Рейчел Кейн
Дым и железо

Пока страницы бланка были чисты, внезапно случилась любопытная вещь: появился новый раздел, написанный от руки. Поначалу Джесс этого не заметил; он собирался начать изучать список одобренных для Кодекса текстов. Однако когда взглянул, то моментально понял, чьей руке принадлежит этот почерк.

Она не написала своего имени, без сомнений, чтобы, если кто другой увидит, то он не понял, как она вообще смогла передать свое послание не через Кодекс, куда и полагается писать письма, а через бланк, что, насколько Джесс знал, вообще было невозможным.

Однако, опять же, невозможное было всего лишь очередной непокоренной вершиной для Морган Холт.

Текст гласил:

Ты не можешь писать мне в ответ; это только односторонняя коммуникация. Молюсь, чтобы у тебя была возможность это увидеть. Не переживай, текст появится лишь раз и исчезнет через час. Это лучшее, что я могу сделать, используя то время и инструменты, что есть в моем распоряжении. Со мной все в порядке. И да, на мне ошейник, мне это нравится не больше, чем ты можешь представить. Надеюсь, что через несколько дней я смогу связаться с человеком, о котором мы говорили. Он наша лучшая надежда. Я слежу за Кодексом помощницы архивариуса, ее защита куда слабее, чем у ее начальника, поэтому я и смогла узнать, как тебя найти. Буду следить за любой потенциальной опасностью и постараюсь предупредить тебя так же, как в этот раз. Все время держи при себе бланк. Люблю тебя.

Весь текст был сухим и деловым, за исключением последней строчки, и такая прямолинейность заставила Джесса на миг замереть. Он продал ее в рабство в Железную башню как часть ужасной сделки и никогда об этом не забывал. Если что-то пойдет не так…

«Хватит, – сказал себе Джесс и закрыл бланк. Однако продолжил его держать, будто бы обнимая Морган. – Морган сильна. Она выживет».

Теперь Джессу оставалось лишь выполнить свою часть уговора и тоже выжить.

Записки

Текст письма Халилы Сеиф отцу, не доставлено

Дорогой отец, я молюсь, чтобы ты получил мое сообщение и чтобы безграничное милосердие Аллаха нашло тебя еще раньше и освободило из заточения.

Во всем происходящем моя вина, однако меня успокаивает мысль о том, что ты бы ни за что не захотел, чтобы я поступила как-то иначе, а не так, как поступила. Все мои поступки были продиктованы любовью, верностью, дружбой и искренним уважением к миссии Великой библиотеки, которую, как я знаю, ты тоже высоко ценишь.

Кажется невозможным то, что подобные искренние поступки могли привести нас в такую тьму, однако, как ты однажды сказал мне, в сражении со злыми людьми добрые помыслы не способны защитить. Тем не менее сражение неизбежно, и я его приняла.

У нас есть план твоего спасения, и благодаря вере, молитвам и тяжелому труду я верю, мы справимся. Надеюсь, что окажу тебе этим честь.

Пожалуйста, скажи братьям, что я молюсь и за них тоже, пусть и не так часто, потому что они бы и сами сказали мне, что ты заслуживаешь куда больше молитв. И передай мои слова поддержки и сочувствия в связи с утратой кузена Рафы дяде. Его предали люди, которым он доверял безоговорочно, и это как ничто другое доказывает мне, что нам необходимо сражаться даже ценой собственной жизни.

Иншаллах ^[1], скоро увидимся, отец.

Часть вторая
Халила

Глава третья

Тучи были цвета свинца и нависали плоской линией на горизонте, стирая границу между бушующим морем и небесами. Халила стояла у перил и наблюдала за приближающимся штормом. Она прекрасно понимала, что ветер злобно развевает длинный подол ее лилового платья, и даже радовалась, что, когда завязывала платок, закрепила его лишними заколками, прежде чем убрать края под ворот платья. Платок удерживал тепло, которое казалось благословением Аллаха, потому что ветер был будто из чистого льда, он забирался через все щели под одежду и кусал кожу. Слишком холодно и слишком далеко от безопасных берегов суши.

Что-то опустилось на плечи Халиле, и она с благодарностью улыбнулась молодому человеку, который принес ей тяжелый плащ. Плащ пах по́том и мокрыми овцами, однако силу его тепла сложно было не оценить.

– Спасибо, Томас, – сказала Халила, и немец кивнул, облокотившись на перила. Так он почти что был одного роста с ней. Он выглядел спокойным, однако Халила в это не верила. Томас среди них больше всего переживал из-за предательства семьи Брайтвеллов, которые усадили их на этот корабль; Томас не мог примириться с таким поворотом судьбы. В относительно невинном мире Томаса семье всегда можно было доверять, и он рассчитывал на Джесс – а значит, и на близнеца Джесса, Брендана, – как на своего родного брата.

– Ты думаешь о нем, – сказала Халила.

– Откуда ты знаешь? – Томас сумел выдавить из себя слабую улыбку.

– Твое лицо, – сказала она. – Я знаю, что ты чувствуешь. Когда я снова увижу Брендана Брайтвелла, то убью его. Предательство – поступок, который расценивается серьезно в той части мира, откуда я родом.

Она увидела, как руки Томаса, сжимающие железные перила, напряглись. Его непоколебимая невинность уже дала трещины, если еще не разбилась на части.

– В моем тоже, – сказал он. – Только Бог сможет помочь им, если мы окажемся лицом к лицу с кем-то из Брайтвеллов снова.

– Да, – сказала она. – Даже с Джессом, если он имеет к этому какое-то отношение. – Ее не покидали подозрения о том, что Джесс имел к этому самое что ни на есть прямое отношение, и она не была уверена, что сможет его когда-либо за это простить. Если все это и правда устроил Джесс, то он, помимо всех остальных, причинил боль Томасу, и Халилу распирало от гнева при мысли об этом.

Томас встретил ее взгляд на долю секунды, а затем одарил странной улыбкой, очень непохожей на обычную искреннюю улыбку, которую она любила.

– Шторм, кажется, будет жуткий, – сказал он. – Она глупо поступила, пустившись в плавание сейчас.

– Анита не глупа, – сказала Халила. – Однако ей хочется доставить нас в Александрию как можно скорее. Мы не просто очередная посылка, мы и без того задержались. Нам вообще повезло, что у нас есть какая-никакая свобода, позволяющая дышать и гулять по палубе.

Томас пожал плечами и махнул на темное, беспокойное море:

– А куда еще мы можем уйти?

Халила не упустила мрачный блеск в его глазах, не упустила и то, как он задержал взгляд на волнах, точно задумавшись о спокойствии, какое могло скрываться под водой. Халила молча взяла Томаса за руку и стиснула его ладонь. Она знала, что пальцы у нее ледяные, однако Томас был теплым и, кажется, не возражал. Вместе они уставились на молнии, пронзающие тучи впереди. Грома не было слышно за шумом морских волн, разбивающихся о металлический корпус корабля. Даже в таких условиях огромное грузовое судно плавно рассекало воды, но Халила все равно держалась другой рукой за перила; все скоро может измениться, если шторм приблизится. Халила полагала, что ей следует очень даже бояться такой погоды, однако было в этой дикой буре и нечто прекрасное. Сила, которая, как ничто другое, демонстрировала великолепие всего созданного Аллахом.

Тем не менее воздух все равно был достаточно холодным, чтобы заставлять ее дыхание замирать на губах.

– Думаешь, с ними все в порядке? – спросил наконец у нее Томас. Как и Халила, он наблюдал за грозой. Она видела, как молнии мелькают в его зрачках. – С Вульфом и Морган?

– Да, – ответила она. – Я верю, что с ними все будет хорошо.

– Хотелось бы мне обладать такой же уверенностью. Но я могу лишь думать о… – Он не закончил, однако Халила знала, что бы он сказал; знала, о чем он размышлял во время своего заключения в темницах под Римом, оказавшись во власти Великой библиотеки. Его тогда чуть не уничтожили. Чуть.

Томас покачал головой, резко, будто силясь что-то из нее выкинуть. Морские брызги поблескивали на его жестких, коротко подстриженных блондинистых волосах, как вуаль из алмазов. А еще Томас отращивал густую короткую бороду.

– Как Джесс позволил этому произойти? – спросил он.

У Халилы имелись свои подозрения, причем весомые, однако она оставила их при себе. Будет хуже, если она попытается угадать и окажется не права.

– Сомневаюсь, что у него был выбор, – лишь сказала она. – Думаю, он бы горы свернул, чтобы оказаться сейчас с нами, бороться с нами. Не думаешь?

Она увидела, как новая мысль мелькнула в зрачках Томаса, однако та мелькнула так быстро, что Халила не успела ее разгадать.

– Джесс, которого я знал, поборолся бы.

– Тогда я уверена, что он нас отыщет.

Томас больше ничего не сказал, и между ними повисло молчание. До того как Халила повстречала Томаса и остальных однокурсников в Великой библиотеке, она никогда не верила, что сможет подружиться с кем-то, кто на нее так не похож; Томас был таким огромным и сильным, и… ну, крепким и загадочным немцем. Однако он также был гениальным, и милым, и смешным; из них всех именно Томас обладал нерушимой преданностью, которая, как полагала Халила, была тверда как череп. Халила это ценила. Она ценила их всех, и ее все чувства продолжали развиваться, раскрываясь в новых и неожиданных аспектах.

– Ну, разве это не очаровательно? – сказал новый голос позади них, и Халила обернулась на Глен Уотен, присоединившуюся к ним у фальшборта. Еще один высокий человек, хотя Глен и обладала худыми уэльскими формами, которые делали ее красоту похожей на заточенный нож. – У вас тут личная любовная встреча или каждый может присоединиться?

Вместо ответа Халила протянула свободную руку. Глен фыркнула и вместо этого обняла ее. Она покачивалась и легко держала равновесие в шторм, не выказывая ни капли страха. Зато она была очень благодарна.

– Дарио внизу выплевывает свои кишки, – сообщила Глен. Голос ее прозвучал непривычно довольным по этому поводу. – Санти спит. Он сказал разбудить его, если мы начнем тонуть, не раньше.

Это было очень похоже на практичного капитана библиотечных войск. Которого мало волнует любая предстоящая катастрофа. Если что-то можно было сделать, он делал, а в ином случае он берег свои силы… однако, как думала Халила, капитан вел себя очень угрюмо с тех пор, как их посадили на борт корабля. Он не говорил о своих чувствах или о пропаже профессора Вульфа. Халила отчасти понимала – она любила профессора Вульфа как сурового брата или сварливого дядю; не совсем как отца, но определенно как члена семьи.

Теперь все они были одной семьей. И Халила этим гордилась.

– Дарио сказал, ему нужно с тобой поговорить, – сказала Глен. – Иди. Я прослежу, чтобы это бревно не свалилось за борт.

– Я не свалюсь, – сказал Томас. Глен покосилась на Халилу, быстро, как молния, мелькнувшая на горизонте, и Халила поняла, что они обе сделали одни и те же выводы.

Он не свалится, однако он явно думал о том, чтобы спрыгнуть. Отчасти это и являлось причиной, по которой Халила столько времени проводила на холодной палубе; ей хотелось присмотреть за Томасом и убедиться, что его гнев и отчаяние не станут еще сильнее. Халила сомневалась, что Томас совершит нечто столь непростительное, однако понимала его дикий порыв. Он чувствовал себя преданным, одиноким, потерянным. Безнадежным.

Халила и сама боролась с теми же чувствами. Однако у нее была вера – вера в своих друзей, – и та ее поддерживала, как и непоколебимая вера в планы Аллаха. Они ведь до сих пор как-то выжили. Не все было потеряно.

Халила обязана была верить и заставить всех остальных поверить. По крайней мере, Глен выглядела совсем не встревоженной их нынешним положением, где они оказались безоружными заключенными, окруженными врагами и морской водой.

– Постарайся ни с кем не драться, – сказала она Глен. – Вот. – Сняла теплый вонючий плащ и натянула на плечи Глен; тут же пожалела об этом, когда ветер пронзил ткань платья насквозь и начал царапать кожу. И все же Халила остановилась, чтобы оставить нежный поцелуй на щеке Томаса – ради такого тот вежливо наклонился. – Приглядывай за Глен для меня, – шепнула она. Это придаст Томасу цель.

– Я знаю, что ты делаешь, – шепнул он в ответ. – Но я пригляжу.

– И сбрей бороду, – сказала Халила, на этот раз громче. – А то как будто медведя целую.

Томас рассмеялся, и Халила была рада это слышать; смех вышел не таким, как в старые времена, не счастливым, какой она помнила, но начало все равно было положено.

Халила отправилась против ветра вдоль палубы, мимо уверенных моряков, которые расхаживали по своим неведомым делам, и когда она подошла к двери, что вела вниз, то взглянула на капитанский мостик. Там стоял мускулистый капитан со шрамами, а также несколько его помощников, а рядом худая юная девушка. Анита, дочь Красного Ибрагима, и по крайней мере пока что – их похитительница.

Анита не смотрела на Халилу. Она была занята изучением карт и слушала своего капитана. Халила стояла несколько секунд, наблюдая за ними, пытаясь запомнить лица тех, на кого падал свет.

Наконец девушка подняла голову, будто бы заметив взгляд Халилы. Анита отвернулась первой.

«Интересно». Чувствует себя виноватой? Или ей просто нет дела до всех остальных?

На нижней палубе качка была еще хуже, а воздух казался густым и пах ржавчиной, плесенью и, – когда Халила подошла к маленькой каюте, которую Дарио делил с Томасом, – рвотой. Халила открыла дверь.

– Дарио?

Она вздрогнула, услышав, как он сплевывает в ведро. Если судить по звуку, ведро давно не помешало бы опустошить. Халила заглянула вовнутрь и увидела, как Дарио плюхается обратно на свой лежак. Даже в свои худшие времена Дарио всегда гордился своим безупречным внешним видом, однако прямо сейчас он выглядел бледным, волосы его растрепались, а грязная рубаха липла к телу, будто бы он только что в ней плавал. Халила чуяла запах пота, перебивающий даже вонь рвоты.

– Cristo ^[2], – проворчал Дарио, и Халила не поняла, подразумевает ли он это в значении молитвы или проклятия. – Тебе здесь не место, цветочек, но раз уж ты здесь, Бога молю, принеси мне кинжал и позволь покончить со всем этим.

– Успокойся, – сказала Халила и накинула полотенце на помойное ведро. Отнесла то к маленькому туалету в углу и опустошила, а затем промыла в умывальнике и вновь поставила рядом с койкой.

– Может, ты и выглядишь как хрупкая вещица, но желудок у тебя железный, как у прирожденного моряка, – сказал Дарио. Выглядел он так, будто был в горячке, с красными глазами и румяными щеками, однако кожа у него имела бледный оттенок, который Халиле не нравился. – Останься на мгновение. Мне нужно с тобой поговорить. Да и я бы не стал звать тебя просто исполнять роль моей няньки, ты же знаешь.

– Ну, представить Глен выливающей содержимое твоего ведра я не могу, – сказала Халила и села рядом с ним на койку. Взяла Дарио за руку и поняла, что он дрожит. – У тебя обезвоживание. Тебе нужно попить. Я принесу воды.

– Не сейчас. – Он смотрел на нее несколько долгих секунд. – Ты все знаешь, правда?

Халила слегка улыбнулась.

– Что знаю?

– Насчет Джесса.

– У меня есть догадки, – сказала она, и ее улыбка пропала. Теперь внутри у нее все похолодело. Обратилось в каменный лед. – Почему ты ничего мне не рассказал, Дарио? Почему ты не…

– Я не мог. Мы рассказали Морган, но выхода не было. Нам нужна была ее помощь, чтобы у Джесса вообще получилось все провернуть. Но у тебя слишком честное лицо, мадонна. Если бы Джесс рассказал тебе, что собирается вырядиться в своего брата и отправиться в Александрию вместо Брендана, ты бы выдала все тайны, когда за нами пришли. Нам нужно было, чтобы ты сражалась так, будто от этого зависит твоя жизнь.

Халила была опасно близка к тому, чтобы убить Брендана – она это помнила. Она была намерена раскромсать столько брайтвелловских солдат, сколько получится, лишь бы не оказаться пойманной. А Брендан, – которым, как оказалось, был Джесс, – являлся одним из тех, в кого она была бы рада вонзить клинок.

– Все равно тебе следовало мне все рассказать.

Дарио покачал головой:

– Теперь уже ничего не изменить. Джесс в Александрии, а его легенда предоставит ему доступ к архивариусу. Он приведет Морган в Железную башню, где у нее свой собственный план.

– А профессор Вульф? – Халила надеялась услышать, что профессор Вульф тоже был в курсе всего, что у него тоже в запасе некий гениальный план, сто́ящий всей этой авантюры.

– Вульф не знал, – признался Дарио. – Если бы знал, Санти бы заподозрил неладное. А мы не могли рисковать и позволить Санти отказаться нам помогать. Вульф бы одобрил. Мы были в этом уверены.

Какие бы ни имелись у Халилы сомнения, теперь они оказались неважны.

– А Томас?

– Ты серьезно? Худший лгун на свете? Хотя, признаюсь, я был уверен, что он разорвет Джесса пополам до того, как этот дурак сумел ускользнуть.

Телепортационная скрепка, которую использовал Джесс, должна была перенести Джесса – а вместе с ним и Вульфа с Морган – в центр Великих архивов, в самое сердце вражеской цитадели. Халила не могла не признать, что это очень смелый план. Может, даже хороший. Однако риск оставался чрезвычайно велик – не только для Джесса, но и для всех остальных.

– Джесс собирается убить архивариуса? – Если так, то Джесс не выживет, однако это будет своего рода победа. И тогда на пригретое место взойдет кто-то из приближенных архивариуса, и, скорее всего, это будет кто-то такой же отвратительный; Халила содрогнулась при мысли о Григории с крысиным лицом, ныне занимающем пост Верховного скрывателя, который мог бы занять эту должность.

Нет, пока Библиотека не признает ошибку в своих действиях и не изберет новый курс по своей собственной воле, пока курию и архивариуса не заменят лидеры, которые поймут, сколько невзгод приносят репрессии… До тех пор убийством ничего не добиться, разве что можно вынудить Библиотеку бросить еще больше сил на свои злые дела.

Халила надеялась, что Джесс это понимает.

Дарио едва заметно пожал плечами:

– Он сделает то, что сочтет нужным, как и всегда. Это подбешивает, особенно если учитывать, что мелкий трубочист обычно оказывается прав.

– Перестань называть его так. Ты ведь тоже его любишь.

Дарио вздохнул и закрыл глаза.

– Ты что-то говорила о воде, не так ли? Мне она не помешает, любовь моя. Не хочу, чтобы ты видела меня в таком виде.

– Глупости, – сказала Халила и улыбнулась. – Мне нравится видеть тебя в любом виде. Как минимум, это означает, что ты человек и наконец отказался от своих иллюзий насчет великолепия.

– У меня нет иллюзий насчет великолепия. Я и правда великолепен.

Халила рассмеялась, но как только радостный момент миновал – и она позволила ему миновать, – сказала:

– Как только тебе станет лучше, мы серьезно поговорим о том, как я презираю обманы. Можешь считать это предупреждением. Я не потерплю лжи в свой адрес, Дарио. Даже той, которую ты считаешь сказанной ради моего же блага.

– Если я переживу эту ночь, буду ждать твою лекцию с нетерпением, – сказал он. – И да, знаю. Если бы на кону не было столько всего, а выбор имелся… но мне следовало догадаться, что рано или поздно ты раскусишь наши планы. Ты единственная и неповторимая, Халила. Другой такой, как ты, нет на Божьей земле.

Ей хотелось его поцеловать в этот момент, однако ограничилась быстрым и нежным прикосновением к его лбу.

– И ты единственный и неповторимый, – сказала она. – Можно поблагодарить за это Аллаха.

Дарио поймал ее руку, когда она собиралась ее убрать.

– Погоди, – сказал он. – Тогда, в Англии, ты сказала… ну, я надеялся, что ты передумала и…

– Решила выйти за тебя замуж? – резко поинтересовалась Халила и умудрилась не дрогнуть голосом. Именно об этом он спросил ее в Англии, как раз перед тем, как ворвались солдаты и все полетело к чертям. «Разумеется, – подумала она. – Он спросил, потому что боялся, что мы потеряем друг друга в следующий момент. Боялся, что один из нас может навсегда исчезнуть». – А что я сказала, Дарио?

– Ты сказала, что могла бы, – сказал он. – Я надеялся, ты можешь дать мне чуть более определенный ответ. Учитывая тот факт, что мы до сих пор можем находиться в шаге от смерти. Ну, или я могу, если меня стошнит собственным желудком.

– Считай, что я дала тебе повод выжить.

– Это значит «да»?

– Это, – сказала она, – очень определенное «могла бы».

Дарио отпустил ее. Он не хотел, Халила это видела, однако она была благодарна ему за то, что он понимал, когда стоит отступить. Да и кроме того, она же могла увидеть, как его снова начнет рвать. Халила быстро поднялась на ноги и направилась к двери, когда Дарио застонал и обнял ведро.

Халила отыскала тряпку и мыло, и как только Дарио выплюнул те остатки, что еще были в его желудке, стянула с него рубашку и помогла стереть пот. Среди заготовленной для команды судна одежды удалось отыскать свежую рубашку, не такого хорошего качества, к какому привык Дарио, но жаловаться он вряд ли мог. Затем Халила принесла воды и заставила его пить, пока он не рухнул обратно на подушку. Теперь цвет его лица чуточку улучшился, и, несмотря на то что ему бы не помешало помыть голову, он стал больше походить на прежнего себя.

– Я люблю тебя, – вздохнул Дарио. – Да поможет мне Бог.

– Если любишь, расскажи, чего ты пытался добиться, посадив всех нас под замок и отправив в плавание на корабле, – сказала она. – Потому ты сейчас явно не в состоянии воплощать свои планы, а кто-то должен что-то сделать.

– С чего ты взяла, что у меня был план?

– Потому что я не глупая, как и ты – не идиот. У Джесса был план. У Морган свой план. Какой у тебя?

Дарио сглотнул, закрыл глаза и произнес:

– Небольшие… проблемы с моим планом. У нас с Анитой был уговор, но потом я понял, что у нее свое на уме. Она не должна была отправлять нас в Александрию, однако, похоже, теперь она намеревается сделать именно это.

– А куда собирался переправить нас ты?

– В Кадис ^[3]. Где нас должны были встретить представители моих кузенов.

– Твоих… кузенов?

– Короля и королевы Испании, – сказал он. – Ну, я же говорил тебе, что великолепен, не так ли? План заключался в том, чтобы за нас заплатили огромный выкуп, Анита бы обрадовала отца, а мы с королевской поддержкой продолжили свое путешествие. Испания и Португалия разорвали отношения с Библиотекой, как Уэльс и несколько других государств. Я полагаю, они с удовольствием помогут нам всем, чем смогут.

Халила осознала, что в какой-то момент вскинула брови – наверное, когда Дарио так непринужденно упомянул своих кузенов, – да так и не опустила.

– А у тебя есть ответ на вопрос о том, как нам вернуться к изначальному плану действий?

– Прямо сейчас нет, – признался Дарио. Он закрыл глаза ладонью. – Если бы я только мог думать вместо того, чтобы блевать…

Халила похлопала его по плечу и сказала:

– Тебе повезло, ведь не только у тебя есть мозги. Отдыхай. Предоставь это мне.

За свои слова Халила была награждена болезненным взглядом карих глаз, в которых к тому же внезапно проскользнула искра уязвимости. Несмотря на всю свою самоуверенность – или высокомерие, если описывать это качество чуть менее доброжелательно, – Дарио понимал, как велик риск в игре, которую они затеяли. Как понимал и то, какая за всем этим может последовать кара.

– Пожалуйста, будь осторожна, мадонна, – сказал он ей. – Ради Аллаха, будь осторожна.

– Ради Бога, отдыхай, – сказала она и улыбнулась, чтобы усыпить его гордость, а затем отправилась взглянуть в лицо человеку, видеть которого желала сейчас меньше всего.