Протоиерей Даниил Азизов
Мелодия для Бога. О Церкви как о первой любви.
Блаженны кроткие
Иеродиакон Зиновий (Щербина) – прямая противоположность протодиакону Иоанну. Они были всегда в первой диаконской паре. Глядя на него и отца протодиакона, я думал: Господь подбирает для совместного служения противоположные характеры. Если бы у отца Зиновия случалось хоть двадцать процентов эмоциональных всплесков его коллеги, то, думаю, они бы не просуществовали вместе так долго, совершая свое служение. А так – они действовали по правилам, которые оба принимали. Один доминировал и снисходил, другой подчинялся и по-монашески, со смирением принимал первенство и авторитет протодиакона. Отец иеродиакон был неотъемлемой частью собора. Не любил выделяться, не читал нотации, и если позволял себе кого-нибудь вразумлять, то делал это иносказательно, с улыбкой. Потому даже его тихий укор не воспринимался как оскорбительный.
Он был постриженником глинских старцев. Когда удалось увидеть фото, где были запечатлены старцы, среди которых находился и Зиновий, то создалось впечатление их внешней схожести. Было нечто общее, что их объединяло, – особый монашеский дух, аскеза и традиции, присущие выходцам из Глинской пустыни.
Как и все священнослужители того времени, он был чрезвычайно ответственным и исполнительным. Встретив его на улице в повседневной жизни, можно было подумать, что его случайно сюда занесла машина времени из периода НЭПа. Ведь так никто больше не одевался. Помню, как непросто ему давались длительные архиерейские службы. Он страдал диабетом, ему постоянно хотелось пить, а пить он мог только после окончания литургии.
Мне нравилось слушать его незатейливые рассказы, воспоминания и истории из жизни подвижников. Одно осложняло общение с ним – его манера говорить тихо, как будто в бороду. Хотя это отчасти создавало впечатление таинственности. К концу своей жизни отец Зиновий принял великую схиму с именем Захария. Но в памяти многих остался с тем именем, которое мы хорошо знали.
Не все так просто
Не ошибусь, если буду утверждать, что нет в нашей епархии клирика, рукоположенного до нулевых годов, который не знал бы диакона Владимира Дикарева. Мне даже кажется, что если бы отца Владимира не существовало, то лицо епархии было бы иным. Кажется, что он был всегда. Он помнил митрополита Вениамина (Федченкова), он был иподиаконом у тех архиереев, которые захоронены ныне за алтарной стеной кафедрального собора. Диакон, который всегда служил первым иподиаконом ростовских святителей, был неотъемлемой частью богослужения.
Меня, как и других молодых людей, встававших на путь иподиаконского послушания, жизнь свела с ним. Отношения с отцом Владимиром у нас складывались по-разному, но, безусловно, общение с ним было опытом, который в жизни бывает весьма важен. Сказать, что он был «человеком обязательным», – ничего не сказать. Иногда эта «обязательность» имела довольно странные формы, но с этим приходилось смиряться и принимать как данность.
Помню одну из многих совместных поездок…
Архиерей ехал служить на север области. Служба была назначена на 9 утра. От Ростова-на-Дону ехать часа два с половиной. Вставать нужно было рано, и мы рассчитывали выехать пораньше, около пяти. Но судьба распорядилась иначе, и отец Владимир решил отправиться в путь в половине третьего ночи. Никакие мольбы водителя и наши не смогли убедить диакона: его железным аргументом было: «Мало ли что может по дороге случиться!..»
И вот это самое «мало ли что» в этот раз таки случилось. Был гололед и снежная каша, и наша «Волга» попала в яму, заполненную ледяной водой. Выбраться не удавалось, и протодиакон изрек свежую идею: всем выходить из авто и толкать. Естественно, под «всеми» он подразумевал всех, кроме себя и водителя. Толкали с комсомольским задором, меня поставили сзади. Отец Владимир, закутавшись из страха простуды, как пленный наполеоновский солдат, пристроился сбоку. Остальные – по бортам. Я был в подряснике и в легких туфлях. Основная масса толкателей были молоды, поэтому спасти авто не составило труда. Машина выскочила из глубокой ледяной лужи, а я, находившийся сзади, по пояс оказался в ней…
По дороге мы слушали рассказы отца Владимира о том, как вредно для здоровья переохлаждаться. На удивление, я не заболел. Молодой организм сумел справиться сам…
Еще отца Владимира отличала суетливость и склонность к панике, особенно если что-то начинало идти не так, как он предполагал. Кто ездил с ним на службы, тот хорошо знал, что такое «покрышки». Это сшитые накидки на подносы, которые необходимы на богослужении. Так вот, любая поездка на приход – это скрупулезные сборы. В чемоданы кладется все, что может пригодиться на архиерейской службе. В том числе «покрышки».
После богослужения, по традиции, все шли к столу. Ну а после стола всегда сложно сосредоточиться и в хаосе собрать вещи в чемодан так же, как и было. Иногда, возвращаясь в собор и распаковываясь, отец Владимир находил недостачу. Часто забывали эти самые «покрышки». Он неистовствовал, ну а мы испытывали чувство вины, словно предали Родину. После долгого разбирательства он успокаивался, звонил настоятелю храма, где были забыты вещи, и их благополучно доставляли через несколько дней.
Иподиаконы общаются между собой во время службы посредством особого языка. Не знаю, кем и когда он был изобретен, но пользовались мы им постоянно. Со стороны людям было незаметно, а если и заметно, то непонятно, что за птичьи звуки мы извлекали из себя. Это был хоть и примитивный, но язык. Окликать кого-то по имени и что-либо объяснять было не принято. Чтобы привлечь внимание отвлекшегося, отец Владимир сначала тихо произносил: «Тсс». Если его не слышали, то «Тсссссс» становилось громче. Потом – звучало почти неистово. И когда взгляды встречались, то в ход шла богатейшая мимика, которая могла бы, наверное, устрашить любого.
Несмотря на свой возраст, отец диакон был виртуозом в раскладывании орлецов. Иногда он их раскладывал непосредственно перед архиереем, совершающим каждение, с мастерством и такой ловкостью, что орлец падал точно под ноги владыке. Но в этом случае, конечно же, следовал разнос иподиаконскому составу, если они не успевали вовремя расстелить орлецы, и он, рискуя собой, должен был решать эту проблему.
Я испытываю чувство благодарности к отцу Владимиру, когда вспоминаю время моей иподиаконской юности, хотя, повторюсь, во взаимоотношениях с ним не все было безоблачно, но школа, к которой я был причастен, оказалась весьма полезной. Позднее я узнал причину его нервного состояния. У них с супругой Алевтиной был сын Сергей. Он был нездоров психически. Будучи буйным, он доставлял родителям массу сложностей. Потому для них светом в окне было пребывание в храме. Теперь я думаю, что ежедневное раннее прибытие отца Владимира в храм задолго до литургии позволяло ему немного прийти в себя от эмоционального стресса, в котором он жил, сосредоточиться на предстоящем богослужении.
С его уходом из жизни закончилась эпоха бессменного старшего иподиакона, школу которого прошли многие поколения нашего духовенства.
Странник Михаил
Случалось ли вам общаться с людьми не от мира сего? А с теми, кого в старину называли «странниками», «юродивыми»?
Такого человека мне посчастливилось встретить в своей жизни. После первой встречи с ним я, кроме страха, не испытал ничего. Все началось с похода в воскресный день на рынок, куда меня регулярно брала бабушка. Хоть я был маленьким, но сумку – а то и две – за бабушкой мне приходилось нести, когда она с ловкостью ледокола прочесывала ряды с базарными товарами и пререкалась с продавцами. Эта повинность была неминуема и занимала очень много времени. Рынок, как и сейчас, располагался на Соборной площади.
Кафедральный собор с покрашенными зеленой краской куполами всегда меня привлекал. Но в семье никто туда не ходил, поэтому попасть внутрь не представлялось возможным. И вот однажды бабушка принимает волевое решение зайти в храм по дороге на рынок. Когда она вслух сообщила о предстоящем посещении, я усомнился в том, что с ней все в порядке. Она объяснила: «Надо поставить свечи, чтобы у бабушки ноги не болели и чтобы все было хорошо!»
Это была волнительная минута, так как церковное пространство мной еще не было изведано, но тяга к исследованию оного была велика.
В притворе мне были вручены свечи, которые я должен был поставить Божией Матери, Николаю Угоднику и Пантелеимону Целителю. Также было изложено, что конкретно, по мнению бабушки, я должен был попросить у святых, так как детская молитва – особо действенная. С бабушкиным заданием я вступил в собор. Трудно передать ощущения, которые меня захватили в этот момент целиком. Все мои рецепторы – обонятельные, слуховые, зрительные – были напряжены до предела. Итак, будущий пионер был всецело пленен храмом…
Это была воскресная литургия, народу было много. Через головы старушек мне удалось разглядеть сидящего в кресле пожилого человека в «короне» (митре). Я даже не успел спросить бабушку, как она сама сообщила мне, что это «главный поп». И да, как оказалось, это действительно был архиепископ Иоасаф (Овсянников).
Потом, помню, мы продвигались вглубь, к подсвечникам, и вдруг… О Боже! Мы наткнулись на того, кто в снах потом мне являлся еще очень долгое время. Это был гном или карлик, а может, и то и другое. Он сидел на складном стуле в одежде до пола. Огромная борода и взгляд, от которого можно ненадолго потерять способность говорить.
Потом все начали петь «Верую», и тут – запел он. Он пел невероятно эмоционально, громко, басом, при этом выкатывал глаза и широко крестился. Надо сказать, что сковавший меня страх и вместе с этим любопытство не давали мне отвести от него взгляд.
Бабушка вывела меня из оцепенения, одернув, так как надо было идти. Но «карлик» нас остановил и сказал, что ходить сейчас нельзя. Его «нельзя» для моей бабушки было несущественным, и мы продолжили продвигаться к выходу. Его обращение к нам мне казалось чем-то из ряда вон выходящим, будто оживший сказочный герой покинул свой вымышленный мир, чтобы сообщить нам что-то важное. Потом я долго вспоминал этого человека, и бабушка сказала, что для эмоционального ребенка подобные походы в церковь не нужны. Это было мое первое впечатление от знакомства с отцом Михаилом.
Спустя годы я стал прихожанином собора, затем меня пригласили в алтарь. Там было средоточие моей жизни. Первые послушания, начиная с уборки, воспринимались как особый дар. Но самым интересным в это время были люди! Люди разных темпераментов и характеров, с различными представлениями о жизни. Но всех их объединяла Церковь и наш ростовский собор.
Вот здесь-то, в алтаре ростовского кафедрального собора, мне и довелось вновь встретить отца Михаила. Был ли он священником, доподлинно не известно, однако его всегда называли «отцом Михаилом». Фамилия его и по сей день также остается загадкой. Он уже не вызывал во мне трепета и ужаса. К нему у меня сформировались два чувства: глубокого почтения и интереса. Бывал в алтаре он нечасто, так как много ездил по монастырям и храмам. Как правило, присутствовал на богослужениях, которые возглавлял митрополит Владимир (Сабодан). У них были очень добрые взаимоотношения. Часто после службы владыка приглашал отца Михаила в свое авто, и они ехали домой к архиерею на трапезу. Кажется, что его тогда знали все в нашей Русской Церкви…
Так вот, появление в алтаре отца Михаила всегда привлекало внимание. Он входил в алтарь в своей черной бархатной рясе с нашитыми на нее огромными пуговицами, как у Пьеро из сказки «Буратино». А вместе с ним в алтарь громко врывался аромат розового масла – «Болгарская роза».
В то время это масло было дефицитным, но у отца Михаила его было, видимо, запасено немало, и он обильно умащал себя им. На службах он обычно читал Апостол. Это было действо, которое приковывало всеобщее внимание. Он выходил из алтаря вразвалку, буквально перекатываясь, высоко держа книгу. Начинал «с низов», явно получая сам удовольствие от того, как читает. После чтения интересовался произведенным им эффектом. Он был, наверное, одним из немногих, кто мог со свойственным ему юродством говорить «ты» соборному архидиакону Иоанну, что выводило того из себя. Но их словесная перепалка не выходила за пределы допустимого. Вслед уходящему протодиакону отец Михаил мог прогудеть басом какую-то фразу, но отец Иоанн не обращал внимания, проходя гордо, не удостаивая его вниманием.
Периодически Михаил по прозвищу Культяпка путешествовал по святым местам необъятного Союза. Хорошо помню день, когда мы узнали о смерти Святейшего Патриарха Пимена. В моем представлении он был вечен… Хотя все понимали, что Патриарх болен, мысль о том, что он умрет, не проскальзывала в моем подростковом сознании.
Смерть Патриарха особенно болезненно коснулась нашего собора, ведь были живы прихожане, которые помнили его по служению в Ростове-на-Дону.
К слову сказать, некоторые держали с ним связь почти до его смерти. Наши прихожанки показывали письма, адресованные им и написанные его рукой. Он периодически передавал им гостинцы через владыку Владимира (Сабодана) с просьбой молиться о нем. Это было особое время чуткого и доверительного общения.
Возвращаясь к дням смерти Патриарха, могу сказать, что всеми верующими ощущалось ожидание чего-то масштабного и очень важного. Должно было состояться избрание на вдовствующий престол нашей Церкви. И естественно, все, начиная от настоятеля нашего собора и заканчивая свечницами, надеялись увидеть Патриархом нашего владыку. Но Бог определил иначе: был избран митрополит Ленинградский Алексий. Небезынтересно знать, где был отец Михаил в эти судьбоносные для Церкви дни. Конечно же, в самом центре событий! Как рассказывали, он прибыл в Троице-Сергиеву лавру. После избрания Патриарха была трапеза для участников Собора. Вот во время этой трапезы отец Михаил и скончался…
Началась долгая история с его погребением. Духовные чада решили везти тело в Псково-Печерский монастырь, чтобы захоронить в пещерах. Но им не удалось сделать так, как запланировали. Прошло около недели, и его привезли в Ростов-на-Дону, где его и отпел отец Олег Добринский в Преображенском приделе кафедрального собора. На отпевании было немного людей.
Так вот тихо-тихо ушел странник в последний свой путь, в финальный пункт назначения – в Вечность…
Возрождение и наследие
Прежде чем перейти к выдающейся личности протоиерея Лазаря Крещановского, рассказ необходимо предварить несколькими штрихами в описании моего служения в городе Новочеркасске.
По возвращении из семинарии в Ростовскую епархию я был назначен штатным клириком Новочеркасского Свято-Вознесенского кафедрального собора, где прослужил пять лет. Это было непростое для страны время, а вместе с тем благодатная почва для миссионерской деятельности Церкви. Постоянно происходили массовые крещения и венчания, храмы были полны людей, и казалось, Православная Русь воскресает.
К большому сожалению, не воспользовавшись благодатным временем, которое нам подарил Бог, мы растратили кредит доверия людей. Думаю, произошло это по причине многих факторов: Церковь не была готова к такому массовому приходу людей; выйдя из советского гетто, где инициатива Церкви не предусматривалась в принципе, она оказалась не способной динамично развиваться.
И все же это время мною воспринималось как обновление. Не хватало дня, поскольку востребованность была невероятная. Служение под началом настоятеля необходимо для начинающего священника, и я рад, что смог пройти этот этап.
Сегодня сразу из-под омофора архиерея молодые пастыри становятся настоятелями, но неопытность, порывы принимать скоропалительные решения и считать их самыми правильными – это удел юности и незрелости.
За пять лет служения в соборе удалось многое узнать, я испытал на себе зависимость от решений настоятеля. Время шло, и меня отправили в командировку в один из храмов Новочеркасска, причем того храма, который пугал меня своим состоянием. Он находился недалеко от собора – и в то же время в месте, которое смело можно назвать окраиной города. Старинный храм святого великомученика Георгия Победоносца. В нем мне предстояло заменить заболевшего настоятеля. Сколько раз мысленно примерял я на себя обязанности настоятеля, сосчитать трудно. И все-таки это назначение меня настораживало, поскольку я служил всегда в соборных храмах, а здесь попал в храм, который был запущен из-за длительной болезни настоятеля и нуждался в серьезном обновлении. Так как опыта руководства у меня не было, будущие обязанности приводили меня в трепет.
Замечательно, когда у тебя есть здравые и адекватные друзья. А если они еще и твои коллеги – это вообще подарок судьбы. Мне на помощь пришел мой друг и по совместительству непосредственный начальник – благочинный Новочеркасского округа протоиерей Олег Добринский. Именно под его руководством я легко и безболезненно сделал самые первые шаги и приступил к своим обязанностям. Он не раз оказывал мне свою помощь и поддержку, равно как и многим в своем благочинническом округе.
Однако не так все в жизни гладко, как можно подумать из моего повествования… Знаете, какой мы в большинстве своем имеем недостаток? Вновь назначенный руководитель – в нашем случае настоятель – изо всех сил старается доказать руководству, что доставшийся ему объект имеет массу проблем, с которыми ему придется столкнуться. И этой ошибки мне тоже избежать не удалось. Конечно, храм был старым и запущенным. Но сегодня я отчетливо вижу, что если бы я тогда не стал так настойчиво обращать внимание на недостатки предшественников, а занимался бы просто восстановлением, то это было бы намного проще и продуктивнее. Но, к сожалению, человеческое довлеет над нами, и я хочу дать совет молодому поколению духовенства: чтобы не жалеть впоследствии о своих «героических» поступках, берегите своих предшественников; если они живы, постарайтесь создать для них благоприятные условия, чтобы в своем храме не чувствовали они себя ненужными. А если уже почили, то храните память о них.
Время шло. За пять лет удалось сделать немало: был расписан храм, проведены газ, коммуникации, позолочены купола…
В 2005 году был подписан указ о назначении меня на должность настоятеля Старо-Покровского храма Ростова-на-Дону. Никогда не думал, что буду служить в городе, где прошло мое детство. Ростовчане старшего поколения знают бывший Кировский сквер, где в советские годы на месте разрушенного храма был установлен памятник выдающемуся партийцу. К моменту моего назначения уже был вырыт котлован под строительство нового храма в сквере рядом с памятником.
Инициатором возведения дома Божия в центре города выступил вице-губернатор Ростовской области Иван Станиславов. Таким образом, обязанность следить за производством строительных работ была с меня снята. Прежде всего нужно было формировать приходскую общину, налаживать жизнь прихода.
Еще живя в Новочеркасске, я каждую среду приезжал на строительную площадку, вешал на забор икону и читал акафист. Со временем стали приходить люди на молебны. Так появились первые прихожане.
Переехав служить в Ростов-на-Дону, я установил рядом со строительной площадкой бытовку, которая была преобразована во временный храм. Удивительное это было время! Тесный вагончик, вмещающий в себя не более сорока человек, стал на два года местом общения с Богом. Зимой необходимо было заранее позаботиться об отоплении, летом стояла невыносимая жара. Но именно там был организован хор, приступил к работе бухгалтер (куда же без бухгалтера?!), совершались литургии, крещения и даже венчания.
Радостно было еженедельно отмечать значительные сдвиги в строительстве, просматривать каталоги церковной утвари, выбирая, что лучше подойдет в новый храм. Все эти мгновения относились к приятным хлопотам.
История старого храма, который стоял на этом месте, необычайно богата. Он был одним из первых религиозных сооружений и располагался в крепости святителя Димитрия Ростовского, со временем несколько раз перестраивался. В нашей общине оказались пожилые люди, которые вспоминали, что их родителей крестили или венчали в храме до того, как он был разрушен в тридцатые годы XX столетия.
Перед окончанием строительства возникло непреодолимое желание больше узнать о храме и о людях, которые здесь трудились. Поэтому немало времени пришлось посвятить работе в государственном архиве. Увы, большинство свидетельств были уничтожены. Но все же сохранились отрывочные документы. Из них мы узнали, что в течение 34 лет настоятелем храма был протоиерей Лазарь Крещановский (в 1914 году он скончался). Больше информации о нем на тот момент мы найти не смогли. После освящения храма пришлось полностью погрузиться в приходскую жизнь и приостановить работу в архиве. Однако мысль найти что-либо интересное об отце Лазаре меня не оставляла. Прошло несколько лет, и штат храма пополнился клириками из числа прихожан.
Священник Александр Тарасов, сумевший совместить новое для него пастырское служение с руководством Всероссийским НИИ экономики и нормативов, будучи кандидатом экономических наук и человеком весьма образованным, довел дело поиска информации о предыдущем настоятеле до конца. Он нашел редкие документы о храме, фотографии отца Лазаря и его книги. Одна из обнаруженных книг – «Историческая записка о Покровской церкви Ростова-на-Дону» – нам была любезно предоставлена публичной библиотекой, в которой хранится ценный для нас экземпляр вековой давности. Опять-таки благодаря стараниям отца Александра книга была переиздана. Мы изучили ее и другие найденные свидетельства, и, казалось бы, забытый некогда отец Лазарь явился перед глазами наших современников не только ярким представителем ростовского духовенства, но и общественным деятелем, законоучителем и краеведом. Он был полным кавалером ордена Святого Владимира, членом городской гласной Думы, активно участвовал в жизни города. Его книга содержит бесценные свидетельства о храме, в котором он был настоятелем. Кроме того, много страниц посвящено городу, представлены исторические свидетельства о крепости – том месте, с которого начинал формироваться портовый город. Из книги мы узнали, что в первом храме на клиросе однажды пел Александр Суворов, прибывший в Ростов-на-Дону. Также под сводами Покровской церкви молился адмирал Ушаков. Затем была найдена еще одна книга, содержащая проповеди отца Лазаря.
После таких невероятных находок мы приступили к поиску могилы бывшего настоятеля. Известно было, что он захоронен на Братском кладбище Ростова-на-Дону. К сожалению, поиски не увенчались успехом. Кладбище в советский период закрыли, многие могилы невозможно было опознать, а архив кладбища в свое время был разорен. Наша приходская община приняла решение установить на одной из центральных аллей рядом с Вознесенским кладбищенским храмом гранитный крест с надписью: «Памятный знак к 100-летию со дня смерти протоиерея Лазаря Крещановского, который 34 года был настоятелем Покровского храма города Ростова-на-Дону и захоронен на Братском кладбище».
И эпитафия: «Господь был с ним – и во всем, что он делал, Господь давал успех (Быт. 39, 23)».