Пётр Анатольевич Безруких
Контракт на два дня. Трилогия. Книга вторая. Дорогами войны
Шинели тоже оказались очень нужны, по ночам стало холодно и спать на земле невозможно. Теперь они могли есть из котелков, а свои две освободившиеся консервные банки обменяли у других пленных на портянки. Это была просто невероятная удача, они радовались целый день. Правда, теперь Яша стал носить на себе две шинели, но ему повезло, и вторая оказалась на два размера больше, поэтому сильно не мешала. Радость омрачало только то, что вместе с шинелями они заполучили в наследство от умерших вшей, и обнаружили это в первую же ночь. Парни уже полтора месяца не мылись и не брились, у них выросла борода, а вся одежда провоняла потом. Немцев же гигиена пленных совершенно не интересовала.
Ребят мучил постоянный голод, той жалкой еды, которой их кормили, совершенно не хватало, чтобы восполнить силы. Они оба сильно похудели, и гимнастёрки с галифе на них теперь висели, как на вешалках. Всего три раза им досталась немного нормальной человеческой еды. Когда их вели на работу по улицам города, сердобольные местные жители выходили с едой, завязанной в узелки, и умудрялись передать это пленным. Один раз девушка сунула в руки Серёже узелок, в котором оказались бутылка с киселем из черешни, два варёных яйца, несколько картофелин и чёрных сухарей. Они с жадностью всё это съели по дороге. Другой раз женщина средних лет дала Яше буханку домашнего хлеба, завёрнутую в тряпочку, и ребята ели его два дня. Серёжа разговорился с немцем-охранником, и тот отдал ему несколько галет из сухого пайка. Им опять сказочно повезло, потому что большинству пленных не доставалось ничего и они продолжали умирать от голода и потери сил.
Вши заедали, и терпеть это не было никакой мочи. На их счастье у немцев на ремонте дороги произошла заминка, вовремя не подвезли щебень и шпалы. Их команду оставили в лагере, и у них случился выходной. В этот же день в охране лагеря дежурил тот немец, который отдал Сергею галеты. Серёжа выпросил у него ведро, и они решили провести санобработку. Развели костёр, вскипятили в ведре воду, а потом в кипятке проварили всю нижнюю одежду – кальсоны, галифе, гимнастёрки, нательные рубашки и портянки. День выдался на удивление солнечным, и они разложили мокрую одежду сушиться на земле. Сами обмылись тёплой водой и весь день ходили голые. Смотреть друг на друга без слёз было невозможно. Оба страшно исхудали, стали видны рёбра, а на руках и ногах выделялись кости и суставы. Они долго провозились с шинелями, запихивая каждую в пустое ведро и прожаривая над пламенем костра, и при этом сильно боялись их подпалить. Кипятить шинели они не решились потому, что те явно бы не высохли и долго оставались мокрыми. Носить мокрое было нельзя, можно заболеть, а это для них равносильно смерти.
После проведённой дезинфекции ребята почувствовали себя лучше. Вши их оставили на время в покое, а выстиранная, хоть и в простой воде, одежда перестала вонять, да и сами они всё же помылись. В конце дня нагрели в ведре ещё воды и отпарили себе ноги. Стопы и пальцы у них были все в порезах, проколах и коросте. Пришлось долго отмачивать их в горячей воде, чтобы попытаться отодрать грязь и коросты. Но зато потом, когда они намотали чистые сухие портянки, то ощутили невероятно блаженство.
– Володя сегодня в десятый класс пошёл. Мама ему, наверное, белую рубашку погладила и новый костюм купила. Из старого-то он точно вырос. А Зоя в пятый класс пошла с большим-большим букетом цветов, – задумчиво проговорил Серёжа, лёжа на шинели у тлеющих углей костра и досушивая на себе ещё влажную одежду.
– Скучаешь? Я тоже по сёстрам скучаю. Они сегодня тоже в школу пошли. Алёнка в восьмой, а Надюшка в четвёртый. Хоть бы одним глазком на них взглянуть! Выросли, наверное, за полгода, большие стали, – продолжил разговор Яша, лёжа напротив.
– Скорее бы война закончилась, мы бы домой вернулись! Должна же она закончиться?
– Должна. Только нам с тобой до этого дожить надо, – грустно ответил Яша.
– Скажи, Яша, за что нам с тобой такие мучения выпали? В чём мы виноваты? Почему нас морят голодом и бьют? Почему нас за людей не считают, относятся как к скотам? Ведь нам же в школе говорили, что все люди братья, что рабочие и крестьяне всего мира с нами солидарны. Вот наш охранник Эрнст, который нам галеты дал – он сын фабриканта, чуждый классовый элемент. У него отец хозяин фабрики в Кёльне, на которой мебель делают. Но он нас жалеет, ни разу не ударил. А вот тот здоровый, который с палкой ходит и всех бьёт, его Райнер зовут, так он из семьи рабочих. За что он нас так ненавидит?
– Не знаю, Серёжа. Но мне кажется, всё, о чём нам говорили, оказалось совсем не так. Нам говорили, что Красная армия самая сильная и разобьёт наголову любого врага, кто к нам полезет. Но ты же видишь, что она отступила до самого Витебска. Сколько наших ребят погибло, а сколько в окружение попало и потом в плен? Мы с тобой стреляли, убивали врагов, выполняли приказы, а что получилось? Немец попёр и разгромил все наши дивизии. Значит, не такая сильная и могучая наша армия оказалась, что немцы её побили. Да, и с рабочими и крестьянами тоже что-то не так. Никаких буржуев они бить не собираются, а немцам помогают нас убивать. Ты же помнишь, как несколько дней назад польский рабочий на наших ребят набросился за то, что они шпалу неправильно положили, избил до полусмерти. Вот отца твоего арестовали, врагом народа объявили, а ты знаешь за что?
– Мне ещё пятнадцать лет было. Мать говорила, что на него донос написали. Он в Германию на завод ездил учиться как производство наладить, а кто-то написал, что он немецкий шпион. Но я в это не верю, это ошибка! Отец был честный коммунист и нашу советскую Родину любил!
– Ты хочешь сказать, что твоего отца осудили зря, и он не виноват? Но ведь советский суд – самый справедливый суд в мире.
Серёжа насупился и замолчал.
***
Наступила осень, похолодало и полили дожди. Жить в поле под открытым небом стало совсем невыносимо. Если бы немцы не разрешили им жечь костры, то они давно бы все замёрзли, заболели и умерли. Костры, конечно, спасали, но больше спасала третья шинель. Они ею накрывались вдвоём, и хоть она промокала снаружи, но под ней они оставались сухими в своих шинелях. Днём же Яша надевал её на себя и пытался просушить, если не шёл дождь.
Некоторые пленные начали рыть землянки. Ребята подумали и решили тоже попробовать выкопать себе укрытие от дождя и холода. Трудились по ночам из последних сил около недели. Получилась большая яма, прикрытая наполовину земляным сводом, в которой они сделали ровную площадку, чтобы спать, а по краям вырыли глубокую канаву, чтобы туда стекала вода. С работы за несколько раз притащили деревяшек и подкладывали их на дно, чтобы не спать на земле, и закрывали ими вход, когда шёл дождь.
Всё равно в яму набиралась вода, там было сыро и от этого холодно, правда, заметно лучше, чем под открытым небом. Но самая большая проблема заключалась в том, что они уже четыре с половиной месяца жили впроголодь и три месяца немцы их использовали на тяжёлых работах. Ребята боялись, что скоро они не смогут работать, и тогда немцы их просто убьют. Немцы продолжали убивать обессилевших пленных, а некоторые умирали сами. Большая могила, выкопанная в дальнем углу лагеря, почти вся уже была заполнена мёртвыми телами.
Ребятам удалось раздобыть ещё одну шинель, для Серёжи, сняв её с очередного умершего пленного. Теперь каждый носил по две шинели и, когда они ложились спать, одну шинель клали на землю, а другой накрывались сверху, сами же прижимались друг к другу, и так становилось теплее.
Серёже опять удалось подслушать разговор немецких охранников. Те говорили о крупном поражении немецкой армии в Венгрии, Румынии и Хорватии, но он сначала в это не поверил и думал, что неправильно понял, о чём говорят. Однако немцы говорили очень долго, мусолили одно и то же и очень эмоционально переживали поражение. Как он понял из разговора, Красная армия в конце сентября – начале октября внезапно перешла в наступление на юге, разгромила румынскую армию, часть венгерской и весь правый фланг группы армий «Юг», а также потопила итальянский флот, полностью освободив Балканы. Немецкие войска понесли серьёзные потери, в плен Красной армии сдались около ста тридцати тысяч немецких солдат и офицеров. Теперь в Берлине о наступлении больше никто не говорил, а Гитлер призвал всех немцев защищать до последней капли крови священную землю Третьего Рейха.
Всё это Серёжа рассказал Яше, и они этому очень обрадовались, в надежде, что война скоро закончится, Германия с Советским Союзом подпишут мир, и их вернут домой. В них снова затеплилась надежда, что они смогут выжить. Яша решил попробовать учить немецкий язык с помощью Серёжи, поняв, что это помогает выживать, а значит, нужно цепляться за любую возможность. Он спрашивал друга немецкие слова, которые тот знал, и пытался их запомнить. Правда, с памятью стало совсем плохо, видимо, от голода.
В середине ноября сильно похолодало и пошёл снег. Стало совсем плохо. Теперь в довершение ко всем невзгодам они стали сильно мёрзнуть. Даже две шинели не согревали их истощённые и ослабленные тела. Несколько десятков пленных сразу же замерзли насмерть. В ночь на двадцатое ноября ребята проснулись от сильного грохота. Судя по всему, рвались тяжёлые бомбы, потому что земля содрогалась, и над городом стояло зарево. Утром немцы погнали весь лагерь на железнодорожную станцию разбирать завалы. Советская авиация стёрла станцию с лица земли. Кругом виднелись огромные воронки, вывороченные рельсы и шпалы, исковерканные вагоны и паровозы. Всё это дымилось, а кое-где ещё и горело. В воздухе висел запах гари и взрывчатки. Железнодорожный узел Белостока перестал существовать.
Немцы согнали на разбор завалов не только всех пленных из окрестных лагерей, но и всё население города, были страшно злые и били всех, кто попадал под руку. Но пленных и гражданских оказалось так много, а немцев так мало, что уследить за всеми они не могли, и ребята проработали весь день вполсилы. Кроме этого, местные жители поделились с ними хлебом, и они сытно поели. Однако немцы решили, что восстановительные работы должны идти круглосуточно, и оставили часть пленных работать на ночь. Яше с Сергеем повезло, их отвели в лагерь.
Всю следующую ночь советская авиация снова бомбила. На этот раз только полотно железных дорог, проходивших через Белосток. Утром немцам стало понятно, что восстановить железнодорожное сообщение имеющимися силами не получится, железнодорожные пути оказались уничтожены на десятки километров. Видимо, у немецких начальников по этому поводу возникла паника и они не знали, что делать. Поэтому все пленные в этот день остались в лагере. Они сидели и грелись у костров, обсуждая произошедшие события. Всем стало понятно, что дела у немцев пошли плохо, но пленным от этого было не легче, а даже ещё тяжелее. Потому что немцы совсем обозлились и сильно зверствовали.
Глубокой ночью над лагерем раздался гул моторов, очень низко пролетел какой-то самолёт. Через некоторое время с неба, как снег, посыпались белые листки бумаги. Они падали, густо устилая землю. Немецкая охрана переполошилась и открыла беспорядочную стрельбу из пулемётов и автоматов поверх заграждений, включила прожектора, осветившие всю территорию лагеря. Яша вытащил озябшую руку из кармана шинели, взял упавший рядом белый лист плотной бумаги и посмотрел на него.
На одной стороне листа красивым типографским шрифтом крупными буквами был напечатан текст, а внизу него стояла длинная размашистая факсимильная подпись. Он поднёс листок поближе и в свете мелькающих прожекторов, начал читать: «Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники Красной армии, служащие органов внутренних дел и государственной безопасности, инженеры и железнодорожники, все граждане СССР, оказавшиеся в плену у нацистской Германии! Большинство из вас попало в плен не по своей воле, а из-за бездарного, некомпетентного и, порой, преступного командования наших советских генералов и маршалов, из-за грубейших ошибок руководства Советского Союза в первые недели войны. Но, наш советский народ, сплотившись вокруг ВКП (б), нашёл в себе силы исправить ситуацию, а победоносная Красная армия остановила германские полчища и нанесла нацистской Германии серьёзный удар на Балканах, освободив от фашизма братские народы Греции, Албании, Болгарии, Румынии, Сербии, Хорватии и Венгрии. Нацисты потерпели первое крупное поражение, но враг ещё силён, коварен и безжалостен. Проводя в жизнь свою человеконенавистническую политику, нацисты издеваются над советскими военнопленными, содержат в невыносимых условиях, не оказывают медицинской помощи, морят голодом, избивают и убивают. Зная об этом, советское правительство 17 ноября 1941 года предъявило германскому правительству жёсткий ультиматум о неукоснительном соблюдении требований Женевской конвенции „Об обращении с военнопленными“ от 27 июля 1929 года в отношении советских военнопленных. Согласно тексту ультиматума советская сторона будет фиксировать все случаи нарушения конвенции со стороны Германии, а лица, допустившие эти нарушения, будут объявлены Советским Союзом военными преступниками, найдены, где бы они ни прятались, и жестоко наказаны. Это, конечно же, не значит, что завтра германское правительство изменит свою бесчеловечную политику к советским военнопленным. Но вы все должны знать, что Родина помнит о вас и не бросит в беде. Не верьте немцам и предателям, которые говорят, что после освобождения из плена вас будут судить как изменников Родины. Это ложь! Государственный комитет обороны СССР выпустил приказ №271 от 10.11.1941 года, согласно которому все бывшие советские военнопленные, освобождённые из немецких лагерей, подлежат восстановлению в званиях, им возвращаются все награды и выплачивается жалование за всё время пребывания в плену. Это положение не касается только тех, кто перешёл на сторону врага и надел немецкую военную форму. С каждым из них будут разбираться компетентные органы и, если эти граждане не нанесли своими действиями вреда Советскому Союзу и его гражданам, то и они будут реабилитированы. Тысячи советских военнопленных уже освобождены Красной армией в ходе наступательной операции на юге Украины и на Балканах. Многие из них вернулись в воинские части к новому месту службы, некоторые находятся на излечении в госпиталях, а потерявшие здоровье вернулись домой. Сохраняйте силу духа и преданность нашей Великой Родине! Враг будет разбит! Победа будет за нами! Председатель Государственного комитета обороны и Председатель Совета народных комиссаров СССР Бекетов Георгий Николаевич. Москва, Кремль 20.11.1941 года»
Яша держал замёрзшей дрожащей рукой листовку и вчитывался в строчки, пытаясь разобрать прыгающие перед глазами буквы. И по мере того, как до него начал доходить смысл написанного, глаза его наполнились слезами и он заплакал.
«Неужели о нас не забыли! О нас помнят! Значит, всё, что нам говорили немцы и русские предатели про статью об измене Родине за сдачу в плен, это были враньё и провокация! Советское правительство нас не бросило, а пытается защитить и спасти от смерти. Получается, что никакие мы не предатели, а в плен попали из-за ошибок командования», – пронеслось у него в голове.
– А кто такой Бекетов? – послышался тихий голос Серёжи.
– Не знаю. Но в листовке написано, что он Председатель комитета обороны и Председатель Совета народных комиссаров.
– Так был же товарищ Сталин?!
– А теперь получается – товарищ Бекетов.
– Может, это всё немцы придумали?
Немцы сильно забеспокоились, появились офицеры, всех пленных подняли и заставили ходить по лагерю собирать листовки при свете прожекторов и сдавать их охранникам. Брать себе и читать листовки немцы запретили под угрозой расстрела. Охранники сжигали листовки тут же на территории лагеря, разведя костёр и отгоняя от него прикладами замёрзших пленных, которые хотели погреться. Листовок самолёт сбросил много, дул сильный холодный ветер и их разнесло не только по территории лагеря, а по всей округе. Поэтому их собирали до самого утра, а за пределами лагеря – под конвоем.
Яша и Серёжа сильно замёрзли и были настолько слабыми от голода, что передвигались медленно, но старались держаться вместе. Если упадёт один, то второй хотя бы попробует ему помочь встать, а иначе он замёрзнет.
– Что-то не похоже, чтобы это придумали немцы, – задумчиво сказал Яша, когда они несли по пачке собранных листовок к костру.
– А если это наши, то значит, всё неправда, что немцы говорили, – промолвил Серёжа.
– Даже если это и так, то я до освобождения не доживу. Совсем я обессилел от голода.
***
В середине декабря немцы привезли в лагерь продукты и увеличили нормы питания. Хотя продукты оказались не первой свежести – картошка мёрзлая и гнилая, капуста тоже, а хлеб по-прежнему из отрубей, свекольной отжимки и травы, но зато теперь кормили три раза в день и всем выдали котелки, кружки и ложки. Горячий чай стал немного сладким, давали его пять раз в день, чтобы пленные не замёрзли. Яша к этому времени уже совсем изнемог и вставал только с помощью Серёжи, у которого силы ещё не совсем иссякли. Так что улучшение питания он воспринял как спасение.
Спасением для них с Серёжей стало и то, что немцы перестали отправлять на работу таких, как они, ослабевших от голода. И вообще, немцы за последнюю неделю сильно изменились, перестав убивать пленных, но бить прикладами и палками продолжали, видимо, срывая на них злость. Всем в лагере стало понятно, что в сброшенных в конце ноября листовках была напечатана правда. Видимо, советское правительство нашло на немцев какую-то управу, и те чего-то сильно испугались.
Ещё через неделю их подняли рано утром, накормили и напоили горячим чаем, после чего построили в колонну по четыре человека и куда-то повели под конвоем. Вели по дороге строго на юг. Колонна шла медленно, потому что наполовину состояла из дистрофиков и больных, но конвоиры никого не подгоняли, не били и не расстреливали отставших. Яша и Серёжа шли в обнимку, поддерживая друг друга, чтобы не упасть, с трудом передвигая ноги. Если бы не увеличение рациона питания в последнюю неделю, они вообще бы не смогли идти. Сейчас у ребят появилась крошечная искорка надежды на то, что, может быть, им удастся выжить в этом аду.
Примерно через два часа, когда они совсем выбились из сил, охрана сделала привал у дороги и великодушно разрешила развести костры из валежника, который собрали самые сильные из них на опушке леса, и погреться возле них. Немцы действительно начали вести себя более человечно. Парнишки теснились вместе с другими пленными у костра, протянув к нему замёрзшие руки. Это стал самый страшный переход за всё время плена. Они шли четверо суток и, хотя охрана останавливала колонну на привал через каждые два часа и пленным выдавали три раза в день по двести пятьдесят граммов хлеба, многие, обессилев, умерли по дороге или замёрзли ночью во время ночлега в поле. Видимо, немцы считали, что в смерти этих людей они не виноваты.
К середине четвёртого дня колонна пришла в стационарный лагерь военнопленных. Тут стояли бараки, лазарет, присутствовали душ, прачечная, пищеблок и различные подсобные помещения. По прибытии их всех отправили на санобработку и медосмотр. Партиями по тридцать человек загоняли в большой барак, где они снимали всю свою одежду. Одежду на тележках отвозили в прожарку, а пленным выдавали по маленькому кусочку мыла, и они шли в душ мыться под чуть тёплой водой. После душа их всех брили наголо и сбривали им отросшие длинные бороды, а потом отправляли на осмотр к врачам. Врачей было двое – наш пленный и немецкий. Осматривал пленных наш врач, а фельдшер заносил данные в карточку. Наш врач ставил диагноз и делал заключение, которые переводил немцу, а тот соглашался или возражал. Затем пленные одевались в уже прожаренную одежду и распределялись по баракам.
Колонна была большая, и ждать своей очереди пленным пришлось на улице. Ребята и так еле дошли до лагеря, но ещё простояли больше двух часов на холоде, прежде чем попали в барак. Даже чуть тёплая вода в душе показалась им настоящим раем. Врач поставил им крайнюю степень истощения, и их определили в барак для доходяг. Видимо, немцы понимали, что такие пленные работать больше не смогут, убить их не решились и надеялись, что доходяги умрут сами. Потому что, как выяснилось, вместо увеличения пайка такие пленные получали только половину нормы тех, кого использовали на работах. Ребята поняли, что немцы их просто приговорили к голодной смерти. Барак под номером двадцать три, куда их определили, стоял немного на отшибе и весь оказался забит такими же дистрофиками, как и они. На нарах места отсутствовали, и вновь прибывшие вынуждены были размещаться на полу под нарами.
Ночью у Яши начался сильный жар, видимо, он сильно замёрз во время перехода и был настолько ослабевшим, что заболел. Его всего трясло и он не мог согреться даже в двух своих шинелях. Серёжа накрыл его своей, но это не помогло. Яша начал бредить, говорил что-то бессвязное и метался, не находя себе места. Серёжа пошёл ко входу в барак, где стоял большой бак с питьевой водой и, набрав воды в котелок, вернулся. Намочил небольшую тряпочку, которую носил с собой в кармане, и положил Яше на лоб. Больше у него ничего не было, чтобы сделать компресс. Он сидел и обтирал лицо друга тряпочкой, постоянно смачивая её холодной водой. Яша немного успокоился и задремал. Серёжа сидел рядом и боялся отойти. Ему вдруг стало очень страшно.
Он испугался, что Яша может умереть. Даже сама мысль об этом казалась ужасной. Они настолько привыкли друг к другу, что стали одним целым. В этой чудовищной действительности они выживали только благодаря тому, что придумали для себя свой фантастический мир, созданный из мечтаний, желаний и грёз. Этот мир – добрый, красивый и тёплый, в нём не было места жестокости и злу. Это их общий мир, только для них двоих, и если кого-то из них не станет, то он тут же разрушится. Поэтому для каждого потерять этот мир равносильно смерти.
Они жили мечтой о свободе и верили, что настанет день, когда придут наши или немцы передадут их Советскому Союзу. Самым сокровенным желанием было наесться досыта, хотя бы русского душистого хлеба. Они надеялись, что если хорошо питаться, то можно быстро восстановить силы. А потом они вернутся домой, увидят своих родных, снова ощутят уют и тепло родного очага. Серёжа предложил Яше, когда закончится война, поехать вместе на Кавказ, в горы, к подножию Эльбруса. Яше очень понравилась идея побывать в горах. Они вдвоём целый месяц планировали это будущее путешествие, обсуждая все его мельчайшие детали. Потом они так же планировали путешествие в пустыню Каракумы. Каждый раз Серёжа рассказывал Яше всё, что читал и знал о горах, пустынях, океанах и морях.
Серёжа задремал и ему пригрезилось, будто он, как птица, летит над густым зелёным тропическим лесом, а вокруг кружат другие диковинные птицы. Он ясно ощутил это невероятное чувство свободы и полёта, эту зелень леса, голубизну неба и тепло яркого солнца. На краю леса он увидел большое озеро, а в нём множество розовых фламинго. Это казалось удивительно красивым, и ему захотелось навсегда остаться в этом прекрасном мире – мире тепла, красоты и света. Яша громко застонал, Серёжа очнулся, но долго не мог прийти в себя, не понимая, где он находится. Потом положил руку на лоб Яше и понял, что жар начинает спадать. Он намочил тряпочку водой и обтёр ей Яшино лицо.
Яша проболел трое суток, и всё это время Серёжа не отходил от друга. Он поил его, кормил и помогал дойти до туалета, который находился в дальнем конце барака. На четвёртые сутки температура спала, Яша почувствовал себя лучше, видимо, его молодой организм всё же сумел побороть болезнь, хотя и был страшно ослаблен. Поправлялся Яша ещё целую неделю, прежде чем сам смог вставать и ходить.
***
Начальник лагеря майор Зульцбергер оказался настоящим садистом. Его любимым увлечением было пороть по субботам провинившихся пленных. Он, видимо, получал какое-то наслаждение от этого омерзительного зрелища, наблюдать за мучениями людей. Для этого немцы выгоняли из бараков всех пленных, строили их на площади у ворот лагеря и проводили экзекуцию, заставляя всех смотреть на мучения несчастных.
Немецкие солдаты приносили большое кожаное кресло, в которое садился начальник лагеря, забросив ногу на ногу, и небольшой деревянный столик, на который ставили бутылку шотландского виски, бокал, а также закуски – фрукты, конфеты и шоколад. Смотреть, как майор пьёт виски, закусывая фруктами и конфетами, было для пленных, умирающих от истощения, ещё большим издевательством, чем видеть, как избивают их товарищей.
В центре площади охранники устанавливали большую деревянную скамейку и привозили на тележке полную бочку воды с замоченными в ней длинными и толстыми ивовыми прутьями. После этого приводили несчастных, предназначенных для избиения. Всю неделю они их собирали в отдельном помещении и практически не кормили. Это был своеобразный карцер, куда пленные могли попасть за любое нарушение режима или малейшее неповиновение немцам. По теории майора Зульцбергера, таким образом он поддерживал порядок и дисциплину в лагере самыми гуманными средствами.
В эту субботу жертвами садиста оказались четверо пленных. Они понуро стояли тесной группой в окружении охранников. Самому старшему из них на вид было лет около тридцати. Двое других – лет двадцати трёх – двадцати пяти, и один совсем ещё мальчик примерно лет восемнадцати. Причём он, в отличие от остальных, почему-то был одет в гражданскую одежду – пальто, штаны и ботинки. Начальник лагеря развалился в кресле, немецкий солдат налил ему бокал виски, он отхлебнул пару глотков и подал знак, что можно начинать.
Молоденького парнишку охранники схватили первым и поволокли к скамейке. Они сняли с него всю одежду, положили голого животом на скамейку и привязали к ней верёвками запястья и голени. Два здоровенных немца взяли в руки ивовые прутья и начали ими бить парня по спине, ягодицам и бёдрам. В воздухе слышался только свист прутьев. Парень молчал, на лице его отражалась гримаса боли, а тело всё дрожало под сыпавшимися на него ударами. Через некоторое время спина, ягодицы и бедра покрылись бордовыми полосами и кровоподтёками. Немцы постоянно меняли прутья, доставая из кадушки новые, а старые, которые ломались, бросали в сторону. Третий немец, руководивший экзекуцией, методично считал удары, когда счёт достиг двухсот, немцы остановились. Парнишка за это время не издал ни единого звука, хотя все видели, что ему страшно больно.
Но, видимо, это только разозлило коменданта. Как извращённый садист, он, похоже, получал удовольствие от криков жертв и их стенаний, молчаливая экзекуция казалась ему неинтересной.
– Fügt ihm noch zweihundert Ruten hinzu!9 – приказал он.
Немцы взяли новые прутья и снова принялись бить парнишку. Они рассекли ему кожу на спине и на ягодицах, и из ран побежала кровь. Но парень продолжал упрямо молчать, стойко перенося истязание. Когда общий счёт ударов достиг трехсот шестидесяти семи, он обмяк и потерял сознание от боли. Немцы ударили его ещё несколько раз, и комендант сказал:
– Genug! Bring den Folgenden!10
Один немец взял ведро с водой и выплеснул её на голову парнишке. Вода была ледяная, и тот пришёл в себя. Немцы отвязали парню руки и ноги, а охранники, взяв его, бросили голым на одежду, разбросанную на снегу.
Экзекуция продолжилась. Следующие жертвы оказались умнее парнишки и громко кричали, доставляя удовольствие коменданту, поэтому получили только по двести ударов и смогли после этого, хоть и с трудом, встать, одеться и дойти до своего барака. Избитый же до полусмерти парнишка так и лежал голый на морозе, не в силах подняться. Когда публичные истязания закончились, довольный комендант пошёл к себе, а пленным приказали расходиться по баракам. Ребята видели, как охранники подозвали санитаров из числа пленных, что-то им сказали, а те взяли парнишку и его одежду и понесли в сторону бараков.
Его почему-то принесли к ним в барак и положили на нары напротив от них, которые освободились вчера, когда ночью умер их сосед. Санитары уложили парнишку на живот, накрыли его сверху пальто и ушли. Паренька всего трясло то ли от боли, то ли от того, что пролежал долго голым на морозе, а скорее всего и от того и от другого. Яша снял с себя одну шинель и решил его накрыть потеплее. Но, когда подошёл, то понял, что тому будет очень больно, если раны накрыть грубым пальто, да ещё сверху шинелью. Он поднял пальто и посмотрел на истерзанное тело.
В отличие от большинства пленных, парнишка оказался не истощён, а выглядел довольно крепким, и было понятно, что он не голодал. Всю спину, ягодицы и бедра покрывали бордовые полосы. В нескольких местах кожу рассекли, там выступила кровь и уже запеклась корочкой. Яша прикоснулся к телу и почувствовал, что оно всё горячее, у паренька начинался жар. Тот повернул голову и посмотрел на Яшу большими карими глазами. В них отражалось страдание и боль, но в то же время в его взгляде чувствовались несгибаемая воля и бесстрашие.
Яша позвал Сергея и попросил того сходить к санитарам и взять у них бинт или какую-нибудь чистую тряпочку, чтобы обтереть раны и попробовать сделать холодный компресс. Серёжа побрёл в лазарет, а Яша спросил паренька:
– Как тебя зовут?
– Матвей.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
– …?! А как же ты в лагерь попал?
– Я разведчиком в партизанском отряде был. Меня немцы в плен взяли.
– За что они тебя сегодня так?
– Я бежал, а они меня поймали. Но я всё равно убегу! Вернусь в отряд и буду убивать этих гадов!
Из лазарета вернулся Сергей и принёс несколько старых рваных и застиранных бинтов. Они набрали холодной воды в котелок, намочили бинты и начали обтирать раны Матвею. Из разговора с ним узнали, что на территории оккупированной немцами Белоруссии началось партизанское движение. В леса уходили целыми деревнями, а в партизанские отряды вливались красноармейцы из частей, попавших в окружение под Минском. Москва перебрасывала партизанам самолётами оружие, боеприпасы, радиостанции и продовольствие, а также координировала их действия. Иногда партизан спасала армейская авиация, бомбила по ночам расположения немецких карателей, а в это время партизаны ускользали из немецких ловушек. Партизанские отряды нападали на вражеские гарнизоны, взрывали склады, поезда и мосты. Это стало ответом на зверства немцев в отношении мирного населения. Как только немцы пришли, они начали отбирать у селян всё – одежду, продукты и скот, а их самих выселять из домов и угонять на работы в Германию. Потом стали расстреливать жителей и сжигать деревни.
