Радомира Берсень
Гуру толерантности
– Охренантность. – Буркнул Нормуд, ежась от прикосновений. – Разве ты не видишь, что нас к чему-то готовят?
– Видимо, к какому-то празднеству в нашу честь. – Веско уронил Майкис, зычно рыгнул и решительно отодвинул от себя поднесенное блюдо. – Мы – цивилизованные люди. Усвой это уже, наконец. Мы ведем переговоры и уважаем всех. Мы принимаем любого. Мы признаем право как белого, так и черного. А пока что нам ничто не угрожает.
Нормуд дико обвел поляну взглядом, поминутно вздрагивая и корчась, будто ему не массаж с маслом делали, а били током. Ласковые женщины, тем временем, подняли разомлевших от еды гостей и продолжали обильно их смазывать до самых пят.
– Ах, это, наверное, какое-нибудь растительное масло, натуральное, экологичное! – Воскликнула Кэнда, прикасаясь к своей глянцево блестящей коже кончиками пальцев. Она поднесла их к носу и томно закатила глаза. – Представляю, какая нежная и мягкая теперь у меня будет кожа!
Тем временем, местные жители заметили, что гости больше ничего не едят. Мгновенно исчезли остатки еды и стесанное бревно. В руках у женщин вместо мисочек появились небольшие корзиночки, плотно сплетенные из кожистых листьев. Что-то напевая хором сильными гортанными голосами, они обходили гостей кругом, ритмично швыряя в них горстями какой-то порошок с сильным ароматом, который они зачерпывали в корзинках.
– Видишь, как все хорошо? – С безмятежным лицом спросила Кэнда у Нормуда, уже не замечая своей обнаженности. – Они нас любят. А мы, за это и независимо от их чувств вообще, уважаем их право на самобытность. Они забавные, правда?
Нормуд уже не слышал ее, он прижал кончики пальцев к бешено стучащим вискам. Он был уверен, что они уже никогда не выберутся отсюда живыми. Он крутился на месте, но был бессилен остановить этот странный ритуал. Пряный порошок густо прилипал к его масляному телу, забивался в глаза, уши, нос, отчего Нормуд начал истово чихать, брызгая слюной и пряностью во все стороны. Аборигены, глядя на это, покатывались со смеху. Майкис недовольно фыркал, однако не мог сдержать иронической улыбки, Кэнда весело и заливисто смеялась. Но Нормуду было не до смеха. Он вдруг понял, что обливается по́том, потому что вокруг пылает чуть ли не с десяток костров. Где-то там, за этими гигантскими огнями, глухо и дробно звучали удары каких-то местных инструментов. «Конец», – тоскливо думал он, – «сожрут нас эти гуманоиды, как пить дать. Сожрут, вместо с нашей толерантной идеологией, обглодают нашу гуманность и обсосут все наши права, чтоб им сдохнуть. И ничего мы уже не сделаем». Он громко икнул и присел, надеясь найти хоть палку под ногами. Кэнда же укоризненно заметила:
– Мог бы и поприличнее себя вести. Мы все-таки в гостях.
– Да как же ты не можешь понять! – Внезапно заорал, словно ужаленный, Нормуд. – Они же сейчас сожрут нас с потрохами! Сожрут!
– Стыдно должно быть белому человеку за такие слова, адресованные темнокожим. Мы что же – в каменном веке? Или мы считаем всех темнокожих – дикарями? – Язвительно заговорил Майкис. – Мы есть плоть и кровь правовой системы, мы не должны даже мыслей таких допускать. Мы выше всего, что может оскорбить человека другой расы или с другим цветом кожи. Мы должны быть чисты в своих мыслях и безупречны в поведении. Если бы мы могли разговаривать на языке этих людей, я бы заставил тебя извиниться перед ними. А, поскольку, выражаясь таким возмутительным образом ты оскорбляешь и наше расовое чувство, я требую, чтобы ты извинился перед нами – мной и Кэндой.
Нормуд же сидел на земле, обхватив голову руками и раскачиваясь взад-вперед. Он тяжело, хрипло дышал и мучительно тянул бесконечное «м-м-м» сжатыми до боли губами.
– Вы … вы погибнете с этим своим уважением! С дурацкой вашей толерантностью! – севшим голосом выкрикнул Нормуд. – Господи, мы все умрем, мы все сдохнем тут, зачем я только сел на этот проклятый лайнер, почему я не утонул вчера! Лучше бы я утонул!
– Не причитай, – снисходительно похлопала его по плечу Кэнда, отчего облачко коричневого порошка окутало их обоих. – Все прекрасно, слышишь? Мы гости у этих людей. Мы показали им свою уважение. Пусть мы их и не понимаем, но мы своим поведением демонстрируем свое смирение перед ними, свою готовность отступиться от собственной воли ради уважения к ним. Все закончится хорошо, вот увидишь. Это будут классные каникулы. А вернувшись, мы обязательно дадим в колледже небольшую лекцию, впрочем, нет – обширную лекцию на тему «толерантность как основа взаимоуважения при установлении первичных контактов». Это будет прорыв, фурор, мы сможем всех научить этому великому чувству своим примером, нужно только немножечко потерпеть, ну же! Не раскисай! Давай, скажи «я люблю этих людей, я их уважаю», чего тебе стоит?
