Это была наша первая совместная работа с Гугом, и я попросил его сказать своим подчиненным, что буду поступать так с каждым – рыцарем ли, рабом ли, норманном или саксонцем, кто украдет хоть одно яйцо в долине. Когда мы ехали домой, Гуг сказал мне: «Сегодня ты сделал многое для завоевания Англии».
А я ответил: «В таком случае Англия должна быть моей и твоей. Помогай мне, Гуг, действовать правильно относительно этих людей. Растолкуй им, что если они меня убьют, де Аквила, конечно, пришлет сюда отряд, который уничтожит их всех, и вместо меня посадит в замке гораздо худшего человека».
– Может быть, ты и прав, – сказал Гуг и подал мне руку. – Лучше знакомый дьявол, чем дьявол неизвестный, значит, пусть все остается как есть, пока мы не отправим вас, норманнов, восвояси.
То же говорили и его саксонцы. Когда мы гнали свиней с холма, они смеялись, и, мне кажется, уже тогда некоторые из них перестали ненавидеть меня.
– Мне нравится брат Гуг, – мягко сказала Уна.
– Он, бесспорно, был самый совершенный, вежливый, отважный, нежный и мудрый рыцарь, когда-либо живший на земле, – сказал сэр Ричард, поглаживая свой меч. – Он повесил свой меч – вот этот – на стене большого зала, говоря, что это оружие по праву мое, и не снимал его до возвращения де Аквила, как вы сейчас увидите. Три месяца его и мои люди охраняли долину, наконец, все разбойники и ночные бродяги поняли, что от нас они добьются только побоев да виселицы. Мы рука об руку дрались со всеми являвшимися в долину (иногда по три раза за неделю), дрались и с ворами, и с безземельными рыцарями, которые искали хорошие замки. Потом наступило мирное время, и с помощью Гуга я попробовал управлять долиной – ведь вся эта ваша долина была моим имением. Я старался действовать, как подобает рыцарю. Я сохранил крышу над залом и солому над овином, но… смелый народ англичане. Саксонцы смеялись и шутили с Гугом, и Гуг смеялся с ними, и (это удивляло меня), если кто-нибудь из них, хотя бы самый незначительный, говорил, что то или другое – местный обычай, Гуг и старые служители замка, случайно оказавшиеся поблизости, забывали все остальное и начинали обсуждать вопрос (я видел, как однажды в подобном случае они остановили мельницу с полусмолотым зерном). Когда оказывалось, что то или другое действительно старинный обычай, – конец; поступали согласно установленному порядку, даже если это противоречило интересам Гута, его желанию и приказаниям. Изумительно!
– Да, – сказал Пек, в первый раз вступая в разговор. – Обычаи старой Англии начали править страной раньше, чем пришли наши рыцари-норманны, и пережили их, хотя норманны жестоко боролись с ними.
– Только не я, – сказал сэр Ричард. – Я предоставлял саксонцам идти по намеченному ими пути, зато, когда мои воины, пробывшие в Англии менее шести месяцев, говорили, что то или другое в обычае страны, – я сердился. Ах, славные дни! Ах, чудесный народ! И как же я любил их всех!
Рыцарь протянул руки, точно желая прижать к сердцу всю эту долину, а Ласточка, услышав звон его кольчуги, подняла голову и тихонько заржала.
– Наконец, – продолжал он, – через год, полный усилий, трудов и легких столкновений, в эту долину вернулся де Аквила; он приехал один и совсем неожиданно. Я встретил его около нижнего брода; на седле перед ним сидел мальчишка-свинопас.
– Тебе незачем давать мне отчет в управлении замком, – сказал он, – я все узнал вот от этого мальчика. – И он прибавил, что свинопасик остановил подле брода его большую лошадь, помахав перед ней веткой, и закричал, что дорога преграждена. – А уж если полунагой смелый ребенок в наши дни решается охранять брод, это значит, ты управлял хорошо, – прибавил де Аквила и, отдуваясь, покачал головой.
Он ущипнул мальчика за щеку и взглянул на наш скот, пасшийся на пологом берегу реки.
– Жирные, – сказал он, потирая себе нос. – Да, я люблю такое искусство и хитрость. – Что, уезжая, я сказал тебе, мальчик?
– Удержи в своих руках замок или повиснешь на веревке, – был мой ответ. Я никогда не забывал слов Жильбера Орлиного.
– Правильно. И ты удержал замок. – Он сошел с седла, концом меча вырезал кусок дерна на берегу и подал его мне, преклонившему колено.
Ден посмотрел на Уну. Уна посмотрела на Дена.
– Ввод во владение, – шепнул Пек.
– Теперь ты законно введен во владение замком и землями, сэр Ричард, – сказал де Аквила. – Ты и твои наследники на веки вечные владельцы этого имения. Куска дерна достаточно на время; потом писцы короля напишут на пергаменте документ. Вся Англия наша… если только нам удастся удержать ее в руках.
– Какую подать я буду платить? – спросил я, и отлично помню, какую гордость почувствовал при этих словах.
– Рыцарскую, мальчик, рыцарскую, – сказал он, прыгая вокруг лошади на одной ноге. (Говорил ли я, что он был мал ростом, но терпеть не мог, чтобы его подсаживали в седло?) – Шесть всадников или двадцать лучников ты будешь присылать мне, как только я потребую их и… Откуда у вас такой хлеб? – перебил он сам себя, потому что время подходило к жатве и у нас был действительно хороший хлеб. – Я никогда не видывал такой блестящей соломы. Ежегодно присылай мне по три мешка таких же семян; кроме того, в память нашей предпоследней встречи, – когда на твоей шее болталась веревка, – ежегодно в течение двух дней угощай меня и мою свиту в большом зале твоего замка.
– К сожалению, – сказал я, – мне сразу приходится обсчитать моего господина. Я дал слово не входить в большой зал, – и я рассказал Жильберу о клятве, данной мной леди Эливе.
– И с тех пор вы никогда не бывали в доме? – спросила рыцаря Уна.
– Никогда, – с улыбкой ответил сэр Ричард. – Я построил себе на холме маленькую деревянную хижину, в ней ночевал, перед ней чинил суд и расправу… Де Аквила повернул лошадь, его висевший на спине щит колыхнулся.
– Это не беда, мальчик, – сказал он, – я окажу тебе почет позже, через двенадцать месяцев.
– Он хотел сказать, что в течение первого года сэру Ричарду не придется приглашать его на пир, – объяснил детям Пек.