Раф Гази
Зов со дна любви
Часть 5
Удар в спину
Не «Макаренко»
1
Вот и осень наступила!
А Белла не приехала. Тим не смог работать в школе учителем, в той самой школе, которую он сам когда-то окончил вместе с Беллой. Хотя молодого историка с дипломом Казанского университета, где учились такие выдающиеся личности, как Лев Николаевич Толстой и Владимир Ильич Ленин, в обычном среднем общеобразовательном учреждении небольшого провинциального городка приняли с распростертыми объятиями.
Поначалу все вроде складывалось как нельзя лучше. Тима назначали классным руководителем 8-го Г класса и дали вести сразу четыре предмета: историю, географию, немецкий язык и физкультуру. Класс был самым хулиганским,, – под литером «Г», до которого еще были литеры «А», «Б» и «В», в советских школах, как правило, собирали отъявленных бездельников и неучей. Новоиспеченный педагог понял это очень быстро, спустя всего несколько учебных дней.
Веснушчатый паренек с грязными соломенными волосами молча мялся у доски. Шел урок немецкого языка.
– Ну давай рассказывай, – потребовал учитель. – Это осень – Das ist Herbst. Продолжай.
В ответ тишина. Учитель почесал затылок.
– Хорошо. Не можешь по-немецки, расскажи по-русски. Наступила осень… Продолжай.
В ответ опять тишина. Учитель вновь задумался.
– А кем ты хочешь стать?
– Как кем? – сквозь зубы процедил паренек дерзким голоском.
– Ну какая профессия тебе нравится, кем хочешь стать?
– На шофера выучусь. А что?
– Ничего. Иди садись на место.
Опросив почти весь класс и получив почти одинаковые ответы: «водителем». «слесарем», «токарем», «сварщиком», «швеей», «парикмахершей»… Тим понял, что всем им, кроме одной девочки и одного мальчика, по окончании 8-го класса светит в лучшем случае ПТУ – в профессионально-техническое училище, и немецкий язык, история с географиией на фиг им не нужны.
Решение созрело мгновенно. Насколько оно соответствовало канонам советской педагогики? Совершенно не соответствовало. Но оно сработало. Ту парочку, которая проявляла хотя бы мало-мальскую тягу к изучению школьных дисциплин, «педагог-новатор» посадил за первую парту перед своим носом и объявил всему классу:
– Учить я буду только этих двоих ребят, и домашнее задание буду спрашивать только у них. Остальные могут заниматься, чем угодно, главное – не пропускать уроки и соблюдать дисциплину. В классе должно быть так тихо, чтобы было слышно, как комар пищит. А за дисциплину будешь отвечать ты, – Тим ткнул указкой в сторону ученика с соломенными волосами, он сразу угадал неформального лидера, который «держал шишку» в этом бесшабашном 8-м Г.
– Ага, и вы нам за четверть выставите «двойки», – раздались недоверчивые голоса.
– Ничего подобного. «Двойки» будут получать лишь отъявленные нарушители дисциплины. Если будете вести себя тихо и смирно, то заработайте «тройки». Тебе, если справишься, – учитель вновь обратился к лидеру класса, которого он назначил «надсмотрщиком», – я буду ставить «четверки». А вот эти ребята за первой партой, если начнут хорошо заниматься, могут получать и «пятерки».
И так, договор был заключен, и стал неукоснительно соблюдаться обеими сторонами – классным руководителей и учащимися. Для закрепления договора, новоявленный
«Макаренко», вспомнив свою футбольную юность, изготовил желтые и красные карточки. Желтая карточка, как в футболе, означала дисциплинарное предупреждение, если же проштрафившемуся ученику показывалась красная карточка, то он получал жирную «двойку» в дневнике и удалялся с «поля» в школьный коридор, а на перемене драил полы в классе.
Неуправляемый 8-й Г стал шелковым. Правда, лишь на уроках своего классного руководителя. Другие же учителя школы (тех, кого знал Тим осталось уже мало) по-прежнему не могли сладить с буйными восьмиклассниками. И часто обращались за помощью к молодому коллеге. А тому лишь стоило зайти на чужой урок со своими карточками, как в классе тут же устанавливалась мертвая тишина.
Однако идиллия скоро нарушилась. В классе сменился неформальный лидер. Прошло уже почти 10 лет с тех пор, как Тим окончил школу, но порядки в советском образовании не менялись. В начале учебного года из спецколоний в обычные школы присылали несовершеннолетних преступников, отмотавших там свои срока. Тиму сразу вспомнился «блатарь» Сивый, которого подсадили в его 8-й Б, все безобразия этого безбашенного негодяя и закономерный плачевный итог. Но Ворон (такое было «погоняло» у новенького), который, естественно, немедленно захватил лидерство в подопечном Тиму 8-м Г, будучи таким же отмороженным, как и Сивый, внешне на него походил мало. Малого роста, с бегающими глазками, очень подвижный, с взрывными нервными реакциями.
Когда за очередную хулиганскую выходку, классный руководитель показал Ворону красную карточку и строго наказал «выйди из класса, на перемене вымоешь полы», тот покрыл его трехэтажным матом. Это было беспрецедентной выходкой! Вряд ли стены средней школы имени А.С.Пушкина за всю свою историю видели и слышали такое, чтобы ученик прилюдно посылал учителя на «три буквы».
– Вон из класса!!! – взревел Тим и, быстро подбежав к малолетнему хулигану, за шкирку вытащил его из-за парты и вышвырнул в дверь с такой силой, что перепуганный пацаненок лбом вышиб дверь в школьный коридор…
«Нет, Макаренко из меня не получится, я тут поубиваю всех на хрен», – подумал Тим и в тот же день написал заявление об увольнении по собственному желанию.
Через неделю несостоявшееся «педагогическое светило» устроилось работать грузчиком в железнодорожный цех химкомбината.
Селитра
1
Зеленая аллейка перед проходной стала покрываться едва заметными светлыми крапинками. Словно разорвали бумажный мешок с селитрой и сверху обсыпали все деревья желтыми бусинками. С утра прокапал легкий дождь, смыв летную пыль с их листочков.
Осень – благодатная пора для грузчика. Во–первых, в вагоне не так жарко. Во–вторых, начинается сезон прямых поставок селитры в близлежащие колхозы и совхозы. А это дает чап – дополнительный приработок.
– Привет, мужики! – когда Тим спустился в раздевалку, Рустам с Тагиром уже переодевались возле своих шкафчиков.
– Здорово!
– Привет!
Не знаешь, как вчера наши сыграли? – Тагир был страстным футбольным болельщиком, но последний матч был вынужден пропустить, потому что уезжал на выходные к семье.
– Кажись, продули.
– Кому, «Авангарду»! Да не может быть, это же явный аутсайдер!
– Да я точно не знаю, краем уха от соседа слышал… Может, и не продули.
– Да нет, конечно, не могли продуть. Может, Рустик, ты что слышал?
– Не–а, я с женой в воскресенье в кино ходил на «Лимонадный Джо». В летний кинотеатр. Аж тама было слышно, как трибуны ревели. Обычно так кричат, когда наши забивают. Может, и не продули еще, может, и выиграли.
– Хорошо бы, тогда мы на второе место выходим, и всего на три очка от «Колоса» отстаем.
Когда зашли в вагон и начали «бить дальняк» (два крайних ряда вагона грузчики заполняют втроем), бригадир на бегу поделился приятной новостью:
– Я утром к мастеру заглянул поздороваться, он сказал, что сегодня колхозники приедут.
Это действительно было приятной новостью. В начале осени для повышения урожая колхозных плантаций требовались большие объемы селитры. За ней на химкомбинат направлялись целые колонны грузовых тележек, прицепленных к колесным тракторам «Беларусь». Для грузчиков это был настоящий праздник! Правда, вечером и ночью колхозники не приезжали, только днём. Поскольку грузчики работали посменно, то праздник выпадал на одну, редко две недели в месяц.
Не успел Тим с Тагиром «отходить ближний» (расстояние до проема вагона заполняют вдвоем, третий отдыхает), как послышалось тарахтение тракторов, которые подъезжали с другой стороны железнодорожных путей. Рустам остановил транспортёр красной кнопокой и со скрипом начал раскрывать противоположные от конвейера ставни вагона. Грузчики кинулись ему помогать. Лица обдул легкий осенний ветерок.
С тележки в вагон запрыгнул толстячок в синей спецовке – видимо, старшỏй, и поздоровался со всеми за руку. Один его глаз смотрел на вас, другой – на Кавказ, толстяк слегка косил.
– Ну что сами будете грузить или помочь? – предложил Рустам.
– А сколько возьмете?
– Как обычно – червонец за тележку.
– Не–е, дорого, мы и сами справимся, – запыхтел косой пузан. – Вон я каких орлов привез! Давай, запрыгивай сюда, ребятки!
В вагон забрались еще четверо деревенских амбалов.
– Ну, как хотите! Только учтите, если потом заплачете, цена будет уже другой! – предупредил Рустам.
– Не заплачем, вы втроем работаете, а я четверых грузчиков привез. Если не будут справляться, я и сам помогу.
– Тогда – вперед! – Рустам нажал красную кнопку, а Тагир забрался под резиновую ленту и стал обильно натирать ее куском парафина.
Потеха началась!
Парафированная резина через каждые 6 секунд с огромной скоростью выплевывала из транспортёра мешки. Колхозники неуклюже принимали их на живот, едва удерживаясь на ногах от сильного 50–килограммового удара. Потом долго разворачивались, боязливо прыгали с грузом в руках из вагона в тележку, роняли мешки, поднимали их снова, выстраивая неровные штабели. Поняв, что его грузчики не поспевают, в эту сумятицу включился, как и обещал, толстый старшой. Но и это плохо помогало. Колхозаны сталкивались лбами, мешки валились у них из рук. Не успевая «бегать на дальняк» крошечной по сравнению с вагоном грузовой тележки, горе–грузчики навалили посередине целую гору мешков.
Зрелище было комичное и жалкое!
Рустам, Тагир и Тим сидели на мешках с селитрой и ждали развязки. Она наступила скоро. Принимая очередной мешок на свой большой живот, толстяк не удержался и рухнул на спину. Бумажный мешок порвался. Мелкие желтые зерна осыпали его бабью оплывшую грудь и круглое лицо, стекая горячим потоком на дощатый пол вагона.
– Ай–ай, в глаз что–то попало! – завопил толстячок, дрыгая ногами и прикрывая руками лицо.
Тим подбежал к нему с бутылкой воды. Рустам кинулся к красной кнопке – транспортёр успел уже накидать в вагон груду мешков. Некоторые из них порвались, залив всё вокруг желтым селитровым морем. Тагир помог отодрать Тиму руки толстяка от лица и промыть его.
Береги глаза – первая заповедь грузчика! Не дай Бог в них попадет селитра, можешь и вовсе остаться без органа зрения. Но всё вроде обошлось, пузатый старшой отделался легким испугом. Хотя Тиму показалось, что его раскрасневшийся, как уголь, правый глаз стал косить ещё больше.
Рустам вручил колхозникам метёлку и заставил очистить вагон от рваных мешков и просыпанной селитры.
– Нажимать кнопку? Будете дальше грузить?
– Нет уж, – отрицательно помотал головой старшой и посмотрел на своих амбалов, понуро склонивших свои вспотевшие лица в пол. – Давайте–ка лучше вы сами.
– Хорошо, но цена – 12 рублей за тележку, – жестко объявил Рустам.
– Может, все–таки 10, как раньше договаривались, – неуверенно промямлил толстопузый колхозан.
– А хуху не хохо!
– Чего?
– Через плечо! Ни о чем мы с тобой не договаривались. Я предлагал – ты отказался. И еще скажи спасибо, что я штраф не наложил.
– Какой еще штраф? За что?
– За порванные мешки и остановку конвейера. У нас теперь за всё из зарплаты вычтут… Короче, что я тут с вами базланю, не хотите – не надо! Убирайте свои тележки, пусть другие клиенты подъезжают. Время – деньги!
– Да, ладно, ладно, согласен.
– Тогда сигайте с вагона! – приказал Тагир, прогоняя смущённых колхозников. – И учитесь студенты, пока мы живы!
Тим взял пустой бумажный мешок, разорвал его пополам – сюда будут складываться денежки, – и уселся поближе к открытому створу вагона, чтобы удобней было считать отгруженные тележки. А Рустам с Тагиром, подойдя к транспортеру, приготовились к работе. Да какая эта работа! Так, баловство одно.
Тагир первым принял на плечо мешок с ленты, даже не оборачиваясь на транспортёр. Сделал три ленивых шага, небрежно уронил его на край вагона. Это был «трамплин» – специальная приступка, с которой потом можно будет грузить тележки, не выходя из вагона. Второй мешок подхватил Рустам. Заскочив на «трамплин», он резким движением переломил его и эффектно метра на три с гаком бросил мешок в левый угол пустой тележки. Мешок дважды перевернулся воздухе и послушно лег вдоль ребристого дна… Рядышком Тагир аккуратно уложил следующий мешок… Второй «этаж», также не выходя из вагона и пользуясь только «трамплином», сложили поперек тележки. Для связки. Для чего пришлось при броске слегка подкручивать мешки. А третий последний «этаж» уложили вновь вдоль. Правда, уже беря мешки с ленты «на стакан».
Зрители, вытаращив глаза, изумленно наблюдали за этим виртуозным мастер–классом! То, что оказалось не под силу пятерым здоровым колхозным бугаям, с легкостью выполняли два профессиональных грузчика.
В считанные минуты тележка была загружена. При этом ребята ни разу не переступили черту, отделявшую край вагона от края близко припаркованной тележки. В пустой мешок упали первые денежки – 12 хрустящих рубликов. Через три тележки грузчики поменялись местами. Деньги считать сел Тагир, а Тим работал в паре с Рустамом. Потом и он сел отдыхать, уступив место Тагиру. Так, сменяя друг друга, грузчики особо не напрягаясь, благополучно доработали до конца смены.
Эта «левая работа» была хороша ещё и тем, что шел двойной зачёт. Загруженный на тележки тоннаж учитывался так же, как если бы грузились обычные вагоны. За смену у грузчика в среднем выходило 20–22 рубля, или 400–450 рублей в месяц. Это был неслыханный заработок! Например, когда Тим еще до службы в армии трудился слесарем четвертого разряда в лаборатории азота, получал вдвое меньше. Но тут грузчики еще лупили и «живые деньги». В тот день они загрузили 23 тележки и выручили 276 рублей, или по 92 рубля на рыло! За смену! Иная лаборантка на комбинате за месяц таких денег не видела…
Вот еще почему все стремились устроиться грузчиком в цех селитры. Где ещё были такие заработки! Но сделать это можно было лишь при наличии двух вещей: отменного здоровья и великого блата. Тим здесь оказался благодаря Рустаму, который имел определенное влияние и на мастера, и на начальника цеха. А сошелся он с Рустамом на почве увлечения каратэ – когда выдавался перерыв, они устраивали спарринги.
– Пойдешь в секу играть? – спросил Тима после удачно завершившейся смены Тагир, который был не только фанатом–болельщиком, но и страстным картежником.
Рустама он не спрашивал, поскольку тот отрицательно относился к азартным играм и спешил всегда после работы к жене и сыну. Тиму же торопиться, как и Тагиру, было некуда.
– Ну давай сходим, – согласился он.
В секу рубились в раздевалке второй очереди, где был своеобразный картежный клуб. Особенно там людно было после таких удачных дней, как сегодняшний. Шальные деньги жгли ляжку, и не терпелось поскорее пустить их в какое–нибудь дело.
2
Тим не помнил, чтобы на кону когда–нибудь стояла такая сумма! Ни когда работал на канале «Днепр-Донбасс», ни тем более в армии. Железные рубли, бумажные, мятые трешки, пятерки, червонцы, даже несколько четвертаков затесалось… Посреди карточного стола выросла целая денежная гора!
Все давно пасанули, и Тим в том числе, хотя ему выпало «два лба» – два туза и шестерка. Но 22–мя очками Тиму в такой большой игре ловить было нечего. Карты на руках остались только у Тагира и у Фиксы, щуплого мужичка в измызганной кепке и с вечно потухшей папироской в гнилых зубах.
– Сверху ещё червонец! – хищно блеснул металлическим зубом Фикса.
Тагир задумался, нервно перебирая карты желтоватыми от въевшейся селитры пальцами. Фикса тот был еще кидала, его не раз били за мухлёж, но он всё равно не бросал своё грязное ремесло. За него держали мазу блатные, потому что он поставлял им травку по сходной цене, благодаря чему он тут и держался. Фикса нигде не работал, промышляя картишками и поставкой анаши.
– Тоже червонец, – принял наконец решение Тагир, но карты не раскрыл.
– Пять червонцев! – важно и торжественно объявил Фикса, победно оглядывая притихших зрителей своим плутоватым взглядом.
В раздевалке воцарилась гробовая тишина. Все знали, что карточный шулер любит блефовать. Но на то был и расчет: приучить к своей рисковой манере, а большой кон снять на реальных картах.
Товарищ Тима, в отличие от Фиксы, играл всегда наверняка. Он и по натуре был такой – скуповатый, прижимистый, Тим не видел, чтобы он когда–нибудь пускался в безудержный разгул, соря направо и налево деньгами. Тим подозревал даже, что в душе Тагир не был таким уж заядлым картежником, а в секе искал дополнительный источник дохода для строительства своего дома. Было понятно, что ему выпала «тринька» – три карты одной масти. Но какие? Тим скинул два туза – черви и пики, значит, 33 очка никому уже не светит. Выигрывал тот, кто набирал 31 очко. Хотя… могли же ещё прийти и жокер с двумя тузами, и три шестёрки… Такое, правда, выпадало крайне редко. Тим ни разу за свою жизнь не видел, чтобы кому–нибудь пришли три шохи.
Тагир задумчиво скрёб свою черную бороду, на лбу выскочила испарина. Он повернул к Тиму своё напряженное лицо:
– Займи полтинник.
Тагир уже выложил на кон всю наличность без остатка, все свои 90 или сколько там у него ещё в загашнике оставалось тугриков. И теперь вынужден был просить взаймы. Правилами это разрешалось. Но если сейчас Тагир не сумеет покрыть ставку своего противника, – тот заберёт весь куш. На это тоже мог рассчитывать вероломный Фикса, поднимая ставку, он ведь не знал, что грузчикам сегодня привалил хороший чап, и они были при бабках. Тим тут же отслюнявил Тагиру 50 рублей из 60 оставшихся – карта Тиму не шла, и он порядком проигрался.
Тагир еще несколько секунд поколебался, потом выложил деньги на кон и раскрыл карты, бросив их на середину стола. Зрители подались вперёд, чтобы получше рассмотреть, что же там у него выпало? Туз, дама и десятка, все одной крестовой масти – 31!
Чем ответит соперник? У Фиксы тоже могло быть 31. Например, последний бубновый туз с двумя старшими картами той же масти. Но если фарт сегодня на его стороне, могло выпасть и больше. Фикса, спрятав карты в руках и никому не показывая, медленно сдвигал и раздвигал их верхушки, словно хотел заново пересчитать свои очки. Затянувшаяся пауза сильно давила на нервы.
– Давай, Фикса, не тяни, бросай карты! Покажи, что там у тебя? – зашумели грузчики.
Дальше затягивать ситуацию было опасно. Смухливать он никак не мог, 10 пар глаз внимательно следила за каждым его движением. Фикса подобрал колоду со стола, спрятал в неё свои карты и быстро перемешал, чтобы никто не мог узнать, на каких очках он блефовал. А то, что он блефовал – стало ясно всем! Тагир рукавом сгрёб денежную кучу с игрового стола, Тим помог распихать мятые купюры по карманам. Банк сегодня сняли солидный – что–то около штуки. Это же целое состояние!
Поскольку желающих продолжить игру не было, Тим с Тагиром поспешили ретироваться.
3
Осень уверенно входила в свои права, срывая желтые листья с деревьев и гоняя их по пустым аллеям комбината. Колхозники перестали ездить на химкомбинат, готовясь к зиме. Без них стало как–то скучнее.
Платформу обдували холодные ветры, и грузчики перебрались обедать в раздевалку. Разложив свои нехитрые харчи на обеденном столе, который легко превращался в карточный, ребята обсуждали последние новости.
Утром, отстрелявшись в ночную смену, с ними успел перекинуться парой слов бригадир Сява. Он пожаловался на то, что у него спёрли куртку. Добротную, финскую куртку, за которую он отвалил целых 300 рэ. Но Сява не унывал. Нет, он, конечно, сначала выматерился, дескать, руки бы оторвал тому, кто это сделал. А потом философски изрёк:
– У них всё равно никогда ничего не будет, а у нас будет всё! Счастливо отработать!
Но прежде чем совсем распрощаться, облачившись вместо куртки в стеганный бушлат, Сява поведал о том, что обнаружился след Зэка, которого так и не смогли словить менты. Здесь в подсобках железнодорожного цеха прятался заключенный, сбежавший с зоны. Бригада Сявы помогла ему бежать дальше, спрятав за мешками селитры. Обнаружился беглец далеко, аж в оренбургских степях. Зэка нашли в вагоне с селитрой на одном из железнодорожных полустанков. Мёртвым. Похоже, он не смог выбраться наружу, и умер от жажды. Люк на крыше был наглухо закручен стальной проволокой. Какая мучительная смерть! Врагу не пожелаешь.
Пол обеда грузчики жевали эту тему.
– Нас теперь менты опять могут начать шерстить, – заметил Рустам, запивая глотком кефира бутерброд с докторской колбасой.
– С чего это вдруг? Может, это и не наш вагон, – засомневался Тагир.
– Я и не говорю, что наш. Может, вагон ушел не от нас, а со второй очереди, а может, и с третьей… По накладным это легко вычислить.
– Это наш вагон, – уверенно сказал Тим, вспомнив тот вечер, когда подменял Гогу (третьего грузчика в бригаде Севы) и видел, как с крыши вагона в люк спускался какой–то человек.
Правда, тогда он подумал, что померещилось. Но теперь понял, что это был Зэк, а Сява с с напарником ему помогали. И обкурили Тима анашой специально, чтобы он ничего не заметил. Не то чтобы не доверяли, так, подстраховались, на всякий случай. А вот с люком вышел прокол. Они, естественно, оставили его открытым. Но какой–то добросовестный железнодорожник забрался на крышу и задраил люк. На беду Зэка…
Тим рассказал ребятам о своих догадках.
– Может, и не придут ещё менты. Столько времени прошло – не приходили, а тут вдруг заявятся? – начал рассуждать Рустам. – Вряд ли. Беглый нашелся? Нашелся. Чего еще надо? Дело, наверное, давно закрыли, – сделал вывод бригадир и перевёл тему.
Сначала поговорили о футболе. Тагир сообщил, что нашим так и не удалось догнать «Колос», но второе место – это тоже, в общем–то, ничего. В следующем сезоне точняк займём первое место и выйдем в первую лигу. Потом слегка погоревали о том, что перестали ездить за селитрой колхозаны. К хорошим деньгам быстро привыкаешь.
– Ах, да, совсем забыл! – вдруг хлопнул себя по коленкам Рустам, едва не опрокинув открытый термос с горячим чаем (Тагир не пил кефир, он вообще не употреблял ничего молочного). – Совсем забыл, тобой же одна дамочка интересуется, – бригадир уставил на Тима свой интригующий взгляд.
– Какая дама? – поперхнулся тот помидориной так, что красный сок брызнул ему на рубашку.
– Фасовщица Галка, – заговорщицки подмигнул Рустам. – Да ты её видел, там наверху, – Рустам махнул рукой. – Она всегда в нашу смену работает. Плотненькая такая, аппетитная! Вон Тагир знает.
Тагир плотоядно усмехнулся, но Тим никакую Галку не видел и ничего о ней не знал.
– Ну как она, ничего? – не унимался Рустам.
– С пивом пойдёт, – авторитетно заявил Тагир, заметно оживляясь.
Тагир любил посудачить о бабах. Не то чтобы был ловеласом, но находясь вдалеке от семьи, научился находить подход к одиноким женщинам. В данный момент он прижился у одной горячей вдовушки, которая и кормила, и обстирывала его, не беря при этом ни копейки за постой. Сплошная выгода!
– Да все они с пивом пойдут, – попытался было отшутиться Тим.
– Э–э, не скажи, – не согласился Тагир. – Женщины все разные. Вот была у меня одна…
– Эта та, у которой ты раньше жил? – перебил Рустам.
– Она самая. Так вот, никак не смог я её разогреть. Я к ней и эдак, и так, но всё равно никак. Холодная, как рыба. Плюнул на всё, собрал сумку и ушёл.
– А сейчас, эта твоя новая, как, нормально?
– Спрашиваешь! – Тагир даже зажмурил глазки и только не замурлыкал, как мартовский кот, не зная, как высказать своё удовольствие. – Горячая, как огонь… Так измучает, что шевелится не хочется.
Рустам спрятал усмешку, похоже, был с чем–то не согласен, но промолчал.
– Спортсменов на сборах специально изолируют от своих жен и девушек, чтобы они сохраняли силы, – поддержал Тим разговор.
– У кого–то нет сил, а у кого–то, наоборот, хоть отбавляй, – не выдержал всё–таки и возразил Рустам. – Я вот заметил, как со своей побуду, так мешки у меня, как мячики летают. А усталости никакой.
– Ну значит, у тебя организм такой, – глубокомысленно заключил Тагир.
– Только в последнее время капризничать что–то стала, – пожаловался Рустам на свою благоверную. – То у неё голова болит, то месячные…
– Просит, наверное, что–нибудь, – предположил Тагир.
– Что просит? – не понял Рустам.
– Откуда я знаю что? Тебе лучше знать! Ну шубу там, кольцо, я не знаю, что там бабы ещё просят…
– А–а, в этом смысле, – дошло до Рустама. – Да нет, вроде ничего не просит. Хотя… постой… да, ты прав… просит… Просит, ещё как просит! Хочет, чтобы тёща с нами вместе пожила, чтобы за пацаном и хозяйством присмотрела. А то после работы, мол, устаю сильно.
– А ты чё?
– А я ничё! Я чё дурак, тёщу к себе домой пускать… Ладно, мужики, хорỏш трепаться, пора работать.
4
Ветер успокоился, дождик вымыл дорогу и широкий тротуар, ведущий от комбината к городским новостройкам. Тим решил после смены пойти домой пешком.
– Подожди, подожди, – услышал парень чей–то зовущий голос и, обернувшись, увидел догоняющую его полноватую девушку.
Это была фасовщица Галя.
– Ты в город? Не проводишь меня? – девушка, не дождавшись ответа, взяла грузчика под руку, но почувствовав его напряжение, тут же отстранилась.
Возникла какая–то неловкость. Чтобы её сгладить, Тим сказал, как можно веселее:
– Ну отчего же не проводить такую красотку!
Девушка ободрилась и снова подвинулась поближе, но взять парня под руку уже не решилась. Они шагали по мокрому асфальту и молчали. Тим не знал, о чём с ней говорить, она тоже стеснялась. Парень боковым зрением старался осмотреть её фигуру. Галя, конечно, была далеко не красотка. Слишком полная на его вкус. Плечи обвислые, грудь хоть и большая, но тоже обвислая. Тиму нравились стройные девушки спортивного типа.
Тяготясь молчанием, Галя начала задавать вопросы, на которые, похоже, уже знала ответы. Кто–то её просветил, скорее всего, Рустам. Это ведь он сказал, что она хочет познакомиться с Тимом. Значит, у них был о нем какой–то разговор.
– Ты один живешь?
– Да.
– А где твоя жена?
– Я разведён.
– А у тебя мальчик или девочка?
– Девочка.
– У меня тоже девочка, – как будто обрадовалась Галя и тут же поспешно добавила: – Но она сейчас у мамы.
На этом её вопросы закончились, и снова воцарилось молчание. Опять поднялся холодный пронизывающий ветер, от которого Тима плохо защищала его лёгкая ветровка. Если бы он был один, то ускорил бы шаг или бы даже пустился трусцой, чтобы согреться. Но неудобно было оставлять девушку одну.
К счастью, Галя жила недалеко от комбината, в первой голубой девятиэтажке по улице Химиков.
– Вот мы и пришли, – грустно произнесла девушка. – Спасибо, что проводил.
– Не за что.
– Может быть, зайдешь, чаем угощу, – со слабой надеждой в голосе попросила Галя.
Тим увидел ее растерянные и почему–то злые глаза, и отвел взгляд:
– Давай в другой раз, я очень спешу, у меня срочные дела.
Тим повернулся и быстрым шагом, почти бегом направился к центру города, уже зажигавшего свои вечерние огни.
5
На третьей очереди в бригаде Бабаса заболел грузчик. Мастер попросил Тима выйти в ночь.
Тим много слышал о Бабасе, но близко знаком с ним не был, так, здоровался при встрече. Бабас был легендарной личностью. Правда или нет, но рассказывали, что Бабас спокойно мог проработать три смены кряду – 24 часа, то есть целые сутки. Сутки – это три смены. За смену грузчики загружают по три-четыре вагона весом 65-70 тонн каждый. Значит, за сутки Бабас перетаскивал более 200 тонн груза. Уму непостижимо! При этом ему стукнул уже почти полтинник, а росточком Бабас совсем не вышел – метр с кепкой, и того 155.
Конечно, Тиму интересно было поближе познакомиться с таким неординарным человеком.
Грузчики «били дальняк» – третьим грузчиком был высоченный грек по имени Алекс, – и Тим внимательно наблюдал за Бабасом. Он принимал мешки только «на стакан», игнорируя другие приёмы. Причем без малейшего усилия. Бабас подходил к транспортёру, поворачивался, и мешок словно сам вскакивал ему на плечо в позицию «стакана», то есть вертикально. А длиннющему Алексу (Бабас был ему по плечу) для этого требовалось совершить целый ряд промежуточных операций. Остановить мешок на ленте. Сделать полуприсед. Взять «стакан» на плечо. Выпрямить свои длинные ноги. Развернуться… И когда грек бежал потом, придерживая руками этот не совсем отцентрованный «стакан», возникало опасение, что мешок вот–вот рухнет на пол. А на широком плече Бабаса мешок стоял как влитой.
Тиму любопытно было посмотреть, как Бабас будет бить верхние «этажи» при своём малом росте. Тем более, что вчера вышло новое распоряжение: «увеличить высоту ряда на одно значение». То есть, теперь нужно было укладывать мешки не в 13, а в 14 «этажей».
Здесь ветеран тоже нашёл выход. Верхние «этажи» он бил с первого «этажа» следующего ряда, наступая на мешок, который предварительно бросал на пол. Такой «трамплин» грузчики использовали при погрузке колхозных тележек.
Когда Бабас перед «серёдкой» ушел отдыхать, Тим по ходу дела спросил напарника:
– А почему его зовут Бабас?
– Это по–гречески означает «папа».
– Понятно.
Действительно, Бабас годился Алексу в отцы.
– А он всегда так работает?
– Как?
– Ну «стаканом».
– Всегда. Это ведь он «стакан» придумал.
– Да? Я не знал. А натирать парафином ленту и пришивать нейлоновые наплечники – его изобретение?
– Насчёт этого я не в курсе. Но вот «трамплин» тоже он придумал. Он ведь здесь со дня открытия цеха.
Вон оно что! Оказывается, Бабас – на самом деле отец, отец всех селитровых грузчиков, родоначальник технологии селитровой погрузки. Именно он создал те оригинальные технические приёмы, которыми пользуются до сих пор все грузчики и которые так облегчают им жизнь. Ай да Бабас!
Часа в два ночи грузчики сели подкрепиться. Алекса неожиданно прорвало. Не стесняясь постороннего человека, ведь Тима он почти не знал, прямодушный грек на чем свет стоит стал крыть начальство.
– Вот, козлы! Мало им 13 «этажей», надо ещё прибавить. Всё план гонят. Они и на этом не остановятся, заставят нас мешки под самый купол бить.
– Могут, – поддержал Тим праведное возмущение Алекса, вспомнив рассказ Сявы о двухметровом грузчике, бившем 18 «этажей». – Когда я пришел, только 12 били, потом 13, а теперь вот 14. И это за полтора года.
– Раньше, говорят, вообще, 10 били, – заметил грек и обернулся на Бабаса, ожидая от него подтверждения своим словам.
– Да били, – подтвердил ветеран. – Но мешки были не по 50 кг, а по 70.
– Да ну! – удивился Алекс.
– Точно, – заверил Бабас.
– Начальству на нас наплевать. Ему только тоннаж давай. Любой ценой! Но это нарушение техники безопасности. Бастовать надо! – революционный темперамент так и пёр из правдолюбивого грека.
