Колени подрагивали, и Тарико поджала их ближе к животу, хотя в комнате царило тепло. Старое покрывало пахло звериной шкурой и дымом, в одном месте край обгорел и осыпался. Каминную плиту плиты испещряли царапины-зарубки, кто-то считал месяцы или годы, скуля в душе от невыносимой тоски.
«Он сказал, что хочет говорить о культуре, но в его логове нет ни картин, ни книг, даже видеоэкрана для просмотра фильмов. Как он отдыхает от работы? В том железном шкафу должно храниться оружие, Гуна сказала, порой он уезжает на охоту или на горячие заводи в скалах».
На потолке у светильника тоже виднелись глубокие щербинки от пуль. Наверно, Кама спокойно относилась к его привычкам.
"Значит, и я выдержу".
Из госпиталя Субад сразу же вернулся в административный корпус и потребовал у младшего офицера дело заключенной Тарико Сан. По вине секретаря вышла небольшая заминка. Сначала на стол Субада легла папка с данными прежней арестантки под номером семьдесят семь. С фотографии глядела изможденная сорокалетная женщина, недавно отбывавшая срок в «Уригучи». Теперь ее место в бараке должна занять юная художница Тарико.
Взбешенный Субад швырнул утратившие актуальность бумаги в лицо бледному секретарю и разразился бранью в адрес местной картотеки.
– Петрианские недоумки! До сих пор не можете наладить виртуальный архив. Скорей бы Сиана навела здесь свои порядки.
Привыкший к подобным выпадам офицер только вполголоса проворчал:
– За такие слова можно получить выговор с самого верха, господин Багери. Будем благоразумны.
– Не ты ли на меня донесешь, щенок?
Держа мятые листы под мышкой, офицер выпрямился и четко отрапортовал:
– Мне осталось всего полгода до смены, хочу закончить службу под вашим руководством, господин Багери.
Субад откинулся на жестком стуле, достал сигарету – единственное дорогое удовольствие, на которое не скупился в этой вонючей дыре.
– Ты – хороший солдат, Шухо. Ты мне нравишься.
– Рад стараться, хозяин!
В карих глазах офицера мелькнули веселые искорки. Он знал, что начальник благоволит ему за уравновешенность и опрятность, а также умение слушать там, где следует, и вовремя говорить то, что требуется. Ценное качество для подчиненного.
Наконец материал на Тарико Йори Сан оказался в руках Субада. Изучение ее короткой биографии и решения суда заняло у начлагеря не более десяти минут. Особенно пристально он рассматривал показания свидетелей. Так, например, в деле была справка за подписью директора Музея прогрессивного искусства господина Магуто. В ней говорилось, что работы молодой художницы несут дух упадничества, присуждение им премии на фестивале в Хорсаки было ошибкой, за которую уже смещены с должностей нерадивые сотрудники.
В дверь постучали и тот же молодцеватый офицер доложил Субаду, что заключенная под номером семьдесят семь доставлена из лазарета в управление. Дожидается в «бытовушке».
– Быстро сработали! – резюмировал Субад. – До вечернего обхода свободен. Я буду у себя.
– Здесь вас Нуями хочет видеть, – с оттенком пренебрежения доложил офицер.
– Что-то срочное?
– Просил сообщить, что вопрос касается условий проживания личного состава.
– Давай его сюда! Я спешу.
Скоро в двери боком просунулся невысокий крепыш с мясистым багровым лицом. По петрианскому обычаю он поклонился, подняв ладони над головой в знак наивысшего уважения.
– Чего тебе? – буркнул Субад, выходя из-за стола.
– Господин начальник, ты знаешь, я твой преданный пес, по первому слову любому глотку перегрызу. Брось мне одну сладкую косточку за верную службу.
– Совсем ошалел? Чего еще не хватает, и так каждый месяц отправляешь родне арестантское барахло на продажу, сам жрешь в три горла. Ну, говори, зачем пришел?
Субад был голоден и после обеда планировал отдохнуть на своей половине, разобраться с памятником для Камы и еще эта девчонка, похожая на озябшую пташку… надо наконец разобраться с надгробием, отдать последний долг мохнатой любимице.
– Отдай мне новенькую из больнички, – выдохнул вдруг Нуями, сверкнув маленькими свинячьими глазками.
– Кого? – усмехнулся Субад, но уже твердо знал, что откажет. Правда, Нуями – хороший пес и заслуживает обоснования.
– Я оставил ее себе. Выбери другую. Больше вопросов нет? Можешь идти.
Нуями на мгновение замер, словно обдумывая слова начальника, а потом попятился задом к дверям и внятно, с угодливыми интонациями протянул:
– Тогда разреши взять после тебя, когда надоест. Больше не обещай никому. Окажи мне большую честь… после тебя.
Субаду кивнул и быстрым шагом покинул кабинет.
Раньше на домашней половине Управы его ждала бы Кама. Теперь – несколько подобострастных слуг и ни одной близкой души. Может, взять нового щенка из петрианских гончих или кротовников? Начать сначала, заново привыкать, снимать ржавые засовы с души.
Толстуха Риза встретила его на кухне с таким видом, будто обед подгорел.
– Где девчонка? – сразу спросил Субад. – Ты случайно в пирог ее запекла?
– Я все тут обыскала – нет ее. А на вашу сторону ходить без разрешения не велели. Может, позвать господина Шухо?
– Зачем, если я уже здесь. Собери еды, унесу в кабинет.
– Да, господин.
Первый год в «Уригучи» Субад требовал тщательно накрывать на стол и приглашал офицеров, но светский налет постепенно исчезал из его быта вместе с желанием говорить с подчиненными на отвлеченные темы. Субад дичал, замыкался в себе, проявляя худшие черты нрава – равнодушие и жестокость.
Иногда его посещала странная мысль, что сам он все еще под арестом, только сменил сианский застенок на более сухой и комфортный кабинет в Дайоне. Отсюда все равно не выбраться. Другие пути для него закрыты. Подлая дрянь не даст поднять голову выше болот.
Заключенной не было видно. Субад раздраженно грохнул высокобортный поднос на стол и уже хотел как следует всыпать охране, но потревоженная шумом девчонка вдруг поднялась с пола у камина.
– Что ты там делала?
– Ждала вас.
– Кто позволил тебе сюда зайти? Разве двери были открыты?
– Да, конечно. Иначе я бы не смогла попасть.
Субад хотел еще что-то грубо спросить, но заметил смятые стебли лука в красной миске Камы, и несколько тише сказал:
– Ого! Жратвой запаслась. Давно тут прячешься?
Она кивнула, будто самое обычное дело узнице разгуливать по спальне начлагеря. Субад никогда не опускался до осужденных. Одно время он спал с девицей из архива, но та умудрилась простудиться и не вернулась из города. В лагерь пришел приказ о ее переводе. Субад не жалел. Как работник и шлюха та была не слишком расторопной.
Пятый месяц без женщины прошел легко, если не считать участившихся приступов бессонницы. И Яримаки недавно нашел перебои в пульсе. Дотошный лекаришка составил схему лечения на основе нетрадиционной медицины, скармливает начальнику толченые грибы, кору целебных деревьев и прочую гадость.
Может, нужно всего лишь наладить постельный режим. Малышка из Хорсаки еще не успела пропитаться лагерным духом, чистенькая, домашняя.
– Сними одежду в коридоре. Мне паразиты не нужны.
Она послушно вышла за двери и вернулась в безобразной больничной робе.
– Нет. Все… все сними, Риза потом заберет.
Тарико задержалась в коридоре дольше, а потом предстала перед ним в застиранной короткой сорочке и полуспущенных чулках грубой вязки.
«Истинный воробей!» – подумал Субад. – «Но держится хорошо. Должна сразу понять, чего я от нее хочу».
– Садись! Ешь! Я буду звать тебя Тарико, правильно произношу?
– Благодарю… господин Субад.
Она непривычно обратилась к нему по имени, но поправлять он не стал. Воробушек еще не успел отойти от столичных замашек. Пусть в этот раз все будет необычно.
Субад подцепил кусок краба с тарелки, смачно извалял в густом красном соусе и отправил в рот. Поколебавшись, Тарико сделала то же самое, только без соуса, а потом разлила по двум чашечкам минеральную воду.
На миг вспомнились вечера, проведенные с отцом, когда она хозяйничала за столом, развлекая уставшего Йори Сан легкой беседой. Потом они обычно выходили в сад, обсуждали картины, планировали завтрашний день или читали стихи.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Субад.
Тарико вздрогнула и подняла на него большие глаза.
– Я чувствую себя морковкой, которую выдернули из гряды и оставили зря сохнуть под навесом.
– Почему же зря… – задумался Субад. – На что-нибудь да сгодишься.
– Да, я помню, все должны приносить пользу.
Ему почудилась неуместная ирония в ее словах, как бы воробей не распушил перышки.
– Закончишь с едой – сделаешь мне ванну.
Она гневливо свела брови, а затем снова кивнула, чем вывела Субада из себя.
– Ты должна отвечать: «Да, господин!»
Она закивала еще энергичнее и торопливо вытерла губы, собираясь выполнять приказ.
– Я сыта. Благодарю Вас!
– Сядь на место! Хочу еще кое-что сказать.
Субад сдвинул поднос в сторону и положил ладони на стол.
– Здешние охранники не могут привезти в лагерь жен, а потому вынуждены пользоваться услугами арестанток. Это не запрещается правилами, но лучше, если женщина сама дает согласие в обмен на послабление режима. Так вот… охранник Нуями ищет подружку, и ты ему приглянулась. Что скажешь?
В глазах Тарико разгорался ужас, и Субад не без удовольствия продолжил:
– Выбор у тебя есть. Петрианская медицина рекомендует мужчинам, страдающим бессонницей, брать в постель молодую женщину. В последнее время у меня плохо со сном. Будешь меня лечить?
– Я не умею, – с искренним сожалением ответила Тарико. – Я думала, вы хотите рисунок, я за этим сюда пришла.
– Не прикидывайся дурочкой! – рявкнул Субад. – Спать со мной или с Нуями? Отвечай живо!
– Да, господин!
– И как я должен тебя понимать? – раздраженно бросил Субад.
– Я приготовлю ванну… и все, что вы пожелаете.
Внезапно Субад заметил, с какой силой она стиснула заостренную палочку для накалывания рыбы. Страха в ее глазах больше не было, только спокойная решимость.
– Хорошо. Думаю, мы поладим.
Оглядывая ее плечи, он уже представлял, как приятно будет касаться гладкой и нежной кожи, аккуратных холмиков грудей… невинная, чистая… его захлестнуло неистовое возбуждение.
– Пойдем!
Тарико первой проскользнула в комнату для мытья, но не сразу разобралась с кранами, и воду Субад включил сам.
– Кто так нелепо тебя подстриг?
– Гуна. У нее затупились ножницы, – ответила Тарико.
– Вранье! Хотела сделать тебя неприглядной. Какую прическу раньше носила? До плеч или ниже?
– У меня были длинные волосы.
Стоя за спиной Тарико, Субад пальцами обеих рук помассировал ее голову, зацепил неровные прядки, заставив ее откинуться назад и тихонько вскрикнуть. Потом положил ладони на горло и вдруг резко стянул застиранные лямки сорочки.
Тарико дрожала, закрыв глаза, пока Субад раздевал ее до чулок.
– Повернись, хочу на тебя посмотреть… маленький, тощий воробей. И чем тут можно любоваться? Полезай в воду!
– А вы?
Ему захотелось взять ее немедленно, не заботясь о мытье. Стереть с милого личика выражение притворной покорности. Действовать грубо, получить короткое удовольствие, а после выкинуть из комнаты в коридор. Однажды он так и поступил… а в итоге скатился до торфяных болот «Уригучи».
Правда та, первая девственница в его жизни вела себя куда активнее и развязней этого жалкого «воробья». И была привлекательна, а на эту смотреть тошно, губы посинели, кожа покрылась пупырышками.
– Замерзла? Вода теплая, чего ждешь?
Она нагнулась, чтобы стянуть чулки, а он сел на крышку унитаза, наблюдая за каждым движением. Да, худенькая, но грудь вполне развита и плавные линии спины расширяются на округлые ягодицы. Стройные длинные ноги были безупречны.
Субад приподнялся, чтобы расстегнуть штаны.
– Принеси со стола бутылку! Хорошо. Теперь встань на колени.
Он невольно отметил, с какой грациозностью она выполнила его приказ и еще раз похвалил себя за терпение. Девочка того стоила.
– Когда-нибудь делала такое мужчине?
На удивление она догадалась быстро, и отрицательно покрутила головой.
– Нет. Но я научусь, если так нужно.
Ему казалось, что каждый звук, слетающий с ее губ, тотчас болезненно отзывается внизу живота. Субад плеснул себе в пах минералкой и растер влагу по всей длине напряженного члена.
– Возьми в рот и соси, как конфетку.
Он хмыкнул, заметив, как возмущенно взметнулись ее темные брови, и ехидно добавил:
– Можешь сразу сесть сверху, я не против. Давай же, я жду.
Тарико осторожно коснулась его члена рукой и, часто-часто моргая, приблизила лицо к мокрой головке. Не выдержав, Субад опустил ладонь ей на затылок и толкнул вперед.
– Урок первый! Практическое занятие. Приступай, девочка.
Он легко скользнул в рот – был прохладный и солоноватый от минеральной воды. Тарико не знала, как правильно держать руки, а еще ее смущали громкие вздохи Субада. Неужели ему настолько приятно? Она задвигалась быстрее и скоро ощутила на языке незнакомый привкус. Захотелось немедленно избавиться от вязкой субстанции, но жесткие пальцы Субада не позволили поднять голову. Тогда она попыталась упереться в его разведенные бедра, но тот перехватил ее руку и заставил сжать тугую мошонку.
– Давай, девочка, сильнее!
Она уже плохо понимала приказы, глаза застилали слезы, не хватало воздуха. Наконец Субад ослабил хватку и убрал с ее затылка ладонь. Тарико вытерла губы тыльной стороной запястья, стараясь в то же время избавиться от неприятного вкуса на языке.
Субад заметил ее брезгливый жест и протянул наполовину пустую бутыль.
– Прополощи рот и сплюнь, чистюля.
Он великолепно себя чувствовал и ее не хотел видеть грустной. Просторная бочка до краев наполнилась водой, впервые за пять лет в лагере Субад собирался разделить купание с женщиной.
Он мыл ее сам – с добродушным ворчанием, словно забавного щенка.
– Надо же, какая беленькая и гладкая! Наверно, росла на миндальных орешках и купалась в молоке.
– Нет… Йори Сан забрал меня с Гиды. Я плохо помню ранее детство, но снимки отца показывают картины голода и разрухи.
– Тебе повезло попасть в богатую семью, – заметил Субад, скользя руками по ее животу и бедрам в пузырьках голубоватой пены.
– Да… я очень везучая.
«Даже сейчас могло быть хуже – гораздо хуже».
Тарико пыталась отрешиться от происходящего, но поймала себя на мысли, что не испытывает отвращения, как если бы ее пытался ощупывать стул или робот в аэропорту. Так же глупо ненавидеть голодного льва, играющего с добычей. Он создан мучить и убивать, он не может иначе. Надо одолеть его или сбежать, а если таких возможностей нет – смириться, терпеливо ожидая новых возможностей.
Стоя позади в теплой воде, Субад сжимал в ладонях ее груди, покусывал шею, терся щекой об изгиб плеча.
– Сладкая девочка! Не бойся.
Она глубоко вздохнула, когда его пальцы снова опустились ниже и попытались раздвинуть ноги.
– Расслабься. Я не сделаю слишком больно. Ты должна привыкнуть. Потом будет хорошо, если постараться. Ну, ответь что-нибудь!
– Да… я знаю.
– Что ты знаешь? – вдруг резко спросил Субад. – Ты уже трахалась с кем-нибудь? Яримаки меня обманул?
Он развернул ее к себе лицом и грубо стер со лба сиреневый клочок пены.
– Не обманул, – прошептала она, догадавшись о сути его вопроса. – У меня не было мужчины, но я читала в книгах и видела фильмы. А еще картины с обнаженными людьми. Я была на закрытой выставке… Это красиво, если выполнено честно и с доброй душой.
Она заставила себя улыбнуться, но взгляд упал на изображение женщины с дырками вместо глаз. Тарико несмело положила ладонь на плечо Субада и перевела его внимание на страничку журнала.
– За что ты с ней сделал такое?
– Она искалечила мою жизнь, – пробормотал Субад. – И живет как богиня среди роскоши облаков, а я вынужден следить за отбросами.
– В таком случае нужно сжечь картинку и дым унесет плохие воспоминания. Может, она давно забыла тебя, а ты все еще держишь…
– Замолчи! Дай свои губы.
Он удивился, когда она стала отворачиваться и вырываться. Еще минуту назад спокойно переносила его ласки, когда он теребил маленькие соски и ощупывал ее ниже пояса. Что же случилось?
– Не дергайся, воробей!
Наконец он поймал ее рот и жадно скользнул языком внутрь, невольно представив, что там недавно хозяйничал его член. Хотелось быть сразу везде, полностью подчинить ее хрупкое тело своей бешеной страсти. Легкое отрезвление пришло с болью от проделок острых ногтей на спине.
Субад тотчас оторвался от ее губ, решив, что на сегодня был достаточно сдержан. Одним рывком он вытащил Тарико из бочки и метнулся следом. Потом сорвал с крюка полотенце и шлепнул им сжавшуюся у дверей, мокрую фигурку.
– Пора в кровать, милая!
Но девчонка смогла добрести только до подстилки у камина. Может, так будет правильней. Не хотелось пачкать постель. Субад бросил полотенце на пол и приказал Тарико лечь, а сам встал на колени между ее ног.
– Я же сказал, что ты должна слушаться и привыкать. И болтать поменьше.
Когда он опустился всем весом, она слабо вскрикнула и оставила на его предплечьях еще пару глубоких царапин. Потом зажмурилась и сжала губы, а дальше… дальше Субад на нее не смотрел. Он хотел побыстрее закончить нелепую возню и перейти на свою кровать.
А потом словно крепкое вино ударило в голову и отозвалось блаженным покоем в каждой клеточке тела. Запоздало решив, что может ее раздавить, Субад приподнялся на локтях и развернул к себе запрокинутую голову Тарико.
– Да ты что… Эй!
Она была в глубоком обмороке, губы обметала синева, нос заострился. На скуле темнели пятна от его жестких пальцев. Субад укрыл ее своим покрывалом и принес воды. И долго сидел на кровати, ожидая, когда очнется.
В изголовье Тарико валялась красная миска, в которую прежде он насыпал корм для Камы. Последний месяц псица так же безучастно ко всему лежала у камина, согревая старческую кровь. Субад присаживался рядом и рассказывал, как прошел его день. Скучно, грязно, однообразно. Кама все понимала и лизала его ладонь сухим горячим языком. А теперь ее законное место заняла странная девчонка. Слишком нежная и чувствительная для местных болот.
Взяла в рот его член, но брезговала поцелуями. Даже не смогла притвориться, что ей льстит внимание хозяина. Шлюха поумнее бы знала, как обратить ситуацию в свою пользу. Но шлюху бы он прогнал сразу после собственной разрядки, прежняя любовница никогда не оставалась у него на всю ночь.
Нет, такого славного воробышка надо приберечь для себя! Может, если изменить прошлый сианский сценарий удача вернется?
Субад вышел в подсобку и снял с антресолей матрас в фабричной упаковке. Застелил его чистой простыней и уже хотел переложить на него девушку, но громко выругался и полез в стол за аптечкой.
– Эй! Тарико Сан, хватит дурить, от этого не умирают.
Не сдерживая брани и потешаясь над собственной неуклюжестью, он смыл с нее кровь и укутал в чистую рубашку. Потом поднес к лицу бутылек с пахучей жидкостью. И вдруг поймал себя на мысли, что готов и дальше держать ее в руках. Маленькая, слабая, беззащитная. Он только что сделал ее женщиной, пустил в нее свое семя. Утром надо позвать Гуну, пусть позаботиться, чтобы не было последствий.
Тарико приподняла веки, и Субад поразился тому, как в тусклом свете ночника блестят ее глаза, лишь потом сообразил, что в них стоят слезы.
– Эй! Не стоит… ты бы все равно не осталась здесь невинной малышкой.
Он недолго поколебался, а потом вытянулся рядом с ней на матрасе.
– Смотри, как ты меня исцарапала! Храбрая птичка. Мы почти в расчете.
«Почти в расчете…» – эхом подумала Тарико, покорно укладываясь на его груди и вслушиваясь в ритмичный стук чужого сердца под собственной ладонью.
Ей вспомнились петрианские легенды о женщинах-лисах, которые нарочно завлекали мужчин, чтобы после соития обратиться кровожадной тварью и растерзать мирно спящего партнера, чтобы упиться властью.
«Нет, я не умею причинять боль, и для него я лишь жалкий воробушек со слабыми коготками… Субад… Субад…»
Она заставила себя прошептать его имя вслух – примеряясь, привыкая, запоминая тяжесть короткого слова, так же как тяжесть его мускулистого тела.
– Отдыхай, птичка! Спи. Завтра будет лучше.
– Я знаю.
На этот раз он не стал ее поправлять.
Субад проснулся от неприятного предчувствия, может, в обрывках сна уловил подступающую беду. Девушки рядом не было. И мысль о ней тоже показалась странной, он ведь привык просыпаться один. Но сейчас была четкая потребность знать, куда делась маленькая художница. Сбежала на кухню? Моется в уборной? Неужели замерзла и забралась в его кровать, там одеяло потолще.
Субад бросил взгляд на укрепленное решетками окно и вскочил с пола, не удосужившись прикрыться покрывалом. Девчонка прижалась к стене и пыталась воткнуть себе в грудь острую палочку для рыбы.
– Что ты задумала, идиотка?
Он грубо схватил ее за плечо и выхватил из рук опасный предмет, внезапно оказавшийся простым карандашом. Тарико рисовала, держа бумагу ближе к единственному источнику света. Субад выдохнул с облегчением.
– Покажи! Дай сюда.
Она неуверенно протянула ему скомканный лист, на краю которого виднелись столбики цифр. Значит, стащила со стола расчеты отгрузки торфяных брикетов на ближайшую станцию. Но Субада не волновал черновик, его поразил новый рисунок Тарико.
– Ты мне льстишь, птичка, даже в гробу нарисовала красавцем.
В ответ она смущенно улыбнулась, а в глазах ее мелькнул тот же отрешенный свет, что раздражал Субада еще в лазарете. Похоже, сейчас ее волновал только серый лист с черными штрихами.
– У меня первый раз получилось изобразить живого человека. Я думала, никогда не научусь, не смогу. Смотри лучше, ты не умер, ты спишь.
– Погоди-ка! Ты наблюдала, как я сплю и рисовала с натуры? У тебя больше дел не нашлось?
Тарико заметно расстроилась, но Субад заметил, как обиженно дрогнула нижняя губа. Рисунок был неплох. Вот только тряпки у его головы смахивают на складки траурного облачения армейского гроба.
– Пророчишь мне скорую гибель? – недобро усмехнулся Субад. – И не надейся! За пять лет в «Уригучи» я пережил три покушения. Последнее прошлой весной на сплаве. Зацепили бревном.
– Зачем мне твоя смерть? Просто больше не хочу изображать пустые тела, – прошептала Тарико и невпопад пообещала:
– Теперь я нарисую тебе пса, бегущего у воды. Теперь у меня получится. Отец был бы очень рад. Он всегда говорил, что это придет…
Субад не знал, что сказать. Очевидно, художница не дружит с головой. Так часто бывает с творческими людьми. Они прячутся в своих фантазиях и мечтах от ужасов реального мира. Нормальный способ самозащиты для таких нежных созданий, как Тарико Сан.
– Надо бы подыскать тебе одежду и отправить в лазарет. Еду возьмешь на кухне у Ризы. Пусть сама отведет к Яримаки. Попросишь средство против зачатия.
Она опустила голову и процедила сквозь зубы:
– Не нужно никуда идти, Гуна еще вчера поставила мне укол. Я буду бесплодна до конца года.
– Прекрасно! – одобрил Субад.
Примерно с минуту он разглядывал ее безобразно подстриженную макушку. Тарико так и не подняла глаз, заметно напряглась, будто угадав, о чем размышляет хозяин. Субаду хотелось снова повалить ее на постель, но вдруг потом она вообще разучится рисовать. От этой гиданки можно ожидать чего угодно! Налет цивилизации с дикарей мгновенно слетает, стоит вернуться в хлев.
"Хм… вот уж не знаю, насколько "Уригучи" похож на гиданский приют, откуда ее забрал жалостливый богатенький петрианец…".
– Давай сделаем так! Я покажу тебе снимки Камы и ты приступишь к работе пока Риза ищет одежду. Меня не будет до обеда, прибери постели, вычисти комнату, растопи камин. И не суйся в стол. Бумагу и карандаш я тебе дам.
Ее щеки окрасил слабый румянец, в глазах загорелось предвкушение новых художеств. Субад поспешил убраться из собственных покоев, чтобы принять утренний доклад Шухо. Девчонка никуда не денется, она теперь его собственность. У Субада тоже бывают фантазии, в которых ей найдется славное местечко.