Пётр Васильевич Радин
Гидрофобия, или История одного проклятия
Турция. Анталия. Гостиница Гранада Люкс Белек. Территория центрального бассейна. Обнаженная женщина, весом под триста килограммов, пытается подняться с раздавленного лежака. С одной стороны, довольно смешная картина, но с другой – печальная. А печальная она для человека, который находится в теле этой крупногабаритной дамы. Эта мадемуазель – я. Меня зовут Жаклин Деко. Еще десять минут назад я выглядела совсем иначе.
Мне 21 год. Я модель французского дома моды «Морган». У меня практически идеальные параметры тела. Дело в том, что с самого рождения у меня страшная аллергия на воду. По крайней мере так мне говорила мама в детстве. Но это был лишь миф для маленького ребенка.
Когда я немного подросла, то стала задавать много вопросов. Видя мое недоумение и страдание, мама решила рассказать мне всё. Она поведала, что до моего рождения, будучи замужем за моим отцом, параллельно встречалась еще с одним молодым человеком. Забеременев, мама не знала, кто из них является отцом ребенка. На последнем сроке беременности, на фоне психологического дисбаланса, призналась о своей неверности мужу.
Информация о распущенности моей мамы молниеносно облетела всю родню. Накануне моего рождения от матери отвернулись все родственники, друзья и знакомые со стороны отца. А папина бабушка, моя прабабка, придя к маме в больницу, прошептала ей на ухо, что она будет нести по жизни тяжелое бремя, тем самым прокляла ее.
Мама полностью осознала значение слов моей прабабки, когда впервые начала меня купать. Опустив мое крошечное тельце в детскую ванночку, она не могла поверить своим глазам. Моя кожа как высушенная поролоновая губка стала впитывать воду, раздувая меня в десятикратном размере. Перепугавшись, попыталась вытащить меня из ванночки, но увы… Я громко орала, а мама в панике рыдала и звала на помощь. На истошный непрекращающийся вопль прибежали соседи. Немного успокоившись, вызвали неотложку и спасателей. Пока врачи разводили руками, не веря маминым словам, маленького жирного колобка спасатели вытаскивали из ванночки.
Несколько месяцев ушло на обследования, прежде чем мама окончательно убедилась, что никакая часть моего тела не может контактировать с водой. Купание, умывание и мытье рук в теплой, мыльной водичке были заменены на протирание влажными, холодными салфетками.
Восстановительный период был долгим. Все зависело от степени моего намокания. Тряпку можно намочить, отжать, повесить на веревку и к утру она будут сухая. Моё тело – это не тряпка. После первого купания я пришла в норму примерно через месяц. Это был самый трудный период в жизни мамы. Сотни вопросов роились в ее голове, и ни на один из них она не могла найти ответа. Каждый раз, глядя на меня, она плакала. Окружающие «подливали масло в огонь». После произошедшего к нам приставили патронажную сестру. Она, с пеной у рта кричала:
– В документах написано, что ребенку 2 недели отроду! У вашей дочери избыточный вес, как у перекормленного годовалого ребенка! У нее сильное ожирение. Чем вы ее кормите?
Она довела маму до истерики, хлопнула дверью и ушла.
На прогулке мама боялась встретить знакомых, но, как назло, они попадались на каждом шагу. Заглядывали в коляску, чтобы посмотреть на младенца, охали и ахали, глядя на меня. Многие выражали сочувствие. Некоторые, не скрывая, смеялись. Кто-то давал советы, кто-то винил молодую маму. Но она стойко переносила возмущения и советы знакомых, но, придя домой, падала на диван и рыдала часами. Чтобы избежать лишних разговоров, упреков и унижения, ей приходилось уходить с коляской далеко от дома или реже быть на свежем воздухе.
Был только один человек, который искренне поддерживал маму. Это ее подруга, которая жила с нами на одной лестничной площадке. Жозефина была старше на 5 лет и воспитывала с мужем двоих детей. Ее жизненный опыт и поддержка были очень важны. Она постоянно призывала маму не отчаиваться. По ее совету, мама обошла всех местных врачей, но с подобным недугом никто из них не сталкивался, и они в недоумении разводили руками. Когда на маму накатывало уныние, Жозефина предлагала новые варианты. И мама снова рвалась в бой, хватаясь за любую соломинку.
Колдуны, маги, эзотерики, мистики – все, как один, утверждали, что проклятие сможет снять только тот, кто его наложил и есть определённые условия, при которых оно аннулируется. Вариантов по снятию проклятия было множество. Она, конечно, попробовала почти все способы, которые ей предлагали колдуны, но это не помогало. Мама много раз ходила к моей прабабке, но ее не пускали даже на порог.
Усложняло ситуацию и то, что мама рассчиталась с работы, как только закончились выплаты по уходу за ребенком. А за все визиты к врачам и колдунам необходимо было платить огромные суммы. Поэтому мама бралась за любую подработку, а меня забирала к себе Жозефина. Мне нравились мамина подруга и ее муж, а особенно их дети. Когда я родилась, Андре было 4 года, а Софи – 3. Они мне были как старшие брат и сестра.
Все они оберегали меня, старались держать подальше от воды. За мной нужен был глаз да глаз, так как росла я очень подвижным ребенком. Именно по этой причине меня не отдали в детский сад. На платный у мамы не было денег, а в государственном за мной бы не доглядели.
Шли годы… Мне исполнилось 6 лет. Пришла пора, идти в школу. В нашем классе училось 38 детей. Одна учительница, конечно же, не могла уследить за всеми нами. Я четко помнила ежедневные лекции мамы о том, что Я и ВОДА, – это вещи не совместимые.
Среди сверстников, которые купались в бассейнах, обливались из фонтанов, просто мыли руки перед едой, я была белой вороной, которая шарахалась от воды, как от огня. В душе я безумно завидовала ребятам, шлёпавшим по лужам после проливного дождя. И иногда «срывалась с цепи», как обезумевший пес! Прыгая по лужам с ребятами, я была на седьмом небе от удовольствия! Вроде бы, казалось, такая мелочь, залезть в придорожную лужу и, прыгая на полусогнутых ногах, разбрызгивать воду во все стороны! Чувствовать легкую прохладу и капельки воды на своей коже. Конечно, это пустяк для любого ребенка, но только не для меня… Как только, я оказывалась в луже, поры моей кожи, как промышленные насосы начинали ее осушать. У ребят, прыгающих со мной вместе, при взгляде на меня сходили улыбки с лиц и открывались рты от удивления. Я стояла в осушенной канаве, с ногами, как у слона, и от восторга, не замечая деформации своего тела, пыталась в прыжке оторваться от земли. После таких выходок я неделю сидела дома.
С годами мама научилась выгонять из меня влагу. Она ставила меня в ванну, обертывала в полиэтилен и включала по периметру обогреватели на максимальную мощность. Эффект бани заставлял меня потеть, как лошадь, тем самым сбрасывать вес. Процедура крайне неприятная, повторялась по несколько часов в течение семи дней. Конечно, длительность этой процедуры зависела от количества влаги, которая была внутри меня. Во время этих банных процедур мне не хотелось жить. Представьте, как трудно маленькому ребенку, в котором переизбыток жизненной энергии, лежать практически неподвижно несколько часов на дне пустой ванны. Быть завернутой в целлофан, как гусеница в коконе, а перед глазами только стены с белым кафелем. По завершении сеанса я была похожа на переспелый мокрый помидор. После такой процедуры у меня несколько недель не возникало желание подходить к воде, но потом все забывалось, и меня опять тянуло к ней, как магнитом.
Избегать воды было довольно сложно, живя в Сент-Адресс, в городке на севере Франции, являющимся приморским курортом на побережье Ла-Манша. По мере моего взросления магические свойства воды усиливались, и она неудержимо тянула к себе… При виде прозрачной жидкой субстанции в моей голове происходил сбой, бесконтрольная тяга. Возможно, так действовало проклятие. Мне хотелось хоть пальчиком дотронуться до неё. Иногда я так и делала, получая свою дозу удовольствия, как наркоман. Мой палец разбухал, как от укуса пчел. После прикосновения через несколько минут вода распределялась по всему телу, увеличивая мою массу.
Пока я была в начальных классах, все с пониманием относились к моему недугу. Но, повзрослев, ребята нашего двора стали надо мной издеваться. Особую ненависть ко мне испытывал соседский мальчишка Пьер Легран. Маленький, щуплый, плюгавый Пьер, с кривыми и редкими зубами. Он постоянно меня задирал, пытаясь сделать какую-нибудь гадость. Однажды он брызнул мне на нос из водного пистолета, и мой нос превратился в огромную картошку. Как-то подкрался сзади и приложил к моим ушам влажные тампоны. Мои уши стали похожи на придорожные лопухи. Много раз меня обливал водой то с дерева, то из-за угла дома, то прямо в подъезде. И вот однажды у меня получилось ему отомстить и отбить желание ко мне преставать. Пьер и в этот раз попытался подшутить надо мной, подложив на лавочку мокрую тряпку. Моя попа разбухла, как у Ким Кардашьян. Пьер хохотал, закатив глаза. От смеха согнулся, схватившись за живот. От возмущения и злости я, как фурия, рванула к нему. Повалив его на землю, уселась своей огромной, разбухшей попой ему на лицо. Во дворе все, наблюдающие за этим, попадали на землю от смеха. После произошедшего к Пьеру прилипла кличка «попанюх», но от меня он отстал. Закончив школу, он уехал в столицу поступать в вуз, и я его больше не видела. По слухам, он успешно поступил и неплохо обустроился в Париже. Меня не интересовала жизнь Пьера. У меня хватало своих забот и проблем.
С возрастом из-за отсутствия контакта с водой у меня начинались истерики. И когда мама не могла со мной справиться, она снова шла к бабке в надежде получить ее прощение и снять заклятие. Мама сделала тест ДНК, но никто из папиной родни даже не захотел на него взглянуть. Унижаясь, мама кричала на всю улицу, умоляя о пощаде.
Когда казалось, что уже ничего нельзя изменить, раздался телефонный звонок. Мою маму попросили срочно прийти в больницу. Прабабка на смертном одре решила покаяться и рассказать, как снять с меня проклятие. Мама, вбежав в палату, упала на колени, взяв умирающую за руку. На последнем издыхании бабуля смогла произнести только мое имя и с ужасным хрипом скончалась у матери на руках. Мама еще минут пятнадцать со слезами на глазах теребила мертвое тело. Унеся с собой тайну в могилу, бабуля окончательно убила надежду на мое выздоровление.
Но не бывает худа без добра. Выйдя из палаты, мама увидела почти всю ненавистную родню отца. Опустив заплаканные глаза, она хотела проскользнуть мимо них, но навстречу к ней ринулся мой отец с извинениями. Обняв нежно за плечи, папа стал целовать маму так, как будто и не было этих тринадцати лет разлуки. Сестры, братья, дяди, тети, кинулись в объятия к маме, моля о прощении. Они все наперебой говорили о проклятии, и о том, что они вели себя так против их воли, во всем виновата бабка и ее заговор. От обиды и отчаяния мама не могла выдавить из себя ни слова, слёзы просто душили ее. Оттолкнув отца и растолкав его родственников, мама бегом выбежала из больницы.
Я хорошо помню тот вечер. Жозефина уговаривала маму простить мужа. Умоляла в первую очередь подумать обо мне. Говорила о переходном возрасте, в котором девочке отец нужен особенно. Она рассказывала ей разные истории из жизни. Всхлипывания мамы становились все тише и тише.
Я всю ночь не могла уснуть от волнения. Представляла нашу первую встречу с отцом. И никак не могла определиться: броситься к нему на шею и обнять, или изобразить обиженную барышню, которую лишили отцовского внимания. Уснув под утро, я так и не приняла решение.
На следующий день мама проглядела все глаза, ожидая отца. Я очень надеялась, что у меня будет полноценная семья. Он пришел под вечер, после похорон бабки, с огромным букетом красных роз и плюшевым мишкой. Мама всем видом хотела показать своё равнодушие и обиду, но счастливый блеск в её глазах говорил сам за себя. И моё решение пришло, само собой. Папа протянул мне медведя со словами:
– Это тебе, доченька!
Через пару секунд я висела у него на шее, как удавка, которая с каждой минутой, становилась все крепче. До глубокой ночи мы не могли наговориться. Каждому хотелось рассказать, о том, что пришлось пережить за эти долгие тринадцать лет. Оказывается, папа знал о том, что я его дочь, знал и о моей болезни, и о том, что мы остро нуждаемся в деньгах. Ему это было безразлично с того самого дня, как бабка прокляла маму и отвернула от неё всю родню. Папа жил, как зомби, он не испытывал ни радости, ни горя, ни восторга, ни сожаления. Дни и годы проходили однообразно. Жизнь потеряла смысл. Наговор растаял, как дым, с последним вздохом колдуньи, точно так же, как и надежда на снятие проклятия…
С того дня, моя жизнь изменилась к лучшему. Я поняла, что такое отцовская любовь, забота и сильное мужское плечо. Он так умело мог поддержать меня в трудные минуты, что мама приходила в удивление. Ему легко удавалось успокоить меня и направить мои мысли в положительную сторону. Даже комплименты из его уст звучали как-то по-особенному. Папа научил меня относиться к моему проклятию как к обычной аллергии. Приведя простой пример, что практически каждый человек на земле имеет аллергическую непереносимость на лекарства, сладкое, цветение, пыль и так далее. С этой мыслью мне стало жить намного проще, не воспринимая непереносимость воды как проклятие.
Мы много времени проводили вместе, как бы компенсируя недостаток общения прошлых лет. Парки, аттракционы, кино, цирк, театры, выставки… Всего этого не было в моей жизни, конечно же, из-за отсутствия средств и вечной занятости мамы. Папа хорошо зарабатывал, и мы могли позволить себе путешествовать на каникулах.
Беззаботные школьные годы скоротечны. Я окончила школу. Пришло время поступать в высшее учебное заведение. На семейном совете мы решили, что поступать я буду в университет в Париже. К тому же тетушка Адель, мамина двоюродная сестра, согласилась меня приютить на время учебы. Перебравшись из маленького городка в столицу моды и красоты, мне пришлось приспосабливаться к новым условиям и привыкать к суете большого города. Каждый месяц родители высылали денег, но мне их хватало буквально на пару недель. Большой город – большие расходы, а мне так хотелось побывать везде и посмотреть все достопримечательности Парижа.
Я устроилась официанткой в местное кафе, чтобы финансово не обременять родителей. Работа была непыльная, но мало оплачиваемая. Мне нравилось работать там из-за общения с людьми, ароматов кофе, чая и свежей кондитерской выпечки. Особенно меня устраивал график. С понедельника по пятницу я работала в первые смены до обеда, а потом сразу же неслась на учебу. В выходные приходилось трудиться до закрытия. Благодаря этой работе и по воле судьбы я скоро нашла новую работу. Точнее, работа меня нашла сама.
В наше кафе каждое утро забегал один неуклюжий молодой человек за стаканчиком кофе и горячими круассанами. Молодого человека звали Оливье Бертран. Этого бедолагу знало все кафе. Каждый день Оливье, опаздывая на работу, но не изменяя своим привычкам, забегал в кафе с криками, спеша приобрести необходимый ему завтрак. Из-за того, что он торопился, с ним приключались какие-нибудь неприятности: то он обливался кофе; то поскальзывался на круассанах, которые обронил на ходу; то обжигал язык горячим кофе, то сталкивался с посетителями. Один раз бедняга чуть не задушил себя собственным галстуком. Получилось это так.
В понедельник, как говорят, самый тяжелый день недели, Оливье второпях забежал в кафе. Растрепанный, в мятой рубашке и галстуке, с развязанными шнурками на ботинках. Опаздывал он сильнее обычного. Спотыкаясь подбежал к стойке для заказов и, с трудом переводя дыхание, замаячил руками подгоняя бариста с ежедневным заказом. Проходящая мимо пожилая посетительница мадам Жожет, указала ему на развязанные шнурки. Он склонился под стойку к ботинкам и случайно наступил на свой болтающийся галстук. Бариста приготовил заказ и окликнул Бертрана. Тот, завязав шнурки, попытался резко подняться, но галстук, попавший под ботинок, не позволил ему это сделать. Петля плотно затянулась на шее. В полусогнутом состоянии Оливье не мог убрать ногу с галстука и попытался выдернуть его из-под ноги. Чем больше он делал попыток, тем туже затягивал узел. Обхватив ненавистную удавку руками, резким рывком он выдернул галстук из-под ноги и со всего маха ударился головой о выступающую часть барной стойки. От удара и недостатка кислорода в глазах Оливье потемнело. Не разгибаясь, Бертран распластался на полу. Громкий удар головой о стойку привлек внимание посетителей кафе. Сначала раздался смех, а после того, как увидели, что бедолага не шевелится, на несколько секунд все замерли в недоумении. Не растерявшись, я бросилась к телу Оливье и, развязав его галстук, принялась делать искусственное дыхание. Бордовое от удушья лицо Оливье постепенно принимало естественный оттенок. Я продолжала приводить его в чувство, пока не почувствовала, как руки Бертрана обхватили мою голову, а его губы приблизились к моим. Этот подлец, придя в себя, начал меня целовать! Вырвавшись из его объятий, я отвела руку на 180 градусов и со всей злости влепила ему пощечину. Удар был такой силы, что Бертран ещё раз потерял сознание. Придя в себя, он поднялся с пола и, шатаясь, с огромным красным пятном на щеке, покинул наше кафе. Как только Оливье вышел, раздался громкий гогот посетителей. Мне было не до смеха, так как жутко горела рука от пощёчины. После произошедшего Оливье Бертран неделю не заходил в кафе.
Честно сказать, на следующий день я остыла, а еще через пару – загрустила. Надо отметить, что не только я скучала по несуразному «человеку-аварии». Так мы его стали называть после случившегося инцидента с галстуком. На самом деле этот молодой человек мне приглянулся с первого взгляда. Несмотря на его неловкость и рассеянность, это был симпатичный парень, с правильными чертами лица. На вид ему было чуть за 25. Высокий. Худощавый. Блондин. Но, главное, что привлекало меня в его внешности, это большие голубые глаза. Казалось, в них можно утонуть. И, конечно же, обворожительная белозубая улыбка.
В пятницу всё утро я не сводила глаз с двери. Каждый раз оборачивалась на звон колокольчика. Но, увы. Часы показали 9:00, и я перестала ждать. Как обычно, в обеденное время, закончив смену, я выбегала из кафе, торопясь в институт. И если бы Оливье не окрикнул меня по имени, я бы ни за что не узнала его. Опрятный, выбритый, модно одетый молодой человек с букетом цветов стоял недалеко от кафе. Я не поверила своим глазам. Оливье подошёл ко мне со словами:
– Жаклин, прости меня, пожалуйста. Огромное спасибо, что спасла мою жизнь. В качестве благодарности, я приглашаю тебя сегодня в ресторан. Отказ не принимается.
Разворошив гардероб и надев лучшее платье, я пришла в ресторан в назначенное время. На крыльце ресторана меня встречал Оливье. При виде меня, он приоткрыл рот и произнес:
– Я не могу поверить своим глазам. Разве эта та официантка, которая меня спасла от смерти?
Я, нахмурив брови, ответила:
– Я ценю твою прямолинейность, но она с подвохом. Меня, что, так уродует униформа нашего кафе?
Оливье в замешательстве сказал:
– Прости. Не подумай ничего плохого. Я просто виню себя за то, что смог разглядеть тебя только сейчас.
– А, так ты еще и плохо видишь, «человек–авария»?
– По-моему сейчас ты надо мной издеваешься. Я ещё раз прошу прощения за свои слова и действия. Давай попробуем переиграть нашу встречу.
Оливье крутанулся вокруг себя на 360 градусов и произнес игриво:
– Жаклин, ты превосходно выглядишь, я просто впечатлён твоей красотой.
– Приёмчик с разворотом довольно избитый, но так уж и быть, я закрою глаза на предыдущий разговор, – съехидничала я.
Приглашая пройти в ресторан, Оливье протянул мне руку. Ресторан больше напоминал варьете с декорациями 80-х годов. Театральные люстры, многоуровневые занавесы, балдахины и маленькие балкончики второго этажа переносили посетителей в эпоху прошлого века. Миниатюрные столики для двоих заполняли всё пространство ресторанчика. Легкий и уютный дизайн создавал атмосферу домашнего комфорта. Разместившись за одним из многочисленных столиков, Оливье стал осыпать меня комплиментами. Не отрывая глаз от моего лица, он сказал:
– Как я мог игнорировать такую красоту? Ежедневно я разглядывал сотни красавиц и искал такой типаж.
– Бертран, ты случайно не маньяк? Кого ты там разглядываешь каждый день? – прищурив глаз, спросила я.
Оливье, улыбаясь, ответил:
– Нет, нет, что ты? Я работаю фотографом в одном модном доме и ежедневно отбираю моделей для съемки. У тебя очень хорошие внешние данные. Если тебе набрать пару килограмм и походить в тренажерный зал, то у тебя будет шанс стать лицом модного дома «Морган».
Меня немного задевала прямота Оливье по поводу моего внешнего вида, но его предложение принять участие в фотосьемке для дома Морган с лихвой компенсировало все сказанное в мой адрес. На несколько минут я погрузилась в глянцевую мечту: вспышки камер, подиум, показы кружили голову. Не слыша продолжение речи Оливье, я парила в своих мыслях, представляя себя фотомоделью. Уставившись в одну точку, скосив глаза, я летала в облаках. Легкий щелчок вернул меня на землю.
Оливье щелкал пальцами перед моим носом:
– Жаклин, ты слышала, что я тебе говорил?
– Что, что? Я немного задумалась. Что ты говорил? – спустившись на землю, спросила я.
Оливье воскликнул:
– Завтра, я жду тебя на пробную фотосессию. Попробуй за недельку прибавить в весе, а то ты слишком худенькая.
– Да, да, обязательно приду, а насчет веса можешь не переживать, завтра же будет пару килограмм, – с щенячьим восторгом произнесла я.
Наш разговор прервала начавшаяся шоу-программа. Шампанское лилось рекой, и я так напилась, что, проснувшись утром, не могла вспомнить, чем закончился вечер. Открыв глаза, я пришла в ужас. Я лежала в постели в обнимку с Оливье. Но, самое страшное, что его почти не было видно, из-под моей огромной руки. Убрав свою конечность, я увидела синюшнее лицо Оливье.
– О, Боже, я его задушила, – воскликнула я.
Нащупав пульс на шее, я с облегчением выдохнула и принялась хлестать его по щекам. Оливье, придя в себя, увидел перед собой огромную женщину, испугался и стал пятиться назад. Упав с кровати, он стал издавать прерывистые звуки, похожие на кудахтанье курицы. Не отрывая глаз от меня, шарил рукой по полу в поисках одежды. Я, как шарик перекатилась с одной стороны кровати на другую. Встала. Схватила одеяло, пытаясь прикрыть свое необъятное обнажённое тело, но оно было для меня, как носовой платочек.
Оливье испуганно, выдавливал слова:
– Ты кто? Как ты оказалась в мой постели?
Пытаясь успокоить его, я сказала:
– Я понимаю, что ты в шоке и, возможно, ты мне не поверишь, но это я, Жаклин.
Пытаясь сосредоточиться, Оливье переспросил:
– Кто? Жаклин?
Я понимала, что он мне не верит. Но, если честно, мне в тот момент важнее было понять, что же произошло вчера. Я спросила:
– Я смутно помню, что произошло вчера. Все как в тумане, и страшно болит голова.
Оливье держал одной рукой скомканные вещи, а во второй руке был комнатный тапочек с розовыми помпонами, которым он пытался угрожать мне.
– Кто ты, пухлая женщина? И как ты, оказалась в моем доме?
– Дай мне пять минут, и я все тебе объясню, – спокойным голосом сказала я.
Напуганный Бертран метался по комнате, пытаясь проскользнуть мимо меня к выходу из комнаты. Чтобы его успокоить, мне пришлось пойти в контрнаступление и накинуть на него одеяло. Пойманный мной Оливье сопротивлялся еще несколько минут, пока не выбился из сил.
– Ну всё, хватит вести себя как напуганный ребенок, я тебя не съем. Вчера в ресторане мы перебрали с шампанским, и я практически ничего не помню с момента, как мы покинули ресторан.
Оливье, пробурчал из-под одеяла:
– Мы с Жаклин, прихватив пару бутылок шампанского из ресторана, пошли ко мне домой. Около моего дома гуляли по саду, присели у фонтана. Я пытался поцеловать Жаклин, но та врезала мне, и я упал в воду. После, ничего не помню…
– Фонтан? – повторила я, – Тогда мне все ясно.
Я рассказала все о себе и продемонстрировала, на что способна моя кожа. В момент представления с водой, глаза Оливье округлились до размеров донышка стакана, в котором была вода.
После произошедшего мне пришлось две недели интенсивно выгонять воду из организма, сидя дома. Оливье почти каждый день навещал меня и делал фотографии. Фотографируя меня, он недоумевал, как вообще такое возможно, и, видя, как быстро я теряю вес, выдвинул предложение:
– Жаклин, твое проклятие может тебя прославить, нужно только правильно преподнести его обществу. Ты можешь стать лицом фармацевтической компании, которая выпускает средства для похудения или рекламировать спортивные тренажеры мировых производителей, позволяющие сбросить вес за короткое время. В общем, можно заработать миллионы на рекламе всякой всячины.
– Не хочу никого обманывать – говорила я, – ложь рано или поздно раскроется, и меня возненавидят миллионы людей, которых я обманула. Моя жизнь превратится в ещё больший кошмар, чем сегодня.
Оливье не унимался:
– Да перестань корчить из себя девушку из пансионата благородных девиц. Оглянись, ложь повсюду, и люди, зачастую, хотят быть обмануты. Никому не нужна правда, никто не хочет видеть реальные вещи. Ну, вот кому интересно смотреть на прыщавых моделей в кино или в гламурных журналах? Поэтому их гримируют, красят, так что шик и блеск! А косметологи обещают, что их продукт превратит страхолюдину в прекрасную принцессу. Я могу привести более сотни примеров, но ты не маленькая и понимаешь, о чем я говорю. Мы просто приукрасим действительность и сделаем из тебя юную леди со стальной силой воли, которая превратится из опухшей коровы в модель первой величины. К тебе на коленях приползут самые величайшие модельеры современности и будут молить о контракте.
– Я даже не знаю, получится ли у меня? – сомневаясь, сказала я.
Оливье взял меня за руку:
– Не стоит бояться. Это как прыжок с парашютом, нужно сделать только шаг навстречу страху и обратить твоё проклятие в чудесный дар, приносящий хорошие деньги. У меня предчувствие, что у нас все получится, доверься мне.
Меня настораживали слова Оливье. Как можно полностью доверять человеку, который не может совладать сам с собой. Что могло получиться у человека, который может случайно наступить на завязанный галстук у себя на шее. Но это был всего лишь страх. У Оливье практически молниеносно проявились менеджерские способности. На следующий день он уволился с работы и занялся предпринимательской деятельностью. Разослав видеопредложения рекламным компаниям с описанием моих феноменальных способностей мгновенного набора веса и удивительного похудения за пару недель, мы погрузились в процесс ожидания.
За это время я похудела до привычного состояния. Вернувшись на работу в кафе и продолжая учебу, я стала терять надежду, что замысел Оливье удастся… Оливье практически все время проводил в кафе у своего ноутбука. Периодически поглядывая на него, я видела, как гасла искра в его глазах. Затишье перед бурей – наверное, говорят так. И в один прекрасный день Оливье, не сдерживая эмоций, взорвался криком на все кафе:
– Жаклин, нас завалили предложениями! Снимай фартук и шли к черту своего работодателя.
В этот же день Оливье нанял юриста, который подготовил договор о неразглашении моей тайны. Компании, заключившие с нами контракты и лицезревшие вживую, на что я способна, аплодировали стоя. Все заинтересовавшиеся нашим предложением выстраивались в очередь. Мы как на аукционе, повышали ставки на наши услуги. Цены контрактов росли с геометрической прогрессией, но и условия выполнения работы были практически за гранью человеческих способностей. Мне приходилось набирать и сбрасывать вес, чуть ли не по щелчку пальцев. Утренние и вечерние пробежки в гидрокостюме. Бесконечные съемки, смена одежды, грим, макияж, передвижения по всей стране выматывали меня. Морально и физически я была не готова к такому режиму. На сон оставалось только пару часов в сутки, и во время сна мне приходилось худеть. За нами по всей стране ездил трейлер и возил мобильную кедровую бочку для похудения, в которой я засыпала и просыпалась в сидячем положении. В общем, работала на износ. За первый месяц моей кропотливой работы, я заработала на автомобиль и могла позволить снять квартиру в центре Парижа. Переехав от своей тетушки в съёмную квартиру, я почувствовала себя самостоятельной и независимой. Теперь я отправляла деньги и столичные подарки родителям.
Через пару месяцев напряженной работы без отдыха и сна, мой организм стал давать сбой. Вода, перестала равномерно распределяться по организму, и на очередных съемках одежды для людей больших размеров, моя рука разбухла, как лапа огромной гориллы. Организаторы были крайне недовольны данным происшествием и на следующий день расторгли с нами договор. Как говорится: «Худа без добра не бывает». Восстановив руку, мы стали мочить мои части тело не хаотично, а целенаправленно. Даже неудавшийся ролик с мой опухшей рукой просочился в сеть интернета и сыграл нам на руку.
К нам обратилась компания, производящая инвентарь для бейсбола, и моя рука стала своего рода символом кэтчерской перчатки. Позже мной заинтересовалась компания по производству перчаток, обуви, нижнего белья. Я была своего рода девушка-пластилин, из которой возможно было слепить все, что угодно: увеличить грудь, попу, губы и так далее. Я никогда не думала, что для сьемок рекламы перебирают сотни моделей, чтобы они соответствовали определенному параметру рекламируемого товара. В этом случае я выступала универсальным человеком, которого можно было снимать без использования спецэффектов, графики и фотошопа, с возможностью подогнать мое тело под любую вещь.
Можно сказать, что меня разрывали на части. Деньги текли рекой, но меня не совсем устраивало то, что я стала посмешищем, а не той супермоделью, про которую говорил Оливье. Настал переломный момент, когда я заявила о проблеме, которая меня так беспокоит:
– Оливье, я устала быть клоуном и раздуваться как рыба-еж по первому требованию.
На что Оливье мне возразил:
– Сейчас дела идут лучше не придумаешь. Ты же хотела быть популярной и независимой? Сейчас ты обладаешь всем, о чём мечтала. Ещё один год, и мы сможем забыть о рекламе подобного рода и перейти на новый уровень…
– Оливье, ты, наверное, не расслышал меня. Я говорю тебе, что после всех комических показав, мне дорога в юмористическое шоу, а не на подиум. Ты говорил, что будет серьёзная работа в модельном бизнесе, а получилось всё с точностью наоборот. Мой организм от нагрузки перестал нормально функционировать, вода не распределяется равномерно по телу.