Регина Рауэр
Три желания, или Дневник Варвары Лгуновой
2 июня
Две новости.
И нет, не хорошая и плохая, а обе плохие.
Сеня оказался не котом – это раз, Дэн оказался психом – это два.
Ах да, забыла, есть ещё третья новость: я уже почти поверила в волшебность этого розового дневника. Ещё немного и уверую окончательно, а после понесу сию веру в массы, начав с дарителя девчачьей мечты.
Пересчитать зубы и перебить почки ему всё ж не помешает.
Впрочем, обо всём по порядку.
Утро – увы и ах, а заодно как обычно – началось не с кофе, а бега проспавшей Милы, разбитого цветка и оглушительно-мерзкого бибиканья Ромочки.
И… я неправильно назвала последовательность.
Сначала засигналил Ромка, а потом разбился горшок с цветком… в паре метрах от капота Ромкиного дорогущего джипа.
– Ты чё творишь, истеричка психованная?!
Вот на этом гневном вопле разъяренного тигра я и вытащила голову из– под подушки, подумала и разлепила с трудом одним глаз, дабы истеричку психованную в лице Милы увидеть, понаблюдать, как с грохотом она уже закрывает окно, подоконник которого безжалостно лишили орхидеи.
Любимой.
Юрочкой подаренной.
– Мил…
От большого-большого удивления второй глаз открылся легко и сам, а Мила, сверкнув голубыми очами, скрылась в ванной.
– Мил, ты чего?!
Путаясь в одеяле, я поплелась следом и в дверь поскреблась.
Нет, Ромочку Мила всегда слегка недолюбливала, но на подаренное отцом и святое – холимый и лелеемый Toyota Land Cruiser 200 – даже она покушаться в нормальном состоянии не стала бы.
Наверное…
И вообще, как можно швырять из окна орхидеи?
Вдруг попадет в кого?
Жалко ведь: горшочек разобьется, цветочек погибнет.
– Радуюсь понедельнику, – Мила дверь распахнула резко, заставила отшатнуться, и, дёрнув плечом, она нехотя процедила. – Я смотрела, куда кидаю. Ничего с его драгоценной машинкой не случилось бы.
Ну-ну.
Законы физики, пожалуй, с ней не согласились бы.
– Хорошо…
Тайный чемпион по прицельному метанию орхидей с независимым видом прошлепал на кухню, а я проводила её задумчивым взглядом.
Нет, то, что понедельник – день тяжёлый, я всегда знала, но после сегодняшнего дня могу смело добавить, что тяжести в нём килограмм двести.
Вместе с глиной и землей.
***
Рома, как и думалось, был злющий, поэтому собралась я в рекордные сроки и до дома Светика-семицветика доехали мы тоже быстро.
Очень.
Она сама ещё не встала.
Кидала на меня зло-обвиняющие взгляды, торопливо приводила себя в порядок и одновременно успевала кокетливо улыбаться Ромке, что на свою голову решил подняться со мной. Совсем от злости память отшибло, видимо. Забыл, бедненький, как по всей школе прятался от Светки, которая была влюблена в него класса так с пятого.
Впрочем, старалась она зря.
Ромочка был занят.
Придумывал, судя по задумчивому и иезуитскому выражению лица, как отомстить Миле за издевательство над его нервами. Переживал заново те незабываемые секунды, когда цветочек, кажется, вместе со всей Ромкиной жизнью пронесся перед его глазами.
– Где твой Сенека? – я, не обращая внимания на эмоциональные сложности обоих бывших одноклассников, сцедила зевок в ладошку.
Прошла бесцеремонно в гостиную, выискивая взглядом мою новую головную боль.
И думать, как буду договариваться с Дэном, я пока не хотела.
В конце концов, экспромт – наше всё! Главное не вспоминать, что последний раз я так говорила перед встречей с квартирной хозяйкой.
– Сенечка спит, – при упоминании любимца Светка переменилась, заулыбалась приторно и ласково, забывая даже про Ромку и свой нетоварный вид. – Умаялся бедный.
Вот тут я и насторожилась.
На часах половина девятого утра, когда и где эта четвероногая скотина могла успеть умаяться?!
Если окажется, что он любитель ночного образа жизни, я лично, не дожидаясь самого чёрного дня жизни, на фарш его отправлю.
Света же, не догадываясь о мои коварных мыслях, скрылась из виду, чтобы почти тут же вернуться, принести на руках, принести…
Я вздрогнула и перевела ошарашенный взгляд с ЭТОГО на Ромку, что тоже был слегка… обескуражен.
Даже злиться перестал.
– Э-это что?
Или кто.
Так вернее было бы, да, но не сейчас.
Молодец, Светка, ты стала первой, кто смог довести меня до заиканья и седины. Пусть последнюю я и не вижу, но после такой подставы она точно появилась.
Обязана была появиться.
– Луций Анней Сенека, мальчик мой золотой, – нежно протянула Света, не замечая выражения наших лиц.
И общую лёгкую форму контузии.
«По стоимости?», – рвалось у меня криком души, но силы, чтобы вопросить вслух, я не нашла, покосилась только жалобно на Ромку.
Который, набравшись мужества, спросил:
– Свет, а ты когда енота завести успела?
Поинтересовался тем голосом, каким в гостях, должно быть, спрашивают у радушных хозяев, когда они успели обзавестись во-о-он тем милым крокодилом или львом, что сейчас свободно разгуливает по дому и плотоядно на гостей косится.
– Ещё осенью. Мне на день рождения подарили, – Светка блаженно улыбнулась и погладила своего золотого мальчика по голове.
Сенечка же открыл глазки, окинул нас презрительным взглядом и, остановившись на мне, пренебрежительно фыркнул.
Кажется, мы не подружимся.
***
К Дэну мы ехали в тишине.
Гробовой.
– Не, ну в принципе, Дэн свой в доску, понять должен, – наконец неуверенно протянул Рома, – тем более всего две недели.
Угу.
Конечно.
Вот я бы поняла и даже простила… из-за закрытой двери, а потом бы ещё пути счастливого пожелала.
Правда, не факт, что в рамках цензуры, но кого и когда смущали подобные мелочи?!
– А я позавчера желание написала, чтоб у меня енот появился, – старательно не глядя на Ромку, поделилась ценной и не дающей мне покоя информацией.
Желания что, правда, начали сбываться?!
– Лучше б ты миллион зелёных пожелала.
– Ага.
Мы снова замолчали.
Проехали ещё два светофора и…
– Варвар, ты что, уснула?
– Нет! – от подобных инсинуаций я оскорбилась.
– А кто тогда храпит?!
Обернулись мы синхронно.
Закрывая передними лапами нос и поджимая задние конечности, Сенечка спал. Вздрагивал во сне и храпел, как бригада мужиков с заложенными носами.
– Он ещё и храпит…
Обреченный стон вырвался у меня сам.
– Две недели. Всего две недели, Варвар.
– Целых. Две. Недели. Ты думаешь, мы с ним столько протянем, бомжуя?!
– Может, Дэн вас ещё пустит, – косясь в зеркало заднего вида, пробормотал Ромка с сомнением и безумной надеждой. – Может, он вообще его не заметит?
– Енота?! – от возмущения я подпрыгнула, простерла руки в сторону полосатенького и клетки его, что занимала полмашины. – Этой хабазины, именуемой клеткой, он не заметит?! Он что, слепоглухонемой?!
– Нет, он медик, – Ромка, покосившись с опаской на меня, неожиданно заржал, – и через одиннадцать дней у нас биология, мать её.
Однако…
Понятней не стало, и я вопросительно приподняла брови, на что Рома тяжело вздохнул, как будто прописные истины он объяснял, а его всё равно не понимали.
– Двадцать четыре вопроса по цитологии, пятьдесят один по генетике, паразитка – сорок один и ещё сорок по внеаудиаторке, – механическим голосом выдал он, страдальчески поморщился и продолжил задушевно-проникновенно. – Просто поверь, Варвар, если ты сейчас приведешь к нему цыганский табор с медведями и ротой барабанщиков в придачу, он даже не заметит.
Подобным тоном, с обреченностью во взгляде и тоской в голосе можно было говорить, только исходя из собственного жизненного опыта.
Бедненький.
– Подожди, – я мысленно прикинула, загнула пальца и посчитала, – у вас что, больше ста пятидесяти вопросов по одному только экзамену?!
Меня смерили взглядом героя, идущего на смерть, и, поджав губы, скорбно промолчали.
Офигеть.
Сто пятьдесят шесть.
Всё, больше на семьдесят два по Древнему миру я не жалуюсь.
Особенно при медиках.
На фиг, побьют.
***
Седьмой этаж.
Тринадцатая квартира.
Нет, я, конечно, несуеверная.
Ладно, в рассыпанную соль и гляделки в зеркало, если приходится возвращаться домой, я верю, но в это верят многие!
А в остальном я – реалист.
Вот только номер у квартиры всё равно так себе.
– Варвар, заканчивай медитировать и звони! Дверь сама не откроется, – пропыхтел Ромка, занося в общий коридор из коридора с лифтами последние сумки.
Которых, к слову, у меня значительно прибавилось. Теперь мой розовенький чемодан гордо возвышался между двумя огромными спортивными сумками. И это не я обновила гардероб к лету, в порыве горя скупив, как минимум, два торговых центра, это Сенечкино приданное, что всучила мне Светка на прощание.
В них, сумках, было всё самое необходимое.
«Корм на всякий случай, одежда, вдруг гулять пойдете, любимые вкусняшки, дорогие сердцу Сенечки игрушки и так, всякая мелочь», – проинформировала подруга, перечисляя и вспоминая всё ли положила.
Честное слово, ощущение, что вместо енота мне подсунули маленького ребёнка, не покидало меня с того самого момент, как на ручки подержать и познакомиться Сенечку мне дали. И то, с детьми как-то меньше пунктов в перечнях «Ни в коем случае не давать!» и «Тут всё закрыть и с пола убрать!»
– Так и он не открывает, – я пробормотала тихо.
Вдавила пятый раз кнопку звонка до предела, но открывать нам так никто и не спешил. Вот и ждут, вот и приезжай, вот и соседями будем дорогими.
Ну-ну.
– Слушай, он вообще дома?
– Конечно, дома, – Ромка отмахнулся и, отодвинув меня, по-простому задолбил в дверь, вопросил философски между ударами. – Где ему ещё быть?
Действительно, при ста пятидесяти вопросах-то.
– Тогда стучи громче, – я согласилась.
И на чемодане расположилась.
На целых семь минут, за которые Рома успел постучать, поорать, позвонить, везде написать и объясниться со старухой, что выглянула из соседней квартиры, пригрозила полицией и обозвала нас наркоманами.
– Вы чего трезвоните? – недовольный голос с хрипотцой заставил оторваться от наблюдения за Ромкой, что расхаживал по коридору, и обернуться.
Что ж…
Я вздрогнула второй раз за день.
И брови, пока я с любопытством разглядывала почти повисшего на ручке двери соседа, невольно поползли вверх. Почему-то совсем не таким я представляла себе «Дэна, старосту соседней группы», да и не подходил ему обалденный голос с хрипотцой, которым он вчера говорил со мной по телефону.
Несоответствие, как с Левитаном.
А Дэн при таком голосе был… был ботаником.
Лохматым, субтильным ботаником в очках на пол-лица. Длинным и худым. Он стоял в полумраке прихожей в потертых и вытянутых на коленях трениках и чёрной футболке, что на нём жутко болталась.
Потерев минимум трехдневную щетину, мой новый сосед окинул меня мрачным взглядом.
– Ты, что ли, Варвара-краса?
– А-а-а…
На большее меня не хватило, и я растерянно кивнула.
Интересно, когда и как я умудрилась настолько насолить Ромке, что он меня решил поселить к вот этому… типу?
Неприветливому типу.
Мрачному.
Желание развернуться и уйти под изучающим взглядом появилось непреодолимое, просто жуткое, но… за семь тысяч приличного жилья я больше нигде не найду, с енотом я в принципе никакого жилья не найду. У Милы жить вечно тоже не вариант, завтра возвращается Юрка, и остаться у них я не смогу.
Поэтому улыбаемся, Варвара Алексеевна, причём дружелюбно улыбаемся.
И машем.
Дураков любят, да.
– Варя, приятно познакомиться, – я протянула руку лодочкой для рукопожатия и широко улыбнулась, покосилась в сторону переноски и призналась. – Я тут, правда, с… енотом.
Вот.
Сообщила, пусть он и сам заметить должен был успеть. И если до сих пор ничего не сказал, то значит ему всё равно?
Пустит, да?
Или нет… поскольку на меня он взглянул странно, моргнул и… посторонился, пропуская.
– Проходите. Твоя комната до конца коридора направо, а потом снова направо.
Ура.
Пустили, что уже хорошо.
И сделаем вид, будто не волнует, что свой в доску Дэн руку не пожал, прошёлся красиво по моему чувству собственного достоинства и гордости. Большей дурой с протянутой рукой я себя давно не чувствовала. Выпрямив спину, я оглянулась на Рому, что, стоя позади меня, довольно лыбился и подбадривающе подмигивал, и решительно протиснулась мимо Дэна в полумрак квартиры.
У него что, режим экономии повышенный?!
Нет, я понимаю: в стране кризис и студенты, как известно, народ бедный. Но лампочка Ильича обойдется дешевле сломанных конечностей!
А я себе обязательно что-нибудь сломаю в этой темноте и наваленном на полу хламе.
Что это вообще у него такое?
Я с трудом разглядела в горе хлама что-то стальное, острое, напоминающее топор, и поняла, что знать не хочу.
Куда мне?
Направо, а потом снова направо?
Отлично, куда послали, туда и пойду.
Прислушиваясь к более радушному приветствию Ромки и их неразборчивому разговору, я завернула за угол и планировку нового жилья прикинула. Коридор был Т-образный. Направо две комнаты, налево – кухня, прямо – ванная. Дверь комнаты, что напротив кухни, была закрыта, а вот сбоку от неё – таки да, направо – приветливо распахнута.
И моя скромная обитель оказалась не такой уж и скромной. Большая комната с французским окном, за которым виднелся застекленный балкон. Встроенный шкаф-купе на всю стену, двуспальная кровать, кресло-кокон в углу и письменный стол рядом с ним.
Мне здесь уже нравилось.
Кровать так вообще моя мечта.
Опустив плетенную корзину со спящим енотом на стол, я распахнула обе створки окна и вышла на балкон.
Да, прав был Рома, что вид – красота!
Небо голубое, деревья зелёные, огромный пруд, блестящий в лучах солнца между кронами, и высотки где-то там, на горизонте.
Я потянулась и невольно рассмеялась.
Всё, мне здесь определенно и точно нравится. И свой в доску Дэн может хоть в упор меня не замечать, я никуда не съеду.
***
Восемь вечера.
Ромка ещё три часа назад с мученическим видом ушёл готовиться.
К биологии.
Всё ж, когда больше двух часов у тебя за стенкой бубнят о видах взаимодействия неаллельных генов, а ты их даже не можешь перечислить и экзамен у тебя меньше, чем через две недели, паника появляется сама.
Несвойственное желание поучиться тоже.
Поэтому к родным учебникам и методичкам Ромочка, распрощавшись, отчалил, а я, закрыв за ним дверь, вернулась в свою комнату, где Сенечка, оккупировав мою кровать, самозабвенно пожирал печенье.
Имбирное.
Из моей сумки.
Попытки его согнать или отобрать еду увенчались не успехом, а пластырем на моём прокушенном пальце, так что Сенечка с гордым видом победителя продолжил жрать печенье, а мне пришлось обрабатывать руку.
Тешить себя надеждой, что этот паразит незаразный.
И на часах было восемь вечера, когда, проговорив почти час с мамой и посидев два в интернете в поисках информации о тварях меньших енотистых, я вспомнила про неразобранный чемодан, вокруг которого эта самая тварь как раз круги нарезала и открыть пыталась.
Его шебуршание по всей комнате и попытки открыть-залезть-стянуть всё и хоть откуда за три часа уже достали, но, как было написано в статьях а-ля «Как выжить в квартире с енотом» и «Друг или враг вам енот», это пока цветочки.
Ягодки впереди.
А грибочки ещё дальше.
Остается только надеяться, что Светик приучила этого гада к туалету и ночному сну. Ибо, выбирая между квартирой и енотом, я выберу квартиру, а Сенечка вернётся в естественную среду обитания.
Парк пойдет ему на пользу.
Чемодан, к радости енота, был наконец открыт, и за шкирку я его успела поймать в последний момент.
– Не трогай, это моё, – прошипела злобная я и едва успела отклониться от мелькнувшей у лица лапы. – Эй! Нет, ну ты гад всё же!
Без особого почтения я сгрузила Сенечку на кровать, подавив желание его туда швырнуть, сунула пачку печенья и…
… и до чемодана он добрался первым.
Выдернув из цепких лап свою футболку, я потрясла ею у его невинной морды.
Провела ликбез:
– Луций Анней Сенека, убери свои грязные лапы от моих вещей! Это моё, а моё трогать нельзя!
Слишком умная скотина в ответ презрительно фыркнула. Демонстративно выпятив задницу, порылась в утрамбованных вещах и, выбрав мой новенький прекрасный кружевной бюстгальтер за четыре косаря, деловито потащила его в угол.
К тазику с водой.
Проворно потащил, гад.
– Эй, нет! Слышишь, не смей! Только попробуй! – я кинулась следом, но запнулась о крышку раскрытого чемодан и рухнула на пол.
А мои четыре тысячи в воду.
Где эта тварь их стала активно полоскать.
***
У вас крепкая нервная система?
Вот я думала, что у меня крепкая, верила в это все двадцать лет своей жизни.
Ошиблась.
Выпавший на меня из шкафа скелет доказал обратное. Я завизжала и, пытаясь его с себя стряхнуть, замахала руками.
– Ты чего вопишь, как потерпевшая? – спросил возмущенный Дэн.
Заглянул как раз в тот момент, когда я отцепила от себя, а заодно и от туловища, череп и швырнула его в сторону.
Как оказалось, в сторону Дэна, который взвыл не хуже меня.
– Вася!!!
– Какой Вася?! Я – Варя! – выпутывая из волос кисть с пальцами, возмутилась я.
Первый шок прошел быстро.
– Ты – дура, а не Варя! Вася – это он! – рявкнул Дэн и отобрал у меня руку.
Скелета.
И конечностью оной потрясли перед моим носом, придирчиво повертели и всучили обратно мне.
– Держи. Его сейчас собирать придется.
Прозвучало обвинением, а в обращенном ко мне взгляде читалось недовольство и претензия большими буквами.
Нет, это ещё я виновата?!
Я чуть заикой не стала и сердечный приступ не заработала.
Я – пострадавшая!
Я, а не Вася!
Где сочувствие?! Где понимание?!
И вообще какой дурак запихнул скелет в шкаф?
– Мой сосед, – хмуро ответил на последний заданный вслух вопрос Дэн и ноги поднял. – Бывший.
Логично, его ж комната.
Зачем я, правда, спрашивать не буду.
Остатки психики в этом дурдоме у меня пока теплится надежда сохранить. Я оптимист.
– Чего стоишь? Бери позвоночник с рёбрами и пошли клеить!
***
Час ночи.
Я в клее. Сенечка в клее. Дэн в клее.
Кухня тоже вся в клее.
А Вася не-е-ет.
Если у рук-ног кости были просверлены и соединены проволокой и где-то шурупами, то череп был склеенным, поэтому со всем, кроме него, мы разобрались относительно быстро и хорошо.
Череп же…
После моего метания он напоминал пазл, который, судя по взгляду Дэна, мы либо соберем, либо на анатомическое пособие сами и пойдем…
– Ты точно все кости собрала? – в третий раз мрачно уточнил Дэн.
– Да.
Я была тиха, покладиста и исполнительна.
Жить хотелось сильно.
А этому психу, судя по испепеляющему взгляду, столь же сильно хотелось меня прибить. И вот чисто по-человечески я его даже понимала. Сделать из одного черепа двадцать три отдельно лежащих кости – это талант, за который хочется убить с особой жестокостью.
Согласна.
Я бы ему даже помогла, если бы речь шла не об убийстве меня любимой.
– Тогда где?!
– Что?
– Сошник.
«Чего?», – я благоразумно уточнять не стала.
Спрашивать: «А может без него обойдемся?» тоже.
Сошник так сошник.
Сейчас в инете сама найду, как он выглядит, и пойду искать.
В третий раз.
Ничего, зато пол точно у меня теперь чистый, даже под кроватью.
***
Полтретьего ночи.
Дэн – псих!
Почему нельзя доклеить этот чёртов череп утром?!
Кстати, сошник мы нашли.
У Сенечки в тазике.
Енотистый засранец сделал вид, что не при делах, эту мелкую ерунду видит первый раз в жизни и, стащив со стола пачку печенья, важно удалился в мою комнату.
И всё бы ничего, но оказалось, что я – абсолютная безграмотность – неправильно соединила решетчатую и клиновидную кость.
Не, ну я откуда знаю, как они правильно соединяются?! И не надо на меня столь злобно сверкать глазами! Я их вообще первый раз вижу!
Дэну именно это я и сказала.
Ответ был меланхолично-мстительный:
– Правильно, у тебя-то за ненадобностью они редуцировали.
Всё-таки он гад.
***
Полпятого утра.
Вася склеен.
Меня отпустили спать.
3 июня
Мне снился прекрасный сон.
Закатное солнце, зависшее над самым горизонтом, там, где небо всех оттенков розового и фиолетового сливается с тёмной гладью моря, последнее же переливается в последних лучах сотней бликов, перекатывается. Выносятся на берег всё новые клочья белоснежной пены. Темнеет от воды раскаленный за день песок.
Я же, обжигаясь, в него проваливаюсь, иду босиком вдоль берега, и подол бирюзового платья, путаясь в ногах, развевается от порывов ветра, что приносит вечернюю свежесть, оставляет на губах соль и улыбку.
Которая от безмерной лёгкости и того, что он рядом.
Идёт.
И ладонь у него широкая, мозолистая. Длинные пальцы, которые переплетаются крепко с моими, удерживают, когда вперёд я вырываюсь, оглядываясь на него, чтобы рассмеяться и потянуть, дёрнуть на себя.
Надо спешить.
Там, дальше, белокаменная беседка, и среди её колонн я уже вижу накрытый стол и зажжённые длинные свечи. Алые розы в вазе, их поправляет официант.
Музыканты во фраках.
Они играют…
…играют «O Fortuna» из кантаты «Carmĭna Burana» Орфа.
Классная композиция, на звонке у меня стоит уже недели две. Когда телефон принимается орать в переполненном автобусе, на меня начинает нервно оглядываться даже водитель, а люди шарахаются.
Шикарно.
Мне нравится, а вот Мила не оценила, попросила не позориться и поменять.
Так, это лирика, сейчас важно другое: почему музыка, достойная хоррора, зазвучала в моём прекрасном сне?..
Мендельсон был бы уместнее.
И с мыслями об Мендельсоне и Орфе, что совсем не котировался с закатным морем и романтическим ужином, я проснулась окончательно. Пошарила, не открывая глаза, рукой в поисках телефона.
Нашла Сенечку и получила ещё один укус.
Хвостатая сволочь.
Пришлось-таки противиться закону всемирного тяготения, отрывать от подушки голову, открывать глаза и…
– Не трогай! Телефон не трогай, гад! Положи, положи, где взял, скотина! Ещё шаг к тазику и пойдешь на шубу!
Сенечка замер.
Склонил голову и с недоверием покосился на меня.
– Я жестокая енотоненавистница, у меня рука не дрогнет, – я вскочила на кровати и сузила от распирающего гнева глаза. – Лично шкуру сдеру, а что останется – на фарш.
Четвероногая пакость издала странный, чем-то похожий на мяв кошки, звук, положила телефон на пол, демонстративно отодвинула передней лапой в мою сторону и, гордо отвернувшись, потрусила в сторону лежанки.
Телефон же продолжал разрываться, и, торопливо его подхватив, я посмотрела на страждущего со мной общения.
Номер был незнакомым, а потому ещё секунд пять я пропустила, подумала, какое очередное выгодное предложение мне решил предложить банк, но всё же ответила.
– Варвара?
Однако, не банк.
А приятный, но жутко деловой мужской голос, что был абсолютно незнаком.
Мысленно перебрав возможные варианты, кто это быть может, поняла, что никто. Нет у меня подобных знакомых, а потому отозвалась я настороженно, промежуточно между вопросом и утверждением.
– Да.
– Здравствуйте, это Ярослав Гордеев. Мы с вами познакомились пару дней назад. Вас ещё мой водитель сбил.
Спасибо.
Вот про последнее можно было не уточнять. Желто-зелёный болючий синяк на полбедра и без вас мне неплохо напоминает об этом событии.
И было это событие мая тридцать первого, когда вечером поздним я бегала через дорогу от дома за апельсиновым соком, без коего, как известно, пить вермут категорически нельзя. Мила же в тот момент колдовала над крылышками под особым соусом по рецепту ба, а потому отойти от духовки никак не могла.
Выбор – кто за соком – становился очевидным. И в магазин, смиряясь с неизбежным, я делегировалась.
Почти даже дошла.
Но…
Пешеходный знак расположился в шикарно разросшихся кустах, по причине чего заметить его было практически невозможно. Машины по причине этих же кустов виделись тоже плохо. В общем, так и произошла эта эпохальная встреча – меня и бампера дорогущей машины.
– Я хотел бы пригласить вас на ужин, Варвара, – проговорил, отрывая от воспоминаний, Ярослав Гордеев, поставил в известность. – Сегодня в семь. «Континенталь». Слышали о таком?
Ещё бы!
О нём слышали все.
А вот бывали в святая святых лишь лучшие из лучших, то есть богатые из богатых. Я к таким точно не относилась и не отношусь, а потому вряд ли смогу заплатить даже за кофе, не говоря уж о целом ужине.
Хотя о чём это я?!
Ужин оплатит Ярослав Гордеев, с расчетом на завтрак, видимо, оплатит.
Вернее, заплатит.
Мне.
Он меня за кого принимает?!
– Слышала, но, боюсь, принять столь щедрое предложение я не могу, – ядом, что плескался в моём голосе, можно было смело отравить полгорода, а вторую заморозить холодом. – Учитывая продолжительность и близость нашего с вами знакомства, могу согласиться только на Макдональдс. Всего хорошего.
Отключилась я первая и…
И лучше бы я дала Сенечке утопить этот чёртов телефон. Не было бы сейчас так мерзко и противно.
Откуда у этого Гордеева, вообще, мой номер?
Может, я себе льщу или преувеличиваю, но… я его видела один раз в жизни. Пару минут, за которые он опустил стекло и, раздражённо поинтересовавшись у водителя: «Что там такое, Артём?», мазнул по мне равнодушным взглядом.
Всё.
И да, я циник или паникёр.
Или и тот, и тот вместе взятые, но я железобетонно уверена, что после столь длительного знакомства интерес может быть только одноразово-постельный.
***
– Сенечка, мальчик мой, слезь, пожалуйста! – я умоляла слёзно, с приторной улыбкой, от которой скулы свело уже давно.
Игнор.
– Радость моя, а смотри, что у меня для тебя есть! – умасливать я продолжила.
И даже зубами от злости не заскрипела, пусть и хотелось сильно, о-о-очень сильно, но милая улыбка и ласковый голос – наше всё.
– Твои любимые финики и банан. Хочешь банан?
Полный игнор.
И поворот ко мне задницей.
С-скотина она и есть скотина.
– Золотце моё, ну я же пошутила про шубу…
Кто-то из зевак возмущенно ахнул, а я таки скрипнула зубами.
–… и про фа… остальное тоже. Я же л-л… – сказать «люблю» язык всё же не повернулся, даже для дела покривить настолько душой я не смогла, – забочусь о тебе. Куда я без тебя?!
Далеко, навсегда и очень счастливо.
К сожалению, только мысленно.
– Сенечка, прелесть моя, иди ко мне. Я разрешу тебе спать на кроватке.
Только спустись, хвостатая зараза.
Я тебе устрою и кроватку, и любовь.
– И…и отдам тот розовый браслет!
Всё, это уже отчаянье.
Что свои небольшие плоды, однако, дало. Енотистый засранец своим вниманием меня наконец удостоил, повернулся ко мне мордой, чтобы презрительно фыркнуть. И, мотнув скептически башкой, он вальяжно прошелся по ветке, вскарабкался по стволу чуть выше и устроился, видимо, удобнее.
Поглядел с интересом на меня.
Сверху вниз.
Я же взирала снизу вверх.
И между нами таяла моя нервная система и был натянут поводок. Ещё немного и эта глупая скотина сам себя задушит.
Или, что вряд ли, я его отпущу.
Мысль о безвременной кончине Сенечки мне, конечно, с каждой минутой импонировала всё больше, как и идея бросить на произвол судьбы, но природная вредность и – самое главное – образ Светки, что испортит всю оставшуюся жизнь мне, если с Сенечкой что-то случится, меня тормозили.
Взывали к благоразумности, из-за которой, собственно, уже минут пятнадцать я и стояла на носочках с поднятой рукой, дабы некоторые не задохнулись, и уговаривала этих некоторых спуститься.
И вообще, какого Светка не предупредила, что её Сенечка, чтоб его, обожает лазать по деревьям?! Знала бы о подобных сюрпризах, закрыла бы эту скотину в клетке и ни за что брать с собой в парк не стала.
Развеяться захотела и забыть об утреннем звонке.
Что ж… развеялась и забыла.
У Сенечки в целом прекрасно получается занимать все мои мысли.
– Помочь? – деловой мужской голос раздался внезапно, в районе затылка, опалил жаром волосы и шею.
Знакомо деловой голос.
До отвращения знакомый.
И чужая рука, пока я переварила и соображала, уже по-свойски скользнула по моей и выхватила из рук поводок.
– Как его зовут? – Гордеев спросил, не глядя на меня.
– Луций Анней Сенека, – я ответила машинально.
Моргнула, медленно выходя из ступора от подобной наглости, неожиданности и… и вообще, что здесь происходит, а?!
И, может быть, мне даже ответили бы, но вслух я спрашивать не стала, а Гордеев на погоняло Сенечки только выразительно хмыкнул, стянул льняной пиджак, всунул его мне в руки, а сам закатал рукава рубашки и… полез на дерево.
Ловко так полез.
Профессионально даже.
И глядя на это, в состояние шока и неверия я впала окончательно, а разум отказался анализировать происходящее, смирился с бредовой картиной мира, и за перемахивающим с ветки на ветку Гордеевым я, как и прочие зеваки, стала наблюдать с неподдельным интересом.
Большее офигевание от происходящего было только у Сенечки. Судя по наглой морде, он в принципе отказывался поверить, что за его римским величеством кто-то рискнул подняться и даже поднялся.
Хана тебе, паразит хвостатый. Ещё пара минут, и ты попадешь в мои нежные удушающие объятия. Ты думаешь, я тебе спущу подобные выкрутасы?! Да мы твоими заслугами звездами YouTube стали!
Гордеев тем временем до него добрался и, не обращая внимание на достойный саблезубой кошки мяв и попытки вырваться, пылко прижал Сенечку к себе. Стал обратно спускаться, а я – мысленно потирать ручки в предвкушении расправы.
Всё, допрыгался, скакун енотистый! Тюрьма ждёт тебя, будущий зэк. До Светкиного приезда из клетки у меня не выйдешь.
– Держи своего Сенеку.
Гордеев, игнорирую самую нижнюю ветку, лихо спрыгнул, подошёл неторопливо ко мне и протянул недовольного Сенечку.
Толпа зевак громко зааплодировала. Какая романтичная достойная кинематографа, Оскара и Тэффи заодно сцена!
Высокий красавец-мужчина и я.
Не первая красавица школы, конечно, но и за спиной ошарашенно спрашивать, прикладывая лорнет: «Милая, что ОН в ней нашёл?!» не станут.
– Спасибо, – Сенечку, тихо вякнувшего, я взяла и даже вежливо улыбнулась. – Ярослав, простите, не знаю, как вас по отчеству.
– Можно без отчеств, – от подобных формальностей Гордеев досадливо отмахнулся, расправил рукава рубашки, и запонки на место он вернул. – Просто Ярослав.
– Как вы меня нашли, просто Ярослав?
– Не так сложно, как можно представить, – он улыбнулся широко, по-мальчишески, сверкнул идеально белыми и ровными зубами. – Твой телефон. Отследить геолокацию есть дело пары минут.
– Допустим, – я кивнула.
И мучающий меня с самого утра вопрос таки задала:
– А мой номер откуда узнали?
– В этом городе не так много Варвар Лгунов, – Гордеев снова лучезарно улыбнулся и, щурясь от солнца, прислонил руку ко лбу, посмотрел на меня. – Красивых и молодых вообще одна.
Я, убеждаясь, что немногочисленные зеваки уже разошлись, огляделась. И мирно гуляющие с колясками мамаши не в счёт, им до нас дела нет.
Отлично.
Потому что, подойдя к нему вплотную и встав на носочки, дабы глаза оказались на одном уровне, я сердито прошипела:
– Просто. Ярослав. Гордеев, – тёмно-серые, стальные, глаза смотрели на меня серьёзно, пристально, но остановить и смутить меня было невозможно, я злилась. – Оставьте меня в покое, я не буду с вами спать. Зря тратите время.
Сенечка, молчавший до этого, первый раз за всё время очень в тему фыркнул, и мы с ним гордо удалились.
