Расул Гамзатович Гамзатов
Молитва

Двадцатый век

Перевод А. Вознесенского

 
Если б были чемпионаты,
Кто в веках по убийствам первый —
Ты бы выиграл, Век Двадцатый.
Усмехается Век Двадцать Первый.
 
 
Если б были чемпионаты,
Кто по лжи и подлостям первый —
Ты бы выиграл, Век Двадцатый.
Усмехается Двадцать Первый.
 
 
Если б были чемпионаты,
Кто по подвигам первый —
Нет нам равных, мой Век Двадцатый!
Безмолвствует Двадцать Первый.
 

* * *

 
Я собственному слову не поверю,
Когда не прозвучит оно в горах,
Скитальцу в полночь не откроет двери,
В глазах ребенка не рассеет страх.
 
 
Нет, не поверю даже на мгновенье,
Когда оно красавице одной
Не явится в глубоком сновиденье,
Чтоб навсегда отнять ее покой.
 
 
Я не поверю собственному слову,
Коль в колыбельной песне нет его
И коль оно для тяжелобольного
В последний час не значит ничего.
 
 
Нет, не поверю, как пустому звуку,
В котором смысла не было, и нет,
Коль на себя оно не примет муку,
Чтоб эту землю заслонить от бед.
 
 
И лишь тогда поверю бесконечно,
Когда горянки наши из Цунта
Затянут песню на родном наречье,
Гортанном, словно бурная вода.
 
 
Когда на скалах Грузии соседней
Запляшет лань, внимая голосам,
Когда за песню золотом осенним
Заплатят щедро горные леса.
 

Магнитные дни

Перевод Я. Козловского

 
Года свои проводят межи,
Но все же по иной вине
С друзьями старыми все реже
Приходится встречаться мне.
 
 
Зову друзей поднять стаканы,
Но отвечают мне они,
Что стали чувственны их раны
К магнитным бурям в наши дни.
 
 
Солдат, прослывший храбрым малым,
Что в прошлом не страшился пуль,
В отставку выйдя генералом,
Бояться стал магнитных бурь.
 
 
Одну имели мы валюту,
Одни имели паспорта,
В одну откликнуться минуту
Могли друг другу неспроста.
 
 
Но нет теперь былой державы,
И разделяют многих нас
В ней пограничные заставы,
Возникшие в недобрый час.
 
 
Гляжу: исполнен день лазури,
Но нет друзей вокруг стола.
Ужели от магнитной бури
Мне тяжесть на сердце легла?
 

«Не сейчас я угас, не сейчас…»

Перевод В. Коркина

 
Не сейчас я угас, не сейчас —
В то проклятое жизни мгновенье,
Как в конторских бумагах погряз.
Нет поэту за это прощенья.
 
 
Дар Всевышнего – песенный пыл —
Я транжирил, обнявшись с трибуной.
О свиданье легко позабыл
Я с любимой – прекрасной и юной.
 
 
С того дня много раз умирал,
Славословя в стихах лиходея,
Кто молитву мою отобрал.
С чем предстану на Высшем суде я?
 
 
Как дитя, побрякушкам был рад,
О расплате грядущей не ведал.
За сиянье фальшивых наград
Свою волю и молодость предал.
 
 
Не прошу я прощенья у вас.
Знать бы, что за грехи рассчитался.
Слез не лейте, что умер сейчас…
Неизвестно, на свет ли рождался?
 

«Вдруг грохот смолк. Я онемел…»

Перевод В. Коркина

 
Вдруг грохот смолк. Я онемел,
Еще объятый пылким жаром.
Не слышать Бога – как я смел,
Глупец, предавшись жалким сварам?
 
 
Аллах отверз уста свои,
И был мне голос явлен строгий:
«За верность дружбе и любви
Тебе прощу сии пороки».
 
 
Что все, добытое тщетой:
Блага, пустое самомненье?
За чудо радости простой,
Судьба, возьми свои даренья.
 
 
И вновь весть с неба снизошла,
Меня насквозь пронзило дрожью:
«Утешен будешь, что была
Песнь у тебя, с молитвой схожа!»
 

«Мне ль тебе, Дагестан мой былинный…»

Перевод Н. Гребнева

 
Мне ль тебе, Дагестан мой былинный,
Не молиться,
Тебя ль не любить,
Мне ль в станице твоей журавлиной
Отколовшейся птицею быть?
 
 
Дагестан, все, что люди мне дали,
Я по чести с тобой разделю,
Я свои ордена и медали
На вершины твои приколю.
 
 
Посвящу тебе звонкие гимны
И слова, превращенные в стих,
Только бурку лесов подари мне
И папаху вершин снеговых!
 

«Покарай меня, край мой нагорный…»

Перевод Я. Козловско

 
Покарай меня, край мой нагорный,
За измену твоей высоте.
Верил я в чей-то вымысел вздорный
И разменивал жизнь в суете.
 
 
И, кидаясь в никчемные споры,
У отцов словоблудья в чести,
Забывал, что походят на горы
Те, кого и годам не снести.
 
 
Лег на совести отблеск заката
За поступок, что был не к лицу:
Разыграв из себя дипломата,
Подал руку я раз подлецу.
 
 
Словно с горским обычаем в ссоре,
В дни иные, ленивцу под стать,
Умудрялся я ранние зори
В сновидениях поздних встречать.
 
 
Осторожным бывал и несмелым.
Обрывал не по воле строку.
И пришлось на меня виноделам
Поработать на этом веку.
 
 
Как в преддверии праздника снова
Мальчик сладостной ждет пахлавы,
Так, сластена печатного слова,
Вожделенно я ждал похвалы.
 
 
В окружении пеших и конных
Был на розовый цвет нескупой,
А униженных и оскорбленных
Я не видел, как будто слепой.
 
 
Покарай меня, край мой нагорный,
Будь со мной за грехи мои строг
И на старенькой лодке моторной
На безлюдный свези островок.
 
 
Так ссылала седая Эллада
За грехи стихотворцев своих.
Отлучи от привычного склада
Повседневных сумятиц земных.
 
 
Ни хулы пусть не будет, ни лести,
Ты от жизни моей отруби
Кабинет с телефонами вместе
И машину с шофером Наби.
 
 
Отбери мне ненужные вещи:
Микрофон, что глядит прямо в рот,
Репродуктор, что голосом вещим
Круглосуточно что-то речет.
 
 
Повели, мой владыка нагорный,
Ты к природе приблизиться мне,
С нею, дикой и нерукотворной,
Ты оставь меня наедине.
 
 
Пусть вокруг темноликие кряжи,
Слыша волн набегающих гул,
Как бессменные, вечные стражи,
Неподкупный несут караул.
 
 
Дай мне только перо и бумагу
И над словом пророческим власть.
Я на бурку косматую лягу
И вздохну, и задумаюсь всласть.
 
 
Поступи, как седая Эллада,
И луну засвети в вышине,
Чтоб она, как ночная лампада,
Свет волшебный дарила бы мне.
 
 
И позволь, повелитель нагорный,
Чтоб из множества женщин – одна,
Вновь загадочной став и покорной,
Приплывала ко мне дотемна.
 
 
И, отмеченный милостью божью,
Как штрафник, обеленный в бою,
Возвратясь, к твоему я подножью
Положу «Одиссею» свою.
 

Я – дагестана пес сторожевой

Перевод Я. Козловского

 
Я – Дагестана пес сторожевой,
Лишь свистнет он,
к его судьбе причастный,
Вновь вздрогну, как от раны ножевой,
И полечу на этот зов всевластный.
 
 
Его вершины, славу, письмена
Не я ли охранять давал поруку?
И впредь с любовью женщина одна
На голову мою положит руку.
 
 
И одолев в честь собственных заслуг
Я вплавь громокипящие потоки,
Несу дозор у входа в звездный круг,
Где по ночам беседуют пророки.
 

«На протяженье долгих-долгих лет…»

Перевод Е. Николаевской

 
На протяжение долгих-долгих лет
Изобразить хотел я эти скалы…
Но, видимо, мне красок не хватало, —
Я так и не напал на верный след
 
 
Великой тайны, что зовут искусством…
Но все же по уменью своему
Я разделить пытался свет и тьму,
Охваченный необоримым чувством.
 
 
И три наброска оставляю я:
Вот первый – красоты изображенье…
Я верю, есть в нем сила притяженья:
Мой Дагестан родной, любовь моя.
 
 
Второй набросок: мужество, отвага,
А имя то же: гордый Дагестан.
Ночная мгла, предутренний туман,
На скалах шрамы, и без них – ни шага.
 
 
Печаль моя – вот третий мой набросок:
Еще бандиты не перевелись
У нас в горах, – твою терзают высь,
Мой Дагестан, утесы в горьких росах.
 
 
Хоть тайны мастерства не разрешу —
Всю жизнь я Дагестан изображаю,
Свою работу все не завершаю
И знаю, что ее не завершу.
 

Здесь на вершинах

Перевод Н. Гребнева

 
Мой друг, кончай пустые споры,
Смех прекрати, сотри слезу,
Быстрее поднимайся в горы,
Ты, суетящийся внизу!
 
 
Не бойся головокруженья
От высоты,
Не бойся здесь лишиться зренья
От красоты!
 
 
Быстрее поднимайся в горы,
Свои сомненья успокой,
Свобода твой раскроет ворот
Своей невидимой рукой!
 
 
Покой тебе протянет руку
И мимолетно, на ходу,
Сожмет ладонь, раздавит скуку
И с нею ложную вражду.
 
 
Замрешь, и где-то в отдаленье
Послышится негромкий хруст,
Покажутся рога оленьи,
Как на скале нелепый куст.
 
 
В полночный час на небо глянешь,
Достанешь пальцами луну,
Вдали непуганые лани
Запляшут под твою зурну.
 
 
Здесь все равны чины и лица,
Здесь всем достаточно наград.
Здесь человеку только птицы,
И то по неразумью, льстят.
 
 
Здесь каждый человек почтенен,
Со всеми дружен и знаком.
Здесь должен преклонять колени
Он только перед родником.
 
 
Друзья мои, кончайте споры,
Из духоты своих квартир
Быстрее поднимайтесь в горы,
Чтоб с высоты увидеть мир.
 
 
Не бойтесь здесь лишиться зренья
От красоты,
Не бойтесь головокруженья
От высоты!
 

Таинственность

Перевод Я. Козловского

 

 
Смеемся или хмурим брови,
Для нас в любые времена
В раздумии, в поступке, в слове
Таинственность заключена.
 
 
Не все понятно для меня,
И рад я мыслить не предвзято
О таинстве рожденья дня,
О таинстве его заката.
 
 
От века женщина полна
Таинственности,
и не скрою,
Что в силу этого она
Обожествляется порою.
 
 
Таинственность в ее глазах
И в стати, что подобна скрипке,
Таинственность в ее слезах,
Таинственность в ее улыбке.
 
 
Огонь – таинственность:
в огне
Свои черты мы наблюдаем.
И сон – таинственность:
во сне
Мы, словно ангелы, летаем.
Всегда таинственна луна,
А в дымном сумраке духана
Таится в капельке вина
Таинственность на дне стакана.
 
 
Таинственна несхожесть лиц,
И души многих поколений
Пленяет таинство страниц,
Которые оставил гений.
 
 
Во всем таинственность, во всем —
Она в любви и милосердье,
И мы таинственность несем
В рожденье, бытии и смерти.
 
 
Нам страсть познания сладка.
Ее подвластны интересу,
Приподнимаем лишь слегка
Таинственности мы завесу.
 
 
Но в мире следствий и причин,
Спускаясь в тайные глубины,
Не смог добраться ни один
До истины, до сердцевины.
 
 
Столетья таинства полны,
И не исчезнет жизнь, покуда
Есть ощущенье новизны,
И удивления, и чуда.
 

«В подлунном мире тысячи красот…»

Перевод Я. Козловского

 
В подлунном мире тысячи красот,
Но мне одна из них всего дороже,
Что здравствует в отеческих местах.
Прекрасным именам потерян счет,
А у меня одно лишь только имя
Ликует, как молитва, на устах.
 
 
В подлунном мире подлецов не счесть,
Но лишь с одним из них я почему-то
Стреляться на рассвете был бы рад.
Есть тысячи лжецов, презревших честь,
Но лишь один из них меня приводит
В отчаянье не первый год подряд.
 
 
Хоть прочитал вчера я орды строк,
Из них одна запомнилась мне строчка,
Что поднялась до уровня вершин.
С календаря последний пал листок,
Ночей и дней в году немало было,
А я запомнил только час один.
 
 
На всех невежд презренья не излить,
Не хватит сердца, чтоб возненавидеть
Всех оскорбивших истину и честь.
Не хватит сердца, чтобы всех любить,
Не хватит рук, чтоб заключить в объятья
Тех, кто походит на благую весть.
Нет места на устах для всех имен,
И всех запечатлеть глаза не могут,
И в памяти всего не сохранить.
Живем, осуществляя связь времен,
Но жизни не хватает нам при этом,
Чтоб замыслы свои осуществить.
 

Истины ради

Перевод Я. Козловского

 
В зеленых горах увидал я снега
И встретил на севере вестницу юга,
В глазах у любимой заметил врага,
В глазах нелюбимой – давнишнего друга.
 
 
В дом близкий зашел я, но, совесть поправ,
Хозяин со мной за беседой ночною
Во всем соглашался, хоть был я не прав.
Кунак или враг – кто сидел предо мною?
 
 
Однажды пустое в стихах написал,
А в воздух стрелять велика ли заслуга?
И недруг об этом мне правду сказал,
И в слове его я почувствовал друга.
 
 
И ныне, с годами все чаще скорбя,
Огню предавая иные тетради,
Как недруг, порой ненавижу себя,
И в этом спасение истины ради.
 

Годы

Перевод Я. Козловского

 
Недавние и давние года
Передо мной толпятся, словно люди,
Гляжу на них и думаю о чуде:
– Еще я жив – Гамзатов из Цада!
 
 
Года, года!
Мне памятен любой,
Они друг друга свергли, как владыки.
И вот сошлись, но их не схожи лики,
Почти как наши лики, меж собой.
 
 
В числе годов есть многие года,
Которые остались дорогими
Душе моей,
но, встретившись с другими,
Печалюсь я, сгорая от стыда.
 
 
И если тех годов хотя бы день
Вернется вдруг и встанет на пороге,
Затмит мне душу аспидная тень
И вздрогну я, и сна лишусь в тревоге.
 
 
Былые вспоминаю времена,
Иные годы вправду, что вершины.
Где доблестью прославились мужчины,
Чьи нашим дням созвучны имена.
И радуюсь, и плачу оттого,
Что, с тех вершин беря свои истоки,
Летят сквозь даль пленительные строки
В пределы удивленья моего.
 
 
Недавние и давние года,
Смятенье чувств и торжество и удаль,
Смотрю на них и думаю, не чудо ль:
– Еще ты жив – Гамзатов из Цада!
 

Открыл я книгу вековую

Перевод Я. Козловского

 
Любви чреваты рубежи
Всем, от измены до коварства, —
Здесь гибли многие мужи,
Как на границе государства.
 
 
Печальной повести листы.
Открыл я книгу вековую:
Скажи мне, женщина, где ты
Была в минуту роковую?
 
 
Зачем в неведенье спала,
Задув огонь оплывшей свечки,
Когда два черные ствола
Нацелились у Черной речки?
 
 
Ты перед вечностью в долгу
За то, что с белыми крылами
Тогда не встала на снегу
Пред воронеными стволами.
 
 
Не ты ли в час, когда сожгла
Письмо, чей пепел сжала в горстке,
Спасти поручика могла
От глупой ссоры в Пятигорске.
 
 
И не взяла б под Машуком
Поэта ранняя могила,
Когда бы с вечера тайком
Его в объятья ты сманила.
 
 
Когда бы светом звездных глаз
Ты подсветила путь возврата,
В лесной трясине б не увяз
Горячий конь Хаджи-Мурата.
 
 
Невеста из аула Чох,
Тебя сумел я оправдать бы,
Когда б издать не просто вздох
Решилась бы во время свадьбы.
 
 
Зачем твой крик не прозвучал
И не узнали люди тут же,
Что яд подсыпан был в бокал
Эльдарилава из Ругуджа.
 
 
Верней, чем верный талисман,
Среди житейской круговерти
Спасай нас, женщина, от ран
И заблуждения и смерти.
 
 
Но пусть, страдая и любя,
Лихой достойные кончины,
Готовы будут за тебя
Собой пожертвовать мужчины.
 

«Чтобы рвануться в схватку, у мужчины…»

Перевод Я. Козловского

 
Чтобы рвануться в схватку, у мужчины
Есть только две достойные причины.
И первая: родной страны защита,
Граница чья пред недругом закрыта.
 
 
Вторая – долг, что предками завещан,
Мужчинам всем повелевает он:
Собой рискуя, защищайте женщин,
Как на дуэлях пушкинских времен.
 
 
Чтоб песню спеть, от века у мужчины
Есть только две достойные причины.
И первая: любовь к земле родимой,
Которая вошла нам в плоть и в кровь
И сделалась звездой неугасимой.
Вторая – это к женщине любовь!
 

Пять ворот

Перевод Я. Козловского

 
Если вдаль тебя позвало дело
Или держишь ты обратный путь,
На границе отчего предела
Задержаться, горец, не забудь.
 
 
То длиннее тени, то короче,
То прибрежней, то безбрежней высь,
На лиловой грани дня и ночи,
Как звезда в тумане,
задержись!
 
 
И, дорожным ветром пропыленный,
От раздумий голову клоня,
Задержись ты, пеший или конный,
Как огнепоклонник
у огня!
 
 
Совершая путь небесконечный,
С млечной далью связывая близь,
У воды, как годы, быстротечной,
Горец небеспечный,
задержись!
 
 
То отлоги тропы, то пологи,
Посмотри вперед, и оглянись,
И перед могилой у дороги
В скорби и тревоге
задержись!
 
 
Только ветер, издавая шорох,
На просторах не замедлит бег
У пяти святых ворот,
которых
Обходить не должен человек.
 

«Воочью, так горцы считали…»

Перевод Я. Козловского

 
Воочью, так горцы считали,
Нас мертвые видеть должны,
Когда у надгробий в печали
Мы с левой стоим стороны.
 
 
Гора не сойдется с горою,
Но властвует память времен,
Поэтому к мертвым порою
Живые идут на поклон.
 
 
Наверно, я был бы не в силе,
Венчая молчаньем уста,
Прийти к материнской могиле,
Будь совесть моя нечиста.
 
 
И, мать навестив на кладбище,
Когда ухожу не спеша,
Я чувствую: сделалась чище,
Спокойней и глубже душа.
 
 
Утешится, кто безутешен,
Как сказано в древних стихах,
А кто перед мертвыми грешен,
Еще повинится в грехах.
 
 
И образ мне видится милый,
И даже в далеком краю
Я в мыслях пред отчей могилой
По левую руку стою.
 

Берегите друзей

Перевод Н. Гребнева

 
Знай, мой друг, вражде и дружбе цену
И судом поспешным не греши.
Гнев на друга, может быть, мгновенный,
Изливать покуда не спеши.
 
 
Может, друг твой сам поторопился
И тебя обидел невзначай,
Провинился друг и повинился —
Ты ему греха не поминай.
 
 
Люди, мы стареем и ветшаем,
И с теченьем наших лет и дней
Легче мы своих друзей теряем,
Обретаем их куда трудней.
 
 
Если верный конь, поранив ногу,
Вдруг споткнулся, а потом опять,
Не вини его – вини дорогу
И коня не торопись менять.
 
 
Люди, я прошу вас, ради бога,
Не стесняйтесь доброты своей.
На земле друзей не так уж много,
Опасайтесь потерять друзей.
 
 
Я иных придерживался правил,
В слабости усматривая зло.
Сколько в жизни я друзей оставил,
Сколько от меня друзей ушло.
 
 
После было всякого немало,
И, бывало, на путях крутых
Как я каялся, как не хватало
Мне друзей потерянных моих!
 
 
И теперь я всех вас видеть жажду,
Некогда любившие меня,
Мною не прощенные однажды
Или не простившие меня.
 

Покуда вертится земля

Перевод Я. Козловского

 
Я солнце пил, как люди воду,
Ступая по нагорьям лет
Навстречу красному восходу,
Закату красному вослед.
 
 
В краю вершин крутых и гордых,
Где у сердец особый пыл,
Я звезды пил из речек горных,
Из родников студеных пил.
 
 
Из голубой небесной чаши
В зеленых чащах и лугах
Я жадно воздух пил сладчайший,
Настоянный на облаках.
 
 
Я пил снежинки, где тропинки
Переплелись над крутизной.
И помню:
таяли снежинки,
В пути пригубленные мной.
 
 
Я весны пил,
когда о севе
В горах пекутся там и тут.
Где крепок градусами Север,
Я пил мороз, как водку пьют.
 
 
Когда я грозы пил, бывало,
Чья слава землям дорога,
Как будто верхний край бокала,
Сверкала радуга-дуга.
 
 
И вновь шиповник цвел колючий,
Сочился хмель из темных скал.
Я, поднимавшийся на кручи,
Хмельные запахи вдыхал.
 
 
Земной красой я упивался,
Благословлял ее удел.
Не раз влюблялся, убивался
И песни пил, как песни пел.
 
 
Людской души сложна природа, —
Я пил с друзьями заодно
В час радости – бузу из меда,
В час горя – горькое вино.
 
 
И если сердцем пил,
то не пил
Забавы ради и утех.
Я Хиросимы видел пепел,
Я фестивалей слышал смех.
 
 
И, резко дунув, как на пиво,
Чтобы пустую пену сдуть,
Пил жизни суть:
она не лжива,
Она правдива – жизни суть.
 
 
Люблю, и радуюсь, и стражду,
И день свой каждый пью до дна,
И снова ощущаю жажду,
И в том повинна жизнь одна.
 
 
Пускай покину мир однажды
Я, жажды в нем не утоля,
Но людям жаждать этой жажды,
Покуда вертится Земля.
 

«К дальним звездам, в небесную роздымь…»

Перевод Я. Козловского

 

 
К дальним звездам, в небесную роздымь
Улетали ракеты не раз.
Люди, люди – высокие звезды,
Долететь бы мне только до вас.
 

У Максобского моста

Перевод Я. Козловского

 
Эту ночь позабудешь едва ли:
На траве, что была голубой,
Мы вблизи от аула лежали
У Максобского моста с тобой.
 
 
Кони траву щипали на склоне,
А луна серебрила холмы.
И, сведенные в пальцах, ладони
Положили под головы мы.
 
 
Вдохновенно,
как дети лишь могут
Слушать тех, кто снежком убелен,
Горной речки мы слушали клекот,
Шелест трав, колокольчиков звон.
 
 
Мир при этом безмолвье венчало,
Было все так волшебно вокруг,
Так прекрасно и так величаво,
Что восторг охватил меня вдруг.
 
 
И, как горец, приметивший гостя,
Зажигает все лампы тотчас,
Небо полночи полною горстью
Одарило созвездьями нас.
 
 
Я на звезды не мог наглядеться,
Надышаться от счастья не мог.
Показалось,
лишь вспомнил я детство,
Будто теплый подул ветерок.
 
 
И о родине думал я снова,
И по этой причине простой,
В мыслях зла не касаясь людского,
Любовался людской красотой.
 
 
Думал я, как мы пламенно любим,
Презирая и фальшь и вранье.
До биенья последнего людям
Посвящается сердце мое.
 

Родной язык

«Всегда во сне нелепо все и странно…»

Перевод Н. Гребнева

 
Всегда во сне нелепо все и странно.
Приснилась мне сегодня смерть моя.
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я.
 
 
Звенит река, бежит неукротимо.
Забытый и не нужный никому
Я распластался на земле родимой
Пред тем, как стать землею самому.
 
 
Я умираю, но никто про это
Не знает и не явится ко мне,
Лишь в вышине орлы клекочут где-то
И стонут лани где-то в стороне.
 
 
И чтобы плакать над моей могилой
О том, что я погиб во цвете лет,
Ни матери, ни друга нет, ни милой,
Чего уж там – и плакальщицы нет.
 
 
Так я лежал и умирал в бессилье
И вдруг услышал, как невдалеке
Два человека шли и говорили
На милом мне аварском языке.
 
 
В полдневный жар в долине Дагестана
Я умирал, а люди речь вели
О хитрости какого-то Гасана,
О выходках какого-то Али.
 
 
И, смутно слыша звук родимой речи,
Я оживал, и наступил тот миг,
Когда я понял, что меня излечит
Не врач, не знахарь, а родной язык.
 
 
Кого-то исцеляет от болезней
Другой язык, но мне на нем не петь,
И если завтра мой язык исчезнет,
То я готов сегодня умереть.
 
 
Я за него всегда душой болею.
Пусть говорят, что беден мой язык,
Пусть не звучит с трибуны Ассамблеи,
Но, мне родной, он для меня велик.
 
 
И чтоб понять Махмуда, мой наследник
Ужели прочитает перевод?
Ужели я писатель из последних,
Кто по-аварски пишет и поет?
 
 
Я жизнь люблю, люблю я всю планету,
В ней каждый, даже малый, уголок,
А более всего Страну Советов,
О ней я по-аварски пел, как мог.
 
 
Мне дорог край цветущий и свободный,
От Балтики до Сахалина – весь.
Я за него погибну где угодно,
Но пусть меня зароют в землю здесь!
 
 
Чтоб у плиты могильной близ аула
Аварцы вспоминали иногда
Аварским словом земляка Расула —
Преемника Гамзата из Цада.
 

«Ловчий голову клонит понуро…»

Перевод Я. Козловского

 
Ловчий голову клонит понуро,
Грусть охотничью как не понять,
Если сам златорогого тура
До сих пор не сумел я поймать.
 
 
Человеческих чувств не сокроешь,
И себя все надеждою льщу,
Что однажды заветных сокровищ
Я волшебный сундук отыщу.
 
 
Там, где тропы кружить не устали,
Все пытаюсь найти я родник,
Чтобы сердцем к нему, как устами,
Вы припали хотя бы на миг.
 
 
И ложатся слова на бумагу,
Я над ней, как над люлькой, дышу.
Сладкой каторге давший присягу,
Снова мучаюсь, снова пишу.
 

Горцам, переселяющимся с гор

Перевод Н. Гребнева

 
Горцы, вы с новой свыкаясь судьбою,
Переходя на равнинный простор,
Горство свое захватите с собою,
Мужество, дружество, запахи гор.
 
 
Перед дорогою, на перепутье,
Перебирая нехитрый свой груз,
Говор ущелий в горах не забудьте,
Горскую песню, двухструнный кумуз!
 
 
Не оставляйте своих колыбелей,
Старых, в которых баюкали вас,
Седел тугих, на которых сидели
Ваши отцы, объезжая Кавказ.
 
 
Земли щедрее на низменном месте,
Больше там света, тепла и красот…
Чистой вершины отваги и чести
Не покидайте, спускаясь с высот.
 
 
Вы, уходящие в край, напоенный
Солнечным светом, водой голубой,
Бедность забудьте на каменных склонах.
Честность ее заберите с собой!
 
 
Вы, оставляя родные нагорья,
Не переймите изменчивость рек.
Реки бегут и теряются в море, —
Сущность свою сохраните навек!
 
 
Горцы, покинув родные жилища,
Горскую честь захватите с собой —
Или навечно останетесь нищи,
Даже одаренные судьбой.
 
 
Горцы, в каких бы лучах вы ни грелись,
Горскую стать сохранить вы должны,
Как сохраняют особую прелесть
Лани, что в горном краю рождены.
 
 
Горцы, кувшины возьмите с собою —
Вы издалека в них воду несли,
С отчих могил захватите с собою
Камня осколок, щепотку земли!
 
 
Горцы, внизу вам судьба улыбнется.
Встретит вас слава на новом пути.
Горцы, храните достоинство горцев,
Чтобы и славу достойно нести!