Роберт Ирвин Говард
Конан-варвар. Алая цитадель

Быстро повернувшись, Конан побежал по коридору – и вдруг застыл как вкопанный. Перед ним лежал человек: ноги – в коридоре, остальное – в проеме двери, замаскированной под стенную плиту. Тощий, темнокожий, с бритой головой и жестокими чертами лица, в одной лишь набедренной повязке из шелка. Казалось, смерть нашла его в тот миг, когда он отворил дверь. Заинтересовавшись причиной смерти, Конан склонился над ним и понял, что бритоголового, как и девушку, сморил глубокий сон. Но почему он выбрал столь неподходящее место для ночлега? И от чего уснул? Неужели от усталости?

Из раздумий Конана вывели звуки за его спиной. Приближающиеся по коридору шаги! Брошенный в том направлении взгляд уперся в огромную дверь – похоже, запертую. Конан оттащил в сторону спящего, шагнул через порог, потянул на себя дверь и услышал щелчок замка. Стоя в кромешной мгле, он улавливал шорох ног в коридоре, и по спине бежали ледяные мурашки. Это не человеческие шаги! Но и звери так не ходят!

Миг тишины – и вдруг слабо заскрипели дерево и металл. Конан вытянул вперед руку и ощутил, как напрягается, прогибается в его сторону дверь, словно на нее давит огромная тяжесть. Как только киммериец потянулся к сабле, это прекратилось, но зато он услышал бессвязное бормотание, от которого на голове зашевелились волосы.

Конан попятился – и едва не упал. За спиной оказалась узкая лестница, ведущая вниз. Он стал бесшумно спускаться, держа в одной руке саблю, а другой касаясь стены, но не находя других проемов. Ступени увели его довольно далеко от коридора. Ступив наконец на ровный пол, Конан предположил, что находится уже не в здании, а в подземелье.

5

Конан продвигался в непроглядной тьме подземного хода, опасаясь провалиться в какую-нибудь невидимую яму. Вскоре он наткнулся на ступени, поднялся по ним, уперся в обитую железом дверь и нащупал металлический засов. Она поддалась, открыв проход в огромный, слабо освещенный зал. Вдоль пестрых стен выстроились в ряды многочисленные колонны, подпирая грандиозный купол из полупрозрачного дымчатого вещества. Купол походил на затянутое тучами полуночное небо, создавая иллюзию невероятной высоты. Если и просачивался снаружи свет, он дивным образом менялся.

В мрачном сумраке Конан двинулся через зал, ступая по зеленым плитам. Зал был круглым, мебель отсутствовала, лишь напротив двери из громадных бронзовых створок, на невысоком помосте, стоял медный трон. К нему вели дугообразные ступени. Увидев существо, лежавшее, свернувшись кольцами, на троне, Конан отпрянул и вскинул саблю. Но гигантская змея не шевелилась, и он, осмелев, взобрался по стеклянным ступеням. Похоже, змея была не живая, а высеченная из похожего на яшму минерала; неведомый скульптор не пожалел труда, и каждая чешуйка была точь-в-точь как настоящая, даже переливалась всеми красками радуги. Огромная треугольная голова гада уткнулась в воронку, образованную кольцами туловища. Конан не видел глаз и челюстей рептилии, но знал, что такие чудовища водились в тростниковых зарослях на южных берегах Вилайета. Как и золотистый леопард, они давным-давно исчезли. Глиняные статуэтки подобных тварей попадались Конану в капищах юйтши, среди прочих идолов. Видел он таких и на гравюрах древнейшей Книги Скелоса.

Конан полюбовался на туловище змеи, толстое как бревно и, должно быть, необычайно длинное, из любопытства положил на него ладонь и обмер, ощутив не гладкую поверхность стекла, металла или камня, а скользкую податливую кожу, под которой струилась холодная кровь. Он с отвращением отдернул руку и медленно, осторожно сошел по ступеням вниз, не отрывая глаз от ужасной твари, угнездившейся на медном троне. Но змея не шелохнулась. При мысли, что оказался в западне, Конан покрылся холодным потом. Но когда приблизился к бронзовой двери, ее створки поддались под нажимом; миг спустя он скользнул в проем и затворил их за собой.

В коридоре с высоким потолком и гобеленами по стенам, где он оказался, царил все тот же зеленоватый сумрак. Разглядеть что-либо в отдалении было невозможно, и это тревожило, даже возникла мысль о кишащих во мгле рептилиях. В дальнем конце коридора могла быть дверь, но путь до нее казался киммерийцу бесконечным.

Ближайший гобелен висел по-особенному, и Конан заподозрил, что за ним пустота. И верно – приподняв край ковра, он обнаружил лестницу, ведущую наверх.

Колебания были недолги – в покинутом им зале зазвучали шаги. Предположив, что незнакомец направляется к этому туннелю, Конан расправил гобелен и побежал по ступенькам.

Лестница привела в изгибающийся коридор, и киммериец шагнул в первый попавшийся дверной проем. Он решил сделать два дела: выбраться целым и невредимым из этой крепости тайн и найти немедийскую девушку, – наверное, она заточена где-то поблизости. В центре города, помнил он, стоит громадное куполообразное сооружение, и в нем, вероятно, живет правитель города. Наверняка пленную красавицу доставили к нему.

Он вошел не в очередной коридор, а в комнату. Не обнаружив в ней никого, был готов двинуться обратно, как вдруг услышал голос из-за стены. Язык был немедийским, но голос – нечеловеческим, напоминавшим колокольный звон в полночь. У Конана бешено забилось сердце, по спине забегали мурашки. Он прислушался.

– В Бездне нет жизни, кроме той, что заключена во мне, – гремело за стеной. – Ни света, ни движения, ни звука. Было лишь стремление, то, что над всякой жизнью. Именно оно заставило меня – слепого, глухого, неподвижного – очнуться. Я пробирался сквозь эпохи, сквозь неизмеримые и неисчислимые толщи мрака…

Гипнотический голос незнакомца заставил Конана забыть обо всем на свете, создал иллюзию присутствия; казалось, варвар сам прожил жизнь Хосатрала Хела, что выкарабкался из Ночи и Бездны в незапамятные времена и облачился в субстанцию материальной вселенной.

Но плоть человеческая явилась бы слишком ненадежным вместилищем для грозной сущности, носившей имя Хосатрала Хела. Его тело походило на человеческое, но сотворено оно было не из обычных плоти, кости и крови. Это первобытное вещество, способное мыслить и действовать, никогда прежде не уподоблялось творению живой природы.

В этом мире он был все равно что бог, земное оружие не могло ни убить его, ни ранить; столетия для него – что для людей часы. После долгих скитаний он поселился среди дикарей, обитавших на острове Дагония, помог им создать сильное, богатое государство, одарил благами культуры и цивилизации. Его стараниями воздвигнут город Дагон, и жители поклонялись Хосатралу. Свирепыми и страшными были его слуги, надолго пережившие своих древних сородичей; они приходили на зов Хосатрала из неведомых далей, выползали из темных пещер, поднимались из морских пучин. Подземные ходы соединили храм с каждым домом, и к любому дагону могли прийти тайком бритоголовые жрецы, чтобы повести его к алтарю на заклание.

Много лет царствовал на острове бог в человеческом обличье. Но однажды на берегу высадилось чужое племя, назвавшее себя юйтши. В яростной битве островитяне разгромили примитивных и жестоких пришельцев, а пленных обратили в рабство. Теперь не дагоны, а юйтши стали корчиться в муках на золотом алтаре.

Юйтши боялись колдовства и не пытались бунтовать. Но однажды их жрец, тощий загадочный человек неизвестной расы, ушел в пустыню. Возвратился он с необыкновенным ножом. Металл для кинжала он выплавил из найденного в пустыне камня, что пронзил небо подобно огненной стреле и упал в далекое ущелье.

Рабы восстали. Под ударами кривых, с зубчатыми лезвиями ножей жители Дагона валились как бараны, а против неземного клинка волшба Хосатрала оказалась бессильна. И пока в душившем улицы красном дыму бушевала резня, в таинственном куполе за высоким зданием с троном и пестрыми, как змеиная кожа, стенами разыгрался последний акт драмы.

Из этого купола жрец юйтши вышел один. Он не убил своего врага, так как задумал держать племя в повиновении угрозой вернуть Хосатрала к жизни. А Хосатрал простерся на золотой плите, и на его груди лежал нож, чья колдовская сила не позволяла владыке Дагона прийти в чувство. И в таком состоянии он мог бы пребывать до последнего дня мира.

Но миновали века, жрец умер, башни и стены опустевшего Дагона разрушились, легенды о нем забылись, а чума, голод и войны уменьшили племя юйтши. Лишь немногие потомки восставших рабов ютились в убогих лачугах на берегах Вилайета. Только волшебный купол оставался неподвластным времени. Все же настала ночь, когда его пробила молния. Случайно оказавшийся на острове рыбак заглянул в пролом и увидел спящего на золотой плите Хосатрала. Юйтши попытался завладеть драгоценным клинком – и расстался с жизнью. Но он успел поднять нож с груди колдуна и тем самым разрушить чары.

И Хосатрал пробудился, вновь обретя былое могущество. Играючи сделал он город таким, как многие столетия тому назад. Люди, что когда-то поклонялись ему, восстали из праха. Но отведавшие смерти смогли ожить лишь частично. В дальних уголках души и разума таилась непобежденная смерть. Ночью жители Дагона ходили и любили, ненавидели и пировали, падение города и собственная гибель казались им зыбким сновидением. Живя смутными иллюзиями, они осознавали неестественность своего существования, но не пытались узнать истину. С наступлением дня они погружались в сон, почти неотличимый от небытия.

Все это развернулось перед сознанием Конана страшной панорамой. Скорчившись у гобелена, он боролся с нахлынувшим ужасом, с кишащей тенями вселенной, где крались уродливые существа, наделенные невероятным могуществом. А голос за стеной не умолкал, будто звенел гигантский колокол, торжествуя победу над законами естества, и звуки преследовали разум Конана, летящий сквозь сферы безумия. В это мгновение тишину пронзил женский крик, и варвар подскочил как ужаленный.

6

Джехунгир Агха с растущим раздражением ждал в лодке среди тростников. Прошло больше часа, а Конан все не возвращался. Наверняка рыщет по острову, веря, что там спряталась девчонка. Угнетала Агху и другая мысль: а ну как гетман где-то неподалеку оставил своих козаков, и они, встревоженные его задержкой, могут явиться на выручку. В конце концов Джехунгир не вытерпел и дал знак гребцам. Длинная лодка выскользнула из камышей и быстро поплыла к вытесанной в скале лестнице.

Оставив в лодке полдюжины человек, Джехунгир взял с собой десять хаваризмских лучников, могучих витязей в остроконечных стальных шлемах и плащах из тигровой шкуры. Как преследующие льва охотники, со стрелой на тетиве, они крались меж деревьев. Ничто не нарушало тишины, лишь какая-то зеленая тварь – возможно, попугай – с шелестом широких крыльев пролетела над их головами и скрылась в листве.

Внезапно Джехунгир жестом остановил свой отряд, и все изумленно уставились на башни, возникшие в промежутках между кронами деревьев.

– Тарим! – прошептал Джехунгир. – Пираты заново отстроили твердыню! Подумать только – укрепленный остров у нас под боком! Пошли, надо все осмотреть. Конан там, больше ему негде прятаться.

Удвоив осторожность, они бесшумно двинулись через заросли – уже не охотники и не преследователи, а разведчики.

А тем временем человек, по чью душу они явились, подвергался опасности куда более серьезной, чем их меткие стрелы.

Торжественно-монотонный голос умолк. По спине Конана бегали мурашки. Он стоял как статуя, не отрывая глаз от занавешенной двери, через которую, несомненно, вот-вот должен войти воплощенный ужас. У него сердце ушло в пятки, когда из сумрака появились голова и гигантские руки. Он не слышал шагов, но огромная фигура приближалась, и вскоре Конан разглядел на незнакомце юбку, широкий пояс из шагреневой кожи и сандалии. На голове сиял золотой обруч.

Конан со страхом и восхищением смотрел на широченные плечи с мускулами, похожими на корабельные канаты, на грудь величиной с бочку, на лицo, в чьих чертах не было и намека на слабость или жалость. Конан знал, что перед ним сам Хосатрал Хел, тварь из Бездны, бог и властелин Дагонии. Не прозвучало ни слова. Да и не было нужды в словах. Увернувшись от огромных ручищ, Конан рубанул великана по животу. И отпрянул в растерянности. Под сводом прокатился звон, сабля отскочила, словно от наковальни, не оставив даже царапины на коже гиганта.

Затем Хосатрал обрушился на него неодолимой лавиной. Молниеносное столкновение, миг борьбы и сплетения конечностей – и Конан отскакивает, дрожа каждой мышцей от сверхнапряжения. Там, где чужие пальцы рванули его кожу, потекла кровь. Этой краткой стычки хватило, чтобы понять: природа могла создать подобное существо только в припадке безумия. Не человеческая плоть нанесла варвару раны, а живой и разумный металл.

В сумраке Хосатрал навис над воином. Дай этим громадным пальцам сомкнуться – и они не отпустят врага, пока он не обмякнет, расставшись с жизнью. В темной комнате человеку пришлось сражаться с чудовищем, какого не увидишь и в самом кошмарном сне.

Хосатрал шагнул вперед и попытался схватить Конана толстыми пальцами. Но человек оказался проворней.

Выронив бесполезную саблю, Конан схватил тяжелую скамью и изо всех сил швырнул ее в Хосатрала. Удар был так силен, что скамья разлетелась в щепы, – но гигант даже не шелохнулся. В его лице не осталось ничего человеческого, над уродливой головой образовался огненный нимб, и он двинулся вперед, словно башня на колесах.

В отчаянии Конан сорвал со стены гобелен, оказавшийся куда тяжелее скамьи, и, взмахнув им над головой, набросил на великана. Пока Хосатрал выпутывался, Конан подобрал саблю, выскочил в коридор, вмиг преодолел его, хлопнул за собой дверь и задвинул массивный засов.

Сделав шаг назад и обернувшись, он обмер – как будто вся кровь ударила в голову. Перед ним на груде шелковых подушек съежилась девушка, которую он искал. По обнаженным плечам стекали золотые ручейки волос. В глазах красавицы-немедийки застыл ужас. О том, что его преследует враг, напомнила дверь, выгнувшаяся под чудовищным ударом. Нельзя терять ни мгновения. Октавия не сопротивлялась, когда он нес ее к двери в противоположной стене, только жалобно всхлипывала. На большее у нее просто не было сил.

Возиться с замком Конан не стал – рубанул саблей и помчался по темной лестнице. Бросив взгляд через плечо, Конан заметил, как в проеме показались голова и плечи Хосатрала. Разнести в щепу толстые доски колоссу ничего не стоило.

Конан бежал по ступеням, перекинув через плечо девушку, словно ребенка. Куда ведет этот путь, он не представлял себе, но вот лестница уперлась в дверь куполообразной постройки. Хосатрал несся сзади, бесшумный, как ветер смерти, и такой же быстрый.

Стены комнаты были облицованы массивными стальными плитами; среди них киммериец обнаружил дверь, тоже из металла. Конан затворил ее и задвинул тяжелые засовы. Тут же догадался: он в обиталище самого Хосатрала – когда-то волшебник заперся здесь, чтобы чудовищные слуги, вызванные из Бездны, не мешали его сну.

Едва Конан успел запереться, как под натиском исполина заходила ходуном дверь. Варвар осмотрелся и тяжело вздохнул – больше бежать некуда, другого выхода из комнаты нет. Даже окна отсутствовали. Воздух, как и дивный туманный свет, видимо, попадал через стыки между плитами. Конан проверил заточку сабли – оказавшись в западне, он теперь превратился в само хладнокровие. Он не пожалел сил на попытку убежать и будет так же отчаянно сопротивляться, когда великан вломится в купол. Не потому, что есть надежда на саблю, а потому, что не в натуре Конана погибнуть без борьбы. А пока он жив – его спокойствие непоколебимо.

Он устремил на спутницу взгляд, пристальный и такой восхищенный, будто киммериец намеревался прожить еще сотню лет. Прежде чем запереть дверь, он бесцеремонно свалил Октавию на пол. Теперь она, успев подняться на колени, машинально приводила в порядок волнистые локоны и скудное одеяние. Конан пожирал горящими глазами ее гладкую нежную кожу, высокую упругую грудь, великолепные бедра. Несмотря на опасность, он желал ее. Девушка тихо вскрикнула, когда под первым ударом гиганта затрещала спасительная дверь.

Конан не оглянулся, зная, что засовы сломаются не сразу.

– Мне сказали, ты сбежала, – произнес он. – Рыбак юйтши шепнул, что ты прячешься здесь. Как тебя зовут?

– Октавия, – ответила она со вздохом. Затем схватила Конана за руку, и слова ее полились бессвязным потоком: – О Митра, какой ужас! Что происходит?.. Эти темнокожие люди… В лесу меня поймал один из них и притащил сюда… Нес, как сноп соломы. Он говорил мне… Он грозил… Я сошла с ума? Это сон?

Конан взглянул на дверь, прогнувшуюся, как под ударом тарана.

– Нет, – ответил он. – Не сон. Петли долго не выдержат. Странно, что демон вынужден ломать дверь, как обычный человек. Но сила у него поистине адская.

– Ты убьешь его? – Она с надеждой взглянула ему в лицо. – Ты сильный?

Конан решил ответить честно:

– Если бы обычный человек был способен его убить, то он уже был бы мертв. Но я только затупил оружие о его брюхо…

Глаза девушки потускнели.

– Тогда он убьет тебя… и меня. О Митра! – крикнула она в отчаянии, и Конан схватил ее за руки, опасаясь, что она причинит себе вред.

– Он сказал, что сделает со мной! – Она задыхалась от ужаса. – Лучше убей меня! Убей своей саблей, прежде чем он высадит дверь.

Конан посмотрел на нее и кивнул.

– Я сделаю все, что смогу, – пообещал он. – Но боюсь, я не всесилен. Постарайся проскочить мимо него, когда мы станем биться, а потом беги к берегу. Я оставил там лодку. Если сумеешь выбраться из дворца, считай, ты спасена. В городе все спят.

Она опустила голову и закрыла лицо ладонями, а Конан с саблей на изготовку встал перед гудящей дверью. По его виду нельзя было сказать, что он идет на верную смерть. Глаза варвара пылали, мускулистая кисть сжимала рукоять оружия.

Но вот петли сорвались под чудовищным натиском, и дверь закачалась на засовах. И эти стальные бруски тряслись, гнулись, рвались из гнезд. Конан почти забыл об опасности, восхищаясь нечеловеческой мощью. И вдруг натиск прекратился.

Конан услышал странные звуки: хлопанье крыльев и голос, похожий на шум полуночного ветра в ночном лесу. Наступила тишина, но чем-то новым повеяло в воздухе, и только обостренный инстинкт подсказал варвару, что повелитель Дагонии больше не стоит за дверью.

Он осторожно посмотрел в щель. На лестнице – никого. Конан снял дверь с покореженных засовов и выглянул в зал.

Пусто. Только далеко внизу лязгнула металлическая дверь. Можно лишь догадываться, что вынудило гиганта переменить адские планы, куда позвал его тихий голос. Промедление смерти подобно. Он окликнул Октавию, и она, почти против воли, поднялась на ноги, пошла на властный зов.

– Что это было? – испуганно спросила немедийка.

– Некогда болтать! – Он схватил ее за руку. – Пошли!

Надежда на спасение взбодрила Конана. Глаза его сверкали, голос окреп.

– Нож! – пробормотал он, грубо таща девушку по ступенькам. – Волшебный клинок юйтши. Колдун оставил его под куполом! Я…

Вдруг Конан замолчал – в голову пришла страшная мысль: купол примыкает к залу, где медный трон, а значит, путь туда лежит мимо чудовищной змеи.

Но киммериец не остановился.

Беглецы быстро спустились по лестнице, пересекли зал, опять сошли по ступенькам и очутились в большом сумрачном помещении с загадочными гобеленами. Перед полуовальной бронзовой дверью Конан схватил Октавию за плечи и с силой встряхнул.

– Слушай и запоминай, – приказал он. – Сейчас я пойду в зал и затворю за собой дверь. Ты жди здесь. Если появится Хосатрал, зови меня. А если я закричу «Уходи!», беги прочь так, будто за тобой демоны гонятся – а это вполне может случиться. Поняла? Я иду за кинжалом юйтши.

Прежде чем Октавия успела что-либо сказать, Конан скользнул за дверь и затворил ее за собой. Когда глаза привыкли к темноте, киммериец разглядел жуткий трон и чешуйчатого монстра на нем. За троном виднелась дверь, ведущая в комнату под куполом.

Но для того чтобы добраться до нее, надо было подняться на помост и пройти в шаге от трона. Сквозняк над зеленым полом шумел больше, чем крадущийся Конан. Не сводя глаз со спящей рептилии, он взошел на помост и поднялся по стеклянным ступенькам. Змея не двигалась. Он потянулся к двери…

Лязгнула дверь, и в зал вошла Октавия. Остановилась, высматривая его в сумраке. Он тоже замер, не смея выкрикнуть предостережение. Но тут она увидела его силуэт и побежала к помосту, крича:

– Я хочу быть с тобой! Мне страшно!

Увидев змею на троне, Октавия вскинула руки и завизжала. Треугольная голова поднялась над кольцами и метнулась к ней, в темноте блеснула толстая шея рептилии. Затем змея стала медленно, кольцо за кольцом, сползать из трона, ее отвратительная голова закачалась совсем рядом с полумертвой от ужаса девушкой.

Преодолев расстояние до трона одним гигантским прыжком, Конан изо всех сил ударил саблей. Но змея двигалась с такой же быстротой; она увернулась и обвила ноги и туловище Конана полудюжиной колец. Потеряв равновесие, варвар упал на помост.

Сплетенные тела человека и змеи корчились в неистовой борьбе. Кольца сжимались, пытаясь задушить Конана, и, хотя его правая рука была свободна, он никак не мог изловчиться и нанести смертельный удар.

Скрипя от натуги зубами, напрягая мускулы так, что едва не лопались вены, Конан поднялся. Он стоял посреди зала на широко расставленных ногах и шатался под тяжестью огромной змеи. Чудовище сжимало его все сильнее. В глазах у Конана потемнело, казалось, вот-вот сломаются ребра. Но в следующий миг над его головой взлетел клинок и, опустившись, разрубил чешую, плоть и позвоночник. Там, где извивался толстенный живой канат, теперь корчились два, вдвое короче. Конана замутило, из носа потекла кровь. Oн схватил Октавию и затряс так, что у нее перехватило дух.

– Впредь, если велю тебе стоять – стой!

Если она и ответила, киммериец не услышал. Голова кружилась, он едва держался на ногах. Взяв девушку за запястье, он потянул ее за собой, мимо вьющихся, сплетающихся на помосте останков гада. Возле желанной двери Конан наконец пришел в себя. Издалека доносились полные ужаса и боли вопли, но в ушах варвара все еще звенело от перенапряжения, уши были словно забиты ватой, и он решил, что крики ему чудятся.

Очевидно, поместив у входа змею, Хосатрал счел это достаточной предосторожностью. Конан отворил дверь, ожидая увидеть еще несколько чудовищ, но увидел только заполненный сумраком изгиб пробитого свода, смутный силуэт золотой плиты и блестящий на ней полумесяц. С радостным возгласом киммериец схватил находку.

Больше здесь делать нечего. Взяв за руку девушку, он побежал через большой зал к одной из дверей, которая, как он предполагал, выведет наружу. Чутье не подвело Конана. Улица была безлюдна, но с запада из-за крепостной стены доносились вопли, от которых Октавию затрясло. Киммериец повел девушку к юго-западной стене и без труда нашел примыкающую к ней каменную лестницу.

Обвязав талию красавицы веревкой, которую сделал из прихваченного в большом зале гобелена, Конан спустил ее с парапета, затем слез сам. Теперь у них оставался один путь – к лестнице у западного обрыва. Туда-то они и направились, обходя по широкой дуге место, с которого доносились вопли и ужасающие удары. Октавия чувствовала затаившееся в джунглях гибельное зло. Задыхаясь от бега, она старалась не отставать от своего защитника. Но лес теперь безмолвствовал, и на глаза не попадалось ничего угрожающего, пока они не выбрались на открытое место.

Впереди на краю обрыва возвышалась человеческая фигура…

Джехунгиру Агхе удалось избежать печальной судьбы его воинов. Застигнутые врасплох великаном, внезапно появившимся из крепостных ворот, они продержались недолго. Видя, как сабли витязей ломаются о человекоподобную машину-убийцу, он понял, что враг принадлежит к другому миру и победить его невозможно. Не желая превращаться, подобно злополучным воинам, в месиво из растерзанной плоти и расколотых костей, Джехунгир убежал и спрятался в густых зарослях. Дождавшись, когда стихнут звуки бойни, он прокрался обратно к лестнице. Но не увидел внизу своей лодки.

Оставленные в ней люди, услышав страшные крики, а потом и увидев на утесе окровавленного монстра, победно машущего огромными руками, решили больше не ждать. Когда их господин добрался до обрыва, они как раз исчезали среди тростников у противоположного берега. Хосатрал скрылся – то ли вернулся в город, то ли решил поохотиться в джунглях на уцелевших людей.

Джехунгир собирался спуститься к воде и уплыть на челне Конана, когда из лесу вышли гетман и девушка. Пережитый ужас не заставил его забыть, для чего он приплыл на остров, и теперь, при виде вождя козаков, Джехунгир исполнился решимости довести дело до конца. Гадать, как рядом с Конаном оказалась девушка, подаренная Джелал-хану, он не стал – это можно будет выяснить позже.

Джехунгир вскинул лук, но Конан присел, и стрела вонзилась в дерево. Варвар рассмеялся.

– Собака! Напрасно стараешься. Я не для того родился, чтобы умереть от гирканской стали. Попробуй еще раз, туранская свинья!

Джехунгир отбросил лук – в его колчане не осталось стрел. Он выхватил саблю и бросился на Конана, полагаясь на свой остроконечный шлем и плотную кольчугу. Но путь ему преградила сталь. Кривые блистающие клинки рассекали воздух так быстро, что Октавии не удавалось уследить за ними. Вдруг она услышала страшный скрежет, и в следующий миг Джехунгир упал с разрубленным боком, из глубокой раны хлынула на землю кровь. Кольчуга не выдержала, и сабля киммерийца дошла аж до позвоночника.

Но не гибель бывшего господина вызвала крик Октавии. С оглушительным треском ломая сучья, из леса выскочил Хосатрал Хел. Девушка бежать не могла; обессилевшая от ужаса, она опустилась на землю. Конан, склонившийся над телом Агхи, спасаться бегством и не подумал. Перекинув саблю в левую руку, правой он выхватил из-за пояса массивный нож юйтши.

Хосатрал Хел нависал над Конаном, махал руками-молотами, но, как только неземной металл блеснул на солнце, попятился. У Конана тотчас взыграла кровь. Он нападал, рубил сплеча серповидным клинком, и тот не ломался. Для его ударов тело волшебника оказалось таким же уязвимым, как и человеческое. Смуглая кожа покрылась ранами, ручейками потекла необычная кровь, и Хосатрал вопил от боли – словно гудел громадный колокол. Напрасно чудовищные ручищи пытались схватить Конана – тот был попроворнее туранских лучников. Он избегал ударов, зато сам наносил их снова и снова.

Хосатрал шатался и заходился криком – будто само железо рыдало от боли. Наконец великан повернулся и бросился бежать, с шумом продираясь сквозь заросли. Конан, охваченный яростью и охотничьим азартом, следовал за ним по пятам. Вскоре за деревьями показались стены и башни Дагона. Тогда Хосатрал предпринял последнюю попытку спастись. Он повернулся и, меся руками воздух, ринулся на Конана с бешеным воплем, но тот проскользнул под руками чудовища и вонзил кинжал в сердце.

Хосатрал покачнулся и упал на землю. Конан глазам своим не поверил: лицо гиганта быстро исчезало, конечности таяли. В предсмертных муках Хосатрал превращался в тварь, выползшую из Бездны тысячелетия назад.

Брезгливо морщась, Конан хотел было пойти к берегу, но застыл в изумлении, оглянувшись и не увидев за деревьями блеска шпилей. Все развеялось как дым: башни, стены, огромные бронзовые ворота, золото, бархат, слоновая кость, темноволосые женщины и мужчины с бритыми головами. С исчезновением чудовищного разума, породившего этот город, Дагон и все его обитатели погрузились в небытие, и лишь обломки колонн громоздились снова меж разрушенными стенами да к пробитому куполу вели полуразрушенные ступени. Долго стоял гетман в полной неподвижности, с трудом постигая драму эфемерного явления, называемого человечеством, на которое охотятся безобразные твари, порождения Тьмы. Но тут Конана позвал испуганный голос, и он вздрогнул, словно очнулся ото сна. Бросив последний взгляд на останки Хосатрала, он повернулся к обрыву и поджидающей подле него девушке.

Она высматривала его в зарослях и, увидев, вскрикнула от радости. Конан встряхнулся, отгоняя мысли о только что пережитом.

– Где он? – прошептала Октавия.

– Вернулся в ад, туда, откуда выполз, – весело ответил Конан. – Почему ты не уплыла на лодке?

– Я бы не бросила… – начала было она, но осеклась и нахмурилась. – Куда мне плыть? В лапы туранцев? Да и пираты ничуть не лучше их…

– И козаки, – добавил Конан.

– И козаки, – с презрением согласилась немедийка.

Конан восхищался, глядя, как быстро возвращается к ней самообладание. Высокомерие красавицы забавляло его.

– Кажется, в крепости Гори ты думала по-другому, – ухмыльнулся он. – Там ты дарила мне улыбки.

– Думаешь, я заигрывала с тобой? По-твоему, я могу влюбиться в дикаря, жадного до пива и мяса? Нет, Конан. Кокетничая, я выполняла волю своего господина, которого ты только что зарубил.

– Вот оно что! – озадаченно произнес Конан, затем громко рассмеялся. – Как бы то ни было, теперь ты моя. Поцелуй меня, красавица!

– Да как ты смеешь! – возмутилась девушка, но гетман, смеясь, прижал ее к мускулистой груди и жадно пил нектар ее губ до тех пор, пока нежные руки девушки не обвились вокруг его шеи. Потом, пристально глядя в огромные глаза, он спросил:

– Почему бы тебе не предпочесть шатер гетмана вольных людей палатам изнеженной туранской собаки?

Не снимая рук с его плеч, Октавия спросила:

– Хочешь сказать, что твой шатер не уступит дворцу Агхи?

Он со смехом прижал ее к себе.

– Ты убедишься в этом. Я подожгу Хаваризм, чтобы осветить тебе путь в мое жилище.

© Перевод Г. Корчагина