Рами Юдовин
Верблюд. Сборник рассказов
Квартал «Красных фонарей»
Гуляя по центру Амстердама, я случайно наткнулся на полуголых женщин, стоящих в витринах. Шучу, конечно, – не случайно. Я знал, куда иду, правда, понятия не имел – зачем. Наверно, любопытство или, ещё чего хуже, подспудное желание поставить… «галочку».
Красный свет фонарей – это цвет страсти, призванный разжечь желание. Однако красный фонарь стал символом продажной любви по другой причине.
Квартал находится в центре старого Амстердама, недалеко от порта. Ещё в 14 веке жители города, чтобы уберечь своих жён и дочерей от посягательств пьяных моряков, страдающих от недостатка ласки, обязали проституток вставлять красные стёклышки в свои светильники. Выпивший гуляка видел красный огонёк и шёл на его свет.
Фонари совершенствовались, проделав путь от свечки до люминесцентной лампы, лишь оставался неизменным красный цвет, означающий, как ни странно, – «Добро пожаловать!»
Ничего не поделаешь – традиция…
Дамы, появляющиеся в стёклах витрин, на любой вкус. Нежная юность миниатюрных фей соседствует с дородными матронами бальзаковского возраста; высокие, словно корабельные мачты, девахи соседствуют с низкорослыми, кряжистыми боровичками. Однако самые удивительные женщины – необъятных размеров. Не представляю, каким мужиком надо быть, чтобы покорить этот великолепный Монблан. Наверное, – Гераклом, не меньше. Правда, мне шепнули, что любители объять необъятное – хилые, тщедушные мужичонки, которые таким образом избавляются от своих глупых комплексов.
В последнее время сутенеры привозят «живой товар» из стран Восточной Европы. В окнах демонстрировали свои идеальные формы девушки, место которым на подиуме или в кино.
Как правило, женщины в квартале «Красных фонарей» соблюдают дресс-код Фейсбука и Инстаграма: полностью обнажают грудь немногие. Впрочем, и так прекрасно видны идеально-силиконовые формы.
Никогда я не пользовался таким успехом у красивейших женщин, как в «Квартале красных фонарей». Завидев меня, девицы подмигивали, принимали сексуальные позы, облизывали свои пальчики, посылали воздушные поцелуи.
Я бы мог выделить из семейного бюджета 50 или даже 100 евро, чтобы помочь девушкам вернуть дорогостоящую аренду витрины, но я не настолько ветхозаветный человек.
Наверно, вид доступных красавиц заводит: одна женщина, в короткой юбке и высоких сапогах, при столпотворении народа расстегнула молнию джинсов своему парню и опустилась на колени. «Не так!» – сказал мужчина по-русски, приподнял подругу, прижал к стене и засунул её руку себе в штаны…
Я отвернулся и поспешил прочь, вдыхая горьковатый запах гашиша, которым пропитан воздух квартала «Красных фонарей».
Свободный народ на своей земле
Марк Борисович Рабинович, израильтянин с двадцатилетним стажем, мужчина вдумчивый и серьёзный, в прошлом житель культурной столицы России, внимательно ознакомился с законом о национальном характере государства Израиль. Сначала по-русски, потом, не доверяя русскоязычным новостям, прочитал на иврите, со словарём.
«Теперь всё будет иначе, мы заставим этих «пацаков» уважать себя», – Рабинович обвёл взглядом товарищей по работе, не так, чтобы гордо, но с достоинством.
– Я тоже люблю вашу пищу! – доброжелательно произнёс Марик и со снисходительной улыбкой добавил: – Приятного аппетита, Шхади!
Бригадир даже не удостоил его ответом. Он увлеченно вытирал питой хумус, быстро поглощал традиционную арабскую еду вместе с овощами.
«Не слишком ли я любезен с ними? Может, построже надо? Пускай знают своё место. А может, наоборот, проявить благородство? Сильный имеет право быть милосердным. Как там у нашего классика: «И милость к павшим призывал!»
– Если ты поел, сделай нам кофе! И побыстрее, скоро перерыв заканчивается, – без нотки уважения к «чатланину» чуть ли не приказал Шхади.
«Ладно, сделаю. Этот хам ещё не видел закона. Ничего, скоро мы с таких, как он спесь собьём», – громко подумал Марик.
– Товарищи! – провозгласил интеллигентный выходец из города трёх революций. – Вы знаете, какое величайшее событие произошло в судьбе еврейского народа? Как же так, друзья мои, да оторвитесь вы от своих тарелок!
Голос Марка звенел от восторга.
– С этого дня государство Израиль стало еврейским и для евреев!
– Только для евреев? – спросил Петя, еврей по дедушке жены.
– Нет, Петечка, не только! – поспешил успокоить его благородный Рабинович. – Никто таких, как вы, не станет прогонять обратно в Украину.
– А смысл тогда какой? – вступил в разговор Коля, репатриант из Донецка, тоже еврей по родственникам супруги.
– Как же? – удивился Марк. – Израиль теперь стал еврейским на официальном уровне, с еврейскими флагом, гимном, праздниками.
– Тогда это меняет дело, – донецкий подмигнул истинному сыну Израиля.
Шхади в разговор не вступал, хотя благодаря любовнице немного научился понимать по-русски. Он лишь недобро щурился и прятал усмешку на смуглом лице.
В конце рабочего дня Марик еле держался на ногах. Бригадир, неблагодарный еврейскому народу, поставил представителя титульной нации протягивать по стальным конструкциям тяжеленные медные кабели.
Словно «лошадь, загнанная в мыле», Марк Борисович Рабинович поднимался на последний, четвёртый этаж дома без лифта.
Марик постучал в дверь, нажал на кнопку звонка, достал ключ и открыл замок.
Татьяна, еврейка по своему мужу Рабиновичу, увлечённо вглядывалась в мобильник.
«Может, закон изучает, тогда понятно, почему не слышала звонка».
– От тебя воняет, как будто ты сероводорода рубанул, – не отрывая взгляда от экрана, поморщилась жена.
– Таня, ты читала закон о еврейском характере государства Израиль? – спросил Марк.
– Зачем мне читать всякую херню. Я твой еврейский характер прекрасно знаю. Этого для меня с лихвой хватает, – подняла на мужа строгий взгляд. – Почему ты ещё здесь? Марш в душ и закинь в стирку грязное бельё!
Рабинович тяжело вздохнул. «Кто знает, может, и не сегодня евреи станут свободным народом на своей земле. Ждали две тысячи лет, подождём ещё немного. Терпения нам не занимать».
Спасение рядового Кота
Лет дцать назад мы жили в «русско-марокканском» гетто на Ада́ре в портовом городе Ха́йфа. И вот одной тёмной, тёмной ночью, когда приличные люди, даже такие, как я, спят, раздаётся жалобный, но громкий писк. Думаю: «Наверно, ребёнок соседский плачет. Мамка дрыхнет, папка хоть и проснулся, но максимум, что он может сделать, так это толкнуть жену в бок. Странно, неужели они оставили младенца одного». Плач тем временем усиливался. «Ты можешь что-нибудь сделать?» – просит меня жена. «Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?»
Через полчаса всё-таки решил если не взломать соседскую дверь, то хотя бы постучать.
Однако на лестничной площадке уловил, что звук исходит с улицы. Люди так не плачут, даже сосущие грудь и писающие в подгузники.
Ну конечно, это котёнок, живущий по рекомендации: «пищите и отворят».
Выбор стоял простой: ликвидировать источник раздражения или накормить. Взвесив за и против, посмотрел на себя в зеркало: лоб высокий, глаза доброумные, на Шарикова не похож.
Набрав всякой снеди, вышел на улицу. В то время с котами я не очень умел общаться, однако заговорил с ним на библейском языке, он всё-таки сабра:
«Ма нишма́, ахи́ хатальту́ль? Бо, це лээхо́ль, аль хешбони́» (Как дела, братишка котёнок? Давай, выходи покушать, угощаю).
Зверёныш перешёл на крик. Из окон высунулись соседи, наверно проснулись от слов «аль хешбони» (угощаю).
На улице Гиле́ль машины стоят в два ряда, видимо бедолага застрял в одной из них, и так как уличный кошкоблох ни на секунду не замолкал, я без труда вычислил несчастного.
Пошарил под автомобилем, тщетно. А он уже рыдает взахлёб. От волнения я перешёл на русский, стал его успокаивать: «Слышь, держись там, сейчас что-нибудь придумаем».
А что придумать? Мне только не хватало статью за взлом. Кто поверит, что я котёнка хотел вытащить, а не магнитолу.
– Надо ментов вызывать, – предложил прохожий.
– Думаешь, они арестуют котёнка за нарушение общественного покоя?
Он задумался:
– Ну и пусть, но ведь сначала его спасут.
Очень сильно сомневаясь, я позвонил в полицию:
– Диспетчер полицейской службы на связи. Что случилось? – ответил женский и от того приятный голос.
– Котенок застрял под машиной, сильно плачет, страдает, а с ним весь дом не спит, а людям утром на работу. Вы можете помочь?
– Адрес! – потребовал приятный голос.
Я ответил.
– Помощь придёт. Ждите.
В телефонной трубке раздались гудки.
– Что сказали? – спросила супруга.
– Чип и Дейл спешат на помощь.
Минут через десять появился с мигалкой наряд полиции, выскочили несколько крепких парней. «Сейчас мне достанется за ложный вызов».
– Давно плачет? – поинтересовался офицер.
– Не меньше часа, – сохраняя невозмутимый вид, ответил я.
Просветили дно машины фонариками. Тщетно. Звук есть, изображения нет.
– Надо владельца тачки найти, – всё-таки в полиции служат умные ребята. – Вы знаете, кому принадлежит автомобиль?
– Понятия не имею. Можно опросить всех жильцов ближайших домов. В Израиле, чтобы вломиться в дом, ордер не нужен, – у меня порой бывают гениальные идеи.
Полицейский не согласился:
– Это не 37 год. Сейчас найдём.
Связывается по рации с диспетчером, чтобы пробить адрес по номеру машины. Ждём. Котенок стал плакать тише, лишь иногда всхлипывал. Нервничаем.
Спасительным треском просигналила рация.
– Записываю! Понял… – голос полицейского задрожал. – Машину взяли напрокат. Телефон узнаем только утром.
– До утра подопечный может не дотянуть, – вздохнул я.
– Ладно, – махнул офицер. – Давайте раскачаем машину. Но аккуратно, чтобы не задавить котёнка.
Только мы собрались калечить чужую машину, как видим, посередине дороги стоит черный котик, выгибает спину, жалобно и, как ни странно, удивительно знакомо мявкает.
Мы все улыбаемся.
– Ах, ты гадёныш, – говорю ему. – Бо лээхоль аль хешбони…
Слепой котёнок
Одни рождаются для веселья, другие для страдания. Первые не знают настоящего горя всю свою жизнь, а вторые – счастья. Лишь в краткий миг, когда отступает боль – чувствуют радость, вернее, – облегчение, потому что боль скоро вернётся.
Он родился третьим и последним, мать вылизала его, угостила молоком. Хотелось ещё, но больше молока у тощей кормилицы не было.
По ночам котята прижимались к тёплой маме, зорко следящей за злобными взглядами голодных котов.
Глаза третьего гноились, он крутил головой, ориентируясь только на звуки. От него пахло болезнью, и мама оттолкнула его.
Маленький непонимающе бросился к ней, но получив сильный шлепок – отпрянул.
Кошка перенесла здоровых детей в другое место, а он остался один.
Не просто один, а один на один с чужим и опасным миром.
Котёнка окружали колючие, острые, твёрдые предметы. Он постоянно натыкался на медную проволоку, бился головой об арматуру, падал с высоких ящиков на асфальт, усеянный болтами и шурупами.
Вскоре он изучил местность, успевал прятаться от больших котов, забиваясь в маленькие щели.
Он был рад не выходить из своего убежища, но голод, постоянный голод, и ужасающая режущая боль в глазах толкали его на свет божий, которого он не видел.
Голод сводил с ума, и пока хватало сил, котёнок орал, пищал, скулил. Он отчаянно звал на помощь, потому что слепой, больной котёнок умирал. А ему хотелось жить, просто жить, без всякого смысла и сверхзадачи.
Человек снял наушники, ему послышался крик, похожий на детский плач. Звук усиливался.
Осторожно маневрируя между хаотично сваленным строительным мусором, патрубками и кабелями, человек увидел сидящего на ржавой трубе грязного, тощего, седого котёнка с мёртвыми глазами, один из которых глубоко запал внутрь, а другой – наоборот, вылезал из орбит, готовый лопнуть в любую минуту.
«Эй!» – обратился к нему человек. «Кс! Кс! Кс! Иди ко мне, я тебе помогу».
Котёнок никогда ещё не слышал вблизи такого странного звука. Маленький, хоть и пошатываясь, но довольно быстро побежал прочь, подальше от голоса, принадлежащего большому животному.
Человек взял еды, воды и оставил снедь на месте дислокации бедолаги. Несмотря на нестерпимый голод, котёнок решил потерпеть и, лишь когда человек ушёл, осторожно приблизился к поразительно вкусно пахнущему угощению. Лизнув творожок, он оторопел, а потом набросился на еду. Котёнок урчал, стонал от удовольствия, он вылизал до блеска стенки уже пустой баночки. Голод отступил.
Барьер недоверия был сломлен, уже на следующий день котёнок стоял возле жилища человека и ждал его. Едва услышав шум, он по привычке юркнул в узкий лаз трубы, но узнав голос, вышел из своего убежища.
«Видать, судьба у тебя такая – жить, а не умереть. Живи, брат, живи!»
Самозащита
Когда-то я жил в городе Витебске, и у меня был сосед по подъезду, великолепный музыкант, сочинитель и даже неплохой исполнитель лирических песен, спарринг партнер по боксу, обладатель могучих кулачищ по имени Миша. Добрейшей души человек, и чтобы его доброта не заполняла эфир и не привела раньше срока Мессию, Провидение выделило ему сдерживающий фактор, настоящую фурию и почти классическую стерву. Почему почти? Объясняю. Классическая стерва должна быть красивой, а наша героиня без макияжа страшная, а накрашенная – прям звезда Хэллоуина.
Была у них доченька Машенька, очень славная и красивая девочка, впрочем, как и все маленькие дети.
Время было неспокойное, в почтовые ящики подбрасывали подметные письма с угрозами вечно напуганному еврейскому населению, верящему каждой страшилке.
Миша тем временем усиленно тренировался, а по утрам, стуча своей лапищей в дверь, будил меня и ещё пол подъезда.
– Кто рано встаёт, тот первый в очереди за пивом! – орал блаженный сосед.
– Повезло мне с другом, – шептал я, ощущая себя героем фильма «Осенний марафон», влезал в кеды и вперёд, ставить удар у бывшего чемпиона то ли республики, то ли подъезда, покачивающегося уже с утра Иваныча. Каждый раз, пробегая мимо магазина «Богатырь», Миша строил рожу и кричал ему: «Тгетьим будешь!» и падал на траву, корчась от смеха. Как правило, рассказывая анекдот, он его не заканчивал, хохот душил его изнутри, причём очень заразительный.
Веселей парня, да при такой жене, которая его постоянно пилила и насмехалась, не найдёшь во всём белом свете. Но однажды вечером Миша зашёл ко мне очень серьёзный, и даже с умным выражением лица, что ранее за ним не наблюдалось. Именно этот осмысленный взгляд меня более всего и напугал: «Неужели дошло, что над ним издевается жена? Беда».
Оглядевшись по сторонам, Миша приложил палец к губам, открыл на кухне кран и стал шептать заговорщицким тоном: «Сегодня вечером будут погромы. Мне по большому секрету сказали в очереди за пивом. Но я подготовился, сукам устрою Варфоломеевскую ночь. Только нужна помощь. Пошли к нам».
У входа нас поджидала его супруга Римма, которая попыталась состроить мне глазки, один почему-то ушёл налево, а другой к переносице. От чая я предусмотрительно отказался, крысиного яда не подложит, но плюнет и даже не размешает, проверено.
Тем временем Миша, покопавшись в спальной, выносит лимонку: «Смотри, что купил – скидка пятьдесят процентов, потому что добрые люди вошли в положение». Осторожно принимаю гранату из потных Мишиных рук, спрашиваю с недоверием:
– Что ты с ней собираешься делать?
– Как что? Растяжку!
– В хате? – меня уже разбирает нервный смех.
– Конечно! – глаза соседа загорелись недобрыми огоньками. – Они ломают дверь… Не, бля, дверь жалко, пусть будет открыта. Вбегают в коридор, спотыкаются на растяжке, херак, – яйца отдельно, бошки отдельно. Класс!
Стою ошарашенный и представляю столь красочное зрелище. Да уж, если еврей прекраснодушный, но идиот, главный приз за идиотизм ему обеспечен. Конкурентов в идиотизме, впрочем, как и гениальности, у нашего народа нет.
– Вот только я не умею растяжку ставить, – прервал мои размышления Миша. – Надо в видео-салон сходить, но времени уже нет. Может, ты видел, как герои боевичков это делают?
– Миша, дорогой… – тут главное сохранять серьёзный вид. – Я понимаю, твою Римму давно нужно было взорвать, пусть даже вместе с квартирой, это стоит того, но доченьку жалко. Вот ты поставишь растяжку, Машенька побежит в коридорчик, ноженькой коснётся, представить страшно. А если не повезёт, и погромщики не придут? Ведь снимать растяжку еще опасней, чем ставить.
– Что делать? – растерянно смотрит по сторонам подкаблучник. – Может, Риммочку спросить? Она всё знает, Маринину читает.
– Миша, если твоя супруга узнает, что ты принёс в дом живую гранату, станешь панфиловцем, и пока не бросишься под танк – домой не вернёшься. И вообще, мы заработали на приличную уголовную статью, но нам крупно повезло, что добрые люди тебя наебали, настоящая лимонка весит грамм 600, а эта 250 от силы, муляж.
– Вот суки! Встречу, поубиваю! А как теперь? Давай вместе отбиваться! – предложил расстроенный сосед.
– Не волнуйся друг. Я встречу их внизу с нунчаками, в этом я профи, три раза смотрел «Остров Дракона», а ты береги семью. «Юность Максима» помнишь? Делай баррикады!
Зачем я ему это сказал? Миша забаррикадировал коридор шкафами, столами, стульями. Сутки он ждал громил, потом под бешеные крики стервы ещё один день разбирал завалы, так и не дождавшись кулаков погромщиков. Впрочем, которые Римма компенсировала ему с лихвой.
Через год весёлая семейка уехала в Израиль, на север страны. Угрозы Хезболлы моему соседу не страшны, всё-таки опытный человек. Знает, как защитить свой дом.
Три таблетки для репатрианта
Репатриант из Украины, который работал на одном ха́йфском химическом заводе, подошёл к моему знакомому инженеру. Кстати, игравшему в КВН с самим Юлием Гусманом ещё в советском Баку времен оттепели.
В голову донецкого мужчины, вдохновленного отдыхом в спортивном комплексе с чистейшим водоемом, пришла довольно странная мысль.
– Александр, вы можете мне выделить хлорки для очистки воды?
– Хорошо, Гриша. Даже на олимпийский бассейн достаточно трёх таблеток. Вот и считай.
Тот и посчитал, вернее, посмотрев на небольшую шайбу, решил, что еврей пожадничал. А инженер спешил, поэтому не спросил, зачем Грише понадобилась хлорка.
К сожалению, репатрианты не снимают дома с бассейном, а вот туалет со сливным баком – это мы можем себе позволить.
Дом, в который вселилась большая мишпо́ха, был старым, и канализация тоже не первой свежести. Вот и решил бывший житель Донецка её очистить.
Взвесив на ладони таблетки, бросил все три в бачок. Пусть себе растворяются, снимают налёт и напоминают запах бассейна.
Первым на свою беду в туалет пошёл тесть.
– Сцать и родить нельзя погодить, – пробормотал он.
Вдруг со стороны совмещённого с ванной санузла раздаётся грохот.
– Похоже, папаша что-то уронил, – недовольно буркнул Гриша.
Тёща всплеснула руками: «От, паразит!» – и бросилась на звук.
Снова раздаётся подозрительный шум, ещё громче прежнего.
Супруга Гриши оторвала взгляд от сериала.
– Глянь, шо там! Не видишь, я занята!
– Твои батька с маткой накосячили, вот ты и иди!
Жена плюнула и пошла.
Когда грохнуло в третий раз, репатриант задумался.
Осторожно попытался открыть дверь в туалет, не поддалась, толкнул сильнее, в голову ударил резкий запах, от которого Грише поплохело. Он сел на пятую точку, страшная догадка пронзила его мозжечок.
Мужик первым делом распахнул все окна в квартире.
Нацепив на нос прищепку, он сумел открыть дверь, нанеся при этом своей супруге тяжкие телесные повреждения.
Сама виновата, нечего было собой дверь подпирать.
Вытащил из газовой камеры бездыханную жену и, чтобы привести в чувство, стукнул её по морде, от души, за всё.
Супруга что-то прошептала.
«Сама ты сука!» – ответил Гриша.
Посмотрев на неподвижных тёщу и тестя, задумался.
Однако репатриант из Донецка хоть и дурак, но не злодей. Вытащил родителей жены и даже вызвал им «Скорую помощь», потому что оплеухи, кстати, тоже душевные, уже не помогали.
Слава Богу, все выжили, вот только стойкий запах качественной израильской хлорки оставался в квартире ещё очень долгое время.
Хотел как в бассейне? Получи и распишись.
В Израиле все мечты сбываются, а быстрее всего – мечты идиотов.
Похороны
Небо заволокло мрачными тучами, в окно бил нетерпеливый ветер, крупные, словно крокодиловы слёзы, капли дождя стучали по стеклу. Категорически не хотелось вставать и ехать на работу: «Забить бы на всё, остаться дома, посмотреть сериал, в котором хорошие парни, рискуя жизнью, уничтожают плохих парней».
Недружелюбное чувство ответственности подавило желание сибаритствовать, а чашка крепкого кофе взбодрила и прибавила мужества.
Утро началось как всегда с просмотра новостей: «Нет стабильности в мире, а судя по погоде нет её и выше».
Завибрировал мобильник, высветилось сообщение от Лены: «Умер папа, похороны в шесть вечера, кладбище Нешера».
Гриша был отличный мужик, добрый и терпеливый, всю израильскую жизнь пахал как проклятый по двенадцать часов в сутки и ещё семь часов почти каждую пятницу. А если была производственная необходимость, работал и в субботу. Заработал, нет не деньги. Рабочий на химическом производстве может заработать только болезни. Зато какой разнообразный и солидный набор: гипертония, тахикардия, глаукома, диабет, аденома, мочекаменная болезнь, ревматизм, межпозвоночная грыжа, простата, язва желудка, доброкачественное образование в щитовидной железе, рефлюкс, благородная подагра и даже редкая форма саркомы слюнной железы, которая зафиксирована у пятнадцати человек в мире.
Похоже, Ангел смерти поленился равномерно распределить удары судьбы на десятерых, увидел безропотное создание и возложил на него немощи и болезни, но не для того чтобы сразу убить, а помучить. Но, несмотря на адские боли и страхи, Гриша продолжал работать, содержал семью, помогал детям и внукам, пока ему не исполнилось 67 лет.
Работать в таком возрасте негде, да и производственный врач закрыл ему допуск на предприятия с высокой концентрацией бензола в воздухе.
Гриша, наверно, решил, что миссия выполнена, можно и помирать, тем более на его пенсию не выжить.
Ну как не проводить такого человека в последний путь.
Январским вечером в шесть часов уже темно, особенно на кладбище. А ещё буря разбушевалась, порывистый ветер ломал ветки сухих деревьев, дерзкий вихрь разбрасывал мусор.
Лена, заметив меня, по привычке улыбнулась, я осторожно обнял её. Подошёл к вдове. «Спасибо, что пришёл, – сказала вдова. – Гриша к тебе хорошо относился».
Мы зашли в зал под названием: «Дом, предназначенный для каждого живущего».
К родственникам усопшего подошёл представитель «Святого общества», позвал на опознание тела. Сын далеко, не смог прилететь, поэтому пошла дочь, а я составил ей компанию.
Человек в кипе приоткрыл покрывало, всё верно, это был Гриша, выглядел он неважно, смерть никого не красит. Лене не хватало воздуха, но надо держаться, сделать дело, а дома дать уже волю слезам. Здесь много чужих людей, которые хоть и сочувственно, но с любопытством наблюдают за горем.
Вынесли труп, полностью завернутый в темный саван, на котором лежал талит. В последнее время Гриша стал ходить в синагогу на молитву, хотя раньше набожностью не отличался.
Лена прочитала заранее заготовленную речь о самом лучшем в мире отце. Ребе пропел «Эль мале рахамим».
«Каждый живущий рано или поздно умрёт, – думал я. – Мы обречены с момента появления на свет божий. Может быть – это проклятие? – пронеслась в голове успокоительная мысль. – В наших телах мы словно в тюрьме. Должны отработать карму и перейти на новый этап? Тогда выходит, что смерть не так уж плоха. Ну, разве что потеря любимого человека – невосполнимая утрата для близких. А что, бля, если нет? Жизнь – это чудо, самая большая ценность в безжизненном космическом пространстве, а чудо не бывает вечным. Может, был прав мудрый Экклезиаст, и живая собака всё-таки лучше мёртвого льва. Неужели вместе с нами исчезают все наши эмоции? Любовь и ненависть, счастье и горе. Гриша был счастлив, иногда, когда переставал чувствовать боль, но и счастье тоже не может быть постоянным, тогда оно потеряет свою значимость».
Мужчины подняли носилки с телом и погрузили в катафалк, машина медленно двигалась, процессия следовала за ней.
Стало совсем темно. Проходя среди могил по узким тропинкам, нужно внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться.
Работники похоронной службы ловко спустили тело в заранее подготовленную яму. Энергичные взмахи лопаты под слезы и родных и близких. Раввин прочитал «Кадиш» – древнюю молитву на арамейском языке. Каждый положил камешек на могилу и … всё.
Пронизывающий ветер сковывал мышцы, живые люди спешили покинуть леденящее холодом и ужасом место скорби.
«Хорошо, что Гриша уже мёртв, иначе он бы здесь умер от страха», – мрачно пошутил я. «Как хочется домой, принять горячий душ, попить чай, залезть под плед, прижаться к женщине и включить жизнеутверждающий старый фильм».
Я нашёл глазами Лену, она шла, придерживая под руку мать. Наши взгляды встретились, когда-то мы были близки, а теперь чужие; мы умерли друг для друга, но остались воспоминания о любви, которая заставляет прийти даже в злую ночь.
