Роберт Хайнлайн
Свободное владение Фарнхэма
– Хью, как ты собираешься подвести воду – я понял. Но ведь не может она просто стекать вниз через вентиляционное отверстие? Нужно сделать что-то вроде трубы.
– Я еще не обмозговал детали, но мы обязательно устроим все как надо. Туалет с бачком нам не осилить, значит придется сделать такой, в котором постоянно течет вода. Подобные туалеты – обычное дело на военных кораблях. Там это просто: доска с небольшим стульчаком. Вода стекает под доску с одной стороны и вытекает с другой. Мы пустим ее через лаз, а затем подальше от дома отведем. Ты нигде не встречал глину?
– Ниже по течению в одном месте берег глинистый. Карен еще пожаловалась, что очень скользко. Из-за этого она купалась выше по течению – там песчаный пляжик.
– Потом пойду взгляну. Если мы сможем обжигать глину, то обзаведемся очень многими вещами: унитазом, раковиной, посудой, трубами. Построим печь для обжига из сырой глины и будем использовать ее и для приготовления пищи, и для гончарных дел. Но глина – дело второе, она только облегчает задачу. Вода – вот настоящее золото. Недаром все цивилизации возникли близ воды. Джо, мне кажется, мы забрались достаточно высоко.
– Может, поднимемся еще повыше? Обидно будет, если придется копать канаву длиной в двести метров.
– Гораздо длиннее.
– Тем более. Выкопаем, а потом увидим, что она проходит слишком низко и ее не провести на крышу.
– Мы сначала все обследуем.
– Обследуем? Хью, ты шутишь! У нас нет никаких геодезических инструментов, даже обычного ватерпаса. При взрыве в нем разбилось стекло. И у нас нет ни треноги, ни теодолита, вообще ничего!
– Египтяне обмеряли свои земли, имея еще меньше, Джо. Не важно, что у нас нет уровня. Мы сделаем его.
– Ты смеешься надо мной, Хью?
– Ничего подобного. Древние механики делали эти нехитрые приборы задолго до того, как их стала производить промышленность. Мы соорудим обычный отвес. Он похож на перевернутую букву «Т», к которой прикреплен шнурок с грузом, отмечающий вертикаль. Лучше сделать его шести футов в длину и шести в высоту, чтобы уменьшить погрешность. Придется разобрать одну из коек на доски. Работа легкая, но требующая аккуратности. Ты как раз и займешься этим, пока заживают твои ребра. А девицы пусть трудятся на выемке грунта.
– Ты мне только начерти этот злосчастный прибор, а уж сделать-то я его сделаю.
– Когда выровняем убежище, мы поставим эту штуку на крышу и с ее помощью найдем точку ручья, которая на той же высоте. Когда выровняем убежище, сразу же проведем воду. Правда, пока мы будем рыть канаву, по пути нам придется убрать пару деревьев. Надеюсь, никаких других трудностей не возникнет. Не дрейфь, Джо! Все будет нормально!
– Непыльная работенка, да?
– Непыльная, но потная. Если за день мы будем делать футов по двадцать неглубокой канавы, то вода для орошения появится у нас как раз к началу сухого сезона. Ванна может подождать. Девочки будут рады уже и тому, что она должна будет появиться в перспективе. Джо, мне кажется, отвод нужно делать здесь. Понимаешь почему?
– А что здесь понимать?
– Чтобы перегородить ручей, мы срубим вон те два дерева. Потом навалим в их кроны кустов и грязи – всего, что попадется под руку, – и получим отличный пруд. Нужно было бы сделать шлюз, – добавил Хью, – но я пока не знаю как. Да, решение одной проблемы неизбежно ведет к возникновению следующих. Проклятье!
– Хью, ты пытаешься пересчитать цыплят еще до наступления осени.
– Пожалуй, что и так… Ладно, пошли посмотрим, много ли девицы накопали, пока мы валяли дурака.
Выкопали за время их отсутствия немного. Вернувшийся с охоты Дьюк принес небольшого оленя. Девушки теперь безуспешно пытались освежевать его. Карен с ног до головы была забрызгана кровью.
Они оторвались от своего занятия, заметив, что мужчины возвратились. Барбара вытерла пот со лба, испачкав его при этом кровью.
– Никогда бы не подумала, что внутри у него столько всего.
– И оно такое гадкое, – вздохнула Карен.
– Так это еще очень маленький олень.
– Сами видим. Папа, покажи нам, как это делается. Мы хотим поучиться.
– Я? Но я занимался спортивной охотой. А всю грязную работу обычно делал егерь. Впрочем… Джо, дай-ка мне вон тот маленький топорик.
– Сейчас. Я как раз вчера наточил его. Он очень острый.
Хью разрубил тушу и извлек внутренности, в душе порадовавшись, что девушки не успели проткнуть кишечник.
– Ну вот и все. Остальное – ваша забота. Барбара, если бы ты сумела снять шкуру, то вскоре могла бы уже щеголять в ней. Ты не видела поблизости дубов?
– Только карликовой формы. И еще сумах[16]. Ты ломаешь голову, как получить танин?[17]
– Да.
– Я знаю, как извлечь его из коры.
– Тогда ты, видимо, знаешь о дублении больше меня. Признаю свое поражение. На всякий случай: в книгах есть описание процесса.
– Это нам известно. Я уже туда заглядывала. Док! Не смей ничего трогать!
– Он не будет есть, – заверил ее Джо, – особенно если это что-то вредное. Коты очень разборчивы в еде.
Пока разделка туши продолжалась, из убежища появились Дьюк с матерью. Миссис Фарнхэм была в хорошем настроении, но здороваться ни с кем не стала и уставилась на оленью тушу.
– О, бедняжка! Дьюк, дорогой, как ты мог убить его?
– Я несколько раз промахивался и потому очень разозлился на него.
– Отличная добыча, Дьюк, – похвалил Хью. – И прекрасная еда.
Грейс смерила мужа презрительным взглядом:
– Может быть, ты и станешь есть ее, а я на это не способна.
Карен изобразила искреннее удивление:
– Мама, ты что, стала вегетарианкой?
– Я не это имела в виду. Я возвращаюсь в убежище. Не могу больше этого видеть. Карен, прежде чем заходить внутрь, обязательно помойся. Я не желаю, чтобы ты перепачкала кровью все то, что я вылизала до блеска. – Она направилась к убежищу. – Пошли, Дьюк.
– Сейчас иду, мама.
Карен со злостью рубанула тушу.
– Где ты подстрелил ее? – поинтересовался Хью.
– На той стороне гряды. Я бы вернулся еще раньше.
– Что же тебя задержало?
– Да промахнулся и расщепил стрелу о валун. Охотничья лихорадка. Ведь последний раз я стрелял из лука много лет назад.
– Две стрелы и одна туша – это совсем неплохой результат. Ты сохранил наконечник?
– Конечно, а что, я похож на глупца?
– Ты-то нет, а вот из меня точно сделали дурочку, – сказала Карен. – Братишка, ведь это я навела порядок в убежище. Если мать что-то и убрала, то только за собой.
– Я знаю.
– Бьюсь об заклад: как только мать учует запах жаркого, она сразу передумает.
– Ладно, не надо об этом.
Хью отошел в сторону, сделав знак Дьюку следовать за собой.
– Я рад, что Грейс выглядит довольной и умиротворенной. Видимо, ты успокоил ее…
Дьюк смутился:
– Понимаешь, ты ведь сам говорил, что сразу лишать ее нельзя… Я дал ей совсем немного, только одну порцию, и пообещал, что разрешу выпить еще одну перед обедом.
– Кажется, этого вполне достаточно.
– Лучше бы мне пойти за ней. Ведь бутылка осталась там, внутри.
– Пожалуй.
– О, не беспокойся! Я взял с нее честное слово. Ты просто не умеешь с ней обращаться, папа.
– Это верно. Не умею.
6
Из дневника Барбары Уэллс
Я вывихнула лодыжку и поэтому ходить не могу. На досуге я решила заняться дневником. Вообще-то, стенографические записи я делаю каждый вечер, но расшифрованы из них пока очень немногие.
Пишу я на чистых листах «Британники» – их в конце каждого тома по десять страниц. А всего энциклопедия насчитывает двадцать четыре тома. На каждой странице я постараюсь умещать по тысяче слов. Таким образом, у меня будет место для двухсот сорока тысяч слов – вполне достаточный объем для записи нашей истории до тех пор, пока мы сами не научимся делать бумагу, особенно потому, что рукописный вариант я подвергаю строгой цензуре.
Потому что мне некому поплакаться в жилетку, а девушке это порой так необходимо! Этот стенографический вариант – заодно и мой дневник, который никто, кроме меня, прочесть не сможет, потому что Карен действительно полный профан в стенографии (в чем она сама честно призналась).
Хотя, быть может, Джо знаком со стенографией. Ведь ее наверняка преподают в экономических колледжах. Но Джо – настоящий джентльмен и никогда не станет читать чужой дневник без разрешения. Мне нравится Джозеф. Его доброта не напускная. Я уверена, что он в душе переживает очень многое, но никогда не позволяет себе говорить об этом вслух. Его положение здесь так же ненормально, как и мое, только оно гораздо более тяжелое.
Грейс, кажется, перестала посылать его туда-сюда, что, впрочем, не мешает ей теперь гонять за каждой мелочью нас. Хью тоже отдает распоряжения, но всегда для общего блага. Да и не так уж часто он распоряжается: мы уже вжились в обстановку и погрязли в рутине. Я – фермер и решаю самостоятельно, чем заниматься. Дьюк снабжает нас мясом и помогает мне, когда не охотится. Карен в доме делает все, что считает нужным. Хью запланировал свою работу, кажется, уже столетия на два вперед. Джо ему помогает.
Грейс же своей обязанностью считает донимать всех своими капризами. Обычно мы потакаем им – так легче. Она живет по-своему, и особенностью ее образа жизни является то, что она старается причинить окружающим как можно больше беспокойства и неприятностей.
Миссис Фарнхэм уже прикончила львиную долю спиртного. Сама я к нему равнодушна и, слава богу, пока в нем не нуждаюсь. Но, находясь в приятной компании, я не прочь пропустить глоток-другой, хотя при этом меня преследует мысль, что это не мое виски, а Хьюберта.
Грейс разделалась со своей долей в три дня. Ту же участь она уготовила доле Дьюка. Как оказалось, виски ожидал скорый конец. И вот осталось только кварта бурбона, которую мы назвали «медицинской». Грейс выследила Дьюка, узнала, где он закопал ее, и извлекла бутылку. Когда Дьюк вернулся домой, он обнаружил, что мать отключилась, а бутылка валяется рядом пустая.
Следующие три дня были каким-то кошмаром. Грейс кричала. Она плакала. Она грозила покончить жизнь самоубийством. Хью и Дьюк объединились, и один из них всегда находился подле нее. Хью заработал огромный фингал под глазом, а на симпатичном лице Дьюка было полно царапин. Думаю, что им пришлось накачивать ее витамином B1 и кормить силой.
На четвертый день она просто лежала на койке. На пятый встала и выглядела почти нормально.
Но за обедом она заявила как о чем-то общеизвестном, что русские начали войну как раз потому, что Хью построил убежище.
Она не казалась рассерженной этим, скорее, в ее словах было смирение. В конце концов миссис Фарнхэм заключила, что война скоро закончится и мы все вернемся домой.
Никто не спорил с ней. К чему? Кажется, ее помешательство безобидно. К удивлению, она наконец безропотно приступила к выполнению обязанностей повара, правда еще вопрос, лучше ли она готовит, чем Карен. Пока она больше ведет разговоры о том, какие замечательные блюда могла бы приготовить, будь у нее то-то и то-то. Карен, как и раньше, много работает и временами так злится, что кричит даже на меня, а потом ходит сама не своя.
Дьюк постоянно напоминает ей о том, что она должна быть более терпимой.
Мне не следует задевать Дьюка: возможно, он станет моим мужем. То есть я хочу сказать, кто же еще может им стать? Я нормально переношу его, но не представляю, как буду относиться к Грейс в качестве свекрови. Дьюк очень мил и всегда заботится обо мне и Карен. Поначалу он все ссорился с отцом (мне казалось это очень глупым), но теперь они уживаются более чем мирно.
Да, пожалуй, в этих краях он – завидная партия.
Что касается меня, то я совершенно не тороплюсь устраивать свою судьбу, хотя и против ничего не имею. Правда, я один раз уже обожглась… Но Хью считает, что род человеческий должен продолжаться. Что ж, вполне возможно.
(Полигамия? Я согласна! Даже если Грейс будет старшей женой. Но меня никто не спрашивает об этом. Да я и не уверена, что Грейс это понравилось бы. Мы с Хью не обсуждаем таких вещей и вообще стараемся не прикасаться друг к другу и не оставаться наедине, а я больше не строю ему глазки. Кончено.)
Вся беда в том, что, хотя мне и нравится Дьюк, между нами не вспыхивает искра. Поэтому я инертна и стараюсь избегать обстоятельств, при которых он может ущипнуть меня за задницу. Будет просто очаровательно, если я как-нибудь в одну из ночей после нашей свадьбы, будучи до предела раздраженной поведением его матери и его попустительствам ей, заявлю ему, что он и наполовину не тот мужчина, каким является его отец.
Нет, такого не должно случиться. Дьюк не заслуживает подобного обращения.
Джо? Мое восхищение им совершенно искреннее, и у него нет проблем с матерью.
Джо – первый негр, с которым мне удалось познакомиться поближе, и впечатления от этого знакомства у меня наилучшие. Он лучше меня играет в бридж, я даже подозреваю, что он вообще умнее меня. Он очень чистоплотен и никогда не появляется в убежище, не вымывшись. О, конечно, после дня тяжелой работы от него воняет как от козла. Но ведь и от Дьюка разит, а от Хью еще сильней. Я вообще не верю в эти слухи о специфическом «мускусе ниггеров».
Вы когда-нибудь были в грязной дамской комнате? Женщины воняют хуже мужчин.
С Джо та же беда, что и с Дьюком. Не хватает искры. К тому же он застенчив и вряд ли осмелится ухаживать за мной. Одним словом, Джо отпадает.
Но он мне нравится… как мог бы нравиться младший брат. Он всегда готов оказать помощь. Именно он, как правило, охраняет нас с Карен во время купания, и всегда приятно знать, что Джо начеку. Дьюк уже убил пять медведей, а одного убил Джо – как раз когда охранял нас. Он выпустил в него три пули. Медведь упал у самых его ног, но наш верный страж не отступил ни на шаг.
Между купаниями мы отдыхаем на берегу, и, кажется, наше бесстыдство огорчает Джо больше, чем медведи, волки, койоты, пумы… или кошка, рассмотрев которую, Дьюк заявил, что это кот, который, по мнению Дьюка, мутировал из леопарда, а потому особо опасен, так как бросается на жертву с дерева. Мы не купаемся под деревьями и не рискуем удаляться с открытого места без сопровождения вооруженного человека. Это так же опасно, как пересекать Уилшир-авеню на красный свет.
Змеи здесь тоже водятся. И, по крайней мере, один из видов ядовит.
Джо и Хью как-то утром продолжали работу по выравниванию убежища. Когда Джо спустился в яму, Доктор Ливингстон – Я Полагаю спрыгнул за ним. Как оказалось, внизу притаилась змея.
Док учуял ее и зашипел. Джо заметил змею только тогда, когда она уже успела укусить его в лодыжку. Он убил ее лопатой и рухнул на землю, держась за ногу.
Бросившийся на помощь Хью тут же разрезал ранку ножом и через считаные мгновения отсосал кровь. Он наложил жгут и насыпал в рану марганцовки. Когда я прибежала к ним, услышав крик, почти все уже было сделано. Потом он ввел Джо противоядие от укусов гремучих змей.
Перетащить Джо в убежище оказалось целой проблемой. В туннеле он потерял сознание. Хью пришлось переползти через него и тянуть за собой. Я толкала неподвижное тело сзади. А чтобы поднять его по лестнице, понадобились уже усилия трех человек: помогла Карен. В помещении мы раздели Джо и уложили в постель.
Около полуночи, когда дыхание Джо стало совсем слабым, а пульс едва прощупывался, Хью принес в комнату последний оставшийся у нас баллон с кислородом, надел на голову Джо полиэтиленовый мешок, в котором раньше хранилось белье, и пустил туда газ.
К утру Джо стало лучше.
А через три дня он уже был на ногах и чувствовал себя прекрасно. Дьюк сказал, что это была какая-то гадюка, возможно бушмейстер – одна из разновидностей гремучих змей. Поэтому противоядие, которое ввели Джо, и спасло ему жизнь.
Я, во всяком случае, до смерти боюсь любых змей.
Земляные работы заняли три месяца. Камни! Вокруг убежища – ровная, обширная долина, которая просто-таки усеяна валунами разных размеров. Когда мы натыкались на большие валуны, то женщины обкапывали, а мужчины разбивали их и вытаскивали наружу с помощью веревок и блоков.
Бо́льшую часть булыжников удалить было довольно просто. Но однажды Карен наткнулась на валун, который, казалось, проходит планету насквозь и снова выходит наружу где-нибудь в Китае. Хью окинул его взглядом и бодро сказал:
– Отлично. А теперь нужно выкопать яму рядом с ним с северной стороны, и достаточно глубокую.
Карен ничего не сказала на это, только непонимающе взглянула на Хью.
Пришлось нам копать. Вскоре мы наткнулись на второй валун, почти такой же, как и первый.
– Прекрасно, – сказал Хью. – Теперь копайте еще одну яму к северу от этого.
Мы напоролись на третий валун, еще большего размера. Уже через три дня последний из валунов очутился в яме, вырытой рядом с ним, второй успокоился в яме из-под третьего, а первый, с которого все началось, благополучно оказался в яме из-под второго.
По мере того как отдельные участки подкопа становились достаточно глубокими, Хью подпирал их бревнами. Он очень торопился, боясь, как бы убежище не качнулось и не придавило кого-нибудь из нас. Поэтому, когда работа подошла к концу, под убежищем был целый лес подпорок.
Наконец Хью укрепил два угла убежища, нависшие над подготовленной площадкой, могучими бревнами и начал постепенно извлекать остальные подпорки с помощью блока и веревки. Некоторые из них даже приходилось подкапывать. Делая это, Хью очень волновался и, опасаясь несчастного случая, старался обойтись собственными силами. Теперь убежище удерживали в равновесии только два крайних бревна.
Вынуть их было невозможно.
На них приходилась такая огромная нагрузка, что они просто смеялись над нашими усилиями. Я спросила:
– Что же теперь делать, Хью?
– Попробуем применить предпоследнее средство.
– Какое?
– Сжечь бревна. Но для этого придется сначала удалить траву и кусты в тех местах, где они могут загореться. Карен, ты знаешь, где у нас нашатырный спирт и йод? Мне необходимо и то и другое.
Я все удивлялась, зачем это Хью понадобилось столько нашатыря. Запас был действительно велик и хранился в больших пластиковых бутылях, которые, как ни странно, благополучно перенесли все испытания. Я не знала, что заготовлена такая уйма йода: я не занимаюсь лекарствами.
В импровизированной химической лаборатории закипела работа.
– Что ты делаешь, Хью? – спросила я.
– Эрзац-динамит. Посторонних прошу удалиться, – ответил он. – Штука опасная: взрывается даже от неосторожного взгляда.
– Прошу прощения, – пролепетала я, попятившись.
Он поднял голову и улыбнулся:
– Эта смесь безопасна, пока не высохнет. Я припас ее на случай партизанской войны. Оккупационные войска довольно косо смотрят на людей, хранящих дома взрывчатые вещества, а в обычном йоде или нашатыре нет ничего подозрительного. Каждый из них в отдельности совершенно безопасен. Но стоит их только соединить… Правда, я никогда не рассчитывал использовать такую взрывчатку в строительстве. Уж больно она капризна.
– Хью, кстати, мне совершенно безразлично, ровный пол или нет.
– Если нервничаешь, пойди прогуляйся.
Сделать взрывчатку оказалось делом нехитрым. Хью слил вместе раствор йода и обыкновенный нашатырный спирт, в результате чего выпал осадок. Он отфильтровал ее через «клинекс». Полученную кашицу он разложил на несколько порций, завернул каждую из них в бумагу, а затем заложил пакетики в отверстия, которые Джо высверлил в упрямых столбах.
– Теперь придется ждать, пока высохнет.
Хью вымыл все то, с чем работал, искупался прямо в одежде, снял ее в воде и оставил, придавив камнями. На том день закончился.
В нашем арсенале имеются два прекрасных карабина двадцать второго калибра с оптическим прицелом. Хью велел Дьюку и Джо пристрелять их. Они оборудовали позиции мешками с песком… на самом деле кучками земли. Я поняла, что намерения у Хью самые серьезные: он разрешил истратить по пять патронов на каждый карабин. Обычно его девиз: «Одна пуля – один медведь».
Когда взрывчатка наконец высохла, мы вынесли из убежища все, что могло разбиться. Нас, женщин, отогнали на безопасное расстояние. Карен поручили держать Дока Ливингстона, а я, вооружившись ружьем Дьюка, несла караул.
Отмерив от убежища сто футов, Хью уложил Дьюка и Джо с карабинами на землю, а сам встал между ними и спросил:
– Можно начинать отсчет?
– Можно, Хью.
– Давай, отец.
– Сделайте глубокий вдох. Немного выдохните, задержите дыхание. Начинайте целиться… Пять… четыре… три… два… один… ОГОНЬ!
Раздался грохот, как будто великан в сердцах хлопнул гигантской дверью, и середины обоих столбов как не бывало. Какую-то долю секунды убежище торчало без опоры, словно полка, затем оно грузно качнулось, дошло концом до земли и осталось в ровном положении.
Мы с Карен разразились приветственными криками. Грейс захлопала в ладоши. Док Ливингстон помчался обследовать место происшествия. Хью, улыбаясь, наслаждался представшей его глазам картиной.
В этот момент земляной гребень, на котором стояло убежище, просел, оно дрогнуло и стало медленно сползать по склону вниз, вращаясь по ходу вокруг выступа, скрывавшего лаз. Оно скользило все быстрее и быстрее, и я уже думала, что его путешествие закончится в ручье. В этот момент оно было похоже на большие сани, катящиеся с горы.
Но немного ниже склон выравнивался, и вскоре убежище остановилось. Туннель был теперь забит землей, а вся эта штука накренилась еще сильнее, чем раньше!
Хью взял лопату, спустился к убежищу и, как ни в чем не бывало, начал копать. Я побежала вниз; по щекам у меня ручьем текли слезы. Джо опередил меня.
Хью поднял голову и распорядился:
– Джо, очисти туннель. Я хочу знать, все ли в порядке внутри, а девушкам, наверное, пора заняться ужином.
– Босс… – Джо поперхнулся. – Босс… Какая беда!
Тогда Хью тоном, которым разговаривают с детьми, сказал:
– Чем ты огорчен, Джо? Это избавило нас от лишней работы.
Я решила, что он шутит. Джо тупо спросил:
– Что?
– Да-да, – уверил его Хью. – Смотри, насколько ниже теперь расположена крыша. Каждый фут, на который убежище опустилось, сэкономит нам по крайней мере, футов сто акведука. А выровнять снова убежище здесь уже гораздо проще – тут земля глинистая и валунов меньше. Если мы все дружно возьмемся за дело, то максимум через неделю все будет в порядке. Тогда мы сможем заняться проведением воды в дом и на огород. И закончим все недели на две раньше, чем планировали.
Он оказался прав. Через неделю мы выровняли убежище, и на сей раз Хью установил последние опорные столбы с перемычками так, что взрывать их не понадобилось. И, что самое главное, бронированная дверь стала открываться совершенно свободно. Теперь в нашем доме в изобилии свежий воздух и солнечный свет. Раньше в убежище было душно, а от свечей сильно воняло. В тот же день Хью и Джо приступили к рытью канавы. В предвкушении торжественного дня Карен на стенах кладовой сделала наброски умывальника, ванны и унитаза в натуральную величину.
Честно говоря, нам вполне хватает удобств. Когда Карен набила два наматрасника сухой травой, спать на полу стало не менее удобно, чем на койке. Сидим мы за столом на стульях и каждый вечер играем в бридж. Удивительно, насколько лучше жить в убежище, когда пол горизонтальный и когда не нужно спускаться по лестнице и пробираться через узкий туннель, а можно просто по-людски войти в открытую дверь.
Поскольку печь не перенесла выпавших на ее долю испытаний, готовить приходится на костре. Но мы с Карен не жалуемся, так как Хью обещал, что после подведения воды он займется гончарным делом и изготовит не только ванну и раковину, но и плиту с трубой, выходящей в отверстие от перископа. Какая роскошь!
Моя кукуруза растет не по дням, а по часам. Вот еще вопрос: как размолоть зерно. От мыслей о горячем, свежеиспеченном кукурузном хлебе с ломтиком оленьего сала у меня бегут слюни.
25 декабря. С РОЖДЕСТВОМ!
Во всяком случае, будем считать, что оно наступило. Хью полагает, что если мы и ошибаемся, то всего на один день.
Вскоре после того, как мы попали сюда, Хью выбрал небольшое деревце, около которого с северной стороны лежал большой плоский камень, и обтесал его ствол так, чтобы он отбрасывал на камень ровную тень. Мне, как хранителю огня, вменили в обязанность сидеть ежедневно у этого камня в районе предполагаемого полудня и отмечать конец тени, когда она становится наиболее короткой.
Тень постепенно становилась все длиннее, а дни короче. С неделю назад изменения перестали быть заметными. Я сообщила об этом Хью, и мы взялись наблюдать вместе. А три дня назад наступил поворотный момент… Тот день мы сочли двадцать вторым декабря, и сегодня празднуем Рождество, а не Четвертое июля. Но мы все же подняли наш флаг, как и планировал Хью, – на вершине самого высокого из растущих поблизости деревьев. Оставленное без сучьев, оно казалось настоящим флагштоком. Я, как хранитель огня, ежедневно поднимаю и опускаю флаг, но в первый раз был особый случай. Мы стали тянуть жребий, и честь первый раз осуществить церемониал выпала Джо. Когда он начал медленно поднимать полотнище наверх, все выстроились в шеренгу и запели «Звездно-полосатый флаг». Петь было трудно. Все при этом так плакали, что едва могли петь.
Затем мы принесли присягу. Эта процедура в исполнении несчастных оборванцев, возможно, могла показаться сентиментальной чепухой, но я думаю иначе. Мы по-прежнему единая нация, верующая в Господа и провозгласившая свободу и справедливость для всех.
Хью отслужил праздничную службу и зачитал вслух главу о Рождестве Христовом из Евангелия от Луки. Потом Карен помолилась, а мы пели рождественские песни. У Грейс оказалось сильное, уверенное сопрано, у Джо – звонкий тенор, а у Карен, меня, Хью и Дьюка – соответственно сопрано, контральто, баритон и бас. На мой взгляд, хор звучал неплохо. Во всяком случае, мы остались довольны, даже несмотря на то что во время пения «Белого Рождества» Грейс начала всхлипывать и едва не заразила остальных.
Служба у нас была бы и без Рождества, потому что сегодня воскресенье по старому календарю, а Хью проводит службы каждое воскресенье. Присутствуют на них все, в том числе и Дьюк, хотя он убежденный атеист. Хью читает псалом или одну из глав Священного Писания, потом мы поем гимны. Затем Хью или сам читает молитву, или просит кого-нибудь сделать это. Служба заканчивается чтением «Благослови этот дом…». Кажется, мы возвращаемся ко временам, когда старейшина одновременно являлся и священником.
Странно, Хью никогда не использует «Верую», и его молитвы всегда настолько нейтральны, что он даже не заканчивает их воззванием к Господу и непременным «аминь».
В один из тех редких случаев, когда нам удалось поговорить наедине (на прошлой неделе мы наблюдали с ним за приближением полудня), я спросила его, как он относится к вере (для меня всегда было важно знать, какой веры придерживается мой мужчина, хотя Хью и не мой мужчина и никогда им не будет).
– Можешь считать меня экзистенциалистом.
– Так ты не христианин?
– Я так не говорил. «Не христианин» – это не отрицание, а утверждение. Не буду заниматься определениями, чтобы не сбить тебя совсем с толку. Ведь тебя интересует, почему я провожу службу, не будучи в то же время набожным?
– В общем… да.
– Потому что это моя обязанность. Богослужения должны быть доступны тем, кто в них нуждается. Если в мире нет добра и нет Бога, эти ритуалы безвредны. Если же Бог есть, они подобающи – и по-прежнему безвредны. Ведь мы не обираем крестьян, не приносим кровавые жертвы и не тешим свое тщеславие под видом религии. По крайней мере, я так считаю, Барбара.
Вот и все, что мне удалось вытянуть из него. В прошлой моей жизни религия всегда была для меня чем-то красивым, теплым и удобным, чему я отдавалась по воскресеньям. Не могу сказать, что я отличалась особым религиозным рвением. Но безбожное служение Хью Богу неожиданно стало для меня чем-то высоким и важным.
Воскресенье отличается от прочих дней не только проведением службы. Хью не разрешает нам работать в этот день. Мы приводим себя в порядок, моемся, предаемся любимым занятиям, играем или забавляемся как-нибудь. Шахматы, бридж, скребл, лепка, пение хором и все такое прочее… или просто болтовня. Игры очень важны: они не позволяют нам постепенно превращаться в животных, единственная цель которых – выжить во что бы то ни стало, и дают нам возможность оставаться людьми, наслаждающимися жизнью и знающими ей цену. Поэтому мы никогда не пропускаем ежевечерний роббер. Он как бы служит символом того, что наша жизнь не заключается только в прополке, рытье канав и разделке туш.
Мы следим за собой. Я, например, довольно сносно научилась парикмахерскому делу. Дьюк отрастил было бороду, но затем, увидев, что Хью каждое утро тщательно бреется, последовал его примеру. Не знаю уж, как они выйдут из положения, когда закончатся лезвия. Я заметила, что Дьюк уже подправляет их на мыльном камне.
Рождество еще не прошло: сейчас мы как раз играем в бридж. Праздничный обед был просто роскошен: Грейс и Карен убили на него целых два дня. Мы отведали речную форель в специях, речных раков на пару, стейки с жареными грибами, копченые языки, медвежий бульон, крекеры (довольно удачные), редис, салат латук, зеленые огурцы и лук, салат из свеклы «Грейс продакшн» и, что самое главное, целую кастрюльку домашней тянучки, так как сгущенное молоко, шоколад и сахар невосстановимы. Обед завершился растворимым кофе и сигаретами. На долю каждого пришлось по две чашки и по две сигареты.
Все получили подарки. Единственное, что я имела при себе, кроме одежды, когда так неожиданно оказалась в убежище, – это сумочка. На мне были нейлоновые чулки, но вскоре я их сняла, и они сохранились почти новыми. Я подарила их Карен. В косметичке была помада – она досталась Грейс. Из кожи сумочки я сплела ремень – его получил Джо. В сумочке был вышитый носовой платок. Я его выстирала, выгладила, прижимая к гладкому бетону, и преподнесла Дьюку.
И только сегодня утром я придумала, что подарить Хью. Много лет я таскала в сумочке маленький блокнотик, на обложке которого золотом была вытеснена моя девичья фамилия. В нем осталась чистой добрая половина листов. Хью он может пригодиться, но самое главное – это мое имя на обложке.
Ну, мне пора бежать. Сейчас мы с Грейс должны попытаться оставить с носом Хью и Джо: карты сданы.
Никогда еще в жизни у меня не было такого счастливого Рождества.
