Литературно-художественный журнал
Журнал «Юность» №05/2020
© С. Красаускас. 1962 г.
На 1-й странице обложки рисунок Александра Петрикова
Наша Победа
Василий Авченко
Журналист, прозаик. Родился в 1980 году в Иркутской области, вырос и живет во Владивостоке. Окончил журфак ДВГУ. Автор книг «Правый руль» (2009, переведена на японский), «Глобус Владивостока» (2012), «Владивосток-3000» (2011, в соавторстве с музыкантом Ильей Лагутенко), «Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях» (2015), биографии «Фадеев» в серии «Жизнь замечательных людей» (2017), «Штормовое предупреждение» (2019, в соавторстве с Андреем Рубановым), «Олег Куваев. Повесть о нерегламентированном человеке» (2019, в соавторстве с Алексеем Коровашко). Лауреат Общероссийской литературной премии «Дальний Восток» имени В. К. Арсеньева. Книги попадали в короткие списки премий «Национальный бестселлер», «НОС», длинные списки премий «Большая книга» и «Ясная Поляна».
Поразительные люди
Охотник – значит «доброволец».
Как зауральские таежники становились лучшими снайперами великой войны
Каждая территория, каждый народ могут обнаружить неожиданный талант, примерить новую роль.
Кто мог знать век назад, что Казахстан и Приамурье удобны для размещения космодромов, в Якутии обнаружатся алмазы, а на ледовитом шельфе будут добывать газ?
Приамурье и Приморье присоединились к России мирно, на Камчатке и Чукотке шли настоящие войны, прежде чем перекипело и успокоилось…
Так или иначе, народы востока России сохранились.
Одни приняли православие, как якуты. Другие сохранили свою веру – так, в Бурятии доныне живы буддизм и шаманизм…
До революции их называли инородцами и туземцами. Потом решили отказаться от слышавшейся в этих формулировках необоснованной пренебрежительности (нечто подобное произошло в Штатах с неграми, замененными на афроамериканцев). Появилось сокращение КМНССиДВ – «коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока».
Владимир Арсеньев, изучая Уссурийский край, который считал будущим театром военных действий, утверждал: «Китайцы безусловно должны быть обезоружены»[1]. Всех японцев называл «шпионами в большей или меньшей степени». Настороженно относился к староверам, считая, что при войне с Японией они в лучшем случае займут нейтралитет…
К коренным дальневосточникам Арсеньев относился совершенно иначе. Сочувствовал, хлопотал, переживал из-за разрушения их традиционного образа жизни… Напоминал: это «инородцы» показали русским нефтяные месторождения Сахалина, золотые россыпи, перевалы через Сихотэ-Алинь, годные для заселения места. Писал: «Самый факт жизни этих людей где-то в глухой тайге, в тысячах километров от населенных пунктов – является несомненно полезным… Это природные разведчики, это лучшие лазутчики, каких можно только себе представить и какими никогда не будут наши русские крестьяне-переселенцы».
Арсеньев оказался прав. На Великой Отечественной «инородцы» показали себя отличными солдатами.
* * *
Snipe по-английски – всего лишь «бекас».
Снайперское движение возникло на Первой мировой.
Войска стали переходить на обмундирование защитного цвета, на передовой запретили выполнять воинское приветствие – охота шла в первую очередь за офицерами. Снайперам мы обязаны мужским суеверием (столь же наивным, как слово «крайний» вместо «последний»), согласно которому нельзя троим подряд прикуривать от одной спички или зажигалки.
Самым результативным снайпером Первой мировой стал Фрэнсис Пегамагабо – канадский индеец племени оджибве. На его счету – 378 убитых. После войны боролся – уже мирными методами – за права индейцев.
В России еще в 1914 году испытали оптический прицел Герца с трехлинейной винтовкой Мосина, но по-настоящему снайперское движение развернулось уже в СССР.
По линии Осоавиахима и движения ГТО развивался массовый стрелковый спорт. В 1931 году на вооружение поступил снайперский вариант винтовки Мосина. Несколько лет спустя появились снайперские модификации автоматической винтовки Симонова и самозарядной винтовки Токарева.
Рекордсменами по «настрелу» на Второй мировой стали именно советские снайперы. Боевой счет как минимум 17 из них превысил 400 человек (у самого результативного немецкого снайпера Маттиаса Хетценауэра – 345).
* * *
Неверно было бы утверждать, что лучшими снайперами были исключительно таежные охотники.
Ворошиловские стрелки тоже стреляли отлично.
Николай Галушкин (личный счет – 418 врагов) еще в детском доме посещал стрелковый кружок.
Владимир Пчелинцев (456) занимался стрельбой, брал призы, в 1940-м стал мастером спорта СССР.
Людмила Павличенко, занимавшаяся на истфаке планерным и стрелковым спортом, стала самым результативным снайпером среди женщин (309).
И все-таки охотники Зауралья сыграли свою, особую роль. Они не занимались на курсах Осоавиахима, не знали терминов «превышение траектории», «деривация», «угловая минута», не умели применять синусы и косинусы, но стреляли без промаха. Знали, как выслеживать зверя, маскироваться, ориентироваться на местности, умели бесшумно подкрадываться, выбирать позицию, могли часами неподвижно лежать в засаде, не обращая внимания на мороз, голод, боль… В их лице Красная армия получала подготовленных всей предыдущей жизнью бойцов.
За это им позволяли некоторые вольности. Они не были первыми в строевой подготовке, носили неуставную одежду из оленьих шкур (нанаец Торим Вельды даже нашил на нее погоны), брали на задания деревянных идолов…
Что интересно, их не призывали, несмотря на закон 1939 года о всеобщей воинской обязанности. С началом войны Госкомитет обороны освободил коренных малочисленных от обязательной мобилизации. То ли считали, что таежники, многие из которых слабо владели русским языком, не готовы к службе, то ли берегли редкие народы, то ли считали, что их фронт – пушнина…
Поэтому таежные охотники, как правило, шли на фронт добровольцами.
Интересно, что раньше слово «охотник» имело второе значение – «доброволец».
Вспомним некоторых из них.
Семен Номоконов, забайкальский хамниган (народ, родственный эвенкам и бурятам). Потомственный охотник, имел прозвище Глаз коршуна. В школе не учился, русский освоил к 35 годам. На войну попал в возрасте 41 года. Впечатления не произвел: мал ростом, форма висит мешком, никуда не торопится… Служил в хозвзводе, в похоронной команде, санитаром.
Однажды невзрачный боец, навскидку поразив немецких разведчиков, спас раненого командира. Попал в снайперский взвод. Прошел боевой путь от Валдая до Маньчжурии. Общий подтвержденный счет – 368 вражеских солдат и офицеров (следует оговориться, что эти цифры в известной степени условны, поскольку вести учет жертв снайперов непросто; как правило, на самом деле боевой результат каждого из них еще более впечатляющий, чем официальный).
Имел несколько ранений. Бывало так, что вражеской пулей у Номоконова изо рта выбивало трубку – вместе с зубами.
С трубкой он не расставался, выжигал на ней точки по числу убитых солдат и крестики по числу офицеров. Однажды уничтожил генерала.
Враг дал ему прозвище Сибирский шаман. Немцы говорили: Номоконов курит «трубку смерти».
Одевался по-охотничьи, обувался в самодельные бродни, пользовался веревочками, рогульками, зеркалами для отвлечения внимания противника…
На одной из снайперских дуэлей погиб бурятский земляк Номоконова – Тогой Санжиев, с которым они работали в паре (на счету Санжиева было 186 врагов). Пуля через оптический прицел попала Санжиеву в голову, прошла навылет и ранила в плечо Номоконова. Последний несколько дней спустя выследил и уничтожил немецкого снайпера, убившего его друга.
Михаил Матусовский написал поэму «Друзья»:
Тунгус хитер был, осторожен,
Зато горячим был бурят…
Василий Лебедев-Кумач писал о Номоконове:
Он сочетает и уменье,
И выдержку большевика.
Он бьет, и каждой пули пенье
Уносит нового врага…
Федор Охлопков, якут. Работал шахтером-откатчиком на прииске, охотником-промысловиком, механизатором.
Дважды участвовал в знаменитых парадах на Красной площади: 7 ноября 1941 года и 24 июня 1945-го.
Боевой счет – 429. Прозвище – Сержант без промаха.
Командовал отделением снайперов, в котором служили Квачантирадзе (534 убитых), Смоленский (414), Ганьшин (267). Ранен 12 раз. Герой Советского Союза.
Учил молодых бойцов: «Нельзя рубить топором там, где нужна игла… В тыкве надо быть круглым, в трубе – длинным… Пока не увидишь выхода, не входи».
Позицией Охлопкова мог быть подбитый танк, стог соломы, печь сгоревшей избы и даже убитая лошадь.
Не боялся ничего, кроме змей.
Иван Кульбертинов, эвенк из Олекминского улуса Якутии. Умудрился родиться в день Октябрьской революции. С детства добывал пушного зверя.
Уничтожил 487 солдат и офицеров противника.
Вспоминал: «Лежу вторые сутки в засаде, каждая жилка, каждый нерв напряжены – слежу за сараем, где расположились немцы. В трудные минуты представляю себе необъятные просторы олекминской тайги… Для себя внушил, что фашист – это настоящий зверь, которого нужно незамедлительно обезвредить».
Земляки звали Ивана «бусхаа» – могучим: несмотря на невзрачный вид (рост 1,54, вес 53), он был очень силен и искусен в драке.
Максим Пассар, нанаец из-под Хабаровска. С детства охотился с отцом. В феврале 1942 года добровольцем ушел на фронт, участвовал в Сталинградской битве. За его голову немецкое командование назначило награду в 100 тысяч рейхсмарок. Уничтожил 237 солдат и офицеров противника.
Евгений Долматовский писал:
…Научи нас всех, охотник, хитрости своей, сноровке.
Слава воину Пассару, слава снайперской винтовке!
Погиб в январе 1943 года. В 2010 году Пассару посмертно присвоено звание Героя России.
Арсений Етобаев. Бурят. Воевал на Гражданской, в 1929 году в составе Бурятского кавалерийского дивизиона участвовал в конфликте на КВЖД.
На Великой Отечественной сначала командовал взводом снабжения. Это случай не единственный: начальство часто не воспринимало таежников, особенно неюных, всерьез.
Личный счет – 356 человек и два самолета. Единственный снайпер, сбивший из винтовки два бомбардировщика – «Хейнкель-111» и «Юнкерс-87».
Еще одна нанайская фамилия – Самар. Снайпер Алексей Самар из-под Хабаровска отличился в Сталинграде. Уничтожил 299 солдат и офицеров, в ноябре 1942 года погиб. Аким Самар – поэт, основоположник нанайской литературы – в 1942 году добровольцем пошел на фронт, написал стихи «Фашист бими-дэ пэргэдечи» («Хоть ты и фашист, получишь по заслугам»), вскоре погиб.
Жамбыл Тулаев, уроженец Иркутской губернии, бурят. Снайперский счет – 313 фашистов. Считался непредсказуемым в выборе рисунка боя. Утверждал, что ему помогали высшие силы, к которым он обращался как потомственный шаман. Парторг подразделения. Герой Советского Союза.
Цырендаши Доржиев, бурят. Естественно, охотник. Поначалу служил при полевой кухне – возил продукты на лошади. Добился перевода в снайперы.
297 человек и один самолет – истребитель «Ме-109». Скончался от ран в госпитале в январе 1943 года.
Алексей Миронов, якут. Окончил шесть классов, работал счетоводом в колхозе. Воевать начал под Москвой, погиб при освобождении Венгрии. Не менее 129 врагов. Герой Советского Союза (посмертно, 1990).
Захар Киле, нанаец, внес тактическое новшество: наладил взаимодействие снайперов с минометчиками и артиллеристами. Скромный, застенчивый. Поразил 176 гитлеровцев.
…И многие, многие, многие другие.
Илья Эренбург писал снайперу Кириллу Батуму, уроженцу Императорской (ныне Советская) Гавани: «Вы… подлинный рыцарь… Если бы немцам сказали, что на далеком севере живут эвенки, немцы, вероятно, решили бы, что эвенки – дикари… Вы – гражданин просвещенной и свободной страны. Вы били зверя. Теперь, когда немецкие дикари напали на наши города и села, Вы бьете немцев. Вы были охотником. Вы стали судьей».
* * *
Эти люди не были кадровыми военными. Войну воспринимали как неизбежное бедствие, трудную работу, которую нужно выполнить – и вернуться в родные места, к привычным занятиям.
Кульбертинов после войны работал в родном Олекминском районе охотником, оленеводом.
Номоконов плотничал, работал бригадиром в совхозе.
Охлопков был избран депутатом Верховного совета СССР. Руководил районной конторой Якутского мясотреста.
Тулаева земляки избирали председателем колхоза, секретарем сельсовета.
Етобаев работал в Бурятии участковым.
* * *
Мы ни в коем случае не хотим выпячивать заслуги одних и отодвигать заслуги других.
Но, честное слово, это впечатляет: таежные охотники, порой неграмотные, из богом, казалось бы, забытых мест – останавливают привыкших побеждать солдат вермахта. Бьют их десятками, сотнями, тысячами… в основном из обычных трехлинеек. Как белку, соболя, волка…
Родственники арсеньевского следопыта Дерсу Узала были парни не промах.
(А скольких еще стрелков они воспитали!)
* * *
Война дала еще один ответ на вопрос о том, зачем казаки шли далеко на север и восток, присоединяя к России все новые земли.
Тотемным зверем русских должен быть соболь, а не медведь. Медведь – затертый европейский символ: и Берлин, и Берн – все медвежьи названия. Неразборчив в еде, неуклюж, спит зиму напролет… Что нам дал медведь?
Соболь – совсем другое дело. Изящный, хищный, юркий, он «сделал» несколько русских веков.
В свое время соболь вел русских за Урал. Пушнина – «мягкая рухлядь» – была валютоемким экспортным ресурсом, углеводородами своего времени.
И он же, соболь, воспитал непревзойденных снайперов – секретный таежный спецназ.
Ничего лишнего у нас нет. Ни пяди земли, ни зверя. И тем более – ни одного человека.
Шамиль Идиатуллин
Писатель и журналист. Родился в 1971 году в Ульяновске. Жил в Набережных Челнах и Казани. Сейчас живет в Москве. Автор множества книг, романа «Убыр» под псевдонимом Наиль Измайлов. Лауреат премии «Большая книга» за роман «Город Брежнев» лауреат премии «Новые горизонты».
Самая не дошедшая до нас книга о Великой отечественной войне
Владимир Богомолов. «Жизнь моя, иль ты приснилась мне…» («Книжный клуб 36,6», 2014)
Свой главный роман Богомолов писал долго, написал много – больше 400 страниц книжного издания (даже если не считать часть «В кригере», сформованную в отдельную повесть), но это в лучшем случае пятая часть задуманного – судя по пунктирности повествования, многочисленным повторам и загроможденности текста. Впрочем, явно подлежавшая вычистке загроможденность (описаниями и, конечно, документами, собранными и додуманными с привычным мастерством) не мешает очень легкому слогу и внятности изложения – я давно так быстро не читал. А повторы, вернее, рефрены, главный из которых – «за что?», являются вполне осознанным и почти структурообразующим приемом.
Текст производит довольно странное впечатление. Льва видно по когтям, но автору уже неинтересны когти, которыми на гранит вечности были нанесены «Иван» и «Момент истины». «Жизнь моя…» наследует больше «Зосе» (хоть нарочито грубей и желчней). С этим связана лично моя проблема восприятия текста.
Богомолов – мастер психологии действия, причем и действие, и психология уникальны, а рассказчик конгениален герою, потому что явно умеет и качать маятник вразножку, и уверенно высчитывать в своем собеседнике одного из трех тысяч нелично знакомых диверсантов (не только по выпуклости противокозелка, но и по манере вести дискуссию) – и, соответственно, определять, что выгоднее не только тактически, но и стратегически (для общей победы) – валить собеседника на месте или дробить ему коленные суставы.
Что умеют герой и автор «Жизни моей…», не совсем понятно, потому что им обоим интересна только психология рефлексии, а действие побоку. В течение почти всего текста автор предпочитает показывать героя – настоящего героя, старлея Федотова, пацаном ушедшего на войну и «тянувшего Отечку» три года, издырявленного, невинного, многоопытного, наивного фронтового разведчика и доверчивого щенка – в момент подготовки к чему-то главному (сражению, операции, учениям, зимовке) или в пострежиме, когда все уже кончилось. Действие в лучшем случае упоминается (вроде «я тоже получил пулю в предплечье и провалялся в госпитале два месяца»). Чрезмерно подробно прописаны только бытовая и лирическая линии – именно что с повторами и многопудовыми отвлечениями. В результате читатель верит, конечно, но не видит, почему герой не сопляк-ванька-взводный, а опытный и умелый ротный командир, которого никак нельзя унижать и ставить на четыре кости.
Между тем вся книга посвящена тому, как умелых ротных командиров и комполка, лейтенантов и генералов, пацанов и стариков ставят на четыре кости и унижают – не всегда умело, но всегда грубо и расчетливо. Унижают другие лейтенанты и генералы, штабисты, особисты, кадровики, очаровательные девушки и измученные лахудры – все. «Только так бесполезно, так зло и ненужно опустили их» – просто потому, что так работает система.
Потому что совсем убойное, неожиданное и издевательски точное у этой истории завершение…
Досадно, что как раз об этом и без Богомолова написано множество книг.
И о страданиях юного лейтенанта по теплому женскому тоже написано множество книг – в том числе и Богомоловым, причем сильно тоньше, лаконичней и вернее (см. ту же «Зоею» и главки «Момента истины» о замкоменданта Аникушине).
Только ближе к финалу опубликованных фрагментов я остро пожалел, что «Жизнь моя…» осталась недописанной. Потому что чукотская, самая бессмысленная и беспощадная, часть жизни старлея Федотова все-таки впечатления дежавю не производит – не помню я литературно обоснованных аналогов. Потому что очень сильно изложена история подготовки и проведения учений, в рамках которых изможденные холодом, болезнями и подножным сбором угля солдатики должны продемонстрировать лихое отражение американского наступления с Аляски. Потому что совсем убойное, неожиданное и издевательски точное у этой истории завершение – а сцена с лайками меня просто накрыла.
«Жизнь моя, иль ты приснилась мне…» могла стать великим романом о судьбе, смысле жизни и справедливости. Этого романа не будет никогда. Мне очень жаль.
Сергей Кубрин
Родился в 1991 году в Пензенской области. По образованию юрист, работает следователем. Публикации в толстых литературных журналах («Урал» «Волга» «Октябрь» «Сибирские огни»), автор книги «Между синим и зеленым» (2019), лауреат международной литературной премии «Радуга», финалист литературной премии «Лицей».
Самая простая книга о войне
Елена Ильина. «Четвертая высота» («Речь», 2019) Действительно, самая простая книга о войне
Прошлым летом к нам в полицейский отдел привели одного мальчика. Желтоволосый, крохотный, с веснушками. Не помню, как звали. Года четыре, не больше. Он скромно стоял в кабинете. Не смел ни плакать, ни говорить. Ручонки худые-худые, а кулаки сжаты. Терпеливый. Позже стало известно, что мать забыла его на автобусной остановке. Взяла и забыла. Заговорилась по телефону, отвлекалась, еще что-нибудь. Всякое, наверное, случается. Родители нашлись, мальчика забрали. И столько времени прошло, столько всего случилось, а я до сих пор почему-то о нем вспоминаю.
Часто-часто, по любому поводу.
Вот и, перечитав «Четвертую высоту», вспомнил.
Повесть посвящена недолгой жизни Гули Королевой – советской киноактрисы, которая записалась добровольцем в медико-санитарный батальон стрелкового полка и героически погибла в боях под Сталинградом. В ноябре 1942-го во время немецкого наступления она спасла пятьдесят раненых бойцов, отразила нападение, воодушевив солдат на атаку, поразила фашистских захватчиков и до последнего продолжила вести бой.
Ей было всего девятнадцать лет.
За это время Гуля Королева успела сняться в кино, влюбиться и сохранить дружбу, завоевать уважение среди дворовых ребят, прожить счастливое детство и юность, выйти замуж и родить ребенка, уйти на войну и не вернуться.
Страшно и понятно, потому так правильно.
«Есть в человеке темная, слепая сила, которая может заставить его бежать с поля боя, но есть и что-то посильнее, чем эта слепая жадность к жизни».
Непринужденное повествование, где Гуля еще девчонка, но с мужественным характером, готовит читателя к предстоящему напряжению. Елена Ильина (урожденная Маршак) заботливо преподносит правду о войне. Война как данность, спокойно и осмысленно героиня принимает решение записаться в добровольцы. Оставив ребенка на воспитание матери, Гуля каждый день вспоминает о нем на войне. Это потом подросший мальчик (Ежик) узнает, что она – «бесстрашная, славная дочь нашей Родины». А пока только стоит, едва научившись стоять, и смотрит, как мама Гуля уходит. Навсегда.
Действительно, самая простая книга о войне. Ни строчки пафоса, ни намека на вынужденную жалость. Напротив, каждая страница наполнена оправданной легкостью, естественным желанием жить и помнить. (Гуля просит мать испечь оладушек перед отправкой на фронт, а встретив смерть, говорит: «Ничего… Чья высота? Наша?»)
«Ничего». Ничего.
В детстве мать сказала Гуле: «Право на радость нужно сначала заработать». Так просто и так понятно. Живи и трудись, побеждай и верь до последнего.
Действительно, самая простая книга о войне. Ни строчки пафоса, ни намека на вынужденную жалость. Напротив, каждая страница наполнена оправданной легкостью, естественным желанием жить и помнить.
И жила, и верила, и знала, что человек не умирает, потому что память о его подвигах – вечна.
…И вот я вспомнил о мальчике без имени. Как же звали его… Миша или Коля. Когда он покидал отдел, держа за руку мать, я протянул ему флажок с российским триколором. Нечего больше дать, а хотелось. Он сказал: «Спасибо», и вроде бы стало окончательно хорошо.
«– А тот огонек горит?
Мама взяла Гулю на руки, поднесла к окну.
Напротив, над стенами Кремля, реял флаг. Он был освещен снизу и трепетал как пламя. Этот флаг маленькая Гуля и называла “огоньком”.
– Видишь, горит огонек, – сказала мама. – Он всегда будет гореть, Гулюшка. Никогда не погаснет».
Никогда!