Свет рассыпался в снежный дым,
О поверхности звёзд натёртый.
Мои пальцы теперь теплы
И, как лёд, растопили стёкла.
Одиночество молоком
Разбавляю, уменьшив горечь,
И декабрь, как пушистый кот,
Обмурлыкал пустую полночь.
В отражении светлых глаз
Лёд теплеет зеркально-сухо,
И костлявою лапой вяз
У Медведицы чешет брюхо.
Я отворачиваюсь к стене,
Но звуки в уши стальной цепочкой.
И кожей чувствую: по спине
Туман, как лапой, проводит ночью.
Я выжимаю дыханья сок
Из апельсиновой плоти. Только
Когда прольётся последний вздох,
Останусь горькой засохшей коркой.
Я слышу: в окна течёт туман
И растекается серой лужей.
Не тьма ночная, другая тьма,
Внутри меня, а не там, снаружи.
И ногти, хрупкая скорлупа,
Так пыльно крошатся белым мелом.
Я ощущаю сейчас распад
Потенциально живого тела.
Находясь в безвоздушном пространстве
Бесконечно сплетавшихся линий,
Обречённые мысли ложатся,
Попадая опять в паутину.
Пустота, облечённая плотью,
Рябь пускает в оконную плоскость
И тревожно натянутой нотой
Открывает бездонную пропасть.
Абсолютно безвольно отдаться,
Умирая в холсте на картине.
Замыкается цепь на запястьях,
Увлекая в немыслимый синий.