Роберт Лайелл
Путешествия англичанина по России, Крыму, Кавказу и Грузии в XIX веке

Полная версия

© В. Максимова, сокр. пер., 2024

© ООО «Издательство «Этерна», издание на русском языке, 2024

Предисловие

Год назад, когда я опубликовал книгу «Характер русских. Подробная история Москвы», я волновался, как примет эту работу британская общественность, чье мнение я всегда буду уважать, и следует ли мне продолжать свои литературные труды. Воодушевленный добрым приемом, я вскоре после этого опубликовал «Отчет об организации, управлении и состоянии вооруженных сил колоний России». Эта брошюра вызвала всеобщее внимание. В этих обстоятельствах я снова осмеливаюсь просить снисхождения теперь к этому изданию.

Считаю необходимым проинформировать, что, в то время как меня публично обвиняли в суровости по отношению к русским, мои лучшие друзья упрекали в беспристрастности по отношению к ним. Из двух частей книги первая, «Характер русских», была в основном одобрена дома, в то время как вторая, «Подробная история Москвы», получила признание на континенте.

Прожив несколько лет в России и познакомившись с языком, обычаями и нравами ее жителей, я настойчиво искал возможности попутешествовать по югу этой обширной империи. Я основательно подготовился к этому, изучив и переведя лучшие русские описания страны, городов, деревень, которые рассчитывал увидеть. Когда я почти отчаялся осуществить свою мечту, мое желание неожиданно исполнилось. Два итальянских дворянина, маркиз Пуччи и граф Салазар, и английский джентльмен, эсквайр Эдвард Пенрин, прибывшие в Москву в 1822 году, решили предпринять путешествие в южные провинции России и хотели нанять человека, кто мог бы помочь им, так как они испытывали неудобства из-за незнания языка и отсутствия медицинской помощи, поэтому я был нанят в двойном качестве – переводчика и врача. Отдавая должное этим джентльменам, я должен сказать, что они не участвовали в создании этой рукописи.

Наблюдения и мнения принадлежат мне, и я прошу четко понимать, что я один несу ответственность за каждое предложение в этой работе. Считаю необходимым заявить это, потому что император Александр выразил свое неодобрение по поводу моей книги о русских и сказал, что «она написана враждебно к России, ее правительству и всему русскому народу, поэтому Его Императорское Величество оскорблен тем, что я посвятил эту работу ему». Но я могу честно сказать, что ни один человек не испытывает меньшей враждебности к России. Кто прочитает эту книгу непредвзято, поймет, что я больше всего стремился воздать должное русским. Хотя я смело высказал свое мнение об их несовершенствах, ошибках и пороках, я не утратил своего уважения к их добродетелям и хорошим качествам. Я неизменно защищал нравственность и религиозность русских и столь же настойчиво показывал их пороки. Если, исходя из фактов, изложенных в «Характере русских» и в этих томах, публика, вопреки мне, посчитает, что общая сумма недостатков, если можно так выразиться, присущих этому народу, велика, то самым серьезным образом прошу отметить, что я старался быть объективным и многое оправдывал обстоятельствами жизни. Если я не заслужил похвалы Его Императорского Величества Александра, то сожалею об этом. Я был бы очень рад одобрению Государя, кого можно считать величайшим благословением и украшением своей страны.

Неодобрение моих работ русскими было ожидаемым. Конечно, я имею в виду высшие слои общества. Основная масса населения, крестьянство, вероятно, никогда и не услышит моего имени, хотя именно они вызывали много моего внимания. Их положение рабов всегда будет глубоко интересовать христианина, филантропа и государственного деятеля, и я льщу себя надеждой, что представил это в новом и истинном свете.

Настоящая работа озаглавлена «Путешествия…», но следует сказать, что помимо наблюдений, сделанных в пути, я вставил много других, которые накопил до поездки, добавил некоторые сведения, полученные еще в Лондоне более года назад, а также использовал различные сообщения из государственных газет, чтобы дополнить наши знания о России.

Так как я был в составе группы путешественников, то часто использовал местоимение «мы», потому что мне казалось неуместным использовать личное местоимение в единственном числе. В других случаях я пишу «мы», когда полагаю, что читатель сопровождает меня и разделяет мое мнение. Но независимо от того, используется «мы» или «я», всегда следует понимать, что я выражаю свое собственное мнение.

В написании русских слов я комбинировал такие буквы английского алфавита, чтобы они как можно ближе воспроизводили звучание оригинальных слов, в большинстве из которых я ставил ударение, чтобы быть еще более полезным для путешественников.

Следует помнить, что путешествие по России – это не то же самое, что путешествие по Греции, Италии или даже по большинству стран Европы, где постоянно появляются объекты, достойные описания. За исключением Крыма и берегов Киммерийского Босфора^[1], мы не встретили ничего, что вызывало бы ассоциации с греками или римлянами. Интересные объекты широко разбросаны по обширной Российской империи, и путешественник, как правило, довольствуется тем, что скачет галопом по разделяющей их местности со всей возможной быстротой.

Я не могу завершить это предисловие, не выразив своей благодарности за многочисленные знаки доброты и внимания ко многим людям в России, имена которых было бы неосмотрительно упоминать. Я никогда не забуду русского гостеприимства и щедрости. Те, кто доверил мне свои секреты и, возможно, свое счастье, могут быть уверены, что их никогда не предадут. Что касается русских, то я не питаю к ним никакой неприязни, хотя мне нравятся лишь немногие из них. Я всегда буду помнить как хорошие, так и плохие их качества и искренне желаю им исправиться. Каждая христианская душа должна желать совершенствования своих нравственных устоев, что считается лучшим проявлением религиозного человека.

Роберт Лайелл, Лондон, 24 декабря 1824 года

I
Часть

Глава 1

Выезд из Москвы – Коломенское – Царицыно – Подольск – Высеченные изображения – Екатерина II и граф Мамонов – Село Молоди – Критика в адрес доктора Кларка – Лопасня – Воскресный рынок – Семеновское – Иллюстрация русского национального характера – Генерал Нащокин – Минеральные воды в Семеновском – Серпухов – Любопытные обычаи – Река Ока – Волоть – Почтмейстерская уловка – Тула

10 апреля 1822 года, когда были сделаны все приготовления к долгому путешествию, наша подорожная^[2] была должным образом зарегистрирована на почте, и смотрители, согласно обычаю, получили вознаграждение за свои хлопоты. Вскоре мы доехали до шлагбаума с часовым, что помешало нашему продвижению. Один из слуг спустился к дежурному офицеру, получил подорожную, внесенную в специальную книгу, и дал ему деньги на выпивку. Затем нам разрешили ехать, и мы оставили Москву позади.

Село Даниловское, сразу за шлагбаумом, предупреждало путешественника о том, что он выехал из древней столицы России вглубь страны. Снег сошел совсем недавно, и дорога во многих местах была очень скользкая, а в других – чрезвычайно извилистая. Через три и шесть верст с двух холмов перед нами предстали прекрасные виды с высоты птичьего полета на огромную и великолепную столицу древних царей, которые, на мой взгляд, были гораздо интереснее, чем хорошо известная и прославленная панорама с Воробьевых гор. Город раскинулся перед нами на обширной равнине и имел форму полумесяца, с Донским монастырем на западе, с изящным Кремлем и возвышавшимся Иваном Великим, множеством монастырей и церквей, увенчанных многочисленными великолепными позолоченными и расписными куполами, а на востоке – Симонов монастырь. Река Москва, текущая через весь город; бесчисленные церкви и башни; позолоченные и раскрашенные шпили и купола; огромное количество зданий, больших и малых, с белыми, желтыми, синими, зелеными и пурпурными стенами и красными, зелеными, синими и черными крышами, вперемешку с маленькими деревянными домами мрачного вида, окруженными садами и парками. Все это было окружено зеленым покровом природы, что дополняло очаровательную картину. Разнообразие объектов, разложение и отражение света, смешение солнечных лучей – все это создавало ослепительное великолепие, вызывавшее у путешественника сильное и неописуемое удивление и восхищение.

Дальше располагалось Коломенское с его старинными церквями и пирамидальными башнями, расположенное среди садов на берегу Москвы-реки. Эта село было любимой резиденцией царя Алексея Михайловича и оспаривает честь рождения Петра Великого со старым дворцом в Московском Кремле. Мы проехали по дороге, ведущей в Царицыно, и вскоре перед нами предстали павильоны этого прекрасного императорского убежища, хотя и довольно далеко от центра. Мы заметили разные дворянские усадьбы, как справа, так и слева, и проехали через несколько сел, таких как Трубецкое^[3] и Молоди, прежде чем добрались до первой станции. Дорога была очень извилистой и полна глубоких выбоин. Во многих местах нам приходилось вести лошадей за уздцы пешком, в других – пересекать канавы, рискуя опрокинуться. Когда можно было ехать рысью, тряска была особо неприятной и давала полное представление о дорогах России весной. Недалеко от Подольска, почти в тридцати трех верстах от древней столицы, находилась большая квадратная колонна, на которой были указаны смежные границы Москвы и Подольска. Здесь берега Пахры были покрыты лесом и казались весьма романтичными. Мы пересекли реку на плоту, высадились напротив почтовой станции и предоставили нашу подорожную. С помощью почти безошибочного способа: передав смотрителю деньги на выпивку, мы немедленно получили лошадей.

Подольск раньше считался селом, или деревней с церковью, но во времена царствования Екатерины II был преобразован в уездный город. Павел, однако, лишил его этого статуса, но нынешний монарх, одобрив планы Екатерины, во второй раз удостоил его звания города^[4]. Пахра – река значительных размеров, по крайней мере весной, делит Подольск на две части, сообщение между которыми поддерживается зимой по льду, весной – на плоту, а летом – по плавучему мосту.

Подольск – уездный город всего в тридцати трех верстах от Москвы, расположенный в густонаселенном районе, состоит главным образом из одной улицы с немногим более сотни домов, из них всего несколько каменных, и имеет довольно жалкий вид. В первую очередь привлекают внимание большое здание суда, храм Воскресения Христова и еще одна церковь, которая сейчас возводится. Число его жителей, я полагаю, завышено – 1000 душ. Город был сожжен в 1812 году, через него прошла часть армии Кутузова, когда дальновидный генерал самым искусным маневром, после отступления от Москвы, провел войска до Калужской дороги и таким образом попал в тыл французам. От успеха или неудачи этого маневра зависела судьба российских войск, а возможно, и самой России.

Я всегда уделял большое внимание религии русских и особенно их поклонению изваяниям, поэтому два небольших молитвенных дома заслуживают особого изучения. Одно из этих зданий (часовня) расположено на северо-западной стороне Пахры, там стоит распятие, окруженное маленькими статуями Девы Марии и святых. В другом молитвенном доме на юго-западном берегу той же реки можно увидеть барельефное изображение святого Николая. Образ вырезан из целикового яблоневого дерева и считается чудотворным, поэтому вызывает почтение не только у крестьян, но и у знати и духовенства^[5].

Невежество многих представителей последнего класса печально известно. Я беседовал с некоторыми из них, они имели весьма смутные представления о почитании святых изображений. Другие откровенно признавались, что крестьяне почитали их вместо богов. Что можно ожидать от духовенства, занимавшего столь низкое положение в таком обществе, как русское?! Однажды я догнал монаха, который был утомлен и нездоров, по дороге в загородную резиденцию графини Орловой, недалеко от Москвы, никакие уговоры не могли заставить его сесть ко мне в карету, хотя он охотно устроился сзади нее и так доехал до соседнего монастыря. Я наблюдал множество подобных примеров, хотя нередко случалось и противоположное поведение. Притязания некоторых священников в сочетании с их крайним невежеством часто вызывали мое недоумение, а еще чаще – жалость.

Выехав из Подольска, мы вскоре миновали прекрасное поместье графа Мамонова^[6] под названием «Дубровицы», которое в равной степени привлекает внимание путешественника историями его владельцев, а также красотой и великолепием резиденции. Покойный граф Мамонов был одним из фаворитов императрицы Екатерины II и, как и все остальные, сколотил состояние на расточительности своей государыни.

Коронационный портрет Екатерины II. Художник Ф.С. Рокотов, 1763

А.М. Дмитриев-Мамонов. Художник Н.И. Аргунов, 1802

Из невероятной суммы в 92 820 000 рублей, которую Екатерина щедро раздала своим любовникам в течение тридцати четырех лет, Мамонов, чье фаворитство длилось всего двадцать шесть месяцев, получил лишь небольшую долю в 880 000, хотя и это было не мало. Один Потемкин получил более 50 000 000 рублей, а пятеро братьев Орловых – более 17 000 000, разделенных между ними. Такое неоправданное расточительство государственных доходов, сопровождаемое самой бесстыдной безнравственностью со стороны императрицы, должно было вызвать возмущение народа, но оно сдерживалось неконтролируемым и жестоким деспотизмом.

Когда мы вспоминаем, каким образом Екатерина взошла на трон, убив своего мужа, мы можем только справедливо удивляться тому, как она – со всеми ее талантами, почти гениальностью, с ее знанием людей, бдительностью, проницательностью и мудростью, осмелившаяся так открыто и щедро растрачивать национальные деньги, – все же избежала общественного негодования и после тридцатичетырехлетнего правления умерла естественной смертью.

Мамонов, несмотря на все благосклонности, какими он умело пользовался, оказался неверным фаворитом. Веские доказательства любви, которые Екатерина расточала ему, не могли завоевать его сердце, хотя она какое-то время льстила себе мыслью, что обладает им. Государыня наконец обнаружила, что княжна Щербатова стала объектом обожания Мамонова, и согласилась на их брак. Но месть терзала ее сердце, и она только ждала возможности или предлога. В конце концов она нанесла удар способом, столь недостойным ее пола, столь жестоким, что этот поступок оставил на ней клеймо позора, и вряд ли время сотрет его когда-либо. Рассказывали, что Мамонов передал секреты любовных бесед с Екатериной своей даме, а та разгласила их с легкомыслием, оскорбительным для государыни, за что княжне пришлось раскаяться в своей неосмотрительности. Однажды ночью, после того как она и ее муж удалились на покой, в их покои вошли начальник полиции и шестеро приставов, переодетых женщинами, схватили княжну, раздели ее и подвергли самым унизительным телесным наказаниям, невольным зрителем коих был Мамонов, вынужденный оставаться на коленях во время экзекуции. Уходя, полицейские сказали своим жертвам, что именно так императрица наказывает за первую неосторожность и что за второй последует ссылка в Сибирь^[7].

Сам Мамонов был очень капризным человеком, особенно в преклонном возрасте, и так любил показуху, что даже когда он обедал в одиночестве, на стол ставили сорок или пятьдесят блюд. После смерти его состояние перешло к сыну, нынешнему графу, очень эксцентричному человеку. Во время недавнего вторжения французов в Россию, движимый духом патриотизма, который ему в полной мере позволило продемонстрировать большое состояние, он собрал и полностью снарядил тысячу солдат за свой счет, а затем предложил свои услуги государю. Честь командовать этим подразделением была ему предоставлена.

Но поскольку были допущены некоторые нарушения, графу было предложено уйти в отставку^[8]. Для молодого и пылкого ума, жаждавшего военной славы, позор был невыносимым, он удалился в Дубровицы, где до сих пор живет в полном одиночестве. Все его распоряжения передаются управляющему в письменном виде, все блюда заказываются в записках, и когда они подаются на стол, слуги удаляются. Прогулки по саду совершаются в одиночестве, а когда он идет в церковь, то проходит по крытой аллее, куда никому не разрешается входить. Совершив молитву, Мамонов возвращается в свою комнату. На самом деле граф – отшельник в великолепном дворце. По рассказам, он пишет литературное произведение.

В семнадцати верстах от Подольска находится село Молоди, принадлежащее М.Я. Кротковой. Привлекает внимание здешняя церковь, внушительная, с яркими красками и росписями и не лишенная архитектурного изящества. Двухэтажный дом владельца расположен посреди прекрасных садов. По обе стороны дороги стоят многочисленные колонны, хотя в основном и в дурном вкусе. Одиннадцать деревянных изб крестьян радуют глаз, по крайней мере своим разнообразием.

Хотя я некоторое время жил недалеко от села Молоди, но никогда не слышал, чтобы его покойный хозяин, помещик Кротков, обвинялся в особой жестокости по отношению к своим крепостным, но одна из самых ярких картин угнетения, в которой доктор Кларк^[9] представлял крестьян России в своем труде^[10], была показана на примере этой деревни.

Я процитирую эти строки: «Крестьянин из деревни Молоди под Москвой, которому посчастливилось наскрести немного денег, пожелал выдать дочь замуж за городского торговца, для этого девушка должна была быть свободной. Отец предложил хозяину пятнадцать тысяч рублей за ее свободу, что гораздо больше суммы, какую люди его класса обычно платили. Тиран взял выкуп, а затем сказал отцу, что и девушка, и деньги принадлежат ему, и, следовательно, она останется его крепостной. Этот факт многое говорит о положении подданных в России! Таким образом, мы видим, что подданные огромной империи лишены всего и большинство из них находится в рабстве, становится жертвами тирании и пыток, горя и нищеты, болезней и голода».

Делать вид, что подобные случаи жестокости не случаются с другими представителями привилегированной, а порой и тираничной аристократии, было бы несправедливо. Везде, где избранные имеют власть над людьми, особенно когда нет ни малейшего шанса быть призванными к ответу, время от времени будут потворствовать худшим страстям, что приведет к самым позорным поступкам. В стране, где к слуге могут обратиться с ласковым эпитетом «мой голубок» или «дорогой» из уст господина и через момент получить пощечину или быть оттасканным за волосы капризным хозяином, трудно ожидать какого-либо человеческого обращения! Однако я ни в коем случае не хотел бы уверить читателя, что согласен с доктором Кларком в его суровом выводе, который он сделал из этого случая. У меня был некоторый опыт работы в России, и я никогда не встречал подобного. Судьба десятков миллионов людей, хотя и обреченных быть рабами, далеко не так тяжела, как представляют некоторые авторы. Я не согласен с его огульным порицанием русских, но и не отрицаю хорошо известные пороки и общий недостаток моральных принципов русских дворян.

После села Молоди дорога оставалась настолько извилистой, что удваивала или утраивала реальное расстояние до следующей станции. Примерно в тринадцати верстах от Сафонова одна из повозок серьезно застряла в одной из тех непроходимых трясин, которые весной затрудняют продвижение путешественника, особенно на дороге из Москвы в Серпухов. Беспорядочные усилия кучеров и почтальонов обоих экипажей были безрезультатны, они много шумели, но повозки оставались неподвижными. Только когда я сел на козлы и призвал людей приложить усилия одновременно с лошадьми, нам удалось снова привести экипаж в движение. Из всех видов транспорта телега лучше всего адаптирована для России. Скорость, с какой путешественники и особенно курьеры передвигаются в этом простом транспортном средстве, поистине поразительна.

Почтовая повозка. Художник Х.Г. Гейслер, 1801

После утомительного путешествия мы ночью добрались до Лопасни – деревни, расположенной по обе стороны одноименной реки. Эта река очень мелкая и маленькая летом, и, хотя она находится на большой дороге из Москвы на Украину, на ней нет даже наплавного моста. При этом переход вброд чрезвычайно труден, особенно на южной стороне, и экипажи часто получают серьезные повреждения или разбиваются вдребезги при переходе. Весной реку пересекают на плоту, а зимой – по льду.

Лопасня – очень большая деревня, состоящая из длинного ряда домов по обе стороны дороги и нескольких закоулков. Они построены в основном из дерева, хотя мы заметили несколько кирпичных домов, один из которых – кабак, или таверна, в те дни почти неизменный атрибут самой маленькой деревни в империи. В Лапасне есть несколько комнат для размещения путешественников. При выезде из Москвы такие комнаты обычно очень неудобные, но к тому времени, как путешественник преодолеет несколько тысяч верст российской территории, он будет радоваться перспективе провести в них ночь: это пустяки по сравнению с жильем, какое приходится терпеть в Крыму или на Кавказе. Жители Лопасни – в основном ямщики, это самые выдающиеся мошенники, с которыми я встречался на своем пути во время путешествия по России.

Я побывал на воскресном базаре, который обычно проводится здесь, когда возвращался от пациента летом 1821 года, и остановил свой экипаж среди его суеты и неразберихи. Плохо одетые крестьяне, мужчины и женщины, продавали и покупали всевозможные продукты. Грубая ткань, шубы из овечьих шкур, шерсть, мясо разных сортов, соль, фрукты, овощи, пряники, кондитерские изделия и арбузы были в изобилии. Глиняная и деревянная посуда, готовые окна, скобяные изделия, лапти и живые животные были сбиты в кучу в величайшем беспорядке. Но что произвело довольно неприятное впечатление, так это несколько гробов, раскрашенных и некрашеных, выставленных на видном месте на телеге и быстро распроданных. Эта картина дает довольно правильное представление о российском рынке в районных городах и селах по всей России.

К Лопасне примыкает загородный дом с обширными садами и развалинами суконной мануфактуры, принадлежащий одному из членов семьи Васильчиковых^[11], которая владеет многими поместьями по соседству и которая приобрела особую известность благодаря храбрости генерала Васильчикова^[12] во время кампании 1812–1814 годов.

Сменив лошадей, мы перешли вброд Лопасню, к счастью, без каких-либо происшествий, и миновали имение господина К.В. Васильчикова. Ее владелец – личность исключительная, большой охотник и, будучи очень преданный ботанике, собрал в своей оранжерее небольшую, но хорошо подобранную коллекцию растений. Он чрезвычайно гостеприимен и не стесняется, как сам говорит, «оказывать английские почести бутылке».

В семи верстах от Лопасни расположена деревня Сафоново, примечательная лишь небольшим столбом на ее северной окраине, указывающим путешественнику дорогу в Семеновское, одно из самых восхитительных поместий, какие я видел в России. В двенадцати верстах от Серпухова, сразу за деревней Московка, нашему взору предстали дворянский дом, элегантная церковь и гордые башни усадьбы с прекрасным пейзажем на переднем плане. Поскольку в России много деревень с названием «Семеновское», граф Владимир Орлов^[13], благородный владелец поместья, счел нужным назвать свое имение Семеновское-Отрада. Я прожил восемь месяцев в этом очаровательном месте, но увы! обнаружил, что, хотя природа создала его земным раем, человек превратил его в хаос. Я посоветовал бы любому путешественнику сделать крюк в несколько верст, чтобы увидеть это прекрасное место, а затем отправиться по приятной дороге в Серпухов. Семеновское имеет восхитительные виды, и, если бы усилия человека по его благоустройству и управлению были соразмерны щедрости природы, оно имело бы все основания на название «Рай».

У меня не будет лучшей возможности проиллюстрировать национальный характер русских, чем сделав здесь небольшое отступление. Когда я жил в Петербурге весной 1820 года, ко мне зашел молодой человек с посланием от генерала Нащокина, который просил, чтобы я зашел к нему на следующее утро. Я так и сделал, и тот предложил мне стать его врачом и проживать в Семеновском. Он сообщил, что в этом поместье есть превосходные минеральные воды, их часто посещают около двадцати или тридцати семей каждое лето. Местный врач получал от приезжих доход в три, четыре или пять тысяч рублей, помимо жалованья и доходов от практики среди соседнего дворянства. Столь желанного положения, по его словам, не найдешь более нигде. Чтобы убедить меня в этом, он предложил четыре тысячи рублей на случай, если все, что я получу от приезжих на воды, отдам ему. Но когда я согласился на это, он извинился, сказав, что не хочет «обманывать и грабить меня, беря деньги, потому что, несомненно, я получил бы больше, чем четыре тысячи рублей». Генерал передал мне список всех лиц, кто, по его словам, приезжал на воды в Семеновское прошлым летом, большинство из них, как я узнал впоследствии, были родственники и соседи, которые провели день или два на его праздниках, улучшая здоровье. Затем он показал мне небольшую книгу под названием «Чудесное исцеление, или Путешествие к водам нашего Спасителя в деревне Рай-Семеновское, принадлежащей генералу Нащокину». Эта брошюра состояла из восьмидесяти страниц, а предисловие подписал Е.И., представившийся старым офицером-валетудинаристом^[14], который повсюду искал исцеляющее место и, наконец, нашел его в Семеновском. На благо своих соотечественников он рассказывал о собственном случае, рекомендовал пить минеральные воды нашего Спасителя и давал подробный отчет о прославленной деревне генерала Нащокина.

А.П. Нащокин. Литография Н. Баранова, начало XIX века

Снова и снова он расточал похвалы владельцу, привел короткое стихотворение, сочиненное неизвестным в знак благодарности, и даже самым неподходящим образом одарил героя своего предисловия знаменитыми словами Екатерины II, посвященными графу Орлову^[15]: «И Россия имеет таких сынов»^[16].

Но вернемся к нашему разговору. Его превосходительство сообщил, что в его деревне работала аптека, причем официальная^[17], что я до сих пор считаю правильным, потому что она имела право продавать лекарства и готовить их по рецептам врачей. В качестве дополнительной убедительности он заверил меня, что не только врач, но и аптекарь в Семеновском числились на государственной службе и получали все вытекающие из этого преимущества для получения различных привилегий. Затем Нащокин предложил мне годовое жалованье, якобы назначенное государством. В то время я не был знаком с характером генерала, как и никто из моих петербургских друзей. Наконец, все условия были окончательно согласованы, и так называемый бессрочный контракт, который мог быть расторгнут с уведомлением любой из сторон за три месяца, был составлен и подписан. Затем я написал и подписал петицию: по словам его превосходительства, она была абсолютно необходима, чтобы якобы предоставить мне вакантное место на государственной службе в Семеновском. Это ходатайство, как я впоследствии узнал, никогда не подавалось, а было составлено для того, чтобы лучше обмануть меня. Читатель, знакомый с современными комедиями, где генерал – главный персонаж, не будет удивлен описанным выше поведением дворянина, увешанного крестами, лентами и почестями.

Генерал Нащокин происходил из уважаемой семьи и получил то, что в России называют благородным образованием, под которым очень часто понимают сочетание французской вежливости и манер с национальной хитростью, а также способность говорить на двух, трех или более иностранных языках, особенно на французском. Он благоговел перед своим отцом, кто, по его словам, был хорошим человеком и обладал превосходными моральными и религиозными принципами. Он рано женился, и у него было несколько детей. После смерти отца генерал стал владельцем нескольких превосходных поместий и более 4000 крестьян, что было солидным, хотя и не колоссальным состоянием в России. При надлежащем поведении он мог бы быть одним из самых независимых и счастливых дворян в своей стране и превратить Семеновское в земной рай, но из-за извращенных принципов, дурных привычек и плохо организованного ума он только умножал проблемы. Его стремление к популярности поражало воображение и граничило с ребячеством, его суеверия не знали границ, его хитрость, притворство и коварство удивляли, а нарушения законов чести, добродетели и религии были печально известны. Он страстно любил светскую жизнь. Карты, балы, концерты, театры, маскарады, званые обеды и ужины, прогулки верхом и путешествия занимали боˆльшую часть его времени, а остальное было посвящено написанию уклончивых ответов многочисленным кредиторам и инструкций агентам по поводу судебных процессов. Проведя несколько лет при дворе во время правления Павла, Нащокин заразился самыми экстравагантными идеями и хотел сам воплотить их в жизнь, несмотря на свою некомпетентность, недостаточность средств и непосильный груз долгов. Развлечения и расточительность погубили его состояние и, скорее всего, разрушили его моральный и религиозный облик.

Подобно многим представителям русской знати, проживавшим в своих поместьях, он устраивал еженедельный ужин для своих друзей и соседей, за чем следовало всевозможное веселье. Никто и никогда не проявлял большего беспокойства по поводу организации вечеринок по воскресеньям. Нащокин рассылал приглашения всем представителям дворянства в радиусе двадцати или тридцати миль от Семеновского. Воскресенье начиналось с одевания, питья чая или кофе и бесед с некоторыми соседями. Гости начинали собираться, те кто прибывал к одиннадцати часам, обычно сопровождал его превосходительство в церковь, которая находилась всего в сорока ярдах от дома. Тем не менее в хорошую погоду большая линейка (что-то вроде длинного полуоткрытого экипажа, в котором могла разместиться дюжина или более человек), с четырьмя лошадьми и парой лакеев, помимо дрожек, всегда находилась наготове и обычно использовалась для перевозки тех, кто был не в состоянии самостоятельно передвигаться. Церковная служба продолжалась примерно до двенадцати часов, и во время ее прохождения генерал поражал своей сосредоточенностью и набожностью. Сев в экипажи, компания катилась к дому, где тем временем собралось еще несколько гостей.

Угощение состояло из хлеба, масла, соленой сельди, маринованной рыбы, икры и т. д. и т. п. со стаканом сладкой водки и занимало следующие полчаса. После этого участники вечеринки разбивались на группы для разговоров, прогулок, игры в карты и других развлечений. Обед подавался в три часа и, как правило, включал в себя ряд превосходных блюд, приготовленных во французском стиле, а также некоторых национальных. Каждому гостю предлагалось несколько бокалов отличного вина, и часто разных сортов. Когда гости вставали из-за стола, по кругу раздавался кофе. После этого все были предоставлены самим себе. Кто-то играл в карты, кто-то отправлялся гулять, кто-то катался верхом, а остальные устраивали сиесту, летом нередко вся компания падала в объятия Морфея. Между шестью и семью часами снова проводился общий сбор, и пили чай в доме или саду. Кто оставался, переходил в театр или бальный зал, там их угощали лимонадом, грогом и негусом^[18]. Около одиннадцати или двенадцати часов день завершался хорошим ужином, а под утро гости либо возвращались домой, либо удалялись в свои комнаты для отдыха. При отъезде гостей сердечно благодарили за компанию и благословляли.