Rimma Snou
По осколкам нежности
– И это возможно. Тебе виднее… – поднимаюсь из-за стола и убираю тарелки. – Чай будешь?
– Буду.
Повисает неловкая пауза, когда я чувствую спиной ее взгляд. Расстроенный? Сожалеющий? Что у нее в голове?
– Насть… – оборачиваюсь, видя мокрое от слез лицо.
– Что, Насть? Мне страшно до крика! Я боюсь за тебя! Одного любимого человека мне уже пришлось похоронить в своей душе! Думаешь, я наивная дурочка? Ты узнал про Юрку и молчишь, чтобы я не психовала. Он ведь погиб? Как?
Голос срывается на хрип. Бросая свою затею с чашками, в два шага оказываюсь рядом, хватая за плечи.
– Ты должна быть сильной! Ты в тысячу раз сильней меня и… тогда ты получишь настоящую свободу, продолжишь учиться, будешь распоряжаться своими деньгами! Ты заслуживаешь этого! – моя горячая тирада затухает в бесконечном зримом отрицании Насти.
Она мотает головой, беззвучно оспаривая.
– Марат, я не ты. Не знаю, каким образом я все еще не свихнулась, но боюсь, что это запросто случится.
– Тогда я буду рядом. Хочешь? – заглядываю в заплаканные глаза, полные боли и страха. – Я не решил, куда поеду и поеду ли вообще. Гаяз уговаривает остаться. Мы будем видеться, Настьк! – пытаюсь улыбнуться, но выходит тоскливо.
– Ты и так подставляешься, Марат. – вздыхает, растирая слезы. – Да! Я хочу, чтобы ты был рядом! У меня никого больше нет! – они снова бегут ручьями по бледному лицу, царапая меня изнутри.
– Ну, вот и славно, девочка. – прижимаю ее к себе, поднимая вертикально со стула вместе с коконом простыни. – Мы обязательно что-нибудь придумаем.
Душа рвется в клочья, понимая, предаю. Предаю свою единственную любовь! Свою Настьку, русоволосую красавицу с синими как небо глазами с моим ребенком под сердцем! Подонок! Пусть меня проклянет судьба, но эта… Настька не выживет, черт бы ее побрал! Ей страшно и нет другого человека рядом, способного думать не о себе. Как только станет известно, что ей достанется хоть часть от состояния Салимова, выстроится очередь разорвать ее на куски, взять в жены, «осчастливить» своей продажной рожей! Не отдам…
Малодушно продолжаю молчать, прижимаясь губами к макушке Насти. Тошно от непонятно откуда взявшейся робости, трусости. Не пасовал, когда тащил ее несколько километров по лесу, дочищал, истекающую кровью, а сейчас словно в реальность вернулся – вот она, живая, здоровая девчонка, которая пару часов назад кричала в оргазме, что любит. А я дрожу, словно не новая жизнь у меня начинается, а прежняя все еще в лоскуты! Невозможно отмотать ленту назад, не вернуть, не поднять из могилы – повторяю себе как заклинание, понимая, что мое малодушие лишь в обычной человечьей природе. Мы не созданы жить в одиночестве. Тянет, и к Настьке меня тянет как сумасшедшего, тем более, что мазаны мы с ней одними приключениями в лесной чащобе.
Может, и был другой путь, но я пошел именно этим, спас ее, поднял на ноги, согласился помочь в ее детской авантюре. Так какого хера мне еще надо?
Глава 2
Кинь в мою душу нежность -
Осколки получишь в ответ.
В этом гребаном мире, реальности
И осколка красивого нет.
Кривые и кровью политые
Как резаные зеркала
Я воткну в твою нежность пушистую
Чтобы корчилась и умерла.
Солнце уже садилось в рваные сизые облака, и ветер нещадно ныл в верхушках сосен. Прибрежные, едва вцепившиеся в песок, они годами терпели его, питаясь соленой влагой моря и изнывая от жажды под палящим солнцем. Странные существа – к чему столько мук? Ради того, чтобы десятилетиями взирать на водную гладь и бушующую стихию? Я дорого бы дал, чтобы умереть, но чтобы ни делал – судьба оставляла меня в живых, показывая средний палец.
Внезапно сквозь шум беспокойных осенних волн слышу двигатель. К отрогу двигается легковая тачка, не иначе. Инстинктивно сползаю за острые камни, потому что влюбленные парочки сквозь навороченную колючку периметра не приезжают сюда полюбоваться закатом. Бандюки в очередной раз тащат жертву…
Замираю, уцепившись за покрытые черным мшаником скальные выступы, прижимая лицо к скале. Она еще теплая после дневного свидания с солнцем. Вот море ледяное. Бедолага, брошенный в воду получит судороги в первые пятнадцать минут, а может и раньше. Лучше бы ему разбиться сразу о торчащие из вулканического разрыва валуны.
– Не видно ни хера уже… Давай ее сюда. – следует грубый хрипловатый голос одного из мужчин.
Возня, сбитые шаги, они точно кого-то несут. Хлопает дверца авто, по склону катятся мелкие камушки и шуршит песок.
– Блядь, заеб*ся таскать ее сегодня. Только и делаю, что смотрю на эти ноги длинные… – противно сокрушается, говоря, словно о мешке картошки.
Первый мужик заржал, харкнув вниз.
– А ты ее трахни, чтоб снять усталость!
– Дебил что ли… После аборта в ее дырке месиво, – отвечает, гулко бросая тело.
Не сомневаюсь, что тело! Но может…
– Ну, куда? Вниз?
– Живая еще. – второй мужчина, видимо, прощупывает пульс.
– Или берем за руки-за ноги и раскачиваем, чтоб прямо на камни, или вон туда можно спустить. Все равно умрет к утру. Кровища прилично хлещет, чего пачкаться. Тут к воде не слезть, а я минералку всю вылакал с похмелья, руки сполоснуть нечем.
