Рина Когтева
Фальшивые московские сказки
Эта книга является вымыслом. Имена, организации, места и события являются плодом авторского воображения или используются в художественных целях. Любые совпадения с действительными событиями или личностями абсолютно случайны.
От автора
От персонажей
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Ну что ж, дорогие друзья, мы рады приветствовать вас на страницах этой книги. Формально это вторая часть цикла, и чтобы чтение стало для вас комфортным и приятным, я беру на себя смелость представить основных действующих лиц и немного рассказать о содержании первой части, которая называлась «Изгони меня, или Дачная готика». Начну с себя. Меня зовут Гермес Трисмегист, Трижды великий. Да-да, это я написал многие средневековые трактаты по магии. Ну то есть я написал несколько, просто в какой-то момент я стал настолько знаменит, что под моим именем стали писать другие… Ну да ладно. У нас тут мистика, так что признаюсь, на самом деле я ангел, но не падший, а по собственной воле находящийся на земле. А еще я собираю самых великих грешников в истории, которые искупают свои грехи, отправляя в ад демонов, ведьм и прочую нечисть. Разрешите представить основных героев. Даже, знаете, не основных, а лучших из моих героев. Прошу любить и жаловать. Номер первый! Томас де Торквемада, Великий Инквизитор Испанской империи, отправивший на костер почти две с половиной тысячи человек. В своем неистовом религиозном рвении господин де Торквемада извратил божественное учение так, что незаметно для себя стал демоном. Ну и, собственно говоря, после человеческой смерти попал ко мне на службу. Господин де Торквемада, поздоровайтесь.
Томас де Торквемада: Добрый день.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Прелестный человек, правда? Но, поверьте, у него достойная компания. Дарья Николаевна Салтыкова, московская помещица, известная тем, что замучила огромное количество крепостных. На самом деле ведьма, причем с весьма скверным характером. Дарья Николаевна, не будете ли так любезны представиться нашим читателям?
Дарья Салтыкова: Угу.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Дарья Николаевна не слишком разговорчива, но у всех, знаете ли, свои недостатки. В общем, в «Изгони меня, или Дачная готика» эта пара расследовала мистическое происшествие в дачном кооперативе «Сапфир». Мы не будем раскрывать все секреты этого расследования, но в результате него Дарья Николаевна лишилась своего ведовского дара, и их многолетние отношения с де Торквемадой несколько ну… Как бы это так помягче сказать? Эм… Вышли на какой-то новый уровень, что ли…
Томас де Торквемада: Вы забыли рассказать про свой бродячий цирк.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Ну да. Спасибо, что напомнили, Томас. Да, я не только спустившийся на землю ангел и охотник за нечистью, но еще и совершенно гениальный бизнесмен. Я создал телевизионное шоу «Сверхнатуральное», в котором лучшие экстрасенсы страны распутывают самые сложные случаи.
Дарья Салтыкова: Ну да… Экстрасенсы… Ряженые актеры и проститутки, которые у вас шпарят по сценарию.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: А мне вас с де Торквемадой туда отправить, да? Чтобы вы поразили всех сразу и насмерть? Ваша пара, конечно, взяла бы главный приз сезона. Но там и настоящие таланты бывают.
Дарья Салтыкова: А почему вас так пугает, что мы можем там участвовать?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Совершенно не пугает. Кстати говоря, ваше следующее задание как раз связано со «Сверхнатуральным». К нам поступило письмо от зрительницы, она пишет, что в доме в центре Москвы обитает призрак, и она подозревает, что он там не один!
Дарья Салтыкова: А ваши «специалисты» из «Сверхнатурального» не справятся?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Дарья Николаевна, вы же сами все про них знаете. И мы вроде как не обсуждаем ваши задания. Кстати, я бы рекомендовал вам вернуть ваш ведовской дар.
Дарья Салтыкова: Ну так верните мне его.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Я, конечно, могу, но я уже один раз это делал. Будьте любезны теперь сами решить эту проблему. Вы знаете, как это можно сделать – договориться с демоном, например. Один знакомый демон у вас уже есть.
Дарья Салтыкова: Правда?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: «Угу», как вы любите выражаться.
Дарья Салтыкова: А если я не верну себе дар?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Будете служить в два раза дольше, исполнять мелкие поручения. Например, костюмершей поработаете в «Сверхнатуральном». Как на это смотрите?
Томас де Торквемада: Дария подумает над вашим предложением.
Дарья Салтыкова: Дария сама умеет разговаривать.
Томас де Торквемада: Когда мы можем приступить, господин Трисмегист?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Когда решите вопрос с даром Дарьи Николаевны, господин де Торквемада.
Томас де Торквемада: Надеюсь, мы не будем принимать участие в вашей передаче в качестве объектов для экстрасенсорики, как это было в «Сапфире»?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Не так явно. Я бы предпочел, чтобы вы были просто жильцами этого дома. Квартиру вам обеспечат.
Томас де Торквемада: Есть еще что-то, что мы должны знать?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Я полагаю, вы сориентируетесь на месте.
Томас де Торквемада: Хорошо.
Дарья Салтыкова: Я…
Томас де Торквемада: Дария обдумает ваше предложение, господин Трисмегист.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Знаете, они всегда такие. Это нормально. Вы привыкните.
Дарья Салтыкова: К этому старому испанскому козлу привыкнуть невозможно.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Три дня, Дарья Николаевна. И не забудьте про ваш дар!
Дарья Салтыкова: Вы уж поверьте, про свой дар я точно не забуду.
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Ну вот и прекрасно. Тогда добро пожаловать в «Фальшивые московские сказки»!
Дарья Салтыкова: Что это?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: Название книги.
Дарья Салтыкова: Сами выдумали?
Гермес Трисмегист, Трижды великий: А то!
Москва, 1976 год
Ирина Станиславовна Котова закрыла зонт и нырнула в метро. Промозглый осенний холод тут же сменился мягким теплом метрополитена. Ирина бросила жетон в турникет, створки, почему-то всегда напоминавшие ей костыли, открылись, и она окунулась в привычную суету вечернего московского транспорта. Ирина Станиславовна поправила красный платок, который очень элегантно контрастировал с желтым болоньевым плащом. Котова с удовольствием отметила, как смотрит на нее какой-то мужчина с едущего вверх эскалатора. Да, она была эффектной, умела и любила хорошо одеваться, и конечно же, ей нравилось производить впечатление. Эта небольшая мелочь подняла ей настроение, но ненадолго. Сегодня была пятница, а пятницы Ирина Станиславовна не любила. Пятница означала, что впереди два тусклых одиноких дня, которые она проведет, убираясь в квартире и прокручивая в голове одни и те же невеселые мысли. Хотя нет, сегодня она купит бутылку вина и напьется в одиночестве. В последнее время Котова всегда напивалась по пятницам, а иногда уже и по субботам. Рабочие вечера она пока проводила трезвой, но здравый смысл подсказывал Ирине Станиславовне, что не за горами то время, когда изменится и это. Она сопьется от боли и одиночества. Алкоголь был единственным спасением в непрекращающемся аду, в который превратилась ее жизнь. Котова сошла с эскалатора и встала на платформе. Перед приближением поезда из тоннеля вырвался порыв ветра. Как так получилось? – думала Ирина Станиславовна. – Как я, такая красивая, успешная и независимая превратилась вот в это? Это было обычное начало ее пятничного вечера. Первая мысль, за которой последуют другие, уже известные и невеселые. Потом, ближе к концу бутылки, жизнь приобретет хоть какой-то смысл, все будет выглядеть не так трагично, и ей даже покажется, что из тупика, в который ее загнала проклятая судьба, есть какой-то выход. Но утром будет похмелье, которое расставит все на свои места. Выхода нет. Выхода нет и не будет. Ирина Станиславовна вздохнула и снова поправила красный платок. Показались огни поезда. А потом что-то толкнуло Котову в спину. Последнее, что она увидела, это поезд с какого-то странного, непривычного ракурса и почему-то очень близко.
Глава 1. 3 этаж, квартира 28 и несчастный мертвый орел
Москва, наши дни
Москва… Один из крупнейших мегаполисов мира с почти уже тысячелетней историей. Что только в ней ни происходило, кто только в ней ни жил… Москву любят, обожают, боготворят и ненавидят одновременно. В Москве можно взлететь до небес, а можно пропасть навсегда. В Москву очень легко приехать и так же легко уехать из нее обратно. Иногда в Москве даже можно родиться и прожить всю жизнь, но в процентном отношении к общему населению такие случаи крайне редки. Москва… Москва… Москва! Город, где сбываются мечты и где мечты заканчиваются. Но если уж они сбываются, то сбываются так, что мало не покажется. Правда, есть один нюанс: как только в Москве сбывается одна мечта, сразу же возникает следующая, к которой нужно стремиться. Вот так любой, кто сначала мечтает просто переехать в столицу, через какое-то время начинает мечтать о собственной жилплощади, чтобы больше не быть зависимым от «расжиревших москвичей» (на самом деле, конечно же, не очень москвичей и не так чтобы сильно жирующих). Менее удачливые покупают квартиры в новых спальных районах в огромных жилых комплексах, более удачливые, то есть даже не так – самые удачливые – приобретают супер-приз: квартиру в центре Москвы. В нашей истории речь пойдет не о самом центре, а о менее престижной, но не менее вожделенной зоне – участке между Садовым кольцом и Третьим, где и находился дом, который в Москве принято называть «сталинка». Нет, это не фундаментальные зиккураты со шпилями, именуемые сталинскими высотками, и даже не огромные дома на Ленинском проспекте. Это нечто попроще: массивные стены, высокие потолки, но планировка не отличается шиком и удобством, да и домам уже перевалило за полвека. И тем не менее такие квартиры всегда пользовались и будут пользоваться спросом. Ну и отдельная история – это жильцы таких домов. В доме, о котором пойдет речь, было пять подъездов по семь этажей, на каждом этаже по три квартиры. Аборигены составляли абсолютное меньшинство, остальные были «понаехавшими». Именно этот дом, точнее его второй подъезд и привлекли внимание Гермеса Трисмегиста, Трижды великого, о чем он самолично сообщил читателю в импровизированном прологе. И сейчас самое время окунуться с головой в жизнь этого примечательного во всех отношениях дома.
***
Марина Исаенко была председателем ТСЖ «Сталинский-7», которое управляло тем самым домом, о котором пойдет речь в нашей книге. Марина гордилась своей должностью, обязательно отмечала ее во всех социальных сетях и считала себя незаменимым членом общества. Можно было бы представить Марину как дородную даму в возрасте, напоминающую героиню Нонны Мордюковой из «Бриллиантовой руки», но московские реалии наложили свой отпечаток даже на такой род занятий, как председатель ТСЖ. Марине Исаенко было чуть за сорок, и она была сделана по последней столичной моде: худая, высокая, силиконовая грудь, накачанные в спортзале попа и ноги. Лицо Марины было типичным круглым лицом обеспеченной дивы, которой ушлый косметолог вколол двойную дозу филеров, то, что еще сохраняло хоть какую-то подвижность, было заботливо обездвижено ботоксом, чтобы разгладить мимические морщины. Ну и, конечно же, губы. У Марины Исаенко они были особенно большими, пухлыми и дорогими, она ими гордилась и мазала блеском, чтобы лишний раз подчеркнуть эту важную деталь своей внешности. А еще Марина была жгучей брюнеткой, что, по ее мнению, делало ее особенно привлекательной. Как уже можно заключить из количества силикона и блеска, путь Марины к званию председателя ТСЖ «Сталинский-7» был долгим и тернистым.
Родилась и выросла Марина в Самаре, прекрасном городе космической промышленности. Марина своей исторической родиной гордилась, но жить ей там не особенно нравилось: скучно, серо и недостойно такой выдающейся натуры. Окончив школу, Марина как положено отправилась поступать в Москву, причем сразу в соответствии с собственными представлениями о себе на экономический факультет МГУ и… не поступила. Странно было бы обратное, учитывая, что Марина в школе перебивалась с двойки на тройку, но сама она была уверена, что достойна только самого лучшего. Даже не так – Марина точно знала, что достойна самого лучшего. Но тогда в родную Самару пришлось вернуться с позором, поступить за взятку в местный институт на специальность «Банковское дело», а после него устроиться операционисткой в «Сбербанк». Работа была безрадостной, тяжелой, нудной, форменная одежда Марине категорически не шла, а бесконечный поток пенсионеров просто выводил из себя. Поначалу Марина надеялась, что ей удастся дорасти до менеджера вип-клиентов, и уж там-то на нее обратит внимание какой-нибудь состоятельный мужчина, но… Не одна Марина была такой хитрой, кроме того богатые клиенты банка все-таки предпочитали доверять деньги не красивым женщинам, а стоящим специалистам, а в этой области дела у Марины обстояли не то, чтобы очень успешно. В общем, жизнь шла не по тому сценарию, который Марина себе представляла. Но она верила, что обязательно вытянет счастливый билет. И она его вытянула. Уже почти что загибаясь под вывеской «Обслуживание физических лиц», в свой очередной отпуск Марина с подругой отправились на китайский курорт Хайнань, где в ночном клубе Марина познакомилась с только что разведенным Дмитрием Исаенко. Едва только взглянув друг на друга, они поняли – они созданы, чтобы быть вместе. И речи о любви здесь не шло. Яркая Марина в стразах и перьях и накачанный Дмитрий в дорогих часах одновременно представили, как будут смотреться со стороны, и поняли, что станут лучшим доказательством успеха друг друга. Так что практически сразу же после отдыха на Хайнане Марина переехала в Москву к Дмитрию. Сначала жили в загородном доме родителей Дмитрия, потом в квартире на окраине, а потом Марина все-таки добилась, чтобы они переехали почти в самый центр. За это время они поженились, Марина родила Дмитрию двух сыновей, которых назвали Акакий и Асклепий, потом в жизни пары наступил переломный период, когда Марина и Дмитрий тайно развелись, чтобы Дмитрий платил меньше алиментов первой жене. Но они все равно жили вместе, Марина гордо носила фамилию мужа, по доброй традиции привезла в Москву родственников, и все вроде бы было хорошо, но… чего-то в жизни Марины не хватало. В какой-то момент она поняла, что должна самореализовываться. На этой почве Марина перепробовала многое: пыталась петь, играть в сериалах, окончила курсы ведущей на ТВ, становилась дизайнером – и как-то везде у Марины не складывалось. В конце концов, она самоутвердилась тем, что стала председателем ТСЖ, ругалась с жильцами, ругалась с управой района – в общем, Марина была в тренде.
Вот и сейчас она, одетая в синий шелковый брючный костюм, стояла перед дверью в квартиру тридцать три на четвертом этаже. Волосы Марины были тщательно уложены, макияж, скорее, подошел бы для вечернего выхода, а не для одиннадцати часов утра, но это, кажется, Марину совершенно не смущало. В руках у нее была большая корзина с печеньем и конфетами. В общем, эта картина идеально подходила бы для какой-нибудь там зеленой американской лужайки, но уж никак не для опрятного, но все же несколько обшарпанного подъезда московского дома. Марина нажала на кнопку звонка. С минуту было тихо, а потом дверь широко распахнулась. Перед Мариной стоял представительный пожилой мужчина в черном костюме в полоску. Несмотря на то, что сама Марина была наряжена как на выпускной, она почему-то подумала, что странно ходить по дому с утра пораньше в таком виде. Она начала говорить нарочито низким голосом с театральными паузами – все как учили в телевизионной школе.
– Добрый день! – Марина пару секунд помолчала. – Меня зовут Марина Исаенко. От имени ТСЖ «Сталинский-7» я рада приветствовать вас в нашем доме! Примите этот подарок как знак того, что вы стали частью нашего сообщества!
Холодные темные глаза мужчины, казалось, пропилили череп Марины насквозь.
– Дария, – наконец, произнес он надтреснутым голосом, – тут какая-то очередная ваша доставка.
Раздались торопливые шаги, и появилась молодая женщина в роскошном красном халате с восточным рисунком. Женщина была высокой, со стрижкой под каре на светлых волосах, у нее были правильные приятные черты лица и голубовато-синие глаза, цвет которых напомнил Марине небо перед грозой.
– Ну, Томас, – она игриво хлопнула мужчину по плечу, – ну какая это доставка? Ты разве не видишь, что это соседи? – она повернулась к Марине. – Простите моего супруга, он иностранец, сами понимаете, ну никаких манер. Меня зовут Дарья, а вас?
– Марина Исаенко, – снова представилась Марина, – председатель ТСЖ «Сталинский-7».
– Мариночка, – Дарья расплылась в широкой улыбке, – проходите… Томас, не стой столбом!… Проходите, Мариночка, проходите…
Томас в костюме в полоску сделал шаг в сторону и как будто бы растворился в воздухе, а Марина пошла вслед за Дарьей вглубь квартиры. Конечно, Марина была здесь при предыдущих владельцах, но тогда квартира показалась ей обыкновенной трешкой, а сейчас буквально за какую-то неделю все совершенно изменилось. Планировка осталась прежней, но вот интерьер… Пройдя на кухню вслед за Дарьей, Марина попала в царство стерильного белого цвета: практически идеальный минимализм, единственным ярким пятном в котором была сама Дарья и ее красный халат.
– Хотите кофе? – Дарья улыбнулась.
Марина кивнула и поставила корзину с печеньем и конфетами на стол. Дарья открыла встроенный шкаф, внутри которого оказалась кофемашина, что-то на ней нажала, раздался гул, и воздух тут же наполнил запах свежесваренного кофе. Минуту спустя Дарья поставила перед Мариной чашку с ароматным напитком.
– Угощайтесь, Мариночка, – Дарья села напротив. – Ну рассказывайте, как вы здесь живете.
Марина сделала глоток кофе, вкус был просто изумительным, но что-то Марину смущало. Что-то в этой комнате, в этой женщине и в этой квартире казалось каким-то надуманным, нереальным, как будто она попала… в декорацию! Да, именно это Марине и напоминало происходящее – как будто идут съемки и на нее направлены камеры. Вообще-то Марина за всю жизнь отыграла-то всего один дубль, когда участвовала в массовке сериала на канале «Россия». Это якобы должно было стать стартом ее актерской карьеры, но, конечно же, не стало. Мало того, как выяснила Марина, все актеры массовки получили зарплату, а она сама заплатила продюсеру фильма за участие. Это был очень неприятный момент, и Марина не любила о нем вспоминать.
– А правда, что ваш подъезд проклят? – Дарья подперла голову рукой.
Исаенко тряхнула головой. Ну это уже ни в какие ворота не лезет! Опять эти глупые сплетни!
– Наше ТСЖ, – холодно сказала она, – одно и самых образцовых в районе. Два года назад мы даже получили премию.
В этом месте Марина сделала многозначительную паузу и посмотрела на Дарью, ожидая ответа. На самом деле, премию учредила сама же Марина при финансовой поддержке мужа, но все же…
– Да вы что! – наконец, отреагировала Дарья.
– Да, – Марина поджала губы, – проклятье – это глупые слухи в социальных сетях. У нас прекрасный дом, а особенно наш подъезд. Если здесь что-то и происходит, то только в воображении самих жильцов.
– А я слышала, что вы даже в «Сверхнатуральное» писали, – продолжала гнуть свое Дарья.
Марина фыркнула. Ну да… В «Сверхнатуральное», в эту глупую передачу… Когда-то менеджер Марины, которой она платила очень внушительную сумму каждый месяц за то, что она подыскивала для нее проекты, решила, что Марина может изображать гадалку в «Сверхнатуральном». Ее нарядили в какой-то жуткий народный костюм и заставили кататься по земле и выть среди таких же «колдунов», «шаманов» и «ведьм». Этот эпизод в своей творческой биографии Марина любила вспоминать еще меньше, чем съемки в массовке. Она подняла глаза на Дарью. Та внимательно смотрела на нее. Глаза у Дарьи были какие-то жутковатые, слишком пристальные, оценивающие и в то же время безразличные. Как будто Марина была вещью, а не человеком.
– Ну есть у нас тут одна дама, – нехотя призналась Марина, – вот она считает, что в ее квартире живет привидение.
– Правда? – Дарья подалась вперед, поза выражала интерес, но глаза остались такими же холодными.
– Конечно, нет, – фыркнула Марина. – Она мнит себя творческой личностью, горшки там какие-то лепит… Вот, видимо, чего-то надышалась …
Дарья на шутку Исаенко про «надышалась» не отреагировала, отчего Марина почему-то почувствовала досаду.
– А кто она? В какой квартире живет?
– А вам зачем? – кофе Марина уже допила, и у нее появилась почти физическая потребность уйти из этой неправильной квартиры и от ее неправильных обитателей.
– Интересно. Я хочу стать частью сообщества «Сталинского-7».
Почему-то Марина отметила, что Дарья сказала «я», а не «мы». А как же муж? Или как обычно в семье главная женщина?
– Ксения Андреевна Серикова, третий этаж, квартира двадцать восемь, – ответила Марина. – Извините, мне пора. Очень рада была познакомиться.
– Да, конечно, – красные губы Дарьи расплылись в фальшивой улыбке, – я провожу вас.
Можно подумать, эта квартира была таких размеров, что требовалось кого-то провожать. Дверь в одну из комнат была открыта. Кажется, это был кабинет, потому что муж Дарьи, этот Томас, сидел в черном кожаном кресле и что-то читал, при этом Марина заметила, что на груди у него откуда-то появился огромный золотой крест. Крест с деловым костюмом сочетался очень странно. Губы Томаса шевелились, указательный палец стучал им в такт по рубину в центре креста.
– До свидания, Мариночка, – пропела вдруг оказавшаяся рядом Дарья и почти вытолкнула Исаенко за дверь.
От такой поспешности Марина несколько оробела и даже не сразу поняла, что автоматически прихватила с собой корзину с печеньем. Ну и ладно… Все равно эти люди печенье не едят – в этом Марина была уверена на сто процентов. Исаенко обитали ровно этажом выше новых жильцов, так что лифт Марина вызывать не стала, а пошла к лестнице. Как только она открыла дверь, то сразу услышала шаркающие шаги, а потом почувствовала запах пота, залежалого белья и лекарств. За запахом появился сгорбленный старик в потертой куртке, растянутых на коленках штанах и стоптанных ботинках, в руках у него была авоська с алюминиевыми банками. Проходя мимо Марины, старик стрельнул в нее неожиданно живыми и светлыми зелеными глазами.
– Здравствуйте, Алексей Викторович, – кисло сказала Марина.
– Да пошла ты, овца размалеванная, – огрызнулся старик и продолжил подниматься.
Марина дождалась, пока шарканье стихнет, и только после этого поднялась на свой этаж.
***
А в квартире тридцать три после ухода Марины Исаенко стали происходить поистине необычные вещи. Блондинка в красном халата закрыла за Мариной дверь и крикнула:
– Томас Иваныч, все!
В тот же момент на квартиру на мгновенье опустилась тьма, а потом это уже оказалась совсем другая квартира. То есть это-то как раз и была квартира тридцать три ровно в том виде, в котором она принадлежала бывшим жильцам – потертые обои из конца восьмидесятых, старая советская мебель с ностальгическими стенкой и сервантом. Минималистическая кухня стала совершенно обыкновенной старой кухней с голубыми пластиковыми шкафами, а кресло, в котором сидел Томас Иванович, из стильного кожаного превратилось в кресло с деревянными ручками. На полу в комнатах был поцарапанный паркет, на кухне и в коридоре – линолеум в цветочек. Не изменились только Дарья Салтыкова и Томас де Торквемада. На ней был все тот же красный шелковый халат, а на нем – костюм в полоску. Де Торквемада сел за стол, на газовой плите засвистел чайник, Дарья налила кипяток в чайник с заваркой.
– Какая отвратительная особа, – заметил де Торквемада.
– Томас Иваныч, а вас в ней что-то конкретное отвратило? – в голосе Дарьи проскользнула ирония.
– Да нет… – несколько рассеянно ответил де Торквемада. – Общее впечатление.
Еще в самом начале их совместной работы Дарья стала называть его «Томас Иванович» на русский манер, поначалу де Торквемаду это чудовищно раздражало, но со временем он смирился. И даже иногда сам так к себе обращался. В конце концов, бытие определяет сознание. Кто так сказал? Ах да, Карл Маркс1. Томас Иванович всегда искренне сожалел, что в ад его отправил не он, а кто-то другой.
Чай по мнению Дарьи уже заварился, и она налила себе чашку. Томасу Ивановичу она даже не предлагала, потому что тот именовал чай непонятной жижей и категорически отказывался его употреблять.
– Редко встретишь человека, – заметил де Торквемада, – который внешне соответствовал бы всем канонам привлекательности, но при этом был бы настолько отталкивающим.
– Отталкивающая или нет, – Дарья отхлебнула чай, – но для девочки из провинции устроилась она отменно.
– Это да, – кивнул де Торквемада. – Но меня больше интересует Серикова с третьего этажа.
– Ой, – Салтыкова вздохнула, – да небось обыкновенная городская сумасшедшая: живет с кошками, лепит горшки, пишет на телевидение, чтобы привлечь к себе внимание. Я больше, чем уверена, что как раз у нее в квартире никаких привидений и нет.
Де Торквемада откинулся на спинку старого стула, заскрипевшего от его резкого движения, и скрестил руки на груди.
– Дария, а что вы знаете о привидениях?
Томас Иванович называл ее «Дария». Ей это не нравилось, но она привыкла, впрочем, как и он привык быть «Томасом Ивановичем».
– В смысле? – спросила Салтыкова.
– Ну как по-вашему, что они из себя представляют?
– А что по-моему то? Это те, кому не дали отправиться в ад или в рай. Как будто мое мнение отличается от того, что есть на самом деле.
– Да, – кивнул де Торквемада, – это так…
– Ой спасибо, – кивнула в ответ Салтыкова.
Томас Иванович, казалось, не заметил ее издевательской ремарки.
– … но ни один призрак не задерживается на земле по собственной воле – всегда есть кто-то, кто заставил его остаться.
– И что?
– В этом доме со слов Гермеса находится не один призрак. Мы с вами пока их не видели, но у меня нет особенных причин сомневаться в словах господина Трисмегиста. Должен быть кто-то, кто заставил всех их собраться именно здесь.
– А почему именно кто-то? – Салтыкова поставила чашку на стол. – Может, это какая-то вещь?
– Вещь? – с сомнением переспросил де Торквемада. – Никогда не слышал о таких вещах.
– А у вас кругозор ограничен костром и вашей любимой «Ave Maria»2. Ничего удивительного, что вы не слышали об оберегах и закладах.
– Обереги и заклады могут удержать столько душ в одном месте? – де Торквемада скривился.
– А почему бы и нет? – Салтыкова подперла голову рукой.
– Я полагаю, у нас назревает пари, – заметил Томас Иванович.
Ловить демонов и ведьм совсем не так увлекательно, как может показаться. Особенно, когда это делают не какие-нибудь восторженные неофиты с горящими глазами, а демон и ведьма, которых заставили отрабатывать грехи. В том, чтобы отправлять в ад бывших коллег по цеху, удовольствия маловато, да и надоедает это занятие. Чтобы хоть как-то разнообразить грядущую вечность на службе у Трисмегиста – триста восемьдесят три тысячи лет для де Торквемады и скромные на этом фоне пять тысяч лет Дарьи Николаевны Салтыковой – стали заключать пари на то, кого же именно они в итоге поймают. Спорили на годы службы, хотя это было достаточно бесполезно, потому что Гермес Трисмегист эти пари в последнее время признавать перестал. Но привычка спорить за триста лет совместной работы уже выработалась, и отказаться от нее было не так просто.
– На что ставите? – спросила Дарья Николаевна.
– Я думаю, всему виной человек.
– Ладно, – не стала возражать Салтыкова, – и что же тогда вы, демон ранга господства3, не можете найти этого человека?
– А если в этом человеке демон, причем ранга не ниже моего?
– И Гермес этого не понял?
Сам Гермес Трисмегист, Трижды великий (хотя в его отсутствии употреблять этот сомнительный титул не было никакой необходимости), был то ли падшим, то ли почти падшим ангелом, и условно его можно было отнести к рангу серафимов. Очень сомнительно, чтобы Гермес не заметил демона уровня де Торквемады, а то и выше.
– Понял бы, – нехотя согласился Томас Иванович.
– Тогда что это за человек?
– Пока не могу сказать, Дария, но я почти уверен, что все дело в человеке. Этот человек жив, и он или она где-то здесь. Считайте это моей ставкой.
– Ну ладно, – Салтыкова поставила локти на стол. – Но я считаю, что призраки здесь из-за каких-то вещей, которые им принадлежали.
– Позволите критику? – де Торквемада хитро улыбнулся.
– Давайте.
– Речь идет, как вы выражаетесь, об оберегах или закладах? Так? Тогда причем здесь вещи, которые принадлежали людям?
Салтыкова вздохнула.
– Вам лишь бы к словам придираться. Это практически то же самое, что обереги и заклады: предметы, которые заговорили, чтобы они исполняли определенную функцию, то есть держали мертвые души в мире живых.
– Но заговорил их человек? – не сдавался де Торквемада.
Дарья развела руками.
– С вами спорить все равно, что плевать против ветра – да, их заговорил человек. Какой-то. Когда-то. Зачем-то. Не факт, что этот человек жив.
– Так получается, Дария, мы не противоречим друг другу?
Эта фраза прозвучала вполне логично, но Салтыкова отреагировала на нее достаточно странно. Она поднялась, выплеснула остатки чая в раковину и ополоснула чашку.
– Мы спустимся на третий этаж, Томас Иванович, я буду готова через десять минут, – полы ярко-красного халата взметнулись вверх, и Дарья скрылась за дверью меньшей из трех комнат.
– Как пожелаете, Дария Николаевна, – ответил де Торквемада.
На мгновенье – всего на мгновенье – в воздухе запахло серой.
***
Каждое десятилетие оставляет на лице Москвы свой отпечаток. Тот далекий век, когда Москва была современницей Томаса де Торквемады, нам уже и не вспомнить, времена Дарьи Николаевны Салтыковой остались в отреставрированных усадьбах с мемориальными досками. Здесь останавливался Пушкин, на этом месте когда-то родился Лермонтов… И лишь ближайший век оставляет самые яркие следы. Округлые формы конструктивизма, созданные самим Ле Корбюзье4, на нынешнем Проспекте Академика Сахарова, семь сталинских зиккуратов, охраняющих центр Москвы5, стеклянный Новый Арбат, сейчас уж покрытый налетом времени, и вот в самом конце как апогей новой эры – небоскребы Москва-Сити, которые с годами покроет такой же налет как и некогда прогрессивные здания бывшего проспекта Калинина6. Следующие годы нанесут новые шрамы на лицо города, сгладят старые, однажды исчезнут усадьбы, потом дома в стиле модерн, потом порождения конструктивизма. Придет день, и кто-то снесет небоскребы, на которые так странно смотреть с Кремлевской набережной, потому что из-за перспективы они выглядят ничуть не выше, чем колокольня Ивана Великого.