Раф Гази
Кругом одни татары. Книга первая
В другой раз страсти разгорелись вокруг названия первого национального турецкого банка. Мустафе Кемалю нравился вариант – «Denizbank» («Денизбанк»). Садри Максуди говорил, что это не соответствует правилам тюркской грамматики. Правильно будет – «Deniz Bankası» («Дениз банкасы»).
Профессора Анкарского и Стамбульского университета подняли на смех, объявили едва ли не безграмотным неучем. Началась травля в прессе. Садри Максуди нечто подобное уже переживал на своей Родине в Казани во время создания независимого штата Идел-Урал, главой которого его избрали.
К чести Ататюрка, он быстро пресек эти гонения, защитив своего бывшего советника от необоснованных нападок.
30-е годы прошлого столетия ознаменованы активной политической деятельностью Садри Максуди. Четыре года он был депутатом Турецкого парламента, активно занимался международной деятельностью. Великобритания, Глазго, Чехословакия, ассамблея в Лондоне и Бреслау – вот лишь некоторые маршруты его заграничных поездок.
Садри Макусуди Асрал пережил трех президентов Турции. В последние годы своей жизни он уходит из большой политики и садится за главный труд всей жизни. В 1955 году, наконец, выходит объемная философская книга под названием «Milliyet duygusunun sosyolojik esasları» («Социологические основы национального самосознания»). Автор делится в ней своими сокровенными мыслями о природе нации.
После его смерти эта популярная в тюркском мире книга издается еще дважды – в 1957 и в 1974 годах.
Цитаты в тему
Язык, на котором говорят Мусульмане Тюрко-Татары Внутренней России и Сибири, признается равноправным с русским и другими языками в школе, суде, управлении и общественной жизни.
… При наличии определенного количества детей Тюрко-Татар, учащихся в средних школах других народов, они будут в обязательном порядке обучаться языку тюрки.
Из конституции Канун Асаси
В России живет около 30 млн. мусульман, в основном они живут в Туркестане или на Кавказе, около десятка находятся в России и в Сибири. Они, после большевистской революции, образовали республику, возглавляемую господином С.Максудовым; этот опытный глава государства в данный момент находится в Париже.
Было бы несправедливым описывать этого мусульманина, говоря о подкладках его тюрбана, складках белой шерсти. Его фрак безукоризненного покроя, а усы, побритые на американский манер, позволяют увидеть, что он не отрицает даже самых западных привычек. Он весьма разносторонен (его культура разносторонняя) и он чаще цитирует Тэйна. Мольера или Вольтера, чем Коран. Наша цивилизация, как и наш язык – ему знакома.
Джордж Гомбольт
Если родной язык не будет изучаться в начальной школе, если язык нации не будет преподаваться детям этой нации даже в самых маленьких школах, без сомнения, эта нация постепенно исчезнет… Однако только эти школы не обеспечат существование нашей нации, если в средних и высших учебных заведениях наш язык будет изучаться – мы сохранимся, если не будет – постепенно исчезнем…
С точки зрения богатства смысловых корней, тюркский язык – один из самых богатейших языков мира. В этом плане ни один из европейских языков даже не может сравниваться с тюркским языком.
На сегодня в немецком языке, который в результате сознательной и целенаправленной работы специалистов стал одним из богатейших языков мира, в общей сложности существует около 900 корней слов. Все остальные слова являются производными от этих корней.
Между тем в тюркском языке вкупе с корнями уже забытых и устаревших слов набирается около 8000 самостоятельных лексических единиц. Если эти языковые сокровища будут сознательно обработаны, как это было сделано другими нациями, тюркский язык будет одним из самых богатейших языков мира…
Отсутствие в древнетюркском языке слова для обозначения многоженства свидетельствует, что у тюрков в период формирования языка не существовало такого обычая. В тюркском языке нет даже слов для выражения таких понятий, как «проститутка» и «незаконнорожденный». Слова, обозначающие эти понятия, взяты тюрками из персидского языка. Все это говорит в пользу того, что институт семьи у древних тюрков был прочным, а женщины – очень целомудренными и честными....
Та земля, которая сейчас называется Монголией, была в те времена страной тюрков. Господствующим народом Монголии были именно тюрки. Монголы занимали ли шь небольшую территорию на востоке этого края между реками Онон и Керулен. Они были немногочисленны.
Садри Максуди
Nota Bene – На заметку
Садри Максуди умер в 1957 году. Был женат на Камиле Рамеевой, дочери золотопромышленника Шакира Рамеева, её дядя татарский поэт Закир Дэрдменд. Одна из его дочерей – Адиля Айда, была первой женщиной-дипломатом Турции, впоследствии стала сенатором, автор книги о своём отце и монографии об этрусках. Внучка Садри Максуди, Гёнюль Пултар, живёт в Турции, доктор филологии, возглавляет Всемирную лигу татар. Её сестра Гюльнур Учок занята в экономической сфере. Ещё один внук, Али Вахит Турхан, профессор политологии, заведующий кафедрой Муниципального управления Университета Мармара, в Стамбуле.
Память
В Казани 7 декабря 2016 года в сквере Стамбул открыт памятник С.Максуди. В Турции в махалле Бозкурт Стамбула есть улица Садри Максуди Асрал.
Из Википедии
Глава 4. Куприн
Кулунчак – это жеребец
Когда читаешь некоторые произведения Александра Куприна, создается стойкое ощущение, что их писал чистокровный татарин. Настолько знаменитый русский писатель проникает в самую суть ментальности татарского народа! Гордого и независимого, но в тоже время угнетенного и подавленного.
Куприн не просто воссоздает быт и традиции татар конца 19-го начала 20 века, описывает их жилища и одежду, иногда используя при этом татарские слова… Но он старается показать и свой «татарский характер», свою «татарскую сущность», свою причастность к прошлому, настоящему и будущему татарского народа. Этим он объясняет и свою необыкновенную любовь к лошадям, которым посвятил немало вдохновенных строк. Никогда и нигде, ни при каких обстоятельствах, ни письменно, ни устно он не отзывался о татарском народе плохо. А всегда – только уважительно и комплиментарно, показывая его историческое величие и благородство.
Современники Александра Куприна вспоминают, что писатель часто надевал восточный халат-чапан и татарскую тюбетейку. Причем, в таком виде он не только встречал дома гостей, но и устраивал гулянки в дорогих питерских и московских ресторанах. Однако больше любил Крым – Бахчисарай, где почти в нетронутом виде на территории европейской части Российской империи сохранялся в то время тюркско-татарский уклад жизни.
Чисто «татарский характер» Куприна (кстати, «купер» – по-татарски «мост») иллюстрирует следующий случай.
Практически все литераторы, за исключением, может быть, придворных при императорском доме, испытывали гнет царской цензуры. Выдающийся татарский писатель Гаяз Исхаки, современник Александра Куприна, крайне болезненно реагировал, когда цензор вымарывал целые страницы из его сочинений. Однажды он не выдержал и, проявляя свой «неукротимый татарский характер», собрался ехать в Петербург. Зачем? Писать челобитную? Нет и нет. Ни мало, ни много, он собирался убить цензора Смирнова, «дабы недешево продать свою жизнь, а человечество избавить от мучителя».
Абсолютно также, проявив «неудержимый татарский характер», собирался поступить в схожей ситуации, и Александр Куприн, заряжая свой пистолет. Друзья насилу удержали его от этого безумного шага.
Сам Александр Куприн считал себя потомком Касимовских ханов Золотой Орды и грозного завоевателя Тамерлана – Аксак Тимура. Если бы он знал о своем еще более древнем потомке – первом «тюркском императоре Маокире», то наверняка повторял бы за ним его молитву:
«Я простой бедный татарин, возвышенный на этот трон под одобрение изменчивой массы. Моя единственная молитва: пока Небо хранит меня, дай мне делать все самое наилучшее для моего народа».
Татарская тема, словно магнит, притягивала к себе Куприна. Он часто обращался к ней в своем творчестве. В художественных мемуарах «Юнкера», к примеру, писатель затрагивает ее более 10 раз. А главным героем колоритной повести «Меджид» выступает ялтинский проводник татарин, который устраивал для отдыхающих в Крыму россиян прогулки на лошадях.
Такой пристальный интерес Александра Куприна к татарам далеко не случаен.
В конце 18 века старинный род Кулунчаковых был включен в родословные книги дворянства Пензенской губернии. Именно от этого именитого рода золотоордынских мурз и ведет начало знаменитый русский писатель.
Археология слова
Куприн гордо писал о себе:
«У меня эта любовь к лошадям в крови, от татарских предков, мать была урождённая княжна Куланчакова. А по-татарски «куланчак» означает жеребец. Я с детства на лошадях по степи гонял. Свое трепетное отношение к лошадям писатель отразил в таких произведениях, как «Изумруд», «Пегие лошади», «Рыжие, гнедые, серые, вороные…», «Париж домашний».
Александр Куприн родился в 1870 году в захолустном городке Наровчат, ныне это небольшое село в Пензенской области. Трудно поверить, но в начале 14-го века этот улусный центр Золотой Орды Наровчат являлся даже ее столицей. Так же, как ранее столицей Золотой Орды был Болгар на Каме.
Наровчат был заселен в основном татарами и мордвой, самый известный правитель улуса – бек Тагай. Отсюда вышли многие известные дворянские фамилии, в том числе и род князей Кулунчаковых. По сведениям 3-го тома издания “Дворянские роды Российской империи” (авторы В.В. Первушкин и С.В. Думин), первым известным пращуром Куприна являлся мурза Бехан, владевшей во время процветания Золой Орды городом Сараклыч (ныне Саров, бывший Арзамас-16). И дальними родственниками знаменитого писателя нужно считать такие семейные династия, как Тенишевы, Кугушевы, Еникеевы, Акчуриных, Ишеевы – потомков золотоордынских мурз.
Описывая свой родной Наровчатовский уезд, Александр Куприн отмечал: «Что же касается до помещиков, то почти все они состояли из татарских князей».
Да, во времена Золотой Орды представители этих родов были татарскими мурзами, а в Российской империи после крещения стали русскими помещиками. Почему именитые татары так легко меняли ислам на православие? Ведь их в отличие от простых крестьян палкой в новую веру не загоняли. Из корысти. Царское правительство представляло крещенным «инородцам» неслыханные привилегии. Пожалуй, одним из главных было то, что только крещенные помещики имели право обзаводиться крепостными. А зажиточные и влиятельные мурзы привыкли к роскоши и не могли обходиться без многочисленной челяди и бесплатной рабочей силы.
Но крещеные богатые татары еще долго помнили о своих татарских истоках и старались заключать между собой династические браки. Благо в России русских дворян татарского происхождения хватало – вспомним хотя бы генералов Суворова и Кутузова, Ермолова и Бибикова, воспетого Пушкиным гусара-героя войны 1812 года Дениса Давыдова, писателей и поэтов Державина, Аксакова, Тургенева, Достоевского…
Предки Куприна тоже придерживались этого правила. Князья Кулунчаковы дважды заключали династические браки с женщинами из золотоордынского рода князей Кугушевых.
Есть еще одна интересная деталь, связанная с древними татарским родами. Ее откопал историк Наиль Мусин.
Выясняется, что писателем Александр Куприн тоже стал неслучайно, литературный дар был заложен в его генах. Литераторами были и некоторые его близкие и дальние сородичи. Начнем с того, что его мать Любовь Кулунчакова баловалась сочинением вирш. Род Кугушевых, с кем породнились Кулунчаковы (прабабушка Куприна – Дарья Кугушева), имел прямое отношение к русской словесности.
Не фейк, а факт
«Кугушевы, – пишет историк Наиль Мусин, – дали трёх довольно известных в своё время русских писателей: “князь Н.М. Кугушев (1777 – 1825) – поэт, драматург и прозаик… видный представитель позднего сентиментализма, последователь Н.М. Карамзина; князь Г.В. Кугушев (1824 – 1871) – прозаик, поэт, драматург, композитор… член-учредитель Собрания русских драматических писателей; князь Ф. В. Кугушев – писатель-юморист, переводчик”.
Кадеты и юнкера
В автобиографической повести «Юнкера» Александр Куприн вспоминает свои детские и юношеские годы. Написал и издал он ее в начале 1930-х годов, находясь уже в эмиграции во Франции в Париже, где влачил почти нищенское существование и страдал безысходной ностальгией по России.
Хотя матушка-Россия тоже не баловала писателя своим вниманием и заботой. Напротив, иногда сильно поколачивала. Из-за своей нестандартной внешности («с резко выраженными татарскими чертами») и вызывающего поведения («бешеная кровь татарских князей») Куприн всегда имел много проблем. О них и о годах, проведенных в кадетском корпусе и Александровском юнкерском училище, он и поведал «городу и миру».
Еще совсем юный кадет Куприн с первых дней учебы почувствовал к себе неприязненное отношение не только со стороны преподавателей, но и товарищей:
«Этот Яблукинский, по кадетскому прозвищу Шнапс, а чаще Пробка, всегда относился к нему с подчеркнутым недоверием. Бог знает почему? потому ли, что ему просто было антипатично лицо Александрова (под этой фамилией скрывается сам Куприн – прим. автора ), с резко выраженными татарскими чертами, или потому, что мальчишка, обладая непоседливым характером и пылкой изобретательностью, всегда был во главе разных предприятий, нарушающих тишину и порядок? Словом, весь старший возраст знал, что Пробка к Александрову придирается..»
А вот еще один, более серьезный конфликт с преподавателями кадетского корпуса, где главный герой повести уже с детства показывал свои острые зубки. В нем отчетливо и ясно проявляется процесс формирования неукротимого «татарского характера» Куприна, и мы позволим себе довольно пространный отрывок.
«Пробежав спальню и узкий шинельный коридорчик, Александров с разбега ворвался в дежурную комнату; она же была и учительской. Там сидели двое: дежурный поручик Михин, он же отделенный начальник Александрова, и пришедший на вечернюю репетицию для учеников, слабых по тригонометрии и по приложению алгебры, штатский учитель Отте, маленький, веселый человек, с корпусом Геркулеса и с жалкими ножками карлика.
– Что это такое? Что за безобразие? – закричал Михин. – Сейчас же вернитесь в карцер!
– Я не пойду, – сказал Александров неслышным ему самому голосом, и его нижняя губа затряслась. Он и сам в эту секунду не подозревал, что в его жилах закипает бешеная кровь татарских князей, неудержимых и неукротимых его предков с материнской стороны.
– В карцер! Немедленно в карцер! – взвизгнул Михин. – Сссию секунду!
– Не пойду и все тут.
– Какое же вы имеете право не повиноваться своему прямому начальнику?
Горячая волна хлынула Александрову в голову, и все в его глазах приятно порозовело. Он уперся твердым взором в круглые белые глаза Михина и сказал звонко:
– Такое право, что я больше не хочу учиться во втором московском корпусе, где со мною поступили так несправедливо. С этой минуты я больше не кадет, а свободный человек. Отпустите меня сейчас же домой, и я больше сюда не вернусь! ни за какие коврижки. У вас нет теперь никаких прав надо мною. И все тут!»
В Александровском юнкерском училище, куда юного Сашу пристроили после Московского кадетского корпуса, были и другие татары. Правда, кавказские. И даже среди ротных командиров. Писатель с откровенной симпатией описывает своего «ротного» по имени Павел Артабалевский, которому юнкера прицепили многозначительное прозвище «Берди-Паша».
Вот его портрет в исполнение автора: «узкоглазый, низко стриженный татарин; его скуластое, плотное лицо, его широкая спина и грудь кажутся вылитыми из какого-то упругого огнеупорного материала». И еще: «прирожденный кавалерист, неукротимый и бесстрашный татарин, потомок абреков, отсекавших одним ударом шашки человеческие головы».
Воспитанники училища побаивались грозного «абрека», устраивали ему всякие пакости, но уважали.
Как пишет Куприн:
«Берди-Пашу юнкера нельзя сказать чтобы любили, но они ценили его за примитивную татарскую справедливость, за голос, за представительность и в особенности за неподражаемую красоту и лихость, с которыми он гарцевал перед батальоном на своей собственной чистокровной белой арабской кобыле Кабардинке, которую сам Паша, со свойственной ему упрямостью, называл Кабардиновкой».
Любопытна сцена, в которой главный герой повести объясняется в любви своей девушке Зине. И здесь тоже проявляется «татарский подход». Александров-Куприн не просто объясняется в любви, он сразу, как лихой наездник, берет с места в карьер, предлагая своей даме руку и сердце. Но просит повременить со вступлением в брак… годика три.
Александров без всяких околичностей заявляет, что происходит из рода татарских князей, а у татар есть такой обычай: при сватовстве невесты татары выплачивают ее отцу калым – выкуп. На данный же момент у жениха нет никаких денежных средств, говорит он своей возлюбленной, у него нет даже собственного жилища, куда бы он мог привезти свою жену. А по восточным обычаям, у настоящего татарина, прежде чем он обзаведется семьей, должны уже быть «свой дом, своя корова, своя лошадь, свои бараны и своя птица и, кроме того, почет в артели, если он на отхожих промыслах». Вот когда у него всё это будет, он и придет к глубокочтимому папеньке Зиночки, чтобы просить ее руки.
А «до того времени, пока я не совью свою собственную лачугу, вы абсолютно свободный человек, – заключает главный герой. -. Делайте и поступайте всячески, как хотите. Ни на паутинку не связываю я вашей свободы».
Куприн приводит интересные факты. Оказывается, обычай выкупать невесту в 19-м веке существовал и у русских крестьян некоторых российских губерний: Симбирской, Калужской и отчасти Рязанской.
Предсказание мамы Александрова, в жизни княгини Любовь Алексеевны, урожденной Кулунчаковой, которая сама была отменной наездницей и тоже обладала горячей, порывистой натурой, полностью сбылось. Саша рано остался без отца, и с матерью, несмотря на беспрестанные, жестокие, «азиатские» споры, его связывали очень нежные любовные отношения. Как утверждает сам Куприн, между ними существовала телепатическая связь – они понимали друг друга даже на расстоянии.
В повести «Юнкера» мать напутствовала своего сына: «научись ты, ради Бога, обуздывать свой неуемный татарский нрав. Много ты несчастий через него в жизни перетерпишь. Кровь у тебя уж чересчур вспыльчивая».
Но обуздать «неуемный татарский нрав» оказалось не так-то просто. Этого не могла сделать даже «Лизонька» – Елизавета Маврикиевна, законная супруга Александра Ивановича Куприна.
Ял ит – отдохни
Александр Куприн подолгу жил в Крыму и хорошо изучил быт, нравы и занятия коренного населения полуострова.
В письме киевскому товарищу Кисилёву Куприн писал:
«Горы, море, кипарисы, розы, тополя, татары – красоты неописанные и в таком количестве, что охлебаешься… Я живу, работаю, обжираюсь, знакомых миллион».
Он очень хотел остаться здесь навсегда, даже купил участок земли в Балаклаве. Но после того, как Куприн стал свидетеле расправы над моряками восставшего крейсера «Очаков» и написал об этом статью в газету, его выселили «из пределов Севастопольского градоначальства».
Писатель с головой погружается в атмосферу этого чудного края и откровенно любуется им, с трепетом и нежностью описывая его жителей: убеленных сединой аксакалов, грациозных татарских прелестниц, удалых молодых джигитов и их быстроногих лошадей.
«Татарская девушка мыла белье, – рисует с натуры портрет крымской красавицы литературный художник в своем этническом полотне «Меджид», – она с бессознательной грацией переступала…босыми маленькими ступнями, и в такт с движениями ее гибкого тонкого тела покачивались у нее на спине две жесткие черные косы, падавшие вниз из под круглой бархатной шапочки, расшитой золотыми блестками».
А вот сборный «анатомический» портрет истинного крымского джигита:
«Это была настоящая выставка мужской красоты и молодости: прекрасные фигуры, матовая смуглость кожи, безукоризненно правильные очертания бровей, носов и губ, холеные черные усы и вьющиеся из-под сбитых набок шапок черные иссиня волосы, чудесные зубы, миндалевидные, темные, горячие южные глаза и гордые прямые шеи. Южные берег Крыма выслал сюда самые лучшие племенные образцы человеческой породы».
Между прочим, эти молодые красавцы проводники были хорошо образованы и помимо родного тюркско-татарского неплохо владели и русским языком. Автор отмечает, что один из персонажей повести, похититель дамских сердец Мемет, «прочитал целиком, от начала до конца – и это была истинная правда – «Героя нашего времени».
А это описание почтенного крымского старца:
«Рядом с ним сидел старый татарин в чалме с кофейного цвета лицом, высоким выпуклым лбом и седой бородою. Меджид быстро заговорил с ним по-татарски».
Ни одна мелочь, ни одна деталь не ускользает от внимательного взгляда художника. Пользуясь его картинками, можно совершать этнографические поездки, не выходя из дома. Причем, путешествуя в далеком прошлом.
«Более пожилые и бедные из них были одеты в традиционный татарский костюм, состоящий из широкой рубашки – белой, с чуть желтоватым оттенком, заправленной в широкие шаровары, перетянутые гораздо выше талии серебряным ремнем. У молодых же в этому году господствовала новая мода – … синяя тесная, короткая куртка из диагонального сукна, такие же рейтузы в обтяжку и тонкие лакированные сапоги… Но независимо от лет и богатства, каждый проводник носил на голове круглую, невысокую барашковую шапочку».
И, наконец, приведем некоторые тюркско-татарские слова, которые использовал автор в своем произведении: селям – привет, кунак – гость, джигит – парень, кизил – кустарник с красными ягодами, татарские имена – Меджид, Мемет.
Археология слова
Есть версии о тюркско-татарском происхождении слово «Ялта». Существуют несколько вариантов перевода.
«Ялтырау» – по тюркско-татарски – «блеск, сверкание». Пример, «еракта кала ялтырый» – «вдали блестит, переливается город». И Ялта означает «блестящий город».
Другой вариант. Название города Ялта связано с древнетюркскими словами «ял» – отдых и «тау» – гора. Дословный перевод – «отдыхающая гора», «спящая гора».
Более убедительным выглядит третий вариант. Название Ялта происходит от словосочетания тюркско-татарских слов «ял» – отдых и «ит» – делай. «Ял ит» значит «отдохни». Первоначально в произношение города «Ялта» использовалась форма «Ялита» – «Ял ит».
«Татарский характер»
Где только не побывал Александр Куприн, какие только профессии не испробовал!
Подпоручик в пехотном полку, актер, борец в цирке, псаломщик, газетчик, портовый грузчик, рабочий на заводе…
Такой богатый жизненный опыт служил отличным материалом для написания литературных произведений. А Куприн писал лишь о том, что досконально знал и испытал на собственной шкуре.
Александр Куприн был, как бы сейчас сказали, «рисковым парнем» или «экстремалом». Он смело брался за любое новое начинание, каким бы опасным оно не выглядело. Если кто-либо допускал неподобающее отношение к ребенку, женщине, старику, лошади, то он тут же кидался на их защиту, не задумываясь о последствиях. И, обладая недюжинной физической силой, крушил всё подряд, как слон в посудной лавке. Или готов был, как позже это сделал Александр Матросов ( тоже, между прочим, из крещенных татар), грудью броситься на вражеский пулеметный дзот.
Не фейк, а факт
Александр Куприн стал героем шуточного стихотворения, в котором он представлен властителем трех стихий – воздуха, воды и земли. Куприн первым из литераторов поднялся в небо на воздушном шаре в паре с легендарным в те годы авиатором Сергеем Уточкиным. В 1909 году в тяжелом водолазном костюме погрузился на дно Черного моря вблизи Одессы. А на земле писатель уже давно был знаменит.
Окружающие удивлялись такой беспримерной отваге. А Куприн объяснял это бесстрашие своим «неукротимым татарским характером», доставшимся ему от воинственных пращуров. И в этой оценке есть большая доля истины. Другой известный русский писатель Иван Бунин, описывая образ своего друга, замечал, как «…он в минуты гнева, по-звериному щурил глаза, и без того небольшие… Сколько в нём было этого звериного… И сколько татарского… Садился (он) так широко и важно, как пристало бы настоящему хану”.
Бунин очень точно всё подметил, «Али-хан» – один из псевдонимов Куприна.
Но супруга писателя Елизавета Маврикиевна Гейнрих (настоящее имя отца – не Маврикий, а Мориц) эти приступы внезапного гнева и ярости оценивала по-своему. Об этом поведала ее современница Лидия Арсеньева, которая была свидетельницей характерной семейной сцены:
«Как-то раз при мне жена Куприна сухо сказала: «Этот татарский характер – просто предлог. Надо уметь сдерживаться». Куприн не ответил сразу, а серьезно подумал и сказал: «Нет, это не предлог. Мне приходится сделать во много раз большее усилие, чем многим другим, включая и мою жену, чтобы сдержаться».
Татары, как известно, были прирожденными воинами. В любую минуту они были готовы отразить неожиданную атаку противника. Тут могла спасти лишь отменная реакция. Ситуация постоянной угрозы выработала особый «бойцовский гормон». В минуты опасности быстро вспыхивающий звериный инстинкт был бесценен, но в мирное время он приносил его обладателю немало хлопот.
Куприн понимал это и безмерно страдал. Но против природы, как говорится, не попрешь.
Об этой особенности своего сына, обладая таким же вспыльчивым характером, знала и его мать – княгиня Любовь Алексеевна, урожденная Кулунчакова. Словами одного из литературных персонажей Куприна она урезонивала еще совсем юного Сашу: «научись ты, ради Бога, обуздывать свой неуемный татарский нрав. Много ты несчастий через него в жизни перетерпишь».
Хвала Всевышнему, Александр Куприн вполне мирно окончил свой тернистый жизненный путь и умер естественной смертью. Правда, после тяжелой болезни.
Поскитавшись 17 лет по заграницам, автор литературных шедевров «Поединок», «Гранатовый браслет», «Олеся», «Яма», вернулся вместе со своей женой Лизой Гейнрих в Россию. Здесь он написал свое последнее сочинение – «Москва родная».
Александр Куприн скончался 25 августа 1938 года. Похоронен на Волковском кладбище в Ленинграде, рядом с могилой Ивана Тургенева.
Nota bene – На заметку
«Отец очень гордился своим татарским происхождением по материнской линии, – вспоминает дочь писателя Ксения Куприна. – Он считал, что основоположником их рода был татарский князь Кулунчак, пришедший на Русь в XV веке в числе приверженцев казанского царевича Касима – брата казанского царевича Махмутека. Касим получил в 1452 году от Василия Темного в удел город Мещерский, переименованный в Касимов и ставший столицей подчиненного Москве Касимовского татарского царства.
