Рейчел Кейн
Чернила и кость
С непринужденным видом мужчина вырвал новую страницу из книги. Теперь он выглядел умиротворенным. Спокойным.
– Ты понимаешь, что я делаю, мальчик мой?
Джесс покачал головой. Все его тело трясло от ужаса.
– Среди моих друзей есть те, кто потратил немало денег на то, чтобы выследить и поймать на охоте последнего представителя редкого вида животных, а затем подать его мясо на ужин своим семьям. Теперь моя очередь. Никому больше не достанется такой шанс.
– Вы сумасшедший, – зашипел Джесс. У него сдавило глотку, ему казалось, его может вот-вот вырвать на роскошные украшения и кожаные сиденья кареты, и все равно он не мог сделать вдох, чтобы успокоиться.
Богатей прожевал и проглотил еще одну страницу, и выражение его лица исказилось от недовольства.
– Придержи язык, пацан. Ты невежа из трущоб, пустое место. Я бы мог убить тебя и бросить твое тело прямо тут, и никто бы даже не заметил и не забеспокоился о тебе. Однако ты недостаточно ценен, чтобы марать о тебя руки. Таких, как ты, кишмя кишит. – Он выдрал еще одну страницу. Когда Джесс снова попытался высвободиться и выхватить книгу, пожилой мужчина отдернул фолиант подальше от рук Джесса и больно ударил его по голове своей тростью.
Джесс отшатнулся, слезы выступили у него на глазах, и в голове зазвенело, точно колокол в серапеуме Святого Павла. Мужчина постучал по двери кареты. Слуга в красном жилете тут же распахнул дверь и дернул Джесса за руку, выволакивая его на брусчатую дорогу.
Джентльмен выглянул из кареты и ухмыльнулся, продемонстрировав свои перемазанные чернилами зубы. Затем он кинул что-то Джессу, упавшему посреди дороги, – его порванную рубаху и жилет. И одну-единственную золотую монету.
– За твою работу, поганец, – сказал мужчина и смял очередную прекрасную страницу, чтобы разжевать ее.
Джесс понял, что плачет, хотя и не понимал почему, разве что потому, что знал: он никогда больше не сможет жить как прежде, после того как стал свидетелем произошедшего в карете. Никогда не сможет это забыть.
Слуга в красном жилете забрался на место водителя. Он посмотрел немигающим, безучастным взглядом на Джесса сверху вниз, а затем завел мотор.
Джесс видел, как пожилой джентльмен внутри кареты кивнул ему, а потом захлопнул дверцу. Карета дернулась с места и начала удаляться.
Джесс подскочил на ноги.
– Подождите! – закричал он, но без толку. Своим воплем он лишь привлек внимание прохожих к тому факту, что был наполовину раздет и что на груди его красовались ремни книжного контрабандиста. Джесса тошнило. Смерти людей, раздавленных лапами львов в библиотеке, его испугали, однако вид того, как намеренно уничтожают книгу – особенно такую ценную книгу, – подействовал на него еще хуже. Святой Павел говорил: «Жизнь коротка, а знания вечны». Джесс и вообразить не мог, что кто-то может оказаться настолько бездушным, чтобы захотеть уничтожить такую ценность, лишь бы заполнить пустоту в душе.
Карета исчезла за поворотом, и Джессу нужно было убираться отсюда тоже – не важно, насколько отвратительно он себя чувствует. Он опять затянул ремни на своей груди, накинул рубашку через голову и натянул жилет, а затем зашагал – бежать больше сил не было – в сторону склада, где его ждал отец. Город у него перед глазами расплылся в пятно из цветов и лиц прохожих.
Он не чувствовал ног, и все его тело почти непрестанно трясло. Так как маршрут Джесс знал настолько хорошо, что мог пройти по нему даже с закрытыми глазами, он шел и сворачивал в нужные стороны, даже не задумываясь и не замечая их, пока не осознал, что стоит прямо перед складом своего отца.
Один из охранников заметил Джесса на пороге, выскочил и поспешно завел внутрь.
– Джесс? Что случилось, мой мальчик?
Джесс моргнул. На лице мужчины отразилась в тот момент искренняя тревога, он совсем не походил на убийцу, каким считал его Джесс. Джесс тряхнул головой и потер рукой лицо. Рука оказалась мокрой.
Мужчина нахмурился, когда Джесс так ничего и не сказал, и кивнул одному из своих приятелей, который тут же бросился искать отца Джесса. Джесс уселся в уголок на полу склада, его по-прежнему трясло, и когда он поднял голову, то увидел перед собой свое зеркальное отражение, таращащееся в ответ. Почти что зеркальное – так как у Брендана волосы были чуть длиннее, а еще у него на подбородке красовался крошечный шрам.
Брендан присел рядом и посмотрел своему брату в глаза.
– Ты в порядке? – спросил он. Джесс покачал головой. – Тебя же не покалечили, нет? – Когда Джесс не ответил, Брендан наклонился ближе и спросил шепотом: – Ты что, на скрипача наткнулся?
Скрипачами местные называли извращенцев, как мужчин, так и женщин, которые получали удовольствие от утех с детьми. Впервые Джесс вспомнил, что у него есть голос.
– Нет, – сказал Джесс. – Ничего такого. Но еще хуже.
Брендан непонимающе моргнул.
– Что может быть хуже встречи со скрипачом?
Джессу не хотелось рассказывать, да ему и не пришлось. Дверь кабинета на втором этаже распахнулась. Брендан подскочил на ноги и опять исчез – быстро вскарабкавшись по лестнице, он притаился в хранилище, где прятали книги.
Отец подошел к своему старшему сыну, прижавшемуся к стене склада, и спешно осмотрел его на наличие ран. Когда ран он не обнаружил, то стянул с Джесса жилет и рубаху. Каллум с облегчением выдохнул, когда увидел, что книги нет.
– Доставил, – сказал он и поощрительно потрепал сына по голове. – Хороший мальчик.
От слов одобрения отца слезы накрыли Джесса новой волной, однако он их проглотил. «Я такой чувствительный», – подумал он, и ему стало стыдно. Ему ведь никто не причинил боли. Никакие скрипачи ему не встретились на пути. Так почему он так погано себя чувствует?
Джесс сделал глубокий вдох и рассказал отцу все. Все о львах и погибших людях, о джентльмене в карете, о смерти книги «О создании сферы». Потому что именно так это выглядело в глазах Джесса – как смерть. Убийство чего-то уникального и незаменимого. Вот, осознал он, почему у него было так погано на сердце: это печаль. Он оплакивал книгу и ужасался при мысли о произошедшем.
Джесс полагал, что его отец (человек, глубоко в душе все-таки любивший книги, которые он покупал и продавал, пусть и незаконно) рассердится или, на худой конец, скажет, что разделяет печаль своего сына. Вместо этого же Каллум Брайтвелл выглядел смирившимся.
– Тебе повезло вернуться живым, Джесс, – сказал отец. – Он, вероятно, опьянен своей властью, раз позволил тебе просто уйти после того, что ты увидел. Мне жаль. Такие, как он, и правда существуют в нашем мире. Мы называем их лизунами чернил. Гнилые люди.
– Но ведь… это же была книга. Книга, написанная самим Архимедом. – Внезапно Джесс со всей ясностью понял, что, когда он наблюдал за уничтожением книги, он видел свет знаний, покидающий мир. – Зачем ты так поступил, папа? Зачем ты продал ему эту книгу?
Каллум отвел глаза. А потом похлопал Джесса по плечу и сжал его так сильно, что чуть не сломал Джессу кости.
– Потому что это наша работа. Мы продаем книги тем, кто платит за привилегию их получить, и тебе лучше бы уяснить, что не наше дело, что случается с этими книгами потом. И все-таки ты молодец. Хорошо поработал сегодня. Из тебя выйдет отличный Брайтвелл.
Отец всегда серьезно относился к личным журналам, требуя, чтобы его дети записывали происшествия дня перед сном. Поэтому и сегодня, перед тем как ложиться в постель, Джесс взял ручку в руки. Немного подумав, он описал лизуна чернил и свои чувства при виде того, как тот сжевал редкую, прекрасную вещь. Папа всегда говорил, что эти записи нужны для будущего, чтобы не забывать родных, когда тех не станет… и он требовал, чтобы в заметках не было и слова о работе, ибо работа не относится к семье. Поэтому Джесс не стал описывать то, как бежал через весь город, доставляя книгу. Он только написал об извращенце и о том, как он чувствовал себя в тот момент, когда увидел съеденные страницы. Скорее всего, папа не будет рад и этим деталям повествования, однако никто не читал личные журналы. Даже брат не осмелился бы заглянуть в его записи.
Джесс плохо спал той ночью, его сны наводняли кровь, львы и перепачканные чернилами зубы, и он понимал, что ничего из того, что он сделал, нельзя было назвать хорошей работой.
Однако таков был мир, в котором он жил. В Лондоне, в две тысячи двадцать пятом году.
Записки
Изобретение, представленное ученым Иоганном Гутенбергом в 1455 году. По приказу верховного архивариуса, предназначено исключительно для Черных архивов и только для использования хранителями Библиотеки.
Одно можно сказать с уверенностью: само по себе основание Великой библиотеки, начиная с «Доктрины об отзеркаливании», вверяет знания всего человечества в руки скрывателей и полностью полагается на их работу, поэтому данную систему нельзя поддерживать вечно.
Я предлагаю чистейшего вида механическое решение. В прилагаемых чертежах представлено устройство, которое способно эффективно и в точности копировать тексты без необходимости вовлекать в дело скрывателей. Оно работает на основе простых вырезанных руками букв, рамы, на которой они размещаются, чернил и обыкновенной бумаги. С помощью такого метода мы сможем упразднить «Доктрину об отзеркаливании» и создать вместо нее быстрый и легкий способ репродуцировать наши книги.
Я создал готовую к использованию модель и копировал страницу, которую вы держите сейчас. Она первая в своем роде, и я верю, что это изобретение изменит будущее.
Tota est scientia[2].
Аннотация, написанная рукой верховного архивариуса.
К сожалению, господин Гутенберг стал жертвой этой немыслимой ереси. Он не понимает опасности того, что сам предлагает. Без постоянного и тщательного руководства Библиотеки данное устройство позволило бы без всякого контроля распространять не только знания, но и глупость. Представьте себе мир, в котором кто угодно и где угодно смог бы создавать и распространять свои собственные слова, какими бы невежественными или ошибочными они ни были! И мы уже много раз наблюдали опасный прогресс, который едва успевали пресечь, чтобы предотвратить хаос.
Подобное устройство, конечно же, должно быть уничтожено, а все подобные исследования запрещены. К сожалению, становится очевидным, что господину Гутенбергу нельзя доверять. Мы должны заставить его утихомириться и выбросить эту смертельно опасную ересь из головы.
Я понимаю, что Гутенберг станет для нас огромной потерей, однако мы не можем позволить себе дать слабину, если мы хотим, чтобы Библиотека выстояла против этой агрессивной болезни прогресса.
Глава первая
Наши дни
Знаком того, что тайник Джесса обнаружили, стал жесткий шлепок по голове. Он так увлекся чтением, что даже не услышал, как скрипят доски у него за спиной.
Он первым делом попытался защитить книгу, поэтому оборонительно согнулся над деликатными страницами, не разгибаясь даже, когда спрыгнул со своего кресла и освободил правую руку, чтобы достать нож… но это оказалось лишним.
– Братец, – удивился Джесс. И все же не убрал руку с оружия.
Брендан смеялся, но смех его звучал безрадостно.
– Так и знал, что найду тебя здесь, – сказал он. – Тебе нужно найти новые места, чтобы прятаться, Джесс. Кто знает, как долго еще папа не разнюхает конкретно об этом. Чем ты увлекся на этот раз? – Они повзрослели и теперь уже не выглядели одинаковыми. Прическа Брендана превратилась во всклокоченную копну волос, которая наполовину скрывала шрам, который он получил во время одного из забегов, однако оба брата были одного роста, поэтому их глаза оказались сейчас на одном уровне. Джесс сердито уставился в ответ.
– Inventio Fortunata[3]. Рассказ о монахе из Оксфорда, который побывал в Арктике и вернулся сотни лет назад. И папа не найдет этот тайник, пока ты ему об этом не расскажешь.
– Звучит скучно, – Брендан приподнял одну бровь. Этот трюк выходил только у Брендана, Джессу никогда не удавалось его повторить, так что Брендан постоянно его использовал – просто потому что знал, что это раздражает брата. – Так что убеди меня, что я не должен выдавать твой секрет. – Брендан уже в юном возрасте научился ремеслу заключения беспощадных сделок, как и их отец, и это вовсе не комплимент. Джесс сунул руку в карман и достал маленький подарок, который Брендан забрал с очевидным удовлетворением. – Договорились. – Он натренированным движением повертел монету в руке, как иллюзионист, позволив той прокатиться туда-обратно по костяшкам его пальцев.
– Чтоб тебя, Малявка, я вообще-то читал. – Джесс называл своего брата Малявкой, только когда очень сильно на него сердился, потому что это звучало жестоко: Брендан был младше всего на несколько секунд, но родился очень маленьким, так что все поначалу опасались за его здоровье. Точно в довесок, в придачу.
Малявка.
Однако если Брендана до сих пор и раздражало это прозвище, которое некогда вызывало у него гнев, то он отлично скрывал свои чувства. Он лишь пожал плечами в ответ.
– Как всегда говорит папа, мы продаем эти вещицы, нам не следует ими пользоваться. Так что то, чем ты занимаешься, – это пустая трата времени.
– В отличие от того, чем занимаешься ты, да? От твоих пьянок и игр.
Брендан бросил промокшую газету London Times на пол между ними. Джесс осторожно отложил Inventio Fortunata и поднял газету. Стряхнул капельки воды с первой страницы. На заголовке красовался рисунок – лицо человека, которого Джесс тут же узнал. Джентльмен заметно постарел, однако гнусную ухмылку этого подонка невозможно было забыть. Невозможно выкинуть было из головы и измазанные чернилами зубы, которые прожевали бесценные слова, написанные гением тысячи лет назад.
Брендан сказал:
– Помнишь его? Опоздали на шесть лет, но наконец-таки поймали твоего лизуна чернил. При загадочных обстоятельствах, если верить официальной версии.
– А на самом деле?
– Кто-то воткнул нож ему под ребра, прямо когда он выходил из клуба, так что все и правда загадочно. Дело пытаются замять. Наверняка обвинят во всем поджигателей в конечном итоге, если они вообще примут обвинения в преступлении. Никому не нужна причина, чтобы обвинить поджигателей.
Джесс поднял глаза на своего брата и чуть не спросил: «Это твоих рук дело?» – однако, по правде сказать, он не хотел знать ответ на этот вопрос.
– И ты что, проделал такой длинный путь сюда, просто чтобы показать мне эту газету? – поинтересовался Джесс вместо этого.
Брендан снова пожал плечами и сказал в ответ:
– Я подумал, что эта новость поднимет тебе настроение. Я же знаю, что ты всегда переживал из-за того, что этого негодяя так и не поймали.
Газета была утренней, а сейчас уже, скорее всего, стемнело, потому что, когда Джесс вернул ее брату, статьи сами собой стерлись, и на их месте возникли новые. Лизун чернил, однако, остался на передовице, и это, наверно, потешило бы самолюбие этого гнусного существа.
Брендан свернул газету и сунул в карман. Стекающая с него дождевая вода образовала лужу на полу, и Джесс кинул ему грязное полотенце, которым вытирал свои ботинки. Брендан усмехнулся и кинул полотенце обратно.
– Ну так что? – поинтересовался он. – Ты домой собираешься?
– Позже.
– Папа хочет поговорить.
Разумеется, папа хотел поговорить. Отцу не нравилось, когда Джесс пропадал где-то надолго, особенно с тех пор, как он решил обучать сына, чтобы передать впоследствии ему семейный бизнес. Но была проблема: у Джесса отсутствовало желание этим бизнесом заниматься. Джесс знал, как устроена работа контрабандистов, однако Брендан желал этого куда больше, да и должность Каллума Брайтвелла пошла бы ему куда лучше. Скрываясь ото всех, Джесс чувствовал себя свободным, к тому же это давало Малявке возможности, которые младшие сыновья обычно не получали.
Однако Джесс вряд ли бы признался Брендану или кому-либо еще, что он поступает так в равной степени как ради своего брата, так и ради себя.
– Плевал я на отца. Приду домой, когда захочу прийти домой. – Джесс снова опустился в кресло. Оно было старым и пыльным, украденным из дома какого-то богатенького банкира, и Джессу пришлось тащить кресло самому почти целый километр до этого наполовину обрушившегося особняка на Уоррен-стрит. Дом выглядел слишком плачевно для потенциальных покупателей, но слишком помпезно для переселенцев. Так что представлял собой отличное убежище для Джесса, где никто не мешал ему заниматься своими делами.
По этой причине было особенно обидно теперь, что Брендан его отыскал. Потому что, несмотря на монету, отданную за молчание, Джессу придется искать новое убежище. Он не доверял брату, не верил, что тот хотя бы намеком не выдаст этот тайник… ради своей выгоды, разумеется. А значит, придется тащить с собой и это кресло. Снова.
Брендан не шевельнулся. С него до сих пор стекала дождевая вода на старый дощатый пол. Он смотрел на брата уверенно и не моргая, без капли веселья в глазах.
– Папа сказал, прямо сейчас, Джесс. Пошевеливайся.
Невозможно было спорить, когда Брендан начинал говорить подобным тоном; иначе все перейдет в драку, беспощадную драку, и Джессу не очень-то хотелось проигрывать. Он проигрывал всегда, потому что в глубине души не хотел причинять боль своему брату.
У Брендана же подобного чувства, похоже, не возникало.
Джесс аккуратно завернул хрупкую книгу в водонепроницаемую материю, затем сунул в сумку с ремнями. Он скинул свободную рубашку и застегнул ремни на груди быстрыми, отточенными движениями, даже не задумываясь о своих действиях, а затем накинул рубаху и надел жилет, чтобы тайного груза под ними не было видно. Теперь Джесс не был оборванцем-гонцом, каким служил раньше, теперь его рубашка была скроена из хлопка, а шелковый жилет роскошно расшит. Поверх всего этого он надел еще и кожаный плащ, чтобы защититься от дождя, и швырнул второй плащ в руки брата, который натянул его, не произнеся ни слова благодарности в ответ.
Затем вдвоем они, шестнадцатилетние зеркальные отражения друг друга, но в то же время не похожие, точно были из разных миров, отправились вместе в город.
* * *
Брендан скрылся, как только они добрались до родительского дома; он побежал вверх по лестнице, мимо перепуганной его шагами служанки, которая тут же, однако, отругала его вслед за грязь, оставленную на коврах. Джесс смахнул с себя капли дождя, стоя в фойе дома, затем отдал свой мокрый плащ горничной и тщательно вытер ботинки, прежде чем ступить на отполированный деревянный пол.
Мать вышла из гостиной, в которой обычно принимала гостей, хотя время и было уже поздним для дружеских визитов. Она окинула взглядом Джесса с головы до ног. Должно быть, его вид ее удовлетворил – она подошла и поцеловала своего старшего сына в щеку. Она была изящной симпатичной женщиной средних лет, виски у нее уже начинали седеть, но это было едва заметно на ее пепельных от природы волосах. От нее пахло лавандой и копотью. Темно-синее платье, в котором она была сегодня, ей очень шло.
– Не серди сильно своего отца, – сказала Джессу мать и положила руку ему на плечо. – Он снова сегодня не в настроении, как это часто бывает. И ради меня постарайся вести себя цивилизованно.
– Я постараюсь, – ответил Джесс, но это было пустым обещанием. Как пуста была и ее показная забота. Он никогда не был истинно близок со своей матерью. В этом, как и во многом в своей жизни, Джесс оставался одинок.
Он покинул мать, по-прежнему стоящую в коридоре, которая тут же принялась поправлять букет со свежими ромашками и розами, и отправился в глубь коридора в сторону кабинета отца. Джесс вежливо постучал в закрытую дверь, а потом услышал невнятное ворчание, которое означало, что ему позволено войти.
Кабинет был отделан темным деревом, и лишь пламя в камине тускло освещало стены. Полки вокруг уставлены книгами с официальными печатями библиотеки на корешках, все упорядочены по цвету; отец предпочитал читать биографии и исторические труды, поэтому здесь преобладали фолианты с обложками из темно-красной и синей кожи. Отец заплатил за право хранить постоянную коллекцию книг в доме, поэтому большинство этих книг никогда не утратят срока годности, слова на их страницах не сотрутся и не исчезнут.
Вокруг не было ни единого оригинального произведения в твердом переплете. Каллум Брайтвелл ничем не выдавал, что мог являться кем-либо помимо успешного бизнесмена, занимающегося импортом товаров. Сегодня он был одет по моде Дальнего Востока, на нем красовался красно-оранжевый жилет из китайского шелка, видневшийся из-под пиджака.
– Отец, – произнес Джесс, дожидаясь, когда папа поднимет глаза и заметит его.
Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы Каллум перестал водить ручкой по странице своего личного журнала и сказал наконец:
– Присядь, Джесс. Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
– Да, Брендан мне уже сказал.
Каллум отложил ручку для письма и сложил руки перед собой, переплетя пальцы. Его стол был сделан из дорогого махагониевого дерева с резьбой, изображающей морды фантастический зверей и их огромные когтистые лапы, которые всегда напоминали Джессу о львах в библиотеке.
Джесс сел на стул подальше от этого жуткого стола. Отец нахмурился. Вероятно, он счел это знаком неуважения. Джесс никогда не осмеливался сказать отцу, что дело тут просто-напросто в его плохих воспоминаниях.
– Тебе нужно перестать шататься где попало, – сказал отец. – Погода неподходящая для долгих прогулок. К тому же у меня есть для тебя работа.
– Прости, – сказал Джесс.
– Может, ты знаешь, куда делся мой экземпляр Inventio Fortunata? Один клиент им заинтересовался.
– Не знаю, – соврал Джесс, и ему показалось, что книга, спрятанная под его рубашкой и жилетом, стала внезапно чуточку тяжелее. Отцу обычно было плевать на конкретные книги, и Джесс всегда с осторожностью выбирал их – брал те, которые не планировалось никуда отправлять в ближайшее время. – Хочешь, чтобы я ее поискал? Скорее всего, ее просто поставили не на ту полку.
– Не важно. Продам этому клиенту что-нибудь другое. – Отец отставил свой стул и поднялся на ноги, начав размеренно прохаживаться вдоль стола. Джесс едва сдержался от того, чтобы тоже не встать. Но это будет выглядеть подозрительно. Вроде ничто не предвещало опасности, однако папа всегда отлично маскировал свои внезапные порывы жестокости. Лучше уж Джессу оставаться начеку, чем показывать свою слабость и страх. – Пришло тебе время заняться делом, мой мальчик. Ты уже взрослый.
Как будто он не занимался делом раньше, рискуя жизнью все свое детство. Джесс заметил, что с каждым шагом отец подходит все ближе, двигаясь полукругом, но неумолимо приближаясь.
– Даже не спросишь, о чем я говорю, а? Молодец. Вы с братом оба такие: всегда думаете головой. Это означает, что у тебя острый ум, и это хорошо. Острый ум тебе пригодится в нашем холодном, жестоком мире.
Джесс был готов, и все же отец оказался быстрее; он бросился вперед, схватил ручки стула, на котором сидел Джесс, и навис над сыном. Несмотря на свои шестнадцать лет, несмотря на свой высокий рост и достаточный вес, Джесс внезапно снова почувствовал себя десятилетним мальчишкой, ожидающим оплеухи или удара.
Он заставил себя собраться мысленно и приказал себе принять этот удар без содроганий, однако удивительно – отец его даже не тронул. Он просто уставился на парня, замерев слишком близко, нарушая личные границы, и Джессу потребовалось немало силы воли, чтобы выдержать немигающий ледяной взгляд отца.
– Ты не хочешь заниматься нашим семейным бизнесом, сын. Это очевидно, – произнес наконец отец. – Однако, по правде сказать, ты и не очень подходишь для того, чтобы управлять им. Тебе бы больше подошло ремесло ученого. Чернила у тебя в крови, и этого не исправить. Книги никогда не станут для тебя просто работой.
– Я всегда выполнял все, что ты поручал мне, – сказал Джесс.
– И я никогда не поручал тебе что-либо, что, по моему мнению, ты не смог бы выполнить. Если бы я поручил тебе бросить в огонь ту книгу, которую ты сейчас прячешь под своей рубахой, ты бы не справился с этим, очевидно.
Джесс сжал руки в кулаки, ему пришлось прикусить язык, чтобы не перейти на крик:
– Я не какой-то там проклятый поджигатель. – Ему каким-то чудом удалось сохранить спокойный тон.
– Именно об этом я и говорю. В нашем бизнесе бывает необходимо уничтожить книгу, чтобы ее не обнаружили, а не в качестве глупого политического заявления. Однако ты бы не смог так поступить. Даже если бы стоял вопрос о спасении твоей собственной шкуры. – Отец покачал головой и отошел. От внезапного освобождения Джесс почувствовал слабость, а отец снова опустился на стул за своим столом. – Ты должен приносить какую-то пользу. Я не могу позволить тебе шататься без дела, как какому-то принцу, до конца жизни. Я потратил немалые деньги на твоих учителей, в то время как твой брат зарабатывал, и должен признать: ты и впрямь заставил нас всех гордиться твоими успехами в учебе. Однако пришло время поговорить серьезно.
Отцовское одобрение странно подействовало на Джесса: он почувствовал, будто ему жарко и холодно одновременно. Джесс не знал, как реагировать на подобный комплимент. Поэтому он просто промолчал.
– Ты меня слышал? – Голос Каллума Брайтвелла прозвучал неожиданно заботливо, и Джесс заметил нечто новое в выражение лица своего отца. Он не понял, что именно, но ему захотелось отпрянуть от отца или хотя бы вжаться в спинку стула. – Я говорю о твоем будущем, Джесс.
Джесс погасил волну внезапного беспокойства, а затем осторожно спросил:
– Какое у меня может быть будущее, если не помощь тебе в семейном бизнесе?
– Я заплатил за твое место в Библиотеке, ты будешь обучаться там.
– Вот спасибо! – От смеха Джесса выражение на лице отца, однако, не изменилось. Тот даже не помрачнел. – Ты же не серьезно. Брайтвелл. В Библиотеке.
– Вполне серьезно, мальчик мой. Если мой сын будет в Библиотеке, это может принести немало пользы всей нашей семье. Ты пару раз пронесешь тайком несколько книжек, стащишь парочку бесценных фолиантов, и мы тут же станем безмерно богаты. Ты сможешь предупреждать нас о планируемых проверках, о стратегиях библиотечных элитных стражей и полиции и так далее. К тому же в твоем распоряжении будут все книги, какие тебе только заблагорассудится прочитать.
– Ты же не серьезно? – повторил опять Джесс. – Ты хочешь, чтобы я был твоим шпионом?
– Я хочу, чтобы ты стал нашим преимуществом – или адвокатом, быть может, если в силу каких-нибудь жутких обстоятельств Брайтвеллам таковой понадобится. Библиотека управляет миром, сынок. Так что лучше нам иметь место за ее столом. Посуди сам, в тебе больше выдержки и ума, чем я готов это признать. Ты можешь стать успешным во многих делах, но ты поможешь своему брату куда больше, если будешь в Библиотеке. Может, даже однажды спасешь ему жизнь.
Стоило ожидать, что отец начнет давить на родственные чувства.
– Мне ни за что не пройти вступительные испытания.
– А зачем, по-твоему, я платил всем твоим учителям, мальчик мой? Тебе нужно будет ответить на вопросы, ответы на которые знает любой юноша, способный прочитать только кодекс. В твоей голове куча знаний, которыми без особого разрешения владеть запрещено. Оплошаешь, и с тобой поступят куда хуже, чем просто отправят с позором домой.
Отец и впрямь не шутил, и злость Джесса ослабла от осознания этого. Он никогда даже не задумывался о том, чтобы работать в Библиотеке. В какой-то степени мысль об этом его ужасала, ведь он так и не смог забыть библиотечных львов, которые раздавили своими лапами невинных людей у него на глазах. Однако в Библиотеке и впрямь хранилось то, о чем Джесс мог только мечтать. Если он окажется там, то все знания мира окажутся от него на расстоянии вытянутой руки.
Джесс так ничего и не ответил. Отец вздохнул и снова заговорил, в его голосе прозвучала нотка нетерпения:
– Считай это деловым соглашением, мальчик мой. Оно даст тебе все, о чем ты мечтал, а нам – преимущество. Подумай об этом хорошенько. Однако запомни: если ты провалишь задание и сдашься, то ничего больше не получишь от своей семьи. Ни гроша.
– А если я останусь здесь?
– Тогда я все равно не смогу позволить себе кормить и одевать никчемного идиота, не обладающего верностью и бесполезного, верно? Ты будешь работать на нас или же окажешься на улице куда быстрее, чем думаешь.
Отец выглядел серьезным и непреклонным, и было очевидно, что он не вкладывал ни капли юмора в свои слова. Сдать экзамен в Библиотеке, пройти обучение и, быть может, оказаться там на службе – или же остаться совсем одному в свои шестнадцать лет и попрошайничать на улицах. Джесс прекрасно знал, как питаются объедками на улицах бездомные. И ему совсем не нравилась подобная перспектива.
– Ты низкий человек, – сказал Джесс. – И я всегда это знал, папа.
Каллум улыбнулся в ответ. Его глаза походили на два ледяных, сухих камешка, когда он произнес:
– Это я только что услышал, что ты согласен?
– А у меня действительно есть выбор?
Отец подошел и сжал плечо Джесса так сильно, что наверняка оставил синяк.
– Нет, сынок, – сказал он. – Поэтому-то я и успешен в своем деле. Посмотрим, станешь ли ты успешным в своем.
* * *
Обучение в Библиотеке стоило чрезвычайно дорого. Большинство семей не могли даже мечтать о подобном; это было привилегией гнусных богачей и аристократов. Брайтвеллы же были достаточно богаты, но даже им собрать подобную сумму было непросто.
Джесс теперь не мог перестать думать о том, что его будущее куплено за древний труд Архимеда, проглоченный в темной карете, когда ему было десять лет. Это еще одна мысль, которую он не осмеливался записать в своем личном журнале, хотя и заполнил в очередной раз страницы аккуратным почерком, описал свои чувства по поводу этой ситуации, то, что на него давила необходимость добиться успеха в новом задании. То, как одновременно радовался дарованной ему отцом возможности и ненавидел ее.
Отец заплатил вступительный взнос, и теперь все зависело лишь от Джесса. Первое, и по многим причинам самое сложное, что нужно было сделать, – это явиться в лондонский серапеум на вступительный экзамен. Джесс избегал этого места со дня встречи с каменными львами и не испытывал желания ступить на эту территорию снова. К облегчению Джесса, его довезли на паровой карете до самых входных дверей западного крыла. Там тоже было несколько статуй, но они располагались на высоких пьедесталах, так что Джессу не пришлось смотреть им в глаза.
Он чувствовал себя в относительной безопасности, пока не заметил автоматизированную копию королевы Анны, устремившую немигающий взгляд на тех, кто поднимался по лестнице. В левой руке у нее была держава, а в правой золотой скипетр, указывающий вниз, на головы проходящих мимо ее пьедестала.
