Роберт Ирвин Говард
Мифы Ктулху
– Джуджу! – испуганно прошептал он. – Зверо-человеко-морок!
Внезапно мне пришла в голову одна мысль. Я слышал смутные рассказы, не более чем намеки на легенду, в которой говорилось о дьявольском культе леопарда, который вроде как существовал на западном побережье. Ни один белый никогда не видел его последователей, но дон Винсенте рассказывал истории о людях-животных, одетых в шкуры леопарда, которые бродили по джунглям в полночь, выискивая себе жертву, а если таковую находили – жестоко убивали и пировали ее плотью. Мне стало не по себе, и я схватил Голу за грудки.
– Это был человек-леопард? – допытался я, энергично встряхивая его при этом.
– Господин, господин! – трясясь от страха, зашептал он. – Я ничего не сделал! Это все Джуджу, зверо-человеко-морок! Нельзя говорить про него много!
– Ну уж нет – ты расскажешь все, что тебе известно! – Ощутив вдруг приступ бешеной ярости, я начал трясти раба с такой силой, что он, перепуганный насмерть, пообещал мне выложить все как на духу.
– Они существуют!.. – начал он с выпученными от ужаса глазами. – Время зверолюдей – ночью, в час круглого глаза луны! Однажды негр вышел ночью из хижины – его не нашли. Никаких следов. Большой господин, дон Винсенте, сказал про это: леопард. Но из черных ему никто не поверил. Не было леопардов! Это зверолюд – он является, чтобы убивать! У него когти! Когда опять луна стала кругла, он забрался в одну из хижин на окраине. Разодрал горло женщине, убил ребенка. И все видели следы когтей – но опять большой господин им сказал: леопард! И потом снова луна стала круглой – и опять, и еще, и никто не видел следов леопарда – никто! Только человека следы! А теперь он здесь, в большом доме, у большого господина!
Я издал изумленный, недоверчивый возглас.
Гола еще раз подчеркнул, что сказал правду. Всякий раз человеческие следы цепочкой уходили прочь от места кровавой расправы.
– Тогда почему туземцы не сказали хозяину, чтобы он выследил преступника? – недоверчиво спросил я.
Гола понимающе посмотрел на меня и прошептал, подавшись вперед:
– Следы оставил человек в господских ботинках!
Даже если предположить, что Гола солгал, я почувствовал трепет необъяснимого ужаса. Кто же, по мнению туземцев, совершал эти страшные убийства?
И слуга ответил мне прямо:
– Дон Винсенте!
Голова у меня так и пошла кругом. Как же все это увязать? Кто на самом деле убил фон Шиллера и чуть не прикончил Марситу? Кто бы ни проник к ней, он явно хотел попросту расправиться с ней, а вовсе не надругаться над девушкой, как мы все поначалу решили.
Почему де Монтур предупредил нас? Очевидно, он знал о преступлении еще больше, потому что в конце концов ему удалось доказать нам, что Дезмарт невиновен.
Я вообще ничего больше не понимал.
Несмотря на попытки предотвратить утечку страшных подробностей, весть о резне распространилась среди туземцев. Они сделались беспокойными и нервными, и трижды в тот день дон Винсенте бил черных плетьми за отлынивание от положенных работ. В замке воцарилась тягостная атмосфера. Я подумывал пойти к дону Винсенте и рассказать ему о том, что поведал мне Гола, но решил еще немного повременить с этим.
Женщины в тот день оставались в своих комнатах, мужчины ходили беспокойные и угрюмые. Дон Винсенте объявил, что выставил двойную охрану и отправил отдельный контингент патрулировать коридоры замка. Я цинично подумал, что, если подозрения Голы подтвердятся, охрана не окажет большой помощи.
Я не из тех, господа, кто проявляет терпение в таких ситуациях. Я тогда был молод и горяч. Когда мы сидели за вечерней трапезой, я грянул о стол пустым бокалом и гордо всем объявил, что не испытываю страха ни перед кем, будь то даже не человек, а кровожадный зверь или сам сатана – посему ночью буду спать с раскрытой настежь дверью. Оповестив всех о моем намерении, я демонстративно удалился в свои покои, зло грохоча сапогами.
Снова, как и в первую ночь, пришел де Монтур. Лицо его было совсем как у человека, заглянувшего в самые зияющие врата ада.
– Я пришел, – сказал он, – чтобы просить вас – нет, месье, умолять вас! – пересмотреть ваше опрометчивое решение.
Я нетерпеливо покачал головой.
– Вы настроены решительно, так? Тогда я прошу вас сделать для меня кое-что еще. Когда я войду в свою комнату, я попрошу вас запереть дверь ко мне снаружи.
Я сделал то, о чем он меня просил, а затем вернулся к себе. Дав поручение Голе начистить и наточить кинжал и рапиру, я, твердо решив не ложиться спать, засел в большом кресле посреди полной темноты. Лязг точильни, над которой сгорбился мой новый слуга, помогал отогнать дремоту. Я долго раздумывал о странной просьбе де Монтура – он показался очень измученным и нервным, и в его глазах угадывались тени ужасающих тайн, доступных лишь ему одному. К тому же… де Монтур определенно не казался мне злонамеренным типом.
Вдруг мне пришла в голову мысль сходить к нему и выяснить, что он знает.
Вояж по темным коридорам дался мне нелегко, но я превозмог природный страх темноты и вскорости добрался до дверей в покои де Монтура. Оказавшись на месте, я позвал его, но никто не откликнулся. Протянутой рукой я нащупал клинья расщепленного дерева там, где должна быть монолитная дверь. Достав кремень, я высек искру – и начавший тлеть трут помог мне разглядеть: прочный засов был сорван, а тяжелая деревянная панель, совершенно разбитая, еле держалась на остатках петель.
И, очевидно, выломать ее пытались… изнутри!
Как и стоило ожидать, в комнате никого не оказалось.
Руководствуясь инстинктом, я быстро, но бесшумно – без обуви мои шаги были очень легкими – поспешил обратно в свою комнату. Подойдя к двери, я заметил, что в темноте передо мной что-то движется. Что-то ползло из бокового коридора, подкрадываясь все ближе и ближе.
В приступе паники я метнулся вперед и, никуда конкретно не метя, своим клинком стал полосовать темноту. Мой стиснутый до боли кулак ударился о чью-то голову, а потом чье-то тело шумно осело на пол. Еще одну искру высек я из огнива – оказалось, у моих ног в глубоком беспамятстве лежал человек… и это был сам де Монтур.
Я запалил настенный факел как раз к тому моменту, как он открыл глаза и встал предо мной на нетвердых ногах.
– Вы! – воскликнул я, сам едва понимая, что говорю. – Так это вы!..
Он лишь кивнул.
– Вы убили фон Шиллера?
– Увы… это был я.
Я отпрянул назад; от страха едва получалось дышать.
– Послушайте… – Он поднял руку. – Возьмите свою рапиру и пронзите мне сердце. Я уверен, никто не станет наказывать вас за это.
– Ну нет, я так не могу!
– Тогда вам следует сейчас действовать очень быстро. Вернитесь в свою комнату, как можно крепче заприте дверь. Поторопитесь! Он вернется!
– Кто это – он? – Я протянул ему руку. – Если он опасен, то и вам необходимо пойти со мной. Я не могу подвергать вас…
– Ни в коем случае! – де Монтур находился в полном отчаянии; мою руку он оттолкнул. – Поторопитесь! Мне удалось на время сбросить его, но он вот-вот вернется вновь. – Тихим шепотом, полным неподдельного ужаса, де Монтур добавил: – Да он ведь… он ведь вылезет прямо сейчас!
И тут на меня взаправду нахлынуло предчувствие чего-то потустороннего, чуждого людской природе – совершенно инакового, насылающего дикий, панический страх.
Де Монтур стоял передо мной на негнущихся ногах, с отведенными назад руками и сжатыми кулаками. Под его кожей проступили сильно напряженные мышцы, глаза вдруг расширились и зрачки стали ýже, а на лбу выступили жилы, как при больших физических нагрузках.
Оглянувшись, я, к своему ужасу, понял, что бесформенное, безымянное нечто, словно бы из ниоткуда возникшее, приняло смутную форму! Тенью оно двигалось к де Монтуру – и, когда их уже ничто не разделяло, слилось с ним, стало единым целым с этим мужчиной!
Де Монтур пошатнулся и сделал глубокий вдох. Затем он повернулся ко мне – о, молю Бога, чтобы мне больше никогда не пришлось смотреть в такую рожу, как эта!
Отвратительный, насквозь звериный лик предстал моим глазам. Его очи полыхали угрюмой решимостью, в пасти сверкали – нет, не человеческие зубы: заостренные клыки хищного животного!
Молча это существо – я просто не могу называть его человеком – подкралось ко мне. Его плавные движения напомнили мне волчьи. От страха у меня перехватило дыхание. В тот момент, когда зверь бросился на меня, я отпрыгнул назад, к проему двери, и захлопнул ее, закрыв на замок. Всем весом своего тела я налег на преграду, в то время как ужасное существо снова и снова с рычанием кидалось на нее.
Наконец натиск ослаб, и я услышал, как чудовище осторожно двинулось по коридору прочь. Слабый и измученный, я сел, подождал и прислушался. Через открытое окно дул легкий ветерок, а вместе с ним приходили и все ароматы Африки – и восхитительно пряные, и отвратительные. Со стороны туземной деревни доносилась музыка барабанов. Чуть выше по реке, глубже в чаще, ей отвечали другие барабаны. Вдруг джунгли огласил долгий, высокий вой волка. Он звучал ужасно неуместно здесь и поверг мою душу в смятение.
На рассвете до смерти перепуганные жители деревни рассказали о молодом туземце, которого ночной нападавший чуть не разорвал на куски. Бедняге удалось спастись только благодаря слепой удаче. Я немедленно отправился на розыски де Монтура.
По дороге к нему я встретил дона Винсенте. Он был расстроен и полон гнева.
– В замке творится какая-то дьявольщина последнее время, – пожаловался он. – Этой ночью – я больше никому об этом не рассказывал! – кто-то подскочил сзади к одному из охранников, сорвал с его плеч кирасу и согнал со сторожевой башни. Кроме того, вчера кто-то запер де Монтура в его комнате – ему пришлось выломать дверь, чтобы выйти. – Дон побрел дальше, бормоча что-то себе под нос, а я продолжил свой путь вниз по лестнице, более растерянный, чем когда-либо.
Де Монтур сидел на табурете и смотрел в окно. Он выглядел неописуемо измученным. Его длинные волосы были растрепаны, одежда помята. Меня пронзила дрожь, едва я узрел его обломанные ногти и выцветшие темно-красные пятна на коже рук.
Он поднял глаза и жестом предложил мне сесть. Я вгляделся в его мученическое лицо, но никаких следов того кошмара, что предстал передо мной ночью, не отметил.
После минутного молчания он заговорил:
– Я расскажу вам свою странную историю. Никогда раньше она не облекалась в слова, и вы – первый, кто ее услышит. Впрочем, я не надеюсь, что вы поверите хоть слову, – думаю, все будет ровно наоборот. Много лет назад военная миссия привела меня на север Франции. Я был предоставлен самому себе, мне пришлось пробираться через Вильферский лес, кишащий разбойниками. Но в ту роковую ночь меня настигли не они, а бесчеловечное, ужасающее отродье – оборотень. Мы схватились с ним в свете полуночной луны, и в конце концов я убил его. Но вот проблема: если оборотень будет убит в человеческом облике, его дух будет преследовать убийцу до скончания веков. Однако если он умрет в облике волка, ад поглотит его. Настоящий оборотень – это не человек, способный принять облик волка, а волк, принимающий облик человека! Послушайте меня внимательно, мой друг, ибо теперь я открою вам свои тайные, черные знания, полученные через бесчисленные ужасные деяния в мрачных тенях полуночных лесов, по которым бродят разнообразные звери и полузвери.
В самую раннюю пору наш мир был странным, нестабильным. По первобытным лесам бродили гротескные твари. Изгнанные из других миров бесчисленные демоны и фурии поселились в этой новой, более молодой юдоли. Долгое время среди них царили раздоры, и в конце концов, растратив и истерзав собственные исконные формы, эти силы принялись занимать те пустые оболочки, что природа юного мира предоставила им: зверей, птиц… людей – в числе прочих. Битва возобновилась с новой силой – долгая, яростная. Человек в ней победил – сверг всех могучих драконов и попрал самое безжалостное зверье. Соломон, который был мудрее, чем кто-либо прежде него, повел людей в последнюю великую битву и благодаря своей мудрости сумел победить врагов, взять их в плен и даже приручить. Но не всех, далеко не всех. Те же волки носят в себе демонов с тех самых доисторических пор. С течением времени волк и демон слились воедино. Демон больше не мог по своему желанию покидать тело волка. Во многих случаях дикость волка побеждала изощренность демона и порабощала его, так что волк снова становился лишь зверем – свирепым, хитрым, но всего лишь зверем. Но оборотней много и по сей день, они обучились хитростям. Когда восходит полная луна, они могут принять людское обличье – полное или частичное. Стоит ночному светилу на убыль пойти – натура бесхитростного зверя берет верх над злобной силой: оборотень вновь превращается в обычного волка. И если эту двуединую тварь убить, когда она в обличье человека, то демон получит свободу преследовать того, кто лишил его привязки к звериному телу, на протяжении долгих веков.
Так вот – я думал убить чудовище после того, как оно явит свой истинный облик. Но я поторопился! Луна хотя и приблизилась тогда к зениту, но еще не достигла его, а демон еще не принял полностью волчью форму! И в следующее же полнолуние я начал ощущать некое довлеющее надо мной влияние, странное и зловещее. В воздухе витала беда, и я буквально ощущал, как мое тело перестает принадлежать одному лишь мне!
Однажды ночью в маленькой деревушке посреди большого леса лунный морок полностью овладел мною. Стояла ночь, идеально круглая луна парила над чащей. В отсветах ее я увидел нечто странное – как ко мне направляется призрачное, чуть светящееся облако, своими очертаниями повторяющее силуэт волка. Оно явилось будто из ниоткуда, возникло из воздуха… Я почти ничего не помню из того, что произошло потом. Смутно припоминаю, как выбрался на тихую улицу, как боролся, как недолго и тщетно сопротивлялся мой противник, а остальное – все как в багровой дымке. На следующее утро, придя в себя, я обнаружил, что моя одежда и руки перепачканы багровым. В деревне испуганный шепоток местных оповестил меня о том, что ночью за околицей свирепый зверь разорвал милующихся на сеновале – возможно, огромный волк.
Из той деревни я бежал в ужасе, но – бежал не один. Днем я не чувствовал, как меня подгоняет мой страшный похититель, но всякую ночь полнолуния бежал в леса – уже не я сам, но страшная тварь, убийца людей, изверг в получеловеческом теле.
Боже, какие битвы с ним я вел! Но всегда чудовище одолевало меня и гнало с жадностью за новой жертвой. А после того, как луна утрачивала полноту, власть этого существа надо мной внезапно прекращалась – чтобы возобновиться по прошествии изведанного цикла!
С тех пор я скитаюсь по миру – бегу, спасаюсь, тщусь убежать. И всегда волчий демон следует за мной, овладевая мною в полнолуние. Боги, какие страшные деяния я совершил! Я бы уже давно свел счеты с такой проклятой жизнью, но не смею, ибо душа самоубийцы проклята вдвойне, а демон не оставит меня даже в адских широтах. Что, если мое мертвое тело будет вечно бродить по земле, движимое вселившейся в него душой оборотня – есть ли на свете вероятность ужаснее? Более того – я, кажется, невосприимчив к оружию людей. Мечи пронзали меня, кинжалы рубили меня; я весь в шрамах – но ни разу никто не сразил меня наповал. Однажды в Германии меня арестовали и заточили в каземат. Мне пообещали отрубить голову – с какой бы радостью я принял эту участь! Увы, я долго пробыл там, долго – пока не настало полнолуние. Демон вновь вселился в меня. Ему ничего не стоило порвать железные цепи, взломать засовы – я перебил тюремную стражу и бежал… Я странствовал по всему миру, сея лишь страх и смерть на своем пути. Решетки и цепи не способны меня удержать. Кровожадный демон связан со мной до конца времен.
В отчаянии я принял приглашение дона Винсенте. Видите ли, о моей ужасной двойной жизни не знает никто: ни одна живая душа не узнала бы меня в обличье демона, а из тех, кто наблюдал меня в нем, лишь единицы прожили хоть сколько-то долго, чтобы еще успеть поделиться пережитым… Мои руки обагрены, моя душа обречена на вечное пламя, мой разум разрывается от раскаяния за мои преступления. И все же я ничего не могу сделать, чтобы помочь себе. Конечно, Пьер, ни один человек не знал такого ада, какой ведом мне.
Да, это я убил фон Шиллера и почти убил Марситу. Что меня остановило – не могу сказать, ибо прежде я умерщвлял без разбору и мужчин, и женщин. С вашей стороны будет очень благоразумно прямо сейчас – покуда я человек, а не неуязвимый полуволк, – оборвать мои страдания. Поверьте, я благословлю вас, испуская последний вздох.
– Я все еще не могу убить безоружного человека, ничего лично мне не сделавшего! – вскричал я.
Губы де Монтура искривила горькая усмешка:
– Нет?.. Стоило ожидать. Как бы там ни было, теперь вы знаете мою историю.
Да, теперь я знал – и от этого знания просто голова шла кругом. Оставляя де Монтура, я не мог сказать, правильно ли поступаю. Скорее всего, со временем живущий внутри него оборотень погубил бы нас всех, однако я не мог заставить себя рассказать обо всем дону Винсенте.
В глубине души мне было жаль нормандца.
Итак, я хранил молчание, и через несколько дней мне подвернулся случай встретиться с хозяином замка и поговорить с ним. К тому времени этот черный дьяволенок, Гола, начал проявлять плохо скрываемое волнение, как будто отчаянно хотел рассказать о чем-то, но не мог – или же не осмеливался. Его будто слегка настораживал де Монтур, да и меня поначалу – но я вскоре обрел присутствие духа и неожиданно для себя крепко сдружился с этим отчужденным от жизни, угрюмым человеком.
Шли дни. Мы пировали, пили, выезжали на охоту, и вот однажды вечером де Монтур пришел ко мне и молча указал на восходящую луну.
– Послушайте, – сказал он, – у меня возникла идея. Я сделаю вид, будто отправляюсь в джунгли на охоту, буду отсутствовать несколько дней. Но той же ночью я вернусь в замок, и вы должны будете запереть меня в подземелье, которое используют как склад.
Так мы и поступили. Два раза в день я ухитрялся незаметно пробираться к нему, неся воду и снедь. Де Монтур настаивал на том, чтобы и при свете дня не покидать погреба, – да, демон ни разу не овладевал им в дневное время и, скорее всего, был бессилен под солнцем, но и этот исчезающе малый риск нормандец пожелал исключить.
В это время я начал замечать, что мерзкий Карлос, тот племянник дона Винсенте, с повадками вертлявой крысы, настойчиво навязывается своей двоюродной сестре Изабелле, воспринимавшей его ухаживания с явной неприязнью. Я откровенно презирал его и мог бы вызвать на дуэль в любой момент, но решил, что это не мое дело. Изабелла же, казалось, боялась этого неприятного типа.
Мой старый друг Луиджи страдал от любви к этой стройной миловидной девушке, но Изабелла делала вид, что не обращает на это внимания, и бедняга томился все сильнее день ото дня.
Де Монтур, заточенный по собственной воле в погребах, ночами пытался взломать крепчайшие засовы на своей двери, а днем отсыпался в изнеможении.
А дон Флоренцо де Севилья бродил по двору замка – мрачный, как Мефистофель.
Прочие же гости скакали верхом, пьянствовали и затевали свары.
А Гола всюду следовал за мной с таким видом, будто набирался духу поделиться чем-то очень важным, – и что, скажите, удивительного в том, что нервы мои были на пределе?
Рабы тоже мрачнели день ото дня, становясь все более неуступчивыми и дерзкими.
Однажды ночью, незадолго до полнолуния, я спустился в подземелье, где взаперти до сих пор томился несчастный де Монтур. Узник поднял на меня взгляд запавших глаз.
– Смелый поступок, – заметил он, – навестить меня ночью.
Пожав плечами, я сел. Сквозь крохотное зарешеченное окно в погреб проникали запахи и звуки африканской ночи.
– Чертовы барабаны туземцев, – заметил я, – последнюю неделю почти не умолкают.
– Они волнуются и боятся, – сказал узник, – а под гнетом этих двух чувств ими сложно будет управлять. Вы заметили, что Карлос частенько бывает у них?
– Нет, право слово! Но сдается мне, между ним и Луиджи зреет ссора, ведь Луиджи ухаживает за Изабеллой…
Так мы беседовали, но вдруг де Монтур помрачнел, и ответы его сделались крайне односложными. Взошедшая луна заглянула в зарешеченное окно, свет упал на лицо бедного нормандца. И тут когтистая лапа ужаса сжала мое сердце. На стене позади него проявилась тень – ее очертания отчетливо напоминали волчью голову!
В тот же миг де Монтур почувствовал близость демона. С воплем он вскочил с пола. Остервенелой жестикуляцией он призвал меня запереть дверь – дрожащей рукою я толкнул ее от себя и запер, и тут же почувствовал, как зверь всем весом обрушился на нее изнутри. Взбегая по лестнице вверх, я слышал неистовый рев и удары в дверь за спиной. К счастью, массивной, обшитой сталью преграде удавалось пока гасить натиск оборотня.
Стоило мне вернуться к себе, в спальню следом за мной влетел Гола. Задыхаясь от спешки, он рассказал мне то, о чем молчал в последние дни. Выслушав его, я немедленно бросился на поиски дона Винсенте.
Оказалось, что Карлос попросил хозяина замка отправиться вместе с ним в деревню – провести сделку по продаже горстки рабов. О том мне сообщил дон Флоренцо де Севилья. В ответ я кратко пересказал ему то, что поведал мне Гола, и испанец тут же присоединился ко мне. Вместе мы выбежали из замковых ворот, попутно сообщив новость стражникам, и помчались к деревне.
Ах, дон Винсенте, дон Винсенте, осторожнее! Держите шпагу наготове! Как глупо, как неимоверно глупо покидать замок ночью в компании подлеца Карлоса!..
Мы нагнали их уже на самых подступах к деревне.
– Дон Винсенте, – воскликнул я, – немедля вернитесь в замок! Карлос задумал предать вас в руки туземцев! Гола сказал мне, что он жаждет заполучить ваши богатства и Изабеллу! Один туземец проболтался ему о следах ног, обутых в сапоги, на месте убийств, и Карлос убедил черных, будто убийца – вы! Сегодня ночью туземцы замыслили восстать и вырезать всех в замке, кроме Карлоса! Дон Винсенте, я предельно серьезен!..
– Карлос, это правда? – в изумлении спросил дон Винсенте.
Отступник издевательски усмехнулся.
– Да, этот болтун выложил все как на духу, – ответил он, – но вам это не поможет. А ну!.. – С раскатистым возгласом он бросился на дона Винсенте, но в лунном свете сверкнула сталь – и шпага испанца пронзила Карлоса, прежде чем он успел сделать хоть что-нибудь.
И тут нас окружили тени. Мы оказались – спина к спине, со шпагами и кинжалами – втроем против сотни. Тут и там засверкали наконечники копий, ожесточенный вопль рвался из глоток дикарей. Тремя выпадами я уложил троих – и тут же пал, оглушенный ударом палицы. Миг – и прямо на меня рухнул дон Винсенте: два копья пронзили его плечо и ногу. Дон Флоренцо стоял над нами, клинок шпаги в его руках ожившей молнией разил налево и направо, пока из замка не подоспел отряд солдат. Берег тут же был расчищен от туземцев, и нас понесли в замок.
Черные орды наступали стремительно, копья мелькали, как стальные волны, громовой рев дикарей поднимался к самым небесам. Раз за разом они взлетали по склонам, огибали ров, пока не переваливали за частокол. Огонь сотен защитников замка отбрасывал их назад.
Туземцы подожгли разграбленные склады, и пламя озарило ночь куда ярче, чем холодный лунный свет. Еще один большой склад стоял на другом берегу реки. Собравшаяся вокруг орда принялась ломать двери и стены, учиняя грабеж.
– Хоть бы факел на него бросили, – сказал дон Винсенте. – Там ведь нечем поживиться, кроме нескольких тысяч фунтов пороха! Не рискнул хранить его на нашем берегу. По наши души явились все племена, живущие у реки и вдоль побережья, а все мои корабли – в море. Какое-то время мы, конечно, продержимся, но рано или поздно они хлынут через частокол и казнят нас.
Я поспешил в погреб, к заключенному там де Монтуру. Замерев у двери, я окликнул нормандца, и он пригласил меня войти. Судя по голосу, демон на время оставил его.
– Чернь бунтует! – выкрикнул я.
– Это я понял, мой друг! Лучше скажите – как идет бой?
Я изложил ему подробности предательства Карлоса и битвы, упомянул о пороховнице за рекой. Де Монтур вскочил на ноги.
– Клянусь своей истерзанной душой, – вскричал он, – я рискну еще раз сыграть в кости с дьяволом! Скорее выведите меня из замка – я переплыву реку и подорву этот склад!
– Но это безумие! – воскликнул я. – Между рекой и частоколом – тысячная орда черных, а по ту сторону их втрое больше будет! И воды реки кишат крокодилами!
– Однако я попробую, – сказал он. Лицо его озарилось светом надежды. – Если мне удастся добраться туда, осаждающих станет на тысячу меньше, а ежели погибну – дух мой обретет свободу. Возможно, за то, что я отдам жизнь ради других, мне простится хоть малая толика грехов. Но поспешим – демон возвращается, я уже чувствую его гнет! Скорее!
Мы устремились к воротам замка, и на бегу де Монтур скрипнул зубами, как человек, напрягшийся до предела сил. Добежав до ворот, он присел и прыгнул наружу. Дикие вопли туземцев встретили его за стеной. Стражники дружно разразились возмущенными криками при виде наших безумств. Вскарабкавшись на частокол, я увидел, как нормандец тотемным столбом возвышается над двумя дюжинами бездумно несущихся в лобовую атаку дикарей-копьеносцев.
Затем в небо взвился жуткий волчий вопль, и де Монтур бросился вперед. Туземцы замерли в ужасе. Прежде чем кто-либо из них успел пошевелиться, он оказался среди них. Раздались дикие крики – не ярости, а ужаса.
Застывшие в изумлении защитники замка не открывали огня.
Де Монтур прорвался прямо сквозь отряд чернокожих. Когда те дрогнули и бросились врассыпную, многим искалеченным было уже не до бегства. Сделав дюжину шагов вслед за дикарями, де Монтур замер – и затем, осыпаемый градом копий, развернулся и бросился бежать к реке.
В нескольких шагах от реки путь ему преградил еще один отряд черных. Ненасытное пламя, пожиравшее горящие дома, прекрасно освещало эту сцену. Брошенное копье попало нормандцу в плечо. Не замедляя шаг, он вырвал копье из раны, насадил на него, точно на пику, ближайшего негра, перескочил через его труп и кинулся на остальных.
Дикари не могли противостоять белому человеку, управляемому дьяволом. С криками они бежали, и де Монтур, налетев на спину одного из них, повалил жертву на землю. Когда с ней было покончено, он поднялся, пошатнулся и бросился к берегу реки. На мгновение он остановился там, а затем исчез в тени.
– Во имя дьявола! – выдохнул дон Винсенте за моим плечом. – Что же это за человек? Ведь это де Монтур?
Я кивнул. Дикие вопли туземцев едва не заглушали треск выстрелов. К складу на том берегу стекалась многолюдная толпа.
– Похоже, – произнес дон Винсенте, – они задумали все разом ринуться на штурм и перевалить за частокол…
И тут грохот буквально поглотил его слова; этот сокрушительный звук будто вспорол сам небосвод и изрыгнул искры навстречу затрепетавшим звездам. Даже сам замок – добротный, основательно построенный – пошатнулся от взрыва. Эхо прокатилось по округе и сгинуло в растревоженных джунглях, истончилась пелена дыма… Там, где была пороховница, осталась лишь огромная воронка в земле.
Я мог бы рассказать о том, как раненый дон Винсенте нашел в себе силы собрать всех солдат, повел войско по склону и обрушился на объятых ужасом черных – тех, что еще не погибли и не оглохли при взрыве. Мог бы рассказать о том, как он перебил большую их часть, как победоносно гнал их до самых джунглей.
Я мог рассказать, господа, о том, как я отделился от группы и забрел далеко в джунгли, не в силах найти дорогу обратно на побережье, и как меня захватила бродячая банда похитителей рабов, и как я сбежал. Но это не входит в мои планы. Рассказ получился бы слишком длинным, а я сейчас говорю именно о де Монтуре.
Я много думал о том, что произошло, и гадал, действительно ли де Монтур добрался до пороховницы, чтобы взорвать ее, – или это было лишь делом случая.
То, что человек мог переплыть эту бурную реку, кишащую рептилиями, каким бы дьяволом он ни был, казалось невозможным. И уж если он взорвал хранилище, то должен был исчезнуть с лица земли вместе с ним.
И вот однажды ночью, продираясь сквозь джунгли, я увидел берег, а рядом с ним – маленькую полуразвалившуюся хижину из соломы. Я пошел к ней, думая переночевать там, если позволят вездесущие насекомые и ядовитые рептилии.
Я вошел в дверной проем и тут же остановился. На импровизированном табурете сидел мужчина. Он поднял голову, когда я вошел, и лучи луны упали на его лицо.
Я попятился, трепеща от ужаса. Это был де Монтур, и луна была полной!
Я стоял, не в силах бежать; он поднялся и подошел ко мне. Лицо его, хотя и изможденное, как у заглянувшего в ад, было лицом… здравомыслящего человека.
– Входите, друг, – сказал он, и в его голосе звучало великое спокойствие. – Входите и не бойтесь меня. Волчий демон покинул меня навсегда.
– Но скажите мне, как такое произошло? – воскликнул я, схватив его за руку.
– Я выдерживал страшный натиск, когда бежал к реке, – ответил он, – ибо бесплотная тварь обуздала меня и призывала впутаться в кровавое побоище против туземцев. Но душой и разумом я на краткое время смог одержать победу – и этого времени мне хватило, чтобы воплотить замысел в жизнь. И я верю, что добрые святые в тот момент пришли мне на помощь, ибо я жертвовал собой во имя других. Я прыгнул в реку и поплыл, и крокодилы вмиг окружили меня; вновь оказавшись во власти демона, я дрался с ними в воде… но затем, совершенно нежданно, его хватка на мне ослабла!
Выбравшись на берег из воды, я запалил склад. Взрыв отшвырнул меня прочь на сотни футов, и несколько дней я просто блуждал по джунглям в беспамятстве. И когда наступило полнолуние… неизбежная пора… я не ощутил на себе гнета волчьего изверга. Так что я теперь свободен – свободен! – Чудесная нота возвышенного ликования прозвучала в его словах: – Моя душа вольна – и теперь, как это ни невероятно, демон лежит утопленным на дне реки в туше одного из тех аллигаторов!
Перевод Г. Шокина
Примечание
Рассказ написан в 1925 году. Первая публикация – журнал “Weird Tales”, апрель 1926-го. Был написан после «Случая в Вильферском лесу», прямым продолжением которого и является. С текстом была связана интересная история из биографии автора: 20 января 1926 года Говард получил от редактора “Weird Tales” Фарнсворта Райта письмо, в котором тот сообщал, что номер журнала за апрель готов почти полностью, в том числе и обложка с иллюстрацией к рассказу Говарда. Однако сам текст художник не прислал, поэтому Райт запросил у автора черновик истории. У Говарда не осталось черновика, однако он, обладавший фотографической памятью, в течение нескольких дней написал рассказ заново и выслал редактору.
