Ричард Матесон
Нажмите кнопку

– Никогда не видел здесь никаких банд, – отозвался я рассеянно.

– Но они есть, – заверил он.

– Гм…

– Как жена?

– Прекрасно, – соврал я.

– Она по-прежнему считает, будто дом служит прикрытием для чего-то иного? – засмеялся он.

Я сглотнул.

– Нет, – сказал я. – Я ее переубедил. Но мне кажется, она с самого начала просто разыгрывала меня.

Он кивнул, и на углу мы расстались. По неизвестной причине у меня всю дорогу до дому дрожали руки. И еще я все время оглядывался через плечо.

– Пора, – сказала Рут.

Я застонал и перекатился на бок. Она ткнула меня локтем. Я проснулся словно в тумане и машинально взглянул на часы. Светящиеся цифры сказали мне, что сейчас почти четыре утра.

– Ты хочешь идти сейчас? – спросил я, слишком сонный, чтобы проявлять обходительность.

Последовала пауза, от которой я окончательно проснулся.

– Я иду, – произнесла она спокойно.

Я сел. Посмотрел на нее в полутьме, сердце начало колотиться и бухать как барабан. Во рту и в горле пересохло.

– Ладно, – сказал я. – Подожди, я только оденусь.

Она была уже одета. Я слышал, как она готовит на кухне кофе, пока натягивал одежду. Шума не было. Я хочу сказать, она не гремела там посудой, как если бы у нее тряслись руки. И говорила она связно. Но когда я взглянул в зеркало в ванной, то увидел в нем обеспокоенного мужа. Я умылся холодной водой и причесал волосы.

– Спасибо, – произнес я, когда она протянула мне чашку с кофе. Я стоял рядом с женой и впадал в панику на ее глазах.

Она не стала пить кофе.

– Ты проснулся? – спросила она.

Я кивнул. Увидел на кухонном столе фонарик и отвертку. Допил кофе.

– Хорошо, – сказал я. – Пошли выясним, что к чему.

Я ощутил прикосновение ее руки.

– Надеюсь, ты не… – начала она. Потом отвернулась от меня.

– Что?

– Ничего, – сказала она. – Нам пора идти.

Когда мы вышли в коридор, в доме стояла мертвая тишина. Мы были на полпути к лифту, когда я вспомнил о Филе и Мардж. Сказал ей.

– Нельзя медлить, – возразила она. – Скоро уже рассветет.

– Хотя бы подожди минутку, посмотрим, встали ли они, – предложил я.

Она ничего не сказала. Просто осталась у двери лифта, пока я ходил в другой конец коридора и тихонько стучал в дверь их квартиры. Никто не открыл. Я оглядел коридор.

Она исчезла.

Сердце у меня упало. Хотя я по-прежнему был уверен, что в подвале нет ничего опасного, меня это испугало.

– Рут, – пробормотал я, направляясь к лестнице.

– Подожди секунду! – услышал я громкий голос Фила за дверью.

– Не могу! – крикнул я в ответ, спускаясь по ступеням.

Оказавшись в подвале, я увидел открытый лифт, из которого лился поток света. Пустой.

Я огляделся вокруг в поисках выключателя, но не увидел ни одного. Пошел по темному коридору так быстро, как только мог.

– Милая! – встревоженно шептал я. – Рут, где ты?

Я обнаружил ее стоящей у двери в стене. Дверь была открыта.

– И вот теперь прекрати вести себя со мной так, словно я ненормальная, – произнесла она холодно.

Я разинул рот и ощутил, как к щеке прижалась ладонь. Моя собственная. Она была права. Там была лестница. И ярко освещенная до самого низу. Я услышал звуки. Металлическое позвякивание и странное жужжание.

Я взял ее за руку.

– Прости меня, – попросил я. – Прости.

Ее рука окаменела в моей.

– Ничего, – сказала она. – Сейчас это не важно. Во всем этом есть что-то странное.

Я кивнул.

– Потом, – сказал я, поняв, что кивка она в темноте не увидела.

– Пойдем вниз, – сказала она.

– Мне кажется, не стоит этого делать, – возразил я.

– Но мы же должны выяснить, – произнесла она таким тоном, как будто бы мы были ответственны за раскрытие этого дела.

– Но там внизу может кто-то быть, – сказал я.

– Мы только посмотрим, – сказала она.

Она потащила меня за собой. И наверное, я был слишком пристыжен, чтобы не пойти. Мы двинулись вниз. И тут меня осенило. Если она оказалась права насчет двери в стене и этих механизмов, должно быть, она права и насчет дворника, должно быть, у него в самом деле…

Я ощутил себя несколько выпавшим из реальности. Седьмая Ист-стрит, снова напомнил я себе. Многоквартирный дом на Седьмой Ист-стрит. Все настоящее.

Но я так и не смог убедить себя до конца.

Мы остановились внизу лестницы. И я молча смотрел. Механизмы, точно. Фантастические машины. И пока я смотрел на них, до меня начало доходить, что это за машины. Я и сам читал кое-что научное, но не фантастику.

У меня закружилась голова. Трудно быстро осознать подобное. Выйти из кирпичного дома и попасть в… в хранилище энергии. Я был сражен.

Не знаю, сколько мы там простояли. Но внезапно я понял, что нам надо выбираться отсюда, сообщить о происходящем.

– Идем, – сказал я.

Мы двинулись вверх по ступеням, и мой мозг сам работал как машина. Выдавая идеи, быстро и неистово. Все до единой безумные, все до единой приемлемые. Даже самые ненормальные.

И когда мы уже шли по коридору в цокольном этаже, мы увидели, что на нас движется дворник.

Было все еще темно, хотя в окна и начал проникать первый утренний свет. Я схватил Рут за руку, и мы метнулись за каменную опору. Мы стояли, сдерживая дыхание и прислушиваясь к звуку приближающихся шагов.

Он прошел мимо нас. Он нес с собой фонарик, но не водил лучом по сторонам. Он двигался прямо к открытой двери.

И вот тогда это случилось.

Когда он вошел в пятно света, падавшее из открытой двери, он остановился. Голова его была обращена в противоположную от нас сторону. Этот парень смотрел на лестницу.

Но в то же время он смотрел на нас.

Я вообще перестал дышать. Я просто стоял и смотрел прямо в глаз у него на затылке. И хотя этот проклятый глаз был вовсе не на лице, он улыбался. Мерзкой, самоуверенной, вгоняющей в дрожь улыбкой. Он увидел нас, его это позабавило, и он не собирался ничего предпринимать в связи с этим.

Он прошел в дверь, и она захлопнулась за ним, кусок каменной стены скользнул вниз и закрыл проем.

Мы стояли на месте, дрожа.

– Ты видел, – произнесла она наконец.

– Да.

– Он знает, что мы обнаружили механизмы, – сказала она. – Однако же не собирается ничего делать.

Мы все еще разговаривали, когда лифт поднялся.

– Может быть, на самом деле нет ничего страшного, – предположил я. – Может…

Я замолчал, вспомнив те машины. Я знал, для чего они.

– Что же нам делать? – спросила она.

Я посмотрел на нее. Она была в ужасе. Я обнял ее. Но я и сам был в ужасе.

– Нам надо убираться отсюда, – сказал я. – И побыстрее.

– Но надо собрать вещи, – возразила она.

– Мы соберем, – сказал я. – Уйдем до наступления утра. Думаю, они не смогут…

– Они?

Почему я так сказал? – задумался я. Они. Да потому, что их должно быть несколько. Не приволок же дворник все эти механизмы в одиночку.

Думаю, именно третий глаз дворника вызвал к жизни мою теорию. И когда мы зашли к Филу и Мардж и они спросили у нас, что происходит, я выложил им все, что думал. Рут это не особенно поразило. Она, совершенно точно, и сама думала об этом.

– Я считаю, что наш дом – космический корабль, – сказал я.

Они уставились на меня. Фил усмехнулся, но потом перестал улыбаться, когда понял, что я не шучу.

– Что? – переспросила Мардж.

– Я понимаю, это звучит безумно, – продолжал я, сознавая, что говорю сейчас тем же тоном, каким говорила Рут. – Но там внизу ракетные двигатели. Я понятия не имею, как они туда попали, но… – Я беспомощно развел руками перед этой теорией. – Все, что я знаю: там стоят ракетные двигатели.

– Но это же не значит, что дом – это ракета? – слабо произнес Фил, перейдя на середине фразы от утверждения к вопросу.

– Значит, – сказала Рут.

И я содрогнулся. Вопрос был решен. Она в последнее время постоянно оказывалась права.

– Но… – Мардж пожала плечами. – Зачем это?

Рут обвела нас взглядом.

– Я знаю, – заявила она.

– Зачем, детка? – спросил я, боясь услышать ответ.

– Этот дворник, – сказала она. – Он не человек. Мы же это знаем. Этот третий глаз объясняет…

– Ты хочешь сказать, что у него действительно три глаза? – с недоверием уточнил Фил.

Я кивнул:

– Да, три. Я сам видел.

– О господи, – пробормотал он.

– Но он же не человек, – продолжала настаивать на своем Рут. – Гуманоид, да, но не землянин. Он действительно может выглядеть так, как мы, за исключением третьего глаза. Но может оказаться совершенно другим, настолько другим, что ему пришлось изменить внешность. И завести себе этот дополнительный глаз, чтобы следить за нами, когда мы о том не подозреваем.

Фил провел по волосам трясущейся рукой.

– Это же безумие, – сказал он.

– Я видел ракетные двигатели, – сказал я. – Они действительно существуют. От этого никуда не деться.

– Слушайте, – сказала Рут, – должно быть, они представители внеземной цивилизации.

– О чем ты говоришь? – раздраженно спросила Мардж.

Было видно, что она здорово напугана.

– Детка, – слабо запротестовал я, – ты читаешь слишком много фантастических журналов.

Она поджала губы.

– Не начинай все сначала, – сказала она. – Ты считал, что я ненормальная, когда я начала подозревать, что с домом что-то не так. Ты говорил то же самое, когда я рассказала тебе об этих машинах. Ты утверждал это, когда я сказала, что у дворника три глаза. И каждый раз я оказывалась права. Так что, может, уже поверишь мне?

Я заткнулся. И Рут продолжила.

– Что, если они с другой планеты? – перефразировала она для Мардж. – Предположим, им нужны люди с Земли для каких-нибудь экспериментов. Для наблюдений, – быстро исправилась она, уж не знаю ради кого.

В идее о том, что над тобой станет ставить эксперименты трехглазый дворник-пришелец, не было ничего привлекательного.

– Разве есть лучший способ, – продолжала Рут, – наловить людей, чем выстроить космический корабль в виде многоквартирного дома, установить низкую арендную плату и подождать, пока он быстренько набьется народом? – Она смотрела на нас, не желая отступать ни на шаг. – А затем, – сказала она, – стоит только дождаться раннего утра, когда все крепко спят, и… прощай, Земля!

У меня голова шла кругом. Это звучало безумно, но что я мог возразить? Я трижды выказывал резонный скептицизм. Сейчас я не мог себе этого позволить. Не верить ей было рискованно. Кроме того, в глубине души я ощущал, что она права.

– Но чтобы целый дом? – произнес Фил. – Как же они смогут поднять его… в воздух?

– Если они с другой планеты, они, вероятно, опередили нас в космических технологиях на целые столетия.

Фил начал что-то возражать. Осекся, затем произнес:

– Но он же не похож на ракету.

– Дом может быть только оболочкой ракеты, – сказал я. – Наверное, так и есть. Может быть, сам корабль включает в себя только спальни. Это ведь все, что им нужно. Именно там окажутся все в ранний час, если…

– Нет, – возразила Рут. – Они не смогут отбить оболочку, не привлекая лишнего внимания.

Все мы замолчали, опутанные густыми клубами смущения и неоформившихся страхов. Неоформившихся – потому что нельзя представить, как выглядит то, о чем ты даже не подозреваешь.

– Послушайте… – сказала Рут.

И я содрогнулся. Мне хотелось сказать, чтобы она заткнулась и прекратила изливать свои жуткие пророчества. Потому что они слишком походили на правду.

– Предположим, что у нас есть дом, – сказала она. – Предположим, что он находится внутри корабля.

– Но… – Мардж была совершенно сбита с толку. И из-за этого сердилась. – Снаружи дома ничего нет, это же очевидно!

– Эти существа далеко опередили нас в научном развитии, – сказала Рут. – Может, они сумели сделать оболочку невидимой.

Мы все разом ощутили смятение.

– Детка… – сказал я.

– Это же возможно? – с напором спросила Рут.

Я вздохнул:

– Возможно. Но только возможно.

Мы помолчали. Потом Рут произнесла:

– Послушайте…

– Нет, – перебил я, – послушайте меня. Может быть, мы и несколько перегнули палку. Однако в подвале действительно есть двигатели, и у дворника действительно три глаза. На основании этого я делаю вывод, что у нас есть все причины линять отсюда. Прямо сейчас.

Хотя бы в этом мы оказались единодушны.

– Но мы должны сказать всем в доме, – заявила Рут. – Мы же не можем бросить их здесь.

– На это уйдет слишком много времени, – заспорила Мардж.

– Но мы должны, – сказал я. – Ты собирай вещи, детка. А я скажу остальным.

Я кинулся к двери и нажал на ручку.

Она не поддалась.

Меня пронзил панический страх. Я снова схватился за нее и как следует подергал. На секунду я, перебарывая страх, подумал, что дверь заперта изнутри. Я проверил.

Дверь была заперта снаружи.

– В чем дело? – спросила Мардж дрожащим голосом. Было слышно, что у нее в горле рождается крик.

– Заперто, – сказал я.

Мардж ахнула. Мы переглянулись.

– Все правда, – сказала Рут, охваченная ужасом. – О господи, значит, все это правда.

Я кинулся к окну. А потом дом начал вибрировать, словно началось землетрясение. Зазвенела посуда, с грохотом падали полки. Мы услышали, как в кухне затрещал стул.

– Что происходит? – снова закричала Мардж.

Фил обнял ее, когда она начала рыдать. Рут кинулась ко мне, и мы стояли оцепенев и чувствовали, как пол ворочается под ногами.

– Двигатели! – внезапно выкрикнула Рут. – Они заводят их!

– Они должны прогреться! – высказал я дикую догадку. – У нас все еще есть время, чтобы выбраться!

Я выпустил из объятий Рут и схватил стул. По неизвестной причине я знал, что окна тоже автоматически заперлись.

Я швырнул стул в окно. Вибрации становились все сильнее.

– Быстрее! – закричал я, перекрывая шум. – На пожарную лестницу! Может быть, получится!

Подгоняемые паникой и угрозой, Мардж с Филом побежали по шатающемуся полу. Я почти вытолкнул их через зияющую в окне дыру. Мардж порвала юбку. Рут порезала пальцы. Я вылезал последним, с куском стекла, кинжалом засевшим в ноге. Я был так сосредоточен, что даже ничего не почувствовал.

Я продолжал подталкивать их, погоняя вниз по пожарной лестнице. Каблук Мардж застрял между двумя железными прутьями ступени и обломился. Туфля соскочила. Мардж захромала, едва не упав на выкрашенные оранжевой краской ступени, лицо ее побелело и перекосилось от страха. Рут, в мокасинах, топала следом за Филом. Я бежал последним, бешено погоняя их перед собой.

Мы видели в окнах других людей. Мы слышали, как сверху и снизу разбиваются стекла. Видели престарелую чету, спешно выбиравшуюся из окна и ковыляющую вниз. Они задержали нас.

– Прочь с дороги, быстрее! – в ярости закричала на них Мардж.

Они испуганно оглянулись через плечо.

Рут обернулась на меня, лицо ее совершенно побелело.

– Ты идешь? – спросила она быстро, и голос ее задрожал.

– Я здесь, – выдохнул я. Мне казалось, я вот-вот рухну на ступеньки, которым словно не было конца.

Дальше до земли спускалась отвесная лесенка. Мы увидели, как престарелая леди упала с нее с душераздирающим стуком и вскрикнула от боли, когда у нее подвернулась нога. Ее муж спрыгнул следом и помог ей подняться. Здание уже вибрировало с неистовой силой. Облачка пыли вырывались из щелей между кирпичами.

Мой голос слился с хором других голосов, все выкрикивали одно и то же слово:

– Быстрей!

Я увидел, как спрыгнул вниз Фил. Он поймал в объятия рыдающую от страха Мардж. Я услышал ее едва произнесенное «Слава богу!», когда она приземлилась, и они побежали по дорожке. Фил оглянулся на нас через плечо, но Мардж потащила его прочь.

– Давай я пойду первым! – быстро выкрикнул я.

Рут шагнула в сторону, я схватился за лесенку и спрыгнул, ощутив острую боль в стопах и легкую – в лодыжках. Поднял голову, протягивая к ней руки.

Человек, бежавший позади Рут, попытался оттолкнуть ее в сторону, чтобы спрыгнуть самому.

– Отвали! – зарычал я, словно дикий зверь, внезапно разъяряясь от страха и беспокойства. Если бы у меня было ружье, я бы тут же его застрелил.

Рут пропустила его спрыгнуть первым. Он поднялся на ноги, тяжело дыша, и побежал по дорожке. Здание тряслось и подергивалось. Теперь воздух вокруг был наполнен гудением работающих двигателей.

– Рут! – крикнул я.

Она спрыгнула, и я ее поймал. Мы восстановили равновесие и заковыляли по дорожке. Я с трудом дышал. В боку кололо.

Когда мы выбежали на улицу, то увидели, как Джонсон прохаживается между рассыпавшимися вокруг людьми, пытаясь согнать их в одну кучу.

– Ничего страшного! – говорил он. – Не пугайтесь!

Мы подбежали к нему.

– Джонсон! – сказал я. – Корабль…

– Корабль? – Он посмотрел на меня с изумлением.

– Наш дом! Это космический корабль! Он…

Земля яростно содрогнулась.

Джонсон развернулся, чтобы перехватить кого-то, бегущего мимо. У меня прервалось дыхание, Рут, ахнув, закрыла лицо руками.

Джонсон по-прежнему глядел на нас. Своим третьим глазом. В котором застыла улыбка.

– Нет, – с трудом выговорила Рут. – Нет…

А потом небо, которое до сих пор становилось только светлее, потемнело. Я повернул голову. Женщины от страха кричали во весь голос. Я смотрел по сторонам.

Сплошные стены заслоняли небосклон.

– Боже мой, – выдохнула Рут. – Нам не спастись. Это же целый квартал.

А потом ракеты начали взлетать.

Перевод Е. Королевой

Кровный сын

Когда обитатели дома узнали о сочинении Джула, они окончательно уверились, что Джул псих.

Подозревали об этом уже довольно давно.

От его пустого пристального взгляда людей бросало в дрожь. Его сиплый гортанный голос никак не вязался с хрупким телом. Его бледная кожа пугала многих детей. Создавалось впечатление, будто бы она ему велика. Он ненавидел солнечный свет.

И мысли его казались окружающим несколько «с приветом».

Джул хотел стать вампиром.

Люди уверяли, будто знают наверняка, что он родился в ту ночь, когда буря с корнем вырывала деревья. Ходили слухи, что он родился с тремя зубами. Утверждали, будто бы этими зубами он впивался в материнскую грудь и сосал вместе с молоком кровь.

Говорили, что он часто лаял и гоготал в своей колыбельке с наступлением темноты. Говорили, что он пошел в два месяца и сидел, таращась на луну, когда она появлялась на небе.

Вот что говорили другие.

Родители вечно переживали из-за него. Единственный ребенок, так что они быстро заметили все его странности.

Они думали, что он слепой, пока врач не объяснил им, что он просто смотрит мимо предметов. Он сказал им, что Джул, при такой огромной голове, может оказаться гением или же идиотом. Выяснилось, что он идиот.

Он не произносил ни слова до пяти лет. После чего однажды вечером он пришел к ужину, сел за стол и произнес: «Смерть».

Его родители не знали, что испытывать: восторг или ужас. В итоге они нашли золотую середину между двумя эмоциями. Они решили, что Джул не понимает значения этого слова.

Но Джул прекрасно понимал.

Начиная с того вечера у него накопился такой обширный лексикон, что все знавшие его были ошеломлены. Он не только запоминал любое сказанное ему слово, слова с вывесок, из журналов и книг – он придумывал свои собственные слова.

Такие, как сумракасание. Или гибелюбовь. Конечно, это были просто пары слов, слитые воедино. Они обозначали явления, которые Джул понимал, но не мог выразить обычными словами.

Он часто сидел на крыльце, пока остальные дети играли в классики, мячик и другие игры. Он сидел там и пристально глядел в переулок, придумывая слова.

До двенадцати лет Джул почти не попадал в неприятные истории.

Правда, однажды его застукали за тем, что он раздевал в переулке Олив Джоунз. А еще раз его поймали за вскрытием котенка прямо на кровати.

Но эти случаи разделял промежуток в несколько лет. Те скандалы позабылись.

В общем и целом он пережил детство, не вызывая в людях особого отвращения.

Он ходил в школу, но ничему не учился. Он сидел по два-три года в каждом классе. Все учителя знали его по имени. На некоторых уроках, таких как чтение и письмо, он блистал.

На других – был безнадежен.

В одну субботу, когда ему исполнилось двенадцать, Джул отправился в кино. Он смотрел «Дракулу».

Когда сеанс закончился, он прошел, дрожащий комок нервов, мимо других мальчиков и девочек.

Он пришел домой и на два часа заперся в ванной комнате.

Родители колотили в дверь и угрожали, но он так и не вышел.

В итоге он отпер дверь и сел за стол ужинать. Палец у него был перевязан, а по лицу растекалось довольное выражение.

На следующее утро он отправился в библиотеку. Это было воскресенье. Он весь день просидел на ступеньках, дожидаясь, пока библиотека откроется. В конце концов он вернулся домой.

На следующее утро он снова пришел сюда, вместо того чтобы пойти в школу.

Он обнаружил на полке «Дракулу». Он не имел права взять книгу, потому что не был записан в библиотеку, а чтобы записаться, требовалось привести кого-нибудь из родителей.

Поэтому он сунул книгу за пояс брюк, вышел из библиотеки и так и не вернул книгу.

Он направился в парк, сел там и прочитал книгу от корки до корки. Был уже поздний вечер, когда он закончил.

После чего начал сначала, переходя от одного уличного фонаря к другому, и читал всю дорогу домой.

Он не услышал ни слова, пока его бранили за то, что он пропустил обед и ужин. Он поел, ушел в свою комнату и читал книгу, пока не дочитал до конца. Его спросили, где он взял книгу. Он сказал, что нашел ее.

Шли дни, а Джул все перечитывал и перечитывал «Дракулу». Он так и не пошел в школу.

Поздно ночью, когда сон все-таки брал над ним верх, мать приносила книгу в гостиную показать отцу.

Однажды они заметили, что Джул подчеркивает некоторые места неровными карандашными линиями.

Например: «Ее губы были багровыми от свежей крови, тонкая струйка стекала с подбородка, марая белоснежный батистовый саван».

Или: «Когда кровь брызнула, он крепко сжал обе мои ладони своей рукой, а свободной схватил меня за шею и прижал мой рот к ране…»^[5]

Когда мать увидела это, она вышвырнула книгу в мусоропровод.

На следующее утро, обнаружив пропажу, Джул визжал и выкручивал матери руку, пока она не сказала ему, где книга.

Тогда он кинулся в подвал и принялся рыться в грудах мусора, пока ее не нашел.

С кофейной гущей и яичными скорлупками, приставшими к рукам, он отправился в парк и еще раз прочитал книгу.

Он перечитывал ее целый месяц. После чего изучил так хорошо, что выбросил, потому что знал ее теперь наизусть.

Из школы приходили сообщения о прогулах. Мать ругалась. Джул решил на время вернуться туда.

Он хотел написать сочинение.

И в один прекрасный день написал его в классе. Когда все закончили писать, учительница спросила, не хочет ли кто-нибудь прочитать свое сочинение перед классом.

Джул поднял руку.

Учительница удивилась. Однако отнеслась благожелательно. Ей хотелось подбодрить его. Она указала на него своим крошечным подбородком и улыбнулась.

– Прекрасно, – произнесла она. – Слушаем внимательно, дети. Джул сейчас прочитает нам свое сочинение.

Джул встал. Он был взволнован. Тетрадь дрожала у него в руке.

– «О чем я мечтаю», сочинение…

– Выйди к доске, Джул, детка.

Джул вышел к доске. Учительница ласково улыбнулась. Джул начал снова:

– «О чем я мечтаю», сочинение Джула Дракулы.

Улыбка померкла.

– Когда я вырасту, я хочу стать вампиром.

Уголки губ учительницы опустились, рот приоткрылся. Глаза расширились.

– Я хочу жить вечно, расквитаться со всеми и сделать всех девчонок вампиршами. Я хочу вдыхать запах смерти.

– Джул!

– Я хочу выдыхать смрад мертвой земли, склепа и гниющих гробов.

Учительница содрогнулась. Она вцепилась руками в зеленый классный журнал. Ей было трудно поверить своим ушам. Она посмотрела на детей. Те сидели с разинутым ртом. Некоторые хихикали. Но только не девочки.

– Я хочу, чтобы моя плоть была гнилой и холодной, а по венам струилась кровь других людей.

– Этого… кхе-кхе, гм!

Учительница громогласно откашлялась.

– Этого хватит, Джул, – сказала она.

Джул принялся читать громче и отчаяннее:

– Я хочу погружать свои жуткие белые клыки в чужую плоть. Я хочу, чтобы они…

– Джул! Немедленно сядь на место!

– Я хочу, чтобы они, словно лезвия, взрезали кожу и проникали до вен, – неистово продолжал Джул.

Учительница вскочила на ноги. Детей трясло от ужаса. Никто уже не смеялся.

– Тогда я вытащу клыки и позволю крови литься потоком мне в рот, жаркими струями стекать по глотке и…

Учительница схватила его за руку. Джул вырвался и убежал в угол. Отгородившись стулом, он вопил:

– И я высуну язык и прильну губами к горлу своей жертвы! Я хочу пить кровь девочек!

Учительница кинулась на него. Она вытащила его из угла. Он царапался и завывал всю дорогу до двери, а потом до кабинета директора:

– Вот о чем я мечтаю! Вот о чем я мечтаю! Вот о чем я мечтаю!

Это было жутко.

Джула заперли в его комнате. Учительница с директором сидели вместе с родителями Джула. Они говорили траурными голосами.

Они пересказывали случившееся.

Все родители в доме обсуждали это. Многие из них сначала не поверили. Они решили, что их дети все выдумали.

Потом подумали, каких же чудовищных детей вырастили, если они выдумывают такое.

В общем, они наконец поверили.

После чего все вокруг ястребами высматривали Джула. Люди избегали его прикосновения или взгляда. Родители забирали детей с улицы, когда он приближался. Все рассказывали о нем небылицы.

Снова начали приходить записки о его прогулах.

Джул сказал матери, что больше не станет ходить в школу. Ничто не могло заставить его переменить решение. Он туда не пойдет.

Когда за ним пришел школьный надзиратель, занимавшийся прогульщиками, Джул бежал по крышам, пока не ушел от дома достаточно далеко.

Год протащился без толку.

Джул слонялся по улицам, выискивая что-то, он сам не знал что. Он заглядывал в переулки. Он заглядывал в мусорные бачки. Он заглядывал на стоянки. Он заглядывал в богатые районы, и в бедные, и в районы между ними.

Он не мог найти того, чего хотел.

Он редко спал. Он совсем не разговаривал. Он все время смотрел в землю. Он забыл придуманные им словечки.

И вот.

В один прекрасный день Джул брел через зоопарк.

Словно электрический разряд пробежал по телу, когда он увидел летучую мышь – вампира.

Глаза его расширились, а бесцветные зубы тускло блеснули в широкой усмешке.

И начиная с того момента Джул каждый день ходил в зоопарк и смотрел на летучую мышь. Он разговаривал с ней и называл ее Графом. Он чувствовал в глубине души, что это на самом деле человек, превратившийся в мышь.

Его снова охватила жажда к самообразованию.

Он украл из библиотеки еще одну книгу. О жизни животных.

Он нашел страницу с летучей мышью – вампиром. Вырвал ее, а книгу выбросил.

Он заучил этот раздел наизусть.

Он знал, как мышь прокусывает ранку. Как она слизывает кровь, словно котенок, лакающий сливки. Как она ходит на сложенных крыльях и задних лапах, словно черный, покрытый шерстью паук. Почему она не питается ничем, кроме крови.

Месяц за месяцем Джул смотрел на летучую мышь и разговаривал с ней. Это стало его единственным утешением в жизни. Единственным символом воплощенной мечты.

Как-то раз Джул заметил, что проволочная сетка снизу клетки отходит.

Он огляделся по сторонам, его черные глаза забегали. Он не заметил, чтобы кто-нибудь смотрел на него. День был пасмурный. Людей вокруг было немного.

Джул потянул сетку на себя.

Она немного подалась.

Потом он увидел, как из домика с вольерами для обезьян выходит служитель. Так что он убрал руки и пошел прочь, насвистывая только что придуманный мотив.

Поздно ночью, когда предполагалось, что он уже спит, он босиком прошел через комнату родителей. Слышно было, как похрапывают отец и мать. Он поспешно выскочил из комнаты, надел ботинки и побежал в зоопарк.

Каждый раз, когда ночной сторож уходил подальше, Джул оттягивал проволочную сетку.

Он тянул ее, пока не оторвал.

Когда он закончил и ему было пора возвращаться домой, он приставил сетку на место. Чтобы никто не заметил.

Весь день Джул стоял перед клеткой, смотрел на Графа, посмеивался и говорил ему, что скоро тот снова окажется на свободе.

Он пересказывал Графу все, что изучил. Он сказал ему, что хочет попробовать спускаться по стенам вниз головой.

Он уговаривал Графа не переживать. Скоро тот выйдет на свободу. И тогда вместе они будут бродить по округе и пить кровь девчонок.

А ночью Джул отодвинул сетку и забрался внутрь.

Было очень темно.

Он опустился на колени перед маленьким деревянным домиком, прислушиваясь в надежде уловить писк Графа.

Джул сунул руку в черный провал двери. Он все время шептал что-то.

Подскочил, когда почувствовал, будто в его палец впились иголки.

С выражением крайнего удовольствия на худом лице Джул вытянул трепещущий шерстяной комок наружу.

Он выбрался из клетки с мышью в руке и побежал прочь из зоопарка. Он мчался по молчаливым улицам.

Время шло к рассвету. Черные небеса начали сереть. Он не мог вернуться домой. Ему надо было найти себе место.

Он прошел по переулку и перелез через забор. Он крепко держал мышь. Она прильнула к струйке крови, текущей из его пальца.

Джул прошел через двор и вошел в маленький заброшенный домик.

Внутри было темно и сыро. Дом был забит мусором, жестяными банками, промокшими картонками и испражнениями.

Джул решил, что отсюда мыши не сбежать.

Тогда он плотно прикрыл дверь и закрыл на щеколду.

Он чувствовал, как сильно бьется сердце и дрожат конечности. Он отпустил летучую мышь. Та улетела в темный угол и вцепилась в деревянную стену.

Джул судорожно сорвал с себя рубаху. Губы его дрожали. На его лице горела улыбка безумца.

Он сунул руку в карман брюк и вытащил маленький перочинный ножик, который похитил у матери.

Раскрыл лезвие и провел по нему пальцем. Нож прорезал кожу.

Дрожащей рукой он вцепился себе в горло. Полоснул по шее ножом. Кровь потекла по пальцам.

– Граф, Граф! – кричал он в безумном восторге. – Пей мою алую кровь! Пей меня! Пей меня!

Спотыкаясь о консервные жестянки, поскальзываясь, он двинулся к мыши. Мышь слетела со стены, метнулась через комнату и вцепилась в противоположную стену.

Слезы потекли по щекам Джула.

Он заскрежетал зубами. Кровь текла по его плечам и по впалой безволосой груди.

Все тело лихорадочно подергивалось. Он шагнул к противоположной стене. Оступился и упал, распоров бок об острый край жестяной банки.

Руки его взметнулись. Он схватил летучую мышь. Приложил ее к своему горлу. Опустился спиной на холодный сырой пол. Вздохнул.

Принялся стонать и хвататься за грудь. Содержимое желудка подступало к горлу. Черная мышь у него на шее беззвучно слизывала его кровь.

Джул ощутил, как жизнь вытекает из него.

Он подумал обо всех прошедших годах. Об ожидании. О своих родителях. О школе. Дракуле. Мечтах. Об этом. Этом нежданном счастье.

Глаза Джула резко распахнулись.

Зловонная комната поплыла вокруг него.

Он с трудом дышал. Он раскрыл рот, чтобы глотнуть воздуха. Он втянул его в себя. Воздух был полон смрада. Он закашлялся. Тощее тело содрогалось на холодном полу.

Языки тумана покидали его сознание.

Выплывали один за другим, похожие на шелковые вуали.

Внезапно его разум заполнила ужасающая ясность.