Раф Гази
Зов со дна любви
– Извините, барышня, мы не замышляем причинить вам ничего худого, – самым изысканным и учтивым тоном начал свою заранее подготовленную речь дворовый футболист Тим, по обыкновению ведущий партию главного нападающего переговорщика. – Позвольте вас заверить, что нами движут самые благие, самые серьезные намерения, мы ищем своих будущих избранниц, верных, так сказать, подруг и спутниц жизни…
И далее в таком же духе.
– А не рано ли вы, ребятки, собрались жениться? – деланно удивилась упакованная красотка, принимая игру, но несколько оглушенная столь витиевато высокопарным слогом.
– Что вы, что вы, – зачастил Тим, боясь упустить установленный контакт, – мы ничуть не торопимся под брачный венец, мы только пока присматриваемся…
Потрепались еще минут 5. Потом расфуфыренной девице это наскучило и она, ткнув лакированным ногтем в оробевшего Жебу, зацокала своими копытцами дальше.
Это не было удивительным. Ну кого могла выбрать блистательная Анни Жирардо, если не великолепного Дина Рида! Своим смазливым личиком, обрамленным копной волнистых каштановых волос Витька чем-то смахивал на известного американского певца и киноактера.
На площади возле центрального Дома культуры всегда было людно. Гигантская скульптура национального героя Фархада с киркой и щитом в левой руке как бы символизировала надежную защиту и мирный созидательный труд. А под высоко поднятой правой дланью простиралась водная сеть, состоящая из мелких канальчиков, бассейнов и фонтанчиков. Фархад добывал людям воду, а вода в пустыне – это жизнь.
Днем в этих бассейнах плескалась малышня, по дорожкам разгуливали мамаши с кричащими колясками, вечерами здесь тусовалась молодежь.
Следующий объект чуть не сорвался с крючка. Рыбки оказались великовозрастными, чего поначалу не заметили рыболовы, ослепленные их пленительными формами:
– Кыш отсюда, малолетки, у вас еще хотелки не выросли, чтобы задавать такие вопросы взрослым женщинам, – погнала их не высокая, пышнотелая и очень миловидная тетка.
"Портрет Ламаевой через десять лет", подумалось Тиму.
– Постой-ка, Зоя, не спеши, дай-ка я погутарю с хлопцами, – перебила ее подруга с украинским акцентом.
Жгучая брюнетка, чем-то похожая на певицу Софию Ротару, строгим учительским взглядом внимательно оглядела притихших пацанов.
– Так, вот этот красавчик, – "училка" указала на Жебу, – для семейной жизни точно не годится. Дюже гарный, вряд ли будет верным.
– Ты, – напрямую обратилась красавица-хохлушка к Тиму, у которого в ожидании приговора душа в пятки ушла, – ты, хлопчик, конечно, интересный, с тобой, видать, не соскучишься. Но семейная жизнь – это не фейерверки и бенгальские огни, а сплошные трудовые будни. Не знаю, не знаю…
– А вот этот, – проткнув накаченную борцовскую грудь Косты, "училка" повернулась к своей подруге, как бы приглашая ее полюбоваться редкостным экземпляром мужской особи, – возможно, и годится. Взгляд честный и простой, может и станет надежным отцом и защитником.
Счет сравнялся: один, один, один!
Но забегая на многие годы вперед, скажем, что сей прогноз не оправдался. Из этой тройки только как раз Жебу оказался примерным семьянином.
Ребята до самого вечера кружили по городу, победитель, однако, так и не выявился.
Результат остался прежним: два, два, два. Боевая ничья! И вот что интересно: к Коста благосклонность проявляли дамы постарше, к Жебу – ровесницы, а к Тиму – те, кто помоложе.
4
На город уже спустилась теплая южная ночь. Звезды в небе сверкали низко и ярко. В парке из "клетки", так в народе называли огражденную железными прутьями танцплощадку, доносилась музыка, была суббота и были танцы.
Вдруг, когда ребята подходили уже к стыку улиц Театральной и Тукая, послышался испуганный крик убегающей девушки:
– Помогите! помогите!
В глубине двора мелькнул лишь ее смутный силуэт. Свернув с тротуара, за ней гнались каких-то два темных типа. Наши герои тормознули их как раз возле подъезда, от которого они начали свое увлекательное путешествие по вечернему городу. Приятного женского общества в этот вечер, похоже, жаждали не только они одни. Но способ знакомства у этих ублюдков, как и у их бывшего одноклассника Сивого, был совершено иным.
Боевая диспозиция и расклад военных сил сложились следующим образом. Возле большой лужи остановился плотный шкаф лет 25-26, рядом с ним высокий жердь примерно тех же лет. По их наколкам и звериному оскалу можно было догадаться, что это соскучившиеся по женской ласке заключенные – бывшие или только что сбежавшие с исправительно-трудовой колонии, базировавшейся вблизи города.
Матерым зекам противостояли три желторотых птенца, правда, титулованные: чемпион среди юниоров по классической борьбе, бомбардир группы подготовки мастеров по футболу и обладатель призового Кубка по плаванию брасом. Коста и Кирпич, как сразу прозвал своего врага Тим, стояли лоб в лоб и сверлили друг друга глазами. Рожа этого бандита на самом деле напоминала красный кирпич. Тим, держа правый кулак наготове, страховал Косту. Но был неуверен, способен ли он пробить этот монолитный Кирпич. В мозгу лихорадочно вспыхивали мысли, может, лучше задней подножкой попытаться свалить главного амбала в дождевую лужу… Правда, справа над ним завис долговязый Жердь, но от него Тима должен был страховать Жебу.
А Кирпич тем временем наседал на Косту:
– Я тебя поймаю и на ремни порежу, понял, сучонок!
Опытный, поднаторевший в лагерных разборках зек явно брал верх в этом психологическом поединке. Коста повернулся вправо, Кирпич отшатнулся, ожидая удара, но паренек, обегая Тима и Жебу, метнулся к подъезду, решив уйти по палубному коридору. Вслед за ним юркнул в темноту двора Жебу, а Тим рванул в противоположную сторону.
Бандюки допустили большую ошибку, что погнались именно за ним. Тим легко и свободно бежал по тротуару, время от времени бросая небрежный взгляд через плечо на своих преследователей, тем самым дразня и раздражая их. Он не испытывал ни малейшего страха. Если бы преследователь был один, он бы мог его подпустить поближе и резко присесть на корточки, чтобы тот перевернулся через него – а произвести потом контрольный удар ногой в пах или живот не составило бы труда.
Но Тим не стал рисковать. План был такой: добежать до больничного городка, там взять вправо и совершив быстрое ускорение метров на 200 до диетической столовой, окончательно оторваться от погони. Неуклюжие зеки, однако, безнадежно отстав, потеряли его на первом же повороте.
Тим, совершив круг почета, легкой трусцой добежал до своего дома. Возле подъезда на лавочке, как он и предполагал, его ожидали Жебу с Костой, чтобы удостовериться, что с их другом все в порядке.
– А лихо мы их надули! – резюмировал Жебу.
Друзья пожали друг другу руки и с чувством исполненного долга мирно разошлись по домам.
Иногда даже позорное бегство может спасти чью-то девичью честь.
Противоположный ответ
1
В один из теплых еще осенних вечеров на место собора в беседку возле дома по Тукая 1 никто кроме Беллы не пришел, и Тим оказался с ней наедине.
Парень с девушкой сидели не на скамейке, а рядышком, в соседних оконных пролетах беседки, волнительно касаясь друг друга коленками.
– Помнишь, в шестом классе я написал тебе записку? – нарушил молчание Тим.
– Какую? Я тогда много записок получала.
В восьмом классе эта «почта» уже перестала работать.
– В ней было написано «Кто из мальчиков нашего класса тебе нравится?» – ответил влюбленный паренек и натужно засмеялся.
– Записок с таким содержанием тоже было много, не помню, – улыбнулась Белла.
Девушка знала о своем статусе «первой красавицы» и умело его поддерживала, слегка подразнивая Тима.
Но тот не унимался.
– Ну как же не помнишь! Ты тогда еще обернулась и, посмотрев на меня, насмешливо усмехнулась. Ты догадалась, что это была моя записка?
– Ни о чем я не догадалась и никуда не оборачивалась. Просто на первую парту из окна светило солнце прямо мне в глаза, поэтому я часто вертела головой.
– А помнишь, как ты ответила на мой вопрос?
– Какой? – невинно переспросила Белла.
– Ну как какой! – начал терять терпение Тим. – Я только же сказал, что в записке был вопрос «Кто из мальчиков нашего класса тебе нравится?»
– Ах, этот. Нет, не помню.
– А свой ответ помнишь?
– Тоже нет.
– Ты ответила едко: «Уж не ты ли?»
– Да-а? Вот теперь вспомнила. Но я не знала же, что это твоя записка, и почерк там был
какой-то непонятный, вроде как левой рукой писали.
– Ага! – обрадованно воскликнул Тим. – Ты даже на почерк обратила внимание. Значит, все ты помнишь, а только притворяешься.
– Может, и так, – уклончиво сказала девушка, посмотрев Тиму в глаза и загадочно улыбнувшись.
– И как нужно понимать твой ответ «Уж не ты ли?»
– А как ты сам его понял?
– Я сомневался между «я и не я», но больше склонялся ко второму варианту.
– Ну и дурак!
– А какой же правильный ответ? – с замиранием в сердце спросил Тим.
– Противоположный, – твердо ответила Белла.
Парень с девушкой одновременно соскочили с оконных рам на землю.
– Это что же получается, что мы сейчас признались друг другу в любви, – произнес парень.
– Получается, что так, – подтвердила девушка. – И что же нам теперь делать?
– Я знаю, что делать.
– Что?
– Целоваться.
Тим обнял любимую девушку и приблизил свои губы к ее, она ответила ему неумелым движением своих влажных губ.
Это был первый поцелуй в жизни Тима и в жизни Беллы, нужно полагать, тоже.
После обоюдного признания в любви Тим и Белла стали неразлучны, как сиамские близнецы. Они всюду ходили вместе. Тим встречал девушку утром на дороге, проходившей возле его дома, и они, взявшись за руки, вместе шли в школу. После уроков он провожал Беллу до ее дома, благо их пятиэтажки по Тукая 5 и 1 находились рядом, через один дом.
На уроках в школе они тоже теперь сидели рядом – Тим перетащил Беллу на свою последнюю парту, выселив оттуда гитариста-барда Шмеля, с которым посещал баскетбольную секцию. Помимо своего любимого футбола Тим всегда занимался еще в какой-нибудь параллельной спортивной группе.
Классная руководительница Людмила Карловна, привыкшая, что Белла Ветрова сидит у нее под носом, была категорически против переселения своей любимицы на «камчатку». Но ничего с этим поделать не могла и пожаловалась директрисе. Собирался даже специальный педсовет с повесткой «Моральный облик советского школьника». Однако все безрезультатно, разлучить влюбленную пару было невозможно.
А 8-й «Б» воспринял эту новость совершенно спокойно, как нечто само собой разумеющееся – «первый чемпион» и «первая красавица», конечно же, должны быть вместе, разве это непонятно? Серж Телегин, который вроде нечем кроме учебы не интересовался, отвечая на вопросы какой-то анкеты, написал, что его одноклассники Тим и Белла – самые счастливые люди, и он им по-хорошему завидует.
Тим с Беллой любили гулять по аллеям парка с зажженными фонарями после вечерних киносеансов. Об этой необыкновенной любовной связи узнали приятели-футболисты Тима и стали над ним подшучивать. Но не злобно, именно с их легкой руки за Тимом и Беллой закрепилась романтическая кличка «Ромео и Джульетта». Когда Ромео и Джульетта, держа друг друга за руки, проходили через городские дворы, за ними бежала малышня и кричала: «Тили-тили тесто, жених и невеста». Казалось, весь город с любопытством наблюдал за этой любовной историей, нервно ожидая ее финала.
Однажды Тим со Шмелем и Сухарем засиделись допоздна на скамейках, расположенных среди облетавших тополей между домами Тукая 5 и 7. Шмель любил дворовой шансон, а Сухарь – «Битлз». Каждый поочередно играл га гитаре и пел свое, Тим только слушал.
Вдруг Сухарь отложил гитару и спросил в лоб:
– У вас с Беллой это серьезно?
– Серьезней не бывает.
– Ты уверен? И что она готова за тобой пойти хоть на край географии?
– Да. И я сейчас вам это докажу.
Тим поднялся со скамейки и скорым шагом, почти бегом направился к дому по Тукая 1, где жила Белла. Он обошел пятиэтажку и подал из кустов условный свист. Сначала на балконе пятого этажа зажегся свет, а потом, минут через пять девушка уже была рядом с ним. Взяв за руку Беллу, Тим повел ее по дороге, которой они ходили в школу. Ромео и Джульетта чинно профланировали мимо Сержа и Шмеля, скрывавшихся на скамейках среди тополей. Совершив «круг почета», Тим отвел девушку домой и вернулся к школьным приятелям. На часах было 12 ночи.
– Вот это любовь! – восхищенно воскликнул Сухарь.
Об этой безумной любви скоро узнали родители Тима и мать Беллы, и провели тайный семейный совет. К чему они пришли – неизвестно, на отношениях их детей это никак не сказалось.
Тим узнал, что его отец написал о любовной связи своего сына с одноклассницей в Москву своему брату профессору, с которым всегда советовался в трудных жизненных ситуациях. Тиму даже удалось прочесть ответ. Ну что тут можно было посоветовать?
Московский профессор глубокомысленно заметил:
– От такой связи иногда рождаются дети.
2
Профессор ошибся. До того таинственного акта, после которого обычно на свет появляется новое потомство, у Тима с Беллой не дошло. Хотя они были в шаге от него.
Правда, это уже происходило, когда они стали постарше и учились в выпускном 10-м классе.
Мама Беллы работала по скользящему графику, и двухкомнатная квартира на пятом этаже по Тукая 1 часто оставалась в полном распоряжении молодых. За два года Ромео и Джульетта научились классно целоваться, и никогда не отказывали себе в этом удовольствии. Но они придумали еще одну любовную забаву.
Планировка комнат в Беллиной «двушке» отличалась от той, что была в квартире Тима. Комнаты тоже были смежными, но дверь в спальню располагалась не с торца, а посередине несущей стены зала. Спаленка была маленькой и очень уютной. К письменному столу, где девушка готовила уроки, прислонялся большой книжный шкаф, книг в нем было гораздо больше, чем у Тима – целая библиотека. Белла тоже любила читать и тоже, как и Тим, вела личный интимный дневник, из которого иногда зачитывала ему отрывки.
Однажды он без нее случайно прочитал в нем одну страничку. Белла на весенних каникулах ездила с матерью к ее сестре в гости в городок на Волге. Дорога была дальняя, и девушка описывала, как она на жесткой вагонной полке отлежала все бока. А потом к ним в купе подсел какой-то симпатичный белокурый парень, с которым Белла увлеченно проболтала всю ночь. Неприятный скребок ревности больно царапнул душу. Тим захлопнул тетрадку и постарался забыть о прочитанном.
А главной «достопримечательностью» спальни была огромная тахта, где Ромео с Джульеттой предавались невинным любовным утехам.
– Подожди, – произнесла Белла задыхающимся голосом и, освободившись от ласковых рук Тима, встала и стала быстро снимать через голову свое яркое с желто-синими ромашками платье.
– Не смотри,– Белла, стыдливо прикрывая свои белые полные груди руками, быстро юркнула под простынь, придвинувшись к стенке, чтобы высвободить место рядом с собой.
Но Тим все равно успел разглядеть ее розовые соски и почти такого же цвета трусики с бантиком посередине лобка. Тим тоже разделся до трусов и скользнул под простынь, его бок и левое бедро соприкоснулись с разгоряченным телом девушки. Но такая позиция показалась ему неудобной, он осторожно перевалился через нее, задевая ее высокие груди (он никогда не ласкал и не целовал их), и занял место у стенки,– с тех пор Тим привык, что женщина на любовном ложе всегда должна находится по правую руку от него.
Так Тиму почему-то было более комфортно. Он ощущал тяжелое дыхание Беллы, ее теплое бедро, по которому пробежала легкая волна. Тим медленно провел свою правую руку под ее приподнявшуюся шею и обнял ее нежное плечо. Девушка напряглась, Тим почувствовал, как вытянулись ее ноги и поднялась грудь. Он хотел прикоснуться к ней левой свободной ладонью, но на полпути остановил движение своей руки, – они всегда останавливались перед последним барьером, оставаясь целомудренными. Волосы Беллы пахли полевыми цветами. Тим целовал ее влажные полуоткрытые губы и сомкнутые веки, крепкими объятиями прижимая девушку к себе. Белла прерывисто дышала, ее тело начало дрожать, послышался легкий стон…
Тим, не выдержав напряжения, резко отстранился от полуобнаженного тела девушки и, отворачиваясь от него, сел на конце кровати спиной к Белле, обхватив руками свои голые колени.
– Что, опять?– Белла тоже быстро привстала, обнимая Тима сзади за плечи.– Я понимаю, что тебе трудно. Но пойми меня тоже, я не могу, не могу… нельзя… нельзя, понимаешь. .. это будет не правильно. Но у нас с тобой обязательно все будет,– жарко шептала она ему в ухо, продолжая какой-то давний неоконченный разговор, и вдруг добавила: – Совсем скоро, потерпи, милый…
В эту минуту дверь в спальню неожиданно отворилась и в ней показался силуэт очень полной и высокой женщины. Увидев полуголые тела, она тихо вскрикнула «Ах!» и, хлопнув дверью, убежала.
Убежавшая женщина была ее мамой, раньше времени вернувшейся со смены.
Мать Беллы выбежала на лестничную площадку, громко хлопнув входной дверью. Ребята оделись и перешли в зал. Белла тихо плакала и причитала:
– Какой ужас… какой кошмар! Она же подумала… она подумала… – захлебывалась в рыданиях девушка,– что у нас с тобой все было, а у нас с тобой ничего не было!
Тим убирал слезы с побледневшего лица Беллы и утешал, как мог:
– Ничего она не подумает, мы ей все объясним, и она поймет,– Тим не собирался оставлять девушку одну в столь трудную для нее минуту, и стал вместе с ней дожидаться возвращения ее матери.
– Так она и поверит!
– Конечно, поверит. Мы же ничего плохого не делали.
Тим до самого вечера успокаивал девушку, и ушел домой лишь после того, как она его сама настойчиво выпроводила.
Эта история не имела никаких последствий.
Запах взрослой женщины
1
Жаркая звездная ночь спускалась на южный город. Люди вываливались из раскаленных за день бетонных склепов на улицы и направлялись к площади возле ЦУМа, чтобы прильнуть к живительной прохладе городских фонтанов.
Тим с товарищем – коренастым крепышом из соседней школы – чинно фланировали меж зеленых скамеек, украдкой взирая на загорелые коленки, нагло сверкавшие из под коротких юбок расфуфыренных красавиц.
Товарища звали Вова, Тима с ним познакомил Шмель. Откуда Шмель его знал, – Тим понятия не имел. Может, по старой школе, где они раньше, возможно, вместе учились, – ведь Шмель перевелся к ним лишь в 6-м классе. Но точно он знал Вову не по двору – Володя жил на другом конце города, на Театральной, а едва ли не половина 10-го Б, включая Шмеля– на Тукая. И знал он его не по спорту. Вова был штангистом, Шмель же занимался баскетболом, и еще лихо лабал на гитаре. А до того учился в музыкальной школе, по классу аккордеона. Там он и мог познакомиться с Володей, который тоже, кажется, на чем-то пиликал.
Но в последнее время Володя увлекся тяжелой атлетикой, выполнил норматив КМС. У него даже дома на балконе штанга была, и он спокойно жал лежа 150, Тим это мог подтвердить – сам блины навешивал.
Вообще-то, Тиму нравилось с ним гулять. Хоть Вова был и не велик ростом, но выглядел, как настоящий качок. Из под коротких рукавов его белой рубашки выпирали огромные бицепсы – 45 см. На них завороженно пялились беспечно гуляющие вокруг фонтана любопытные зеваки, среди которых попадались и симпатичные девушки. Правда, юное и откровенно простодушное лицо нашего "Аполлона" несколько дисгармонировало с его мощной фигурой, что смотрелось слегка комично.
– Слушай, Вован, а давай мы с тобой в одну игру поиграем – "Кого хочешь выбирай" называется, – предложил Тим своему товарищу.
– Что за игра? – как-то вяло отреагировал Вова.
– Игра – ништяк, очень простая, я ее сам придумал, чтобы удобнее было «бикс кадрить». Мы с пацанами уже играли. Правда, давно, в классе восьмом, кажись.
– Закадрили кого-нибудь? – как будто оживился собеседник.
– Ну-у, в тот раз не получилось, – замялся Тим и, стараясь придать голосу больше уверенности, добавил: – Но ты, Вова, не очкуй, когда-нибудь обязательно получится.
Тим вкратце рассказал Володе, что это была за игра.
– Игра очень проста. Смысл ее заключается в том, чтобы небрежно подвалить к какой-нибудь приглянувшейся «чувихе», а лучше не к одной, а к группе девушек (когда в стае, они побойчее), и набравшись смелости, вежливо спросить: "Извините, девушка (девушки), мы вот тут с другом поспорили, не поможете нам наш спор разрешить?» И не дожидаясь согласия, перейти в атаку: «Скажите, а кто по вашему из нас двоих больше похож на Дон Жуана? И если это вас не затруднит, обоснуйте свой выбор".
– Главное, не менжеваться, – наставлял Тим своего приятеля. – Говорить быстро, уверенно и весело.
– А если пошлют? – Вова явно дрейфил.
– Не пошлют, нас же тогда не послали, а мы полгорода опросили. Ну если и пошлют – не беда. Пошлют одни, найдем других, вон, смотри, сколько их здесь ходит, – Тим махнул рукой в сторону группки о чем-то весело щебечущих девчат.
– Очкованно как-то.
– Не ссы Маруся, я Дубровский! Говорить буду я. Ты только тупо стой и лыбу дави на весь хавальник. Бабы качков любят.
– А Шмель тогда тоже с тобой был?
– Нет, твоего карифана с нами не было.
– А кто был?
– Коста, Жебу и я.
– Что за ребята?
– Нормальные пацаны. Коста борьбой занимается, чемпион города по юношам, между прочим. Жебу, как и ты, КМС, только по плаванию. Ты их, точняк, не знаешь, они оба из нашего 10-го Б.
– Ну и кто из вас тогда победил?
– В смысле? – не понял Тим вопроса Вовы.
– Ну за кого девки больше голосовали? Ты же говоришь, что много «бикс» опросили.
– Шесть штук, те, кто пошел на разговор, – признался Тим. – Представляешь, у нас случилась боевая ничья – 2:2:2. Причем, заметь, Косту выбирали те, кто постарше, и выбирали не за то, что он похож на Дон Жуана, а за то, что из него может якобы получится верный муж. Лицо у него такое, вызывающее доверие, понимаешь? А на Жебу западали ровесницы и называли писанным красавчиком.
– Ну а тебя?
– А что меня? Я почему-то приглянулся только малолеткам.
– И за что?
– Говорили, что я вроде какой-то интересный.
– М-м, похоже, они были правы, – задумчиво произнес Вова.
– Кончай мозги пудрить, скажи прямо, мы играем или вечер пропал?
Тима начала раздражать нерешительность стеснительного товарища и он стал догадываться, что Вован просто заговаривает зубы, чтобы не обидеть сразу резким отказом.
– Подожди, не гони лошадей, нужно собраться с духом… Вон там скамейка освободилась, пойдем присядем, обмозгуем, – словно подтверждая предположения Тима предложил Володя.
Но облюбованную скамейку им занять не пришлось. Рядом с ней, на желтой выгоревшей траве, присев на корточки, по-хозяйски расположилась ватага хиповатого вида парней с длинными волосами, в широких клешах и завязанных на пупе морским узлом разноцветных рубахах. Не то, чтобы приятели испугались, с таким компаньоном, как Вован, сам черт не страшен. Хипари пили прямо из горла "Жигулевское", дико ржали и курили, передавая друг другу папироски "Беломор канал", начиненные "планом" – анашей. А Тим с Вовой не переносили табачного дыма. Некоторые пацаны из футбольного клуба «Согда» баловались табачком, и Тим знал, как это сказывается на дыхалке. Через месяц Тиму предстояло выступать на юношеском чемпионате Союза, и он заботился о свой форме.
Когда товарищи устроились на пустой скамейке вдали от спасительных фонтанов, рядом с самозабвенно целующейся парочкой, Тим окончательно понял, что вечер действительно пропал. Белла усиленно готовилась к выпускным экзаменам, к последнему, кстати, – она, как и «Телега» шла на золотую медаль, и парень не хотел ей мешать.
– А какой у вас завтра экзамен? – как-то уж слишком вежливо (видимо, чувствовал за собой вину) прервал тягостное молчание Вова.
– Не, знаю, химия, кажись.
– Как! Это же последний экзамен, как ты не помнишь? Ты че, не готовился, как будешь сдавать?
– Сдам как-нибудь, сам же говоришь – последний экзамен. Не завалят же меня на нем. Я вообще, мог не ходить на выпускные, на меня из горкома освобождение пришло. Ребята сейчас на сборах, к чемпионату Союза готовятся, а я решил остаться. Но не люблю я эту химию.
– Ты, наверное, из этих, из лириков.
– Ну точно не физик.
– А у нас завтра как раз физика. Это мой любимый предмет, и я уже все билеты вызубрил. Мне нужна «пятерка» на экзамене. Тогда я получу золотую медаль!
– И ты туда же! И на фига она тебе? Я вот тоже до восьмого класса на медаль шел, а потом неинтересно стало, зачем пуп рвать!
– Мне медаль во как нужна! – Володя сделал характерный жест, поднеся большой палец к своему кадыку. – Я в Москву поеду, в Плехановку буду поступать.
– Ого, вона куда хватил! А если не поступишь, там, наверное, конкурс будь здоров?
– Должен поступить, медалисты отдельно идут.
– Ну удачи тогда!
– Спасибо. Ну а ты чем думаешь после школы заняться? Мячик будешь по полю гонять?
– Не-а, – сплюнул Тим небрежно сквозь зубы в направлении не прекращавшей целоваться парочке. – У меня другие планы, мы поедем с Костой на Украину, а может, махнем на БАМ.
– Куда, на БАМ? Байкал-Амурскую магистраль? – изумленно воскликнул Вова.
– Да, ее родимую будем строить. Завербуемся по комсомольской путевке.
– Но вас же уже осенью в армию забреют.
– Вот и хорошо. Армейскую школу нужно обязательно пройти. Каждый уважающий себя мужчина должен уметь держать оружие в руках и защитить свою любимую женщину, – страшно перевирая, повторил Тим слова из недавно прочитанного романа Хемингуэя «Прощай, оружие!».
– А после армии опять на БАМ поедешь или все-таки в институт попробуешь поступить?
– Там видно будет, может, и в институт.
– А нельзя сразу после школы в институт? Зачем зря время терять.
– Нельзя. Сначала нужно познать жизнь во всем ее многообразии, – на этот раз Тим ответил своей заранее подготовленной фразой.
– М-да, – думая о чем-то своем, неожиданно согласился Вова, – возможно, ты и прав, брат. Если не поступлю в Плехановку сразу после школы, пойду в армию, в спортроту. И снова буду поступать, с золотой медалью да с сержантскими погонами – пусть только попробуют не принять!
2
Южный город не желал спать и продолжал жить своей ночной жизнью, как растревоженный муравейник. Несмотря на поздний час, народ не хотел возвращаться в раскаленные квартиры. Дневной зной как будто забыл, что ему по законам природы нужно переходить в ночную прохладу.
Зато Вован ничего не забыл, он тоже жил строго по закону – он соблюдал режим.
– Поздно уже, давай по хатам. Завтра экзамен, нужно хорошенько выспаться.
– По хатам, так по хатам. Я тебя провожу, Вова.
– Тебе же в другую сторону, а автобусы в это время уже не ходят.
– А зачем мне автобус, я домой за 15 минут добегу.
И Тим не врал. За 15 минут он добегал не только до магазина "Радуга", возле которого в угловом доме жил Володя, но и дальше, через искусственный перелесок, до искусственного озера, созданного искусными озеленителями практически в голой пустыне. Он бегал туда по утрам минувшей зимой.
Какое это наслажденье, ломая хрупкий тонкий лед, окунуть после быстрого бега разгоряченное тело в ледяную воду!
Чем дальше ребята отступали от центра города и ближе подступали к его окраине, тем глубже погружались в ночную мглу. Лишь редкие фонари и желтый свет луны озаряли им путь. Неожиданно из проема одного из переулков брызнули огни лампочек, послышались веселые крики, музыка. Люди вынесли столы во двор и, установив подле них самодельные лавки, прямо на улице, под деревьями, отмечали какое-то торжество.
– Ах, эта свадьба, свадьба пела и плясала, – оглашал всю округу усиленный динамиками голос Муслима Магомаева.
Да, это была свадьба! Из-за большого Т-образного стола высветились белоснежная фата невесты и черный галстук жениха.
Ребята на минутку приостановились, чтобы издали понаблюдать за праздничным зрелищем, в котором рано или поздно каждому из них предстояло выступить в роли главных героев.
По ночному огненному воздуху пробежала первая робкая прохладная струйка. Ноздри с жадностью впустили ее в себя.
– Что, мальчики, на свадьбу опоздали? – вдруг откуда-то сверху послышался бархатный женский голос.
Тим с Володей, как по команде, вздернули подбородки к крыше пятиэтажки, возле подъезда которой стояли. На балконе третьего этажа мигал огонек сигареты.
– А то поднимайтесь ко мне, чаем угощу, – последовало приглашение.
Таинственная незнакомка, стряхнув пепел с сигареты, поманила оробевших пацанчиков к себе. Тиму почудилось, нет, не почудилось, он ясно видел, несмотря на дальность расстояния и ночную темень, он отчетливо увидел, разглядел красный длинный ноготь на ее изящном указательном пальце, которым девушка завлекала ребят в какие-то неведомые сладостные выси.
Тим с Вовой молча переглянулись. Володя мелко-мелко затрясся, замахал руками и со словами "Экзамен, экзамен, завтра экзамен!" в мгновение ока растаял в ночи.
А Тим, набрав в грудь воздуха и резко выдохнув, решительно шагнул во тьму подъезда…
Хозяйка квартиры уже ждала у раскрытой двери:
– Что застыл, как пень, заходи, коли пришел.
Паренек быстро нырнул вглубь лона комнаты и сразу же плюхнулся в покрытое коричневым пледом кресло, стоящее у низкого журнального столика. Тим унимал охватившую его дрожь, незаметно осматривая убранство квартиры, тускло освещенной лампой из под синего абажура.
На столике стояла бутылка початой "Мадеры", рядом валялась раскрытая пачка тонких черных сигарет неизвестной Тиму марки, из хрустальной вазы свисали набухшие гроздья красного винограда. На левой стене в полусвете лампы вырисовывался плакат с изображением обнаженного мускулистого торса индейца, похожего на югославского актера Гойко Митича. На противоположной стене висело большое зеркало, под ним находились вместительная тумбочка и мягкий пуфик, который обнимала небрежно брошенная ночная сорочка. Тумбочка была вся обставлена какими-то флакончиками, склянками, пудреницами, кремами, мазями и прочей женской парфюмерией. В углу комнаты, возле настежь раскрытой балконной двери, из полумрака выступала широкая тахта, укрытая сине-звездной измятой простыней.
И над всем этим витал какой-то особый запах, запах, наполненный ароматами знойной южной ночи, тонких духов, дамских сигарет, винных паров, свежего белья…
Тим жадно вдыхал этот незнакомый для себя запах. Для него всё было внове. В комнате у Беллы такого запаха не было. Это был Запах Взрослой Женщины, дразнящий, манящий, зовущий, влекущий в какие-то неиспытанные ощущения, в какое-то сладостное, пьянящее и неведомое ранее ему Царство Любви. С Беллой были лишь детские шалости. А здесь…
То, что случилось дальше, происходило словно во сне. У Тима словно «крыша съехала», ему удалось зафиксировать лишь неясные контуры, смутные очертания, отдельные детали, обрывки фраз, фрагменты впечатлений… Иногда время замедлялось, как будто останавливалось, и одно короткое действие длилось вечно… А порой секунды и минуты мчались с такой космической скоростью, что сознание не успевало их зафиксировать…
