За ней бы красться, не жалея лап,
И, обнимая трубы красных крыш,
Мурчать-рычать от света желтых ламп.
Не чужды мне людские города.
И жил я там, там хуже, чем в аду.
Базары, толпы, нищета, еда.
Еда вкусна, я поглощал еду.
Кормился болью, страхом я жирел,
Нажрал живот на двести килограмм,
Ночами крался, и в окно смотрел:
Одно, другое. Вот где стыд и срам.
Что вы творите в темноте ночи?
И тут и там безмолвный крик и плач,
А детский плач немного измельчить,
И как вино в сосуде в погреб прячь.
Родная кровь, за что же с нею так?
У нас в аду мамаши понежней.
И слезы вытрут кончиком хвоста,
И грешника прижарят на огне.
Зачем плодить, ну если плод не мил?
За чем пускать несчастного на свет?
Ну плачет детка, детку обними.
А я дождусь. Со всех спрошу ответ.
Сентиментальность постучалась в дом.
Я от тебя набрался и размяк.
К чему я это? Об руку с бедой
Приходит смерть. Беда ей, как маяк.
И есть начало, также есть конец,
Конец людьми измученной души,
И в сердце сила целых трех сердец,
И ярость зверя суд идет вершить.
Есть матери, что номинально мать.
Но эта – нет. Но эта за своё
Готова драться, кровью плату брать,
Я рядом был, я поддержал ее.
Совсем чуть-чуть шептал я ей в ночи,
И тьмой клянусь, не замутил ума.
Для мести было множество причин.
Всё остальное сделала сама.
Она прошлась как лютый ураган,
И обезлюдел, обескровлен дом.
На каждом было по пол сотне ран,
Смеялась ведьмой и хлестала ром.
Но алкоголя ни в одном глазу,
Потом ушли и об руку рука
Им бес послал полночную грозу,
В лесу пропали и на этом сказ.
Но… Правда жизни, знаешь, такова.
Когда людьми придуманный закон
Нарушен бабой, к черту все слова.
Не пряталась, и их нашли легко.
Надеялась на справедливый суд.
Превыше всех он, голова всему.
На справедливость, если надо, ссу…
Тем более убит почтенный муж.
Купец, судья, почтенный гражданин,
И что, что он любитель юных тел.
За то на дне судейских именин
Весь чёртов город ел и пил, и пел.
И слова бабе не дали сказать.
Служанка, шлюха, да простая лядь,
Народ гудел и харкали в глаза,
На площади качается петля.
5
Аврора
Мое дитя на радость Сатане?!
Здесь, в городе, его зовут Судья.
О люди добры, кто поможет мне.
В безумии стучалась в двери я.
А двери закрывали на засов,
И виновато отводили взгляд.
Судья – закон. Закон что есть? Лассо.
Возьмёт за горло. Прав иль виноват.
Как сложно без поддержки и семьи,
Без денег, связей. Некуда бежать.
Зато жена с улыбкою змеи
В лицо смеется: – А зачем рожать?
Такие шлюхи и рожают шлюх.
Пусть привыкает к жизни эта дрянь.
А капли крови на пол плюх, плюх, плюх.
Вот не заткнулась вовремя и зря.
Не пискнула, упала и лежит,
В руке моей зажат кухонный нож.
Дрожит рука? Ни разу не дрожит.
Что хочешь делай, а моё не трожь.
И что теперь? А пан или пропал!
Я тихо вышла в полуночный час.
На спящий луг туман седой упал.
Туман укроет хоть немного нас.
Плашмя легла на матушку-траву,
Отерла руки и лицо росой.
Глаза сухие, даже не реву.
Как есть пошла: расхристанной, босой.
Вот дом его, и Сатана не спит,
У Сатаны ты, понимаешь, бал.
Вина ему несут, несут испить.
Налейте больше, чтоб добрее стал.
Но нет, хмельной он станет только злей.
Я затаюсь и стану тихо ждать.
Налей ему еще слуга, налей,
Чтоб негодяю захотелось спать.
Забор высок и пара злющих сук,
Но я своя им по родству души.
Остатки крови слизывали с рук,
Пока свой суд к Судье я шла вершить.
Горит окно на первом этаже,
Угаром дышит пьяный особняк
А я расслышу крики его жертв,
И сердцем чую человек – маньяк.
И где-то там мой ангел во плоти
Моя кровинка, скоро я приду.
Ему за всё придется заплатить.
За слезы, боль, за каждую беду.
Крадусь в ночи, и вот открыта дверь,
С бутылкою в обнимку сторожа.
Я обхожу по кругу, я не зверь,
Иная цель у моего ножа.
Вот лестница и вот второй этаж.
Мне слышится тоскливый женский крик.
Не за свободу, а за месть отдашь
И душу, и любовь. Ты здесь? Смотри!
О, дьявол, знаю о тебе давно.
Твой шепот, шелест слышу в голове.
Я напою тебя, идем со мной.
И музыку безумную навей.
А тьма сегодня – бархатная мышь,
Как лгут невыносимо зеркала
За мной безумие крадется. Кыш!
Была мертва, сегодня ожила.
6
Аврора
И напевая из глубин души,
Я тихо глажу лезвие ножа.
А с местью важно, важно не спешить.
А стража поспешила, и лежат.
Сегодня я не женственна совсем.
Сегодня я, считай, не человек.
А ну-ка живо, разбегайтесь все.
Я тьмой дышу и брызжу из-под век.
А вот и спальня, снова слышу крик.
Я не открыла, распахнула дверь.
Закрой, родная, глазки, не смотри,
Жестокость? Будет. Как же без потерь.
Нам без потерь никак не обойтись.
Кому-то что-то выйдет потерять.
Тебе невинность, а Судье и жизнь,
Но эту жизнь не жалко и отнять.
Да, жизнь – дерьмо, не хочешь, не смотри,
Иди присядь на кресло в уголке.
Я быстро, быстро, словно раз-два-три
Какой там труп? Да просто манекен.
И спать тебе положено давно,
А я тебе и косу не плела.
Да, ночь темна, но все же глянь в окно -
Луна средь туч, как лодочка, плыла.
Уснула дочка, суть ещё дитя.
Теперь с тобой я пообщаюсь, мразь.
Я слышу шелест. Демоны летят.
По твою душу. Но не трусь. Вылазь.
И не спасёт тебя в двери амбарный ключ.
Какой засов? А он там разве был!?
Тот, что внутри, он дьявольски могуч,
За ним летят шесть вороновых крыл.
За ним стоит весь тёмный легион,
Ты задолжал им, и уже давно.
Смотри в глаза мне! Я тебе не сон.
Куда в окно? Зачем тебе в окно?
Всё будет так, как только я решу.
Ты любишь боль, я дам тебе сполна.
Сегодня я тотально не спешу.
Но чёрт возьми, как хороша луна.
Очнулась я, наверное, к утру.
И плохо помню, что там было до…
Но помнился мне мой кровавый суд,
Я местью упивалась, что водой.
Потом взяла за ручку свою дочь,
Неважно, что растрепана коса.
Брели по лесу, чтоб куда-то прочь.
Примятых трав тянулась полоса.
По ней нашли. Да что там нас искать.
Я ведь не тать, не знаю, как в бега.
Всего полоска этого леска,
Да камыши, да речки берега.
Стоят, глядят, а за бравадой страх.
Кто первый камень бросил не пойму,
Я руки распахнула, как крыла.
Пусть только мне, не чаду моему.
Потом сказали что-то мне про суд.
Про то, что я виновна на корню.