Равиль Ихсанов
Маша и Шерхан
Чем не лучшие представители человечества!?
– Великий добытчик! Его семья может не беспокоиться за свое будущее, – поспешила завершить свою тираду Махбуба.
Сестра поняла, что переборщила и невольно выдала одно из своих тщательно скрываемых тайных желаний. Иметь мужчину-стену. Ее муж был отличным востребованным хирургом и большую часть времени проводил вне семьи. При всем старании, конечно, его доходы было некорректно сравнивать с доходами моего тестя, Башлыка. Скорее всего, слухи об его родовом золоте получили широкое распространение. Они, как покажут дальнейшие события, вскружили голову не только моей сестре. Ну а пока что она вернулась к нашему разговору:
– А еще у тебя мания величия. У тебя получилось угадать развал нашей большой страны, а также многое из того, что будет затем, в постсоветские годы. Неужели ты полагаешь, что у тебя получится это еще раз? Не будь столь самоуверенным…
Я хотел было возразить сестре. Вспомнился давний, подслушанный мной, разговор отца, матери и моей самой старшей сестры, Махбубы. Он (разговор) не мог не состояться. Мне не исполнилось и 25 лет, когда я совершил первую и последнюю попытку безуспешного самоубийства. Из-за красавицы Алины, работавшей в том же научно-исследовательском институте, где и я. Отец был категорически не только на женитьбе своего единственного сына, но и продолжения отношений.
– Склонность к суициду говорит о наличии дефектных генов, – сказала Махбуба. Она недавно получила степень кандидата медицинских наук. В ее речах появился незаметный для многих, но бросающийся мне в глаза апломб.
– Не будем спешить с выводами, – ответил наш отец. – Это, скорее всего, рецессивные гены, которые могут и не проявиться…
Мне вспомнился рассказ отца об одном из моих многочисленных двоюродных дядей. Его судьба резко отличалась от жизненного пути других наших родственников. Он спился и ближе к 40 годам своей жизни исчез из родного города к вящему удовольствию своих родных и близких…Отец тогда сказал мне: «Он хорошо начинал. Но жизнь – это не бег на 100 метров…». И это мне запомнилось. Но вернемся к моему потайному наблюдательному пункту в доме родителей.
В разговор, обещавший стать крайне интересным, вступила моя мать: «Шерхан похож на одного из своих прадедушек. Да, того самого, что славился своим проповедями и раскрытием тайн будущего. Правда, он не дожил до преклонного возраста. И к лучшему. Большевики в лучшем случае отправили его в один из сибирских лагерей, в худшем – расстреляли. Финал в обоих случаях обещал быть печальным. Мать как-то рассказывала мне… ».
Мать, может, и продолжила свои размышления, речь шла об ее любимом дедушке, но отец прервал ее:
«Дорогая, прошу прощения. Поговорим о наших предках позже. Мы живем во времена застоя. Во всех сферах. В такие времена обязательно находят виновных из числа тех, кто имеет собственную точку зрения, тех, кто выламывается из общего строя. Достаточно мелочи. Когда я принимал должные меры для скорейшей организации защиты кандидатской диссертации Шерхана, его научный руководитель сказал мне: «Шерхан – перспективный молодой ученый, у него большое будущее. Но я прошу Вас запретить ему распространяться насчет будущего нашей большой страны. Мол, после череды правителей придет к власти правитель с родимым пятном на лбу. Он сделает очень многое для вывода страны из международной изоляции, слома Берлинской стены…Он, мол, станет, невольным виновником распада нашей большой страны…Такие разговоры до добра не доведут…».
И этого было еще мало. Он влюбился в девушку из другого народа. Он очень бурно среагировал на мой запрет видеться с ней. Мы спасли его. Если я сейчас дам слабину, Шерхан будет и далее оригинальничать. У него много свободного времени и нет материальных проблем. Его нужно срочно отправлять в глухую провинцию, на рядовую должность. Но вначале надо его женить. Дорогая, я прошу тебя подыскать невестку, достойную нашего рода. А ты, Махбуба, через свои каналы убери из медицинских архивов порочащую нас информацию. Средства на это, как на достойную свадьбу моего единственного сына, я не пожалею. И последнее. Если в нем, как говоришь ты, дорогая, говорит кровь твоего дедушки, она никуда не убежит. Пусть она бурлит в провинции. Там его вряд ли кто будет слушать его политические и экономические прогнозы. Все заняты своим повседневными делами. Да и Шерхану не будет свободного времени размышлять на отвлеченные темы. Женится, дети пойдут. Как все, так и мой единственный сын. Мы не можем поставить интересы моего младшего сына, каким он ни был или ни казался гениальным, выше интересов нашего рода. Как ты считаешь, Махбуба?».
Моя старшая сестра задумалась буквально на мгновенье и ответила отцу:
«Я соглашусь с этими аргументами. И с тем, что следует менять его окружение».
Вот такой вот разговор я подслушал. Моя обостренная интуиция подсказывали мне варианты будущего. Может, это и была мания величия, но не самая страшная. В памятный день встречи с сестрой по случаю успешной защиты моей докторской диссертации мне вновь пришло озарение. Если моей стране не получится встать вровень с развитыми странами мира, ее ждет неприглядная роль поставщика сырьевых и человеческих ресурсов. Теневая экономика, о которой говорила моя сестра, это реакция активного большинства людей на неэффективные порядки, установленные государством. Это один из вынужденных инструментов установления диалога между государством и обществом, а также отдельными личностями и социальными группами. Правящая элита в рассматриваемом нами случае не знает других надежных способов присвоения прибавочной стоимости в создаваемом национальном продукте, кроме как коррупция. Отсюда недалеко до финала. Это предательство национальных интересов и побег из родной страны. Когда поменяется правящий клан. И на его место придет новый клан. Но я не стал озвучивать эти и другие свои пессимистические взгляды. Быть может, я ошибаюсь. И преимущественно феодальные порядки первых постперестроечных лет заменятся другими порядками, являющимися свидетельством желания моей страны быть в числе развитых государств мира?! Сестра была частью элиты того времени и выражала ее взгляды. Новой элите только предстояло сформироваться. Быть может, новые порядки лучше повлияют на нее, чем мои и другие умные слова? Так оно и получилось. Через годы. Ну а пока что сестра продолжала свой монолог.
– Мои диагнозы – высокий уровень тревожности и мания величия – никто не возьмется оспорить. С ними можно жить. Если не отрываться от родных и близких. Если не пренебрегать другим своим окружением. Чтобы быть понятнее, приведу выражение такого уважаемого тобой философа, как Фридрих Ницше: «Человек, ни разу не думавший о деньгах, о чести, о приобретении влиятельных связей, о должностях, – да разве может он знать людей?». Не пренебрегаешь ли ты людьми? Не навязываешь ли ты им свои взгляды? Что молчишь? Ты думаешь, мне нравится иметь дело с людьми, сделавшими состояния на хозяйственных преступлениях, а теперь вознамерившихся продвинуть своих детей в элиту общества? Но это и многое другое я делаю не ради себя! Повторюсь. У тебя не получилось стать одиноким философом. Отец все решил за тебя. У тебя семья, и не самая маленькая. И как глава своей семьи, ты отвечаешь за всех своих родных…Подумай над моими следующими словами: «Почему тебя в детстве так часто кусали собаки? Ты их боялся? Или ты заставлял их бояться? А ты не пробовал приласкать их?».
Собаки меня кусали. Это правда. Первый раз это было, когда я зашел в не свой двор в обнимку с другом. Это не понравилось его собаке. Второй раз меня укусила за руку наша громадная домашняя собака, когда я хотел посадить ее на привязь. Этого ей совсем не хотелось. Скорее всего, определяющим моментом для собак был мой маленький рост. Такого ничего не стоит укусить. Собаки чувствовали мою внутреннюю ущербность из-за моего, может, единственного, но такого явного физического недостатка. А еще собаки мне почему-то встречались злые. Как-то не хотелось особо приласкать их. У меня в голове промелькнул очередной эпизод из детства, связанный с одной из собак, которым я не понравился.
«В тот памятный день отец забрал меня к пчеловодам совхоза, накануне лета перебравшихся выше, в горы. Там, как известно, весна наступает позже, чем на равнине, цветы на деревьях и растениях расцветают в свой черед, обеспечивая продолжение работы конвейера по производству целебного продукта. Это были благодатные дни. Отец еще не работал в министерстве, поэтому мог уделять время и себе, и мне, своему единственному сыну, когда ему давали отпуск. Часть его он и я проводили в родных местах, навещая своих многочисленных родственников.
К ульям я от греха подальше не приближался. Отдав должное блюду «сотовый мед со свежими огурцами», я решил искупаться в маленьком горном озере. Нас сопровождал звеньевой пчеловодов, дядя отца. Рядом с ним шла немецкая овчарка – довольно-таки большая редкость по тем временам (50-ые годы ХХ века), для наших мест. Отец разделся, постоял на свежем горном ветерку, на его белом большом теле выделялись коричневые сатиновые трусы и почти такого же цвета загар на лице, шее и руках – плюсы, так скажем, работы преимущественно на открытом пространстве. Фонтан брызг, и отец принялся ожесточенно грести; наверное, холодная горная вода не позволяла расслабиться. «Ну, давай же!», крикнул он мне.
Я решил последовать примеру отца и выйти в воду сразу. Почувствовав приятное тепло громадного валуна на берегу, я резко бросил себя вперед «солдатиком». Вода действительно была холодная, и я поспешил к близкому берегу. В этот же момент почувствовал резкую боль в плече. На нём висела та самая немецкая овчарка. Я пошел ко дну от тяжелого груза. Поспешивший ко мне отец заставил собаку разжать челюсти.
Меня спасло одно обстоятельство, как потом выяснилось: собака была уже старая и её большие зубы не развили нужного усилия. Отец, кляня весь белый свет, вытащил меня на берег. Побелевший смуглый звеньевой хлестал поясным ремнем черную мокрую понурившуюся собаку: «Джек! Я убью тебя!» Зубы собаки, к счастью всех, не задели артерию; с двух сторон плеча у меня начала образовываться гематома, проще говоря – синяк, на котором выделялись проколы зубов животного. Пока что мне на плечо наложили лепешку из пчелиного прополиса, забинтовали рану, обработанную сразу же спиртом из аптечки звеньевого.
Отец решил забрать собаку с собой, к знакомому ветеринарному врачу: «Карантин… Посмотрим, может быть, она бешеная…» Звеньевой, вручая свою собаку отцу, сказал показавшиеся мне странными слова: «Собака военная, заслуженная… ты того, её, в сердцах… Не бери грех на душу…», на что отец ответил: «Будь спокоен… Ну-ка, дядюшка, рассказывай историю своей собачки, заслуженной, военной, бросающейся на детей!».
Как оказывается, немецкую овчарку привез в село старший сын дяди отца, служивший во внутренних войсках. Пса списали; верного четвероного друга он решил пристроить у отца. На время. Но получилось надолго.
«Умная собака! – говорил в тот день звеньевой. – Без команды на человека не бросается. Голову что ли нагрело на солнце?». Мой отец внимательнее вгляделся в собаку и сказал:
«Лучше её держать на привязи. Старая. Шарики в её голове начали рассыпаться… Смотри, я тебя предупредил…».
Джека я запомнил надолго. По приезду домой мне вкатили противостолбнячный укол, а, затем, не дожидаясь результатов ветеринарного карантина, начали колоть уколы против бешенства. Сейчас я понимаю: старая овчарка приняла за одного из тех, кого она сопровождала в колонне. И хотя я внешне ничем не походил на заключенных: ни ростом, ни одеждой, Джек решил, что я, совершенно новый человечек для неё, не вхожу в иерархию хозяев – высоких, громкоголосых, с уверенными движениями сильных рук и ног…».
–Слушай меня внимательно, – продолжила сестра. – С собаками, как и с людьми, тоже надо находить общий язык. Иначе тебя будут кусать. Всю жизнь…
Что я мог ей сказать? Я стал взрослым. Собаки перестали меня кусать. Я обрел уверенность в своих силах. И собаки стали вокруг меня добрыми. Я всегда стараюсь приласкать собаку, хотя бы ласковым словом. И это помогает. Люди, однако, кусали. И кусают. За собственный взгляд на мир. Если тебя кто-то недолюбливает, значит, в тебе есть то, что ему не хватает. Конечно, существуют и более страшные варианты мотивов у наших недоброжелателей. Мне опять повезло. Меня люди кусали, но не до смерти. А все остальное можно пережить. Как говорил незабвенный Александр Сергеевич Пушкин: «И не оспаривай глупца». Моя старшая сестра, однако, была не глупа. Со стороны мое положение выглядело плачевным. Некстати вспомнился недавний разговор с младшей дочерью, студенткой языкового университета. Как бы она не старалась, зачеты и экзамены было невозможно сдать на «отлично» без взяток соответствующим представителям профессорско-преподавательского состава. Наличие так называемых «танков», или покровителей, из числа тех же представителей профессорско-преподавательского состава можно было назвать альтернативным вариантом. Единственный контраргумент, который я смог найти, – это ее будущее, в котором не будет алчных недалеких ассистентов, преподавателей, доцентов и профессоров. «Будут любимое дело – преподавание английского языка, а также коллеги, разделяющие твою любовь к романо-германским языкам», – сказал я дочери. Через своих знакомых профессоров, заинтересованных в квалифицированной редактуре и переводе на английский язык своих научных статей, я смог перетаскивать дочь с оценками «хорошо» из семестра в семестр. Но не более того. Каким бы ни был блестящим уровень ее знаний. Я представил себя вымогающим взятку у студента, быть может, будущего спасителя экономики фирмы, концерна, отрасли, страны и содрогнулся в глубине души. А если он единственный сын у матери-вдовы и она связывает с ним большие и может единственные надежды? А ведь придется брать взятки. Пусть через старосту группы. Но какая разница? Как говорится, с волками жить – по-волчьи выть…
Как знать, может, я согласился бы с сестрой и окунулся с головой в мутные, дурно пахнущие воды системы современного высшего и поствысшего образования. Без сомнения, я сделал бы блестящую академическую карьеру. Для этого были все предпосылки. Но в моем распоряжении была страшная семейная тайна. Я не хотел предавать ее огласке. Просто нужно было воспользоваться гигантскими возможностями, что она таила. Пока что я ограничился обещанием создать собственное фермерское хозяйство. Ну а потом, передав его старшему сыну, перебраться в столицу. Это на время успокоило мою старшую сестру. Ну а потом заработал мой механизм получения прибыли. Это примирило меня со старшей сестрой. Нам помогла страшная семейная тайна, находящаяся в моем единственном распоряжении. Однако. Прежде чем раскрыть свой секрет тебе и больше никому, позволю себе маленькое отступление.
Вроде бы это вопрос времени; расплата за совершенные грехи…Всевышний милостив и каждому приготовил день раскаяния и прощения. У моего народа есть интересная пословица: «Вор к старости становится муллой». Под муллой в данном случае подразумевается не только и ни сколько служитель культа – мусульманский священник. Слово «мулла» пришло к нам из арабского языка и означает «владыка мира». У нас муллами также называют авторитетных людей из числа пенсионеров. У Башлыка не получилось. Выйти на пенсию. И уйти на покой. После твоего срочного отъезда в Москву, моего тестя через некоторое время забрали в следственный изолятор республиканского комитета государственной безопасности. Оттуда он вернулся мертвым, чтобы найти последнее пристанище среди могил своих родных и близких. Его в заключении разбил апоплексический удар. Но Башлык выполнил свое другое свое главное предназначение. Он был заботливым отцом и дедушкой, сердечным другом всех родных и близких людей. Он, как и его отец, предчувствовал час и день своей смерти. За сутки до того, как за ним приехал автомобиль «Волга» черного цвета с восседающими в нем немногословными людьми в штатском, членами следственной бригады из Москвы, тесть позвал меня. У нас состоялся короткий разговор.
– Шерхан, – сказал мне Башлык. – Жене я довериться не могу. У меня очень хорошие сыновья, но у них нет полета мысли. У меня очень хорошие дочери, но у них нет желания выйти за узкие рамки собственных семей. Они заботливые курицы. Как их многоуважаемая мать. У меня нет зятьев, а тем более невесток, равных тебе по уму. Я долго думал над решением своей проблемы. И остановил свой выбор на тебе. Честь, совесть, ум. Это сочетание в тебе есть. Возьми золото и используй с пользой для родных людей…
Башлык раскрыл большой туристический рюкзак. В нем вплотную, без всяких зазоров, лежали два полотняных мешка. Я попробовал поднять рюкзак, и мои руки почувствовали страшную тяжесть груза. Я не смог оторвать рюкзак от пола.
– Вот тебе еще один рюкзак, – сказал Башлык, поняв, что у меня не получится унести золото за один раз. – Переложи один мешок в него. Ну, иди, я подожду тебя здесь. Сегодня я один. И ты один. Все уехали на свадьбу. В соседнее село. Не торопись. Будь осторожен. Золото притягивает внимание людей.
Я отнес два рюкзака – один за другим – к себе домой. И спрятал, как мне показалось, в самом надежном месте. В багажнике собственного автомобиля «Москвич-412», стоящего в отдельном гараже во дворе моего дома. Я его купил. На свои сбережения. Но мне пришлось отстоять в очереди несколько лет. Когда я под покровом ночи вернулся к тестю, он выдержал паузу, показавшуюся мне вечной, и сказал мне:
«Приближаются страшные времена. Позаботься о себе, теще, моих дочерях, зятьях, сыновьях, невестках, внуках. Я знаю, ты слишком гордый, чтобы совершить плохой поступок. Ты слишком наивный, чтобы испугаться доброго поступка. Ты взял золото. Это наше родовое золото. Используй его на процветание нашего рода! Прощай, мой дорогой зятек!».
В следующий раз я увиделся с Башлыком, когда его бездыханное тело привезли из столицы республики. Его золото я использовал с пользой для всех членов большого родового клана Башлыка. Без николаевских полуимпериалов и империалов невозможно было главное: эффективные вложения в такой бесценный человеческий капитал, как внуки Башлыка.
Спроси меня: «Как нашелся ответ на такой вопрос, как легализация золота Башлыка?». Представь себе скромного бывшего главного экономиста коллективного хозяйства, начинающего фермера, сказочно разбогатевшего в одночасье! И это на фоне упорных слухов о том, что в следственном изоляторе Башлыка усиленно допрашивали и на предмет добровольной сдачи властям золота, нажитого преступным путем. Много говорилось о скандалах при обыске дома Башлыка. Но скоро все успокоились. Получила распространение версия о золоте, припрятанном Башлыком загодя где-то в горах. Это было мне на руку.
«Чем глубже человек, тем больше друзей он имеет. Именно малость, узость, отсутствие духовного развития погружают человека в иллюзию исключительности, разделённости, превосходства над другими». Так сказал великолепный Руми. Надеюсь, что эти слова имеют хотя бы частичное отношение ко мне.
Через друзей я переправил золото Башлыка в Европу. Не спрашивай, как это у меня получилось. Такую большую проблему можно решить только большими деньгами. Оставшийся после всех моих ухищрений желтый металл, в части своей был размещен в одном из швейцарских банков, а в части своей обращен в доллары. Я начал через директора одного из зарубежных трастовых фондов инвестировать в экономику моей родной республики. Полученные от выгодных, заранее просчитанных мной проектов, дивиденды начали аккумулироваться на счету одного из надежных зарубежных банков. Через упоминавшийся выше трастовый фонд я инициировал награждение себя солидной премией за достижения в сфере экономической науки. Полученное мной вознаграждение было вложено в перспективные проекты в моей родной республике. Уже от моего имени. Мне пришлось повторить фокус с награждением меня премиями в качестве выдающегося отечественного экономиста-ученого. Через некоторое время капитал, вложенный лично мной в экономику страны, заработал. Дивиденды дали мне возможность выступить в качестве покровителя большого клана Башлыка, и самому тоже решить некоторые вопросы материального характера. Я смог помочь сестрам. Процесс продолжается. Масштабы его растут. Мои успехи никого не настораживают. Доктору экономических наук, лауреату престижных премий и почетному члену ряда зарубежных академий грех не воспользоваться новыми временами и новыми возможностями…
У меня получилось ответить на вызовы времени. Мне кстати пришли на память несколько эпизодов из детства. Тогда у меня тоже получилось. Я постараюсь быть не скучным.
«Так уже сложилось в детстве, что я представлял собой домашнего мальчика, главным увлечениями которого были книги, заучивание Корана, рисование, велосипед, выжигание по дереву, родной, английский и русский языки. Учеба в школе, помощь матери и бабушка по дому занимали не так уже много времени. Появился спорт, сыгравший, пожалуй, определяющую роль в моих путешествиях во внешний мир. Мальчики нашей махалли (жилого квартала) в основном свободное время проводили за игрой в орехи, лянгу, футбол; исключением в этом плане были мальчики по соседству, представлявшие отпрысков одного из первых лиц столичной области.
С одним из них – моим ровесником, я дружил; мы обменивались книгами, играли в городки, так и не получившие распространение в махалле. Боксерский и борцовский залы послужили одним из моих плацдармов для выезда за пределы родного города. На соревнованиях я особо не блистал; видимо, сказывалось отсутствие агрессии по отношению к сопернику. А как без него в спорте?!
Неудивительно, что я занимал в мальчишеской иерархии нашей махалли одно из последних мест. Тогда еще не было столь заметной дифференциации в уровне жизни махаллинцев. Поэтому купить симпатии окружающих, как это принято сейчас в большинстве случаев, было практически невозможно.
Однако я не стану и далее размышлять на эту тему, опасаясь справедливого упрека в возрастном консерватизме. Остановлюсь на одной примечательной детали из моей далекой на сегодня жизни. В нашей махалле велосипеды были в большом почете. Ездить без рук; на багажнике; подняв переднее колесо… Наверное, нас ограничивали технические возможности тяжеленных «Уралов». Неплохим шиком было также скатиться на велосипеде с большого кургана на маленький курган.
Они – курганы, находились в черте города. Скорее всего, это был когда один большой курган, затем из него стали брать глину на кирпичи, и он превратился в два. Далее курганы шли цепочкой, в пределах видимости каждого, далеко на юг и север. Говорили, что они служили для передачи сигнальных сообщений ещё с незапамятных времен. Дым от костра днем, огонь костра – ночью, очевидно, доносили вести быстрее, чем конный гонец. Сейчас эти курганы практически исчезли, за некоторым исключением. Я скатился пару раз по накатанной колее – с большого кургана на его фрагмент – маленький курган. И захотелось мне еще с большим ветерком скатиться по склону маленького кургана новым маршрутом. Меня внизу ждали кочки, которые с высоты не были видны. Меня резко подбросило в воздух: приземлились я и мой велосипед в разных местах. Кое-как восполнив урон моему «железному коню» и по мере имеющихся возможностей почистив одежду, остановив кровь из ссадин и царапин и прихлопнув попавшегося под ноги противного паука-фалангу, я отправился домой в самом подавленном состоянии духа.
И надо же было рядом с домом столкнуться с одним из мальчишек махалли; вернее, меня остановил его рефрен, упоминаемый рядом с моим именем: «Пакана (Карлик)!». Будь это в другой день, я бы показал бы ему собственный эрегированный фаллос и проехал бы мимо. В сочетании с моим маленьким, пусть и тренированным телом он, всегда послушный и несоразмерно внушительный, выглядел потешно и вызывал гомерический смех. Я уже начал привыкать именно таким образом решать свои далеко не лучшие взаимоотношения с большинством своих ровесников. Это грозило, как я сейчас понимаю, превратить меня в шута. Быть может, в этом не было ничего страшного: такого рода людям многое прощают. Сейчас я понимаю, что в свое шутовство – пить и не хмелеть в кругу сильных мира сего – Башлык втянулся не сразу. Еще можно было повернуть назад, но в его окружении, как я понимаю, не нашлось личности, сказавшей ему: «Стой! Ты позоришь себя и свой род!». Это мои предположения. Если бы все было так просто. Авторитарный строй регламентировал все стороны жизни, вмешивался во все, что можно и нельзя. Это в свою очередь вело к чрезвычайной роли исполнительной власти, непомерной ответственности ее за все происходящее. Такую власть невозможно любить. «Шаг влево, шаг вправо – расстрел…». Окружение Башлыка из числа его ближайших и дальних начальников находилось под чудовищным прессом центра и острым ощущением нелюбви народа. Периодические пьянки помогали им не сойти с ума, а Башлык был единственным трезвым персонажем, который делил с ними хлеб и соль, и поэтому тоже не мог предать, как и пьяные соратники. Во всяком случае, так считалось испокон веков. Другое дело, что такого рода аргументы в большинстве случаев не проходили испытания жесткой действительностью. Но Башлык оправдал их ожидания. Он, как и большинство его соратников по партийной, советской и хозяйственной работе, считал, что обезопасить себя от ударов судьбы можно при помощи золота. Но он никогда не унижался до доносов…
Но вернемся в мое детство. О моих, так скажем, художествах, узнал отец. Мне была прочитана лекция о моей ответственности перед родными и близкими людьми, в целом перед нашим славным ишанским родом. На первый раз отец ограничился словесным внушением. Но он пообещал выпороть меня поясным ремнем. Отец всегда выполнял свои обещания. На фоне раздраженного состояния от недавнего разговора с отцом и неудачи с маленьким курганом мой ровесник, звали его Искандер, показался мне настолько ненавистным, что я, оставив кое-как отремонтированный велосипед на земле, бросился на него. Один мой удар левым кулаком поверг Искандера на землю. Махом правой руки перед этим я обманул его. Наконец, мне пригодились занятия боксом в детско-юношеской спортивной школе. Противник, пожалуй, обескураженный моим решительным превращением в карательный механизм и не собирался оказывать дальнейшего сопротивления. Да и я не собирался добивать его. На земле, значит, драка прекращается.
С этого дня во мне произошел долгожданный перелом. Я уже не боялся, если нужно, настоять на своём и защитить себя при помощи кулаков. И, конечно, перестал показывать обидчикам собственный эрегированный фаллос. В подтверждение серьезности тогдашних намерений приведу еще один эпизод из моего детства. «Раньше через наш город протекало множество каналов и арыков. Так называемая «мелочь пузатая» предпочитала плескаться в жаркие азиатские летние дни в арыке, что образовывал относительно глубокий и широкий водоём на своём повороте к педагогическому институту. Далее, через каких 100-200 метров, он впадал в многочисленные боковые ответвления. Его вода доходила и до нашего дома. Она была предпочтительнее хлорированной водопроводной. Поэтому мы её ждали с особым нетерпением для очередного полива нашего огорода.
В тот день ничего не предвещало конфликта: множество мальчишек плескалось в благословенной воде арыка. Неважно, что вода была илистой и теплой: на воздухе было ещё жарче. В очередной раз выбравшись из арыка, я невольно заметил двух мальчишек, устроившихся на бережку. До меня донесся визгливый голос одного из них: «Пакана, пакана!». Не знаю: то ли он хотел оскорбить меня, то ли хотел проверить слух о появившемся в городе маленьком мальчике с большим фаллосом. Это было не столь важно. Я выбрал новый путь: жестко отвечать на оскорбительные выпады…
Надо отдельно отметить, что за два дня до этого я имел еще одну боевую стычку с одним из ровесников в махалле. Перед началом драки – причина опять та же – словесное оскорбление меня, мы условились: «Биться по правилам!» Это означало, что нельзя таскать за волосы, царапаться, бить противника, упавшего на землю, а также применять приемы борьбы… Мой же первый удар достиг цели; мы обменялись ударами, а затем мой соперник изловчился и сблизил дистанцию. В ход пошла борьба, что было, собственно, против правил. Мой соперник, легко согнув меня в поясе, уронил на землю. В этот момент я и заметил у него во рту кровоточащую ямочку вместо зуба… Это и вдохновило меня. И дало силы подняться на ноги. Мы продолжим драку на исходных позициях. Мои маленькие кулаки, помноженные на инерцию маленького, но ловкого тренированного тела, завершили исход столкновения в мою пользу. Противник признался, что нарушил первоначальное условие: «Драться по правилам!» И стоически вытерпел серию щелчков в свой лоб.
Надо было отвечать на оскорбление. И на этот раз. Без лишних слов я принялся за мальчишку. Он оказался крайне увертливым, и мне оставалось только использовать приём моего предыдущего соперника. И когда я, удачно согнув в спине худенького смуглого мальчика, готовился нанести ему удар лбом в его лицо, он каким-то непонятным образом вытащил одну руку из моего захвата и нанес её ногтями глубокие царапины мне на груди. Однако это не помешало мне нанести удар лбом по его лицу. Кровь из разбитого носа залила нижнюю половину лица моего противника, но и я не был в лучшем положении. Моя кровь полилась из глубоких царапин по груди и далее, по животу. Мальчишки, наблюдавшие со стороны за нашей дракой, вмешались и развели нас. Я засыпал горячей пылью царапины и вернулся домой, крикнув напоследок своему противнику: «Мы еще встретимся!»
На память об этой драке у меня на груди осталась белая метка, особенно заметная в летние дни, когда моя кожа загорает, принимая бронзовый оттенок. Ноготь мальчишки вырвал буквально кусочек мяса из меня, ну а царапины зажили бесследно. Пожалуй, не будь тогда у меня выбора: учеба, спорт, книги, английский и русский языки, Коран, коллекционирование и другие увлечения, я бы втянулся в драки без правил со своими ровесниками. Конечно, гармоничного синтеза уличного и домашнего мальчиков не получилось. Все-таки преобладало домашнее, что, скорее всего, и обусловило мое дальнейшее увлечение философией. Это стало еще одной головной болью моего отца. Впрочем, он избавился от нее со всей свойственной ему решительностью…».
