыдила, и я теперь чувствую себя старым трусом.

Она отмахнулась:

– Твой двор, твои гости, твои обязательства.

И исчезла в кухне.

* * *

Вокруг «Вендора», казалось, магия не действовала, и Кайлеан могла здесь двигаться с завязанными глазами. Шла она быстро, держась поближе к домам, пробираясь от тени к тени. Ветер отнес дым от горящих складов в глубь города и разогнал тучи на небе, а потому было достаточно светло. Ей не следовало позволять застать себя врасплох.

Волна колдовства ударила Кайлеан в бок и прижала к стене. Она почувствовала словно ее шваркнула огромная вонючая лапа чудовища, которое всю жизнь таилось в ямах с трупами и дерьмом. Колдовство останавливало дыхание, пыталось проникнуть ей в рот, нос, уши. Оно воняло и вызывало тошноту, а там, где оно касалось обнаженной кожи, плоть деревенела и горела одновременно. Но оно ее не убило. Амулет, который она получила от Дагены, начал дымиться и скворчать, а потом разлетелся во вспышке. Магическая атака утихла.

– Ну-ну, я так и думал, сестра. Умеешь противостоять Силе. Мои поздравления.

Из-за двери соседнего дома вынырнул Ловчий. Выглядел он как-то странно, было его больше, словно одно пространство занимали два разных существа. Казалось, что он хромает то на одну, то на другую ногу, будто при каждом шаге менялась их длина. И еще ей казалось, что само тело монаха движется не совсем в согласии с его желаниями. Словно ему приходилось с ним сражаться. Он поворачивал голову во все стороны резкими, птичьими движениями, однако ни на миг не сводил взгляда с Кайлеан.

Он широко улыбнулся, а у нее ослабли колени.

– Я знаю, кто ты, сестра. Знаю, какие у тебя желания. Могу помочь их успокоить. Мы можем… быть вместе… Кайлеан.

Внезапная трансформация – и вот он уже снова стал собой, Аредоном-хеа-Циреном, Третьим Клинком Владычицы Степей, Ловчим. С ироничной ухмылочкой и слишком длинным носом.

Она отлепила спину от стены, уверенно встала на широко расставленных ногах и выставила вперед саблю:

– Не подходи.

– Как пожелаешь. – Он остановился в десяти шагах от нее. – Я обратил на тебя внимание, когда ты вела через подворье коня с черными лентами в гриве. А позже, в Урочище, мы разговаривали, помнишь? Тебя окружает аура смерти, неуловимая и пугающая, она появляется и исчезает, ты пытаешься ее скрыть, и это умно, но я тебя чувствую. Пограничье, постоянные мелкие стычки – прекрасное место для кого-то вроде тебя, но без наставничества ты потеряешься и, скорее всего, погибнешь. Я хочу тебе помочь, Кайлеан.

Он протянул руку в приглашающем, без малого братском жесте. Что ему нужно?

Она сместилась влево, в сторону улочки. Чувствовала близящееся из центра города дуновение.

– Думаешь, так легко тебе все удастся? – прохрипела она. – Твой план провалился, эти глупые кочевники, которых ты обдурил, сейчас гибнут. Как и твои товарищи. Не нужно было нападать на мой город, Помётник.

Он скривился, словно титул этот его оскорблял:

– Провалился? Боевой а’кеер Наездников Бури, гвардии Отца Войны, беспричинно нападает на меекханский город. Империя такого не спустит. И вскоре полки имперской конницы отправятся в степи, чтобы ответить на эту атаку. Граница вспыхнет ясным пламенем. Будет много крови, Кайлеан. Очень много крови, – облизнулся он.

Ветер прибыл как раз вовремя. Ударил ее в спину и молниеносно наполнил улочку дымом и пылью. На миг враг потерял ее из виду.

Кайлеан кинулась влево, ворвалась в ближайший заулок и помчалась, словно за ней гналась стая демонов. Что ж, если в рассказах о Помётниках не было преувеличений, это могло оказаться правдой.

– Возвращайся, слышишь! Возвращайся сюда, ведьма!!!

Ведьма?! Ведьма?

Она притормозила.

– Возвраща-а-а-айся!

Она задрожала – столько в этом крике было ненависти.

– Я убью их, слышишь, Кайлеан?! Убью их всех!!! Анд’эверса и остальных. Весь этот фургонщицкий выводок, который помогал тебе скрываться!

Она сжала ладонь на рукояти сабли. Сильно. До боли. А он продолжал кричать:

– Они будут гореть! Я приведу сюда больше братьев, вышлю тварей из Урочища и разожгу огонь, который очистит город. А первые на костер попадут верданно. А прежде чем подпалю дрова, прикажу вынуть им кляпы. Чтобы ты слышала, как они кричат, ведьма! А потом будет Ласкольник. И другие. Все, кого ты любишь. Слышишь, маленькая ведьма?! Слышишь?!!

Она двинулась назад и через минуту вышла из заулка за его спиной. Видела, как он поворачивается по кругу, ослепленный дымом, размахивает во все стороны мечом, кричит и ругается.

Она подняла саблю для удара.

– Не кричи, монах. Я слышу.

Он отскочил, мгновенно выставив защиту. Она заглянула ему в глаза и задрожала снова.

– Значит, – голос его скрипел, словно камни, – я догадался верно. Ты…

– Я не та, за кого ты меня принимаешь.

– Нет? – Он мигом успокоился. – Я чую в тебе ауру, древнюю и мощную. Чую Силу. Твоя Сила, у которой явный привкус смерти, она дикая, первобытная… Ты маскируешься, но она все равно видна, если знаешь, куда смотреть. Мы сидели вечером в ста шагах от границы Урочища, и я ощущал ее в тебе. Владей ты аспектированной магией, тебе пришлось бы упиться вином до потери сознания, чтобы не сойти с ума. А значит, Сила твоя из тех, за которые отправляют на костер. Проклятая и нежеланная.

Он рассмеялся.

– Аспектированная магия. Предписанные Источники. Некогда я свято верил, что это единственный путь для людей, путь, благословенный богами. Я истово охотился на тех, кто осмеливался нырнуть глубже. Да, Кайлеан, глубже, потому что аспектированная магия – словно масляное пятно на поверхности океана. Радужно переливается, обещает многое, но это лишь тончайшая пленка, под которой… – он принялся судорожно жестикулировать, – под которой – всё, истинная Сила, истинная мощь, дорога к… божественности… ко всему, что только ни пожелаешь.

Кайлеан его не прерывала. Пусть говорит, пусть чванится: пока он здесь, не сможет кружить по городу и нападать на людей ее чаардана.

– Скажи мне, – вмешалась она, когда он на миг замолчал. – Скажи мне, когда ты перешел на другую сторону? Когда сделался Помётником?

Ловчий улыбнулся широко и искренне. Переложил меч в левую руку, а с правой принялся зубами стягивать перчатку. Только теперь Кайлеан вспомнила, что никогда не видела его без перчаток – ни разу. Он поднял голую руку и медленно повернул ее, чтоб она могла к ней присмотреться. Это была женская ладонь, тонкая, холеная, с ногтями, украшенными рисунками цветов. Ладонь молодой дворянки.

– Видишь, – прошептал он. – Моя и не моя. Я получил от Владык нечто, в чем отказала мне Владычица Степей. Шанс на нормальную жизнь. Кеннея, моя невеста, она… не знала, не верила, до самого конца не верила, что я это сделаю. Но теперь-то мы вместе, ближе, чем когда бы то ни было. И будем вместе до самого конца времен.

Он взглянул на нее с безумным выражением на лице.

– Знаешь, что ладонь эта не стареет? И не меняется? Она постоянно такова, как в тот миг, когда я отрубил ее. А она кричала, как же сильно, как сильно она кричала. Люблю тебя, кричала, люблю тебя. Помни об этом, Ар. Помни-и-и-и!!!

Он издал безумный вой, выбрасывая руку вверх.

Кайлеан решила, что с нее хватит. Прыгнула к нему, словно выстреленная из катапульты, и нанесла широкий горизонтальный удар, должный лишить его головы. Он держал меч в левой, глаза его оставались прикрыты, он вопил, и вопль его несся из самой глубины несчастной души. Должно было получиться.

Он отбил удар – совершенно без усилия, почти презрительно. Кайлеан непроизвольно встала в защиту, но он не стал контратаковать, только отступил и снова улыбнулся. Она успела уже возненавидеть его улыбочку.

– Я потерял обе руки на службе у Храма. – Он атаковал небрежно, почти нехотя, и сила удара едва не выбила саблю из ее руки. – Рубанули меня обычной, набитой на рукоять, косой. А они не сумели ничего с этим поделать. Не хотели с этим ничего поделать! Будь я сыном графа или князя, тогда нашли бы средства, заклинания, Силу. Но для шестого сына какого-то там пограничного барона? Прости, парень, наша Владычица подвергает тебя испытанию. Выдержи его с честью!

 

Два следующих удара заставили Кайлеан отступить на шаг. Третий она даже не пыталась парировать, чувствуя, что не справится, отскочила от Помётника, разорвала дистанцию. Он медленно, шаг за шагом, ступал вслед:

– Скажи-ка мне, Кайлеан, много ли чести в том, чтобы просить старого слугу стянуть с тебя штаны, когда ты хочешь высраться, а потом – подтереть тебе зад? Много ли чести, когда кормит тебя слепой, беззубый старикан, дующий на твою ложку и украшающий каждый кусок капелькой слюны? Знаешь ли, каково оно, когда укусит тебя комар, а ты не можешь почесаться? И когда все смотрят на тебя как на мебель? Твои старые друзья первые дни заходят, сочувствуют, утешают, обещают помочь. А через пару месяцев отводят глаза и, повстречав тебя, переходят на другую сторону двора.

Он совершил движение столь быстрое, что фигура его превратилась в смазанную полосу, и внезапно вырос над Кайлеан, словно грозовая туча. Непонятно, когда перебросил меч в правую руку и осыпал девушку градом ударов. Она отступала, парируя, всегда в последний миг, на волос уклонялась, чувствуя, что следующий удар может быть последним. Через минуту она уперлась спиной в стену. Он загнал ее куда хотел, и не осталось куда бежать.

Приблизил лицо к ее лицу, ощерился дико, дыхание его смердело гнилью:

– Я просил всего лишь об одной, Кайлеан, я просил ее только об одной руке. Все равно, правой или левой. Жрецы Владык обещали, что ничего с нами не случится. Но она не хотела, говорила, что мы справимся, что она меня не бросит. Что все будет хорошо. – В глазах его загорелось безумие. – Но хорошо не было бы, я видел это в ее взгляде. Она боялась, Кайлеан… боялась этого и хотела уйти. Она этого не говорила, но я знал. Потому я завлек ее в потаенное место и забрал обе руки. Она умерла там, истекла кровью, крича, что любит меня и чтобы я об этом помнил. Что мы всегда будем вместе. Сумеешь ли… Сумеешь ли понять это, ведьма?

Кайлеан почувствовала прикосновение на уровне колена. Не было нужды смотреть вниз. Бердеф наконец-то появился.

– Нет, Помётник, не сумею.

Она потянулась ко псу. Разумом. Волей. Желанием глубоким и истинным. Он не сопротивлялся, воссоединясь с нею весьма охотно.

Мир вокруг не изменился, он остался, как был, серо-черным. Изменилось то, как она начала слышать и ощущать запахи. Звуки появились вокруг нее, словно фон, которым до сего момента был вой ветра и далекое рычание пламени, внезапно утих. Конечно, они остались где-то там, далеко, но бо́льшая часть ее сознания едва воспринимала их. На первый план вышли короткие, обрывочные отзвуки, далекий звон оружия, обрезанный на половине крик, бряканье тетивы, ржание коней. Город сражался. Это хорошо. И запахи. Пот, страх, кровь, дерьмо. Запахи из глубины города. Раззявленная могила, рана, покрытая червями, трупы детей, гниющие где-то в полях, твари из Урочища в своем истинном, полном облике. Запах Помётника. Он стоял слишком близко.

– Не сумею, – повторила она.

Уперла левую руку в его грудь, пусть даже все в ней восставало против этого прикосновения, и толкнула. Всей своей силой и силой, которую мог ей пожертвовать некогда весивший сто пятьдесят фунтов полукровка пастушьей собаки и волка. Бердеф.

Его дух.

Бывший жрец отлетел шагов на пять. На лице его замерло выражение неземного удивления, и на долю мгновения он выглядел почти комично.

Она добралась до него одним гигантским прыжком – и внезапно уже ему пришлось отступать. Кайлеан ударила – сверху, сверху, потом низко, в ноги, вышла из-под его контратаки молниеносным уворотом и широким режущим движением проехалась ему по груди. Он сумел отшатнуться, она едва оцарапала его, но и этого хватило, чтобы ночь разодрало безумное рычание. Кровь его была черной и смердела, словно… словно кровь трупа. Кайлеан подскочила к нему снова и осыпала градом ударов. Вдохновлял ее собственный страх, отчаяние, ярость и гнев. Силу и быстроту ей давал дух большого пса. Была в ней его выносливость, энергия, звериные рефлексы и инстинкты. Немного нашлось бы среди людей фехтовальщиков, которые сумели бы в такую минуту выстоять против нее.

Только вот он не был человеком. Не до конца. Перед Кайлеан предстал ходячий труп с руками его невесты, которые Сила Проклятых соединила с его телом. Из раны, что Кайлеан ему нанесла, вытекала не только кровь. Внезапно его окружили темные ленты, именно в ране берущие начало, волна чар понеслась в сторону девушки, заставляя ее молниеносно уклоняться. Она перекатилась через плечо, но, прежде чем успела встать на ноги, из темного облака вынырнула тварь. Казалась она выше и шире, нежели миг назад, кожа блестела, словно ее натянули на слишком большой скелет, а голову словно разбил чей-то удар, один глаз был явно выше, нос превратился в дыру, окруженную схожими с пиявкам щупальцами, губы иссохли, открывая треугольные острые зубы. Когда тварь бежала, казалось, что на ногах ее есть лишний сустав между коленом и стопой.

Именно столько Кайлеан и успела заметить. Когда бы не дух пса, наверняка окаменела бы от ужаса и была бы разрублена первым ударом. Она же отреагировала инстинктивно, встала в защиту, сократила дистанцию, оттолкнулась от него плечом и отскочила в сторону. Ловчий, казалось, состоял из кусков железа, обтянутых заскорузлой кожей.

А его скорость. Ох, его скорость! Только теперь она поняла, что раньше он старался оставить ее в живых. Не показал все, на что способен, а может, был в силах сделать это лишь в таком вот виде, но уж когда он его принял…

Он легко отбил первую ее контратаку и напал сам. Казалось, что было у него два, а то и четыре меча, удары обрушивались, словно лавина, один за другим, без перерыва, без мига передышки. Сражался он без особой утонченности – справа, слева, верх, низ, и снова, и снова. Все быстрее и быстрее, напирая на нее, словно взявшая разгон панцирная пехота. Это не могло затянуться надолго.

Он остановился на полушаге, с мечом, поднятым для очередного удара. Она использовала это мгновение, чтобы отскочить и перевести дыхание.

– Дух пса… В тебе дух пса… или волка.

Некоторое время казалось, что он пытается что-то вспомнить.

– Ланн’ховен, – прошипел он. – Ты Ланн’ховен, Ловец Душ. Связываешь и приводишь к послушанию духов людей и животных, черпаешь их Силу и мощь. Ты опасней любого чародея, сестра, намного опасней, а Сила твоя десятикратно проклята в Меекхане, где стоит противу нее и Великий Кодекс, и все религии. Тот, кто может оставить при себе чужую душу, не отыщет покоя ни в одном уголке империи.

Она увидела его лицо и задрожала.

– Сила, Кайлеан. Невообразимая Сила. Вот чего ты можешь достичь. Обычный чародей или даже боевой маг перед тобой – словно дитя. И ты ведь именно этого и жаждешь, девушка, верно? Жаждешь поглощать души, черпать из них силу, умения, быть властительницей в собственном мирке. И года не пройдет, как заимеешь ты их при себе десятки, после – сотни. Наисильнейшие мира этого падут пред тобою на колени и станут молить о милосердии. А ты им его дашь… или нет. Поскольку править будет лишь твоя воля.

Он опустил оружие.

– Ну, Кайлеан, дух одного пса – это ничто. Ты можешь получить души всех обитателей этого вшивого городка и всех се-кохландийцев, которые сейчас здесь гибнут. Для начала. Будешь их госпожой и властительницей. Отплатишь им за все обиды и унижения. Никто и слова злого не скажет о меекханской сиротке и фургонщиках. Никто даже помыслить не посмеет ничего дурного, ибо я научу тебя следить за такими мыслями и отвечать на них. – Он заглянул ей в глаза, два бездонных колодца минуту пытались выпить ее душу. – Одно слово, Кайлеан, и закончим этот поединок, чтобы отправиться в ночь на охоту.

Она глубоко вздохнула и тоже опустила оружие.

– Когда напали бандиты, – начала она, – у нас было четыре пса. Трех убили сразу, четвертого стоптали и оставили со сломанным хребтом. Звали его Бердеф. Был он наполовину овчаркой – наполовину волком и… моим другом. Отец повторял, что такой пес ни в ком не признает хозяина, но если увидит в тебе друга, то ты не найдешь лучшей опоры в жизни. Я плакала, когда взяла камень, чтобы… оборвать его страдания.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35 
Рейтинг@Mail.ru