Rimma Snou
Пламя на тлеющих углях
Всегда была лентяйкой и покушать люблю. Особенно жирненькое, выпечку, но Тим не пытался приучить к другому. Наоборот, я удивлялась его силе воли, готовить мне одно, а самому по-прежнему напихиваться грудкой и овощами. Вот и сейчас, он уплетает мамин борщ, за ним манты, а я вижу, как страдает его самооценка.
– Отбегаешь, не переживай. Твоя форма в отличие от моей не страдает. – брякаю кастрюлей о раковину.
– Спасибо, – низко проговорил, не отрываясь.
Мы взрослые люди, но после случайного секса, спустя время, немного неловко. Я бы даже сказала, как-то стыдно… что ли. Наверняка, у Тима кто-то есть и угрызения совести не дают покоя. Он верный и честный, несмотря на внешность обласканного женщинами подкаченного ловеласа. Я точно знаю, а вот я… Поверхностная, рассеянная, бесконечно влюбленная в образы, а не в суть.
Скрываюсь в ванной, чтобы привести себя в порядок. Растрепанная, с горящими глазами и зацелованными губами. Так хорошо мне только с ним. После развода я пробовала строить отношения с коллегой, но это было жалким подобием тех бурь, которые разгорались между нами с Тимом. Вроде и общение, интересы, интеллект не отбойного молотка, а все не то. Кислятина до оскомины. Не те руки, не тот запах, даже волосы не те, мягкие. У Тима что щетина на подбородке, что волосы на голове – щетка, грубые, раздражение от них бывает, но как же сладко они скользят по коже бедер…
Черт! И куда я в таком состоянии? Кажется, я даже застонала сейчас… Стыдно-то как! Хоть и бывший муж, а все равно мужчина! Заворачиваюсь в полотенце, и принимаюсь яростно чистить зубы, словно от этого зависит что-то жизненно важное.
– Ник, – голос Тима раздается из-за двери.
Все же услышал…
– М-мм? – спрашиваю мычанием.
В один легкий хруст дверь срывается с крохотного замочка и Тим смотрит удивленно на меня, замершую с зубной щеткой во рту.
– Мычишь? Я думал, что с тобой плохо… ну, или…хрен знает, Ник… – он делает шаг ко мне, а я собираюсь попятиться назад, но там же ванная. Успевает подхватить меня за талию и всматривается в глаза. Его лицо так близко, что дернуться и убежать нереально. Грубой ладонью проводит по моим губам, стирая остатки пасты и начинает целовать. Зубная щетка валится из моих рук, будто перестает ощущаться. И верно, я перестаю воспринимать что-либо вокруг, кроме Тима и его сумасшедшего языка. Пол под ногами кружится, и Тим уносит меня в комнату, на диван, распластывая на нем и удерживая руки над головой. Его язык снова хозяйничает у меня во рту, по груди, мучая соски и вынуждая стонать. Горячее тело прижимает мое, вызывая легкую лихорадку. Я обожаю ее! Словно невесомое пламя лижет, опаляя, и знобит, колотит, морозит там, где язык оставил влажную дорожку.
Тим погружается в меня мягко, потому что водные процедуры мне не помогли. Между ног все влажно и жаждет его. Тела бьются друг об друга в неистовой гонке, шлепая в утреннем свете, заряжаясь от него энергией, напитываясь собственным безумством. Много, дико, правильно… С чего правильно? Яркая вспышка раскатывает тело в маленькие осколки, подрагивающие в горячих ладонях.
– Ника… – низкий шепот и завершающий аккорд, член глубоко достает меня там, внутри, и пульсирует жаркой влагой.
Тим переворачивается на спину, утягивая меня за собой и удерживая. Он еще не расслабился, и мягко толкается снизу, поглаживая меня по спине. Помнит, что я кайфую от этого. Губы целуют меня в макушку. Молчим, наслаждаясь друг другом. Тишина и спокойствие сейчас особенные, притягательные. С ними так жаль расставаться.
– Нам пора, Ника. – тихо говорит Тим, подтягивая меня выше, чтобы поцеловать в губы.
Открывая глаза, я принимаю его ласку с благодарностью, но взглянув в темные омуты, вижу огромное сожаление, почти физическую боль. Это наша встреча несет столько негатива?
– Извини меня. Дала слабину… – говорю, сползая с дивана и прикрываю грудь комком из полотенца.
Дурацкий вид, все равно все видно, да и что он там не видел, но хочется отгородиться хоть чем-то от этих виноватых глаз. Если он изменяет своей женщине, то я тут ни при чем. Я же никому не изменяю! Разве только самой себе… в который раз.
– На этот раз – точно! – скручиваю пальцы средний на указательный, принося одной мне известную клятву и сбегаю в ванную снова.
Дверь больше не захлопывается, но я просовываю сложенную вчетверо салфетку между притвором и косяком. Слезы капают в воде, и их будто нет. Очень удобно. Знаю, что выйдя, не найду его в доме. В такие моменты, когда нечего сказать, Тим предпочитал уйти и «отдышаться», или дать эту возможность мне. Не знаю, кому из нас это было больше нужно. Сейчас нужно мне.
Мое одиночество в последнее время как плацебо. Принимаешь, ждешь эффект, а его просто нет, или он настолько надуман, что не чувствуется в полной мере. Расставшись с Гродиным, я не думала о нем более ни дня, а вот о Тиме – очень часто. Не позволительно часто! Клин клином не вышибался, хоть убейся, и от того становилось на душе погано. Только вот такая уж у меня натура непутевая, как бы ни сложилось, а неправоту признать – слишком просто и обидно, поэтому пусть босиком по стеклам, зато права!
Слышу разрывающийся телефон и выбираюсь из своего убежища, завернувшись в халат.
– Оксан, ты чего в такую рань?
– Вероничка, приеду к тебе? – всхлипывает обреченно.
– Что случилось? Ты ревешь что ли? Давай, я дома! – отключаюсь.
Оксанка Лучина, моя старинная подруженция не на шутку меня испугала. Слез Оксанкиных я со школы не видела, а уж в такую рань она и вовсе не просыпается, хоть из пушки пали. Значит, стряслось у нее что-то, не иначе. Бегу ставить кофе и переодеваюсь, приводя себя в достойный вид. Спустя полчаса на моем пороге оказывается зареванная подруга, не накрашенная, ни при параде, как обычно она передвигается по городу.
– Оксан, – обнимаю ее, захлопывая дверь ногой. – Да что ж у тебя приключилось?
– Вероничка, блин, он такой козее-ооол! –завывает в голос бедняга.
– Так, понятно. Если все живы, то переходим к конструктиву. Козел-то Денис? Али кто? – спрашиваю, усаживая девушку за стол в кухне. – Кофейку или чаю?
– Водки! Денис, конечно, кому ж еще! Сволочь позорная! Прихожу утром, а в прихожей трусы валяются! Даже проходить не стала! Кретин!
– Погоди, прихожу – это ты откуда? А трусы чьи?
– Мы в клубе с девочками были. Я же предупредила! Звонила ему даже… часа в два, а тут… понимаешь?
– Послушай, а ты не думаешь, что это «маленькая мужская месть?» Или просто от ворот поворот? – подаю кофе и усаживаюсь рядом. – Малодушненько и по-дурацки, но ты чего так убиваешься-то?
– Как чего? Я с ним воландаюсь, и так, и сяк, а тут трусы женские! Кобелирующая личность!
– Ох, Оксан. Я думала, конец света, как минимум… – вздыхаю, потирая лицо. – Пережди денек, заляг на дно. Увидим развитие событий из новостей.
– Каких, Ник?
– А ты не помнишь, чей дружок твой Дениска?
– А… ты об этом. Думаешь, оттуда будут вести?
– Будут… – вздыхая. – Трусы в прихожей – это серьезно. Самой даже интересно! – добавляю с сарказмом. И чего им не живется?
– Тааак… дорогуша, колись! Вы видитесь? – растирая слезы по лицу, Оксанка оживляется, хлопая мокрыми ресницами.
– Не то, чтобы видимся… Сегодня виделись. За документами заезжал.
