Привет лев
Вояджер
Ты теперь невозможна и толстокожа,
просыпаясь во сне, что-то любишь да что-то пока поёшь.
Там намного спокойней. Теплее дома,
у которого сердце ты слушала чутким своим виском.
Моя милая, неинтересно больше? Ну и что ж.
Вот реальности пьяная, брюзглая рожа:
чья-то тачка ещё стоит, дожидается под окном.
25 кадр
…пьёт со мной режиссёр и попозже в ауте,
пьёт со мной сценарист и всецело в омуте,
пью со всеми и мне без особой разницы,
кто покажет внутри мелодраму пошлую.
Пьют стрижи талый снег, им напиться хочется,
пьёт росу по заре моё утро впроголодь,
ритм выбила кровь по мозгам редеющим
и забилась в углы неширокой комнаты.
Бьётся жизнь, подрывая, кряхтя, артерии,
слышит пыль под кроватью: больной, неправильный
аритмичный рисунок в холсте наследственно
расширяет сердечную узкую камеру.
Я в кино. Я в кино. Я в кино посредственном.
Это всё миражи и болванки чистые.
Дайте мне записать на такую честную
мою душу, чтоб вечно она пылилась там.
Я в кино.
Я в кино.
Я – что?
Молодость фантик
Молодость – фантик в окурках урны,
лучшие годы – блевота из нелюбви.
Близкие кровные ждут заботы,
но ожидания не оправдаются,
ах, увы.
Синяя корочка. Синяя, как алкашка.
На асфальте под синькой лежит мужик.
Синие ирисы. Синяя зависть разных
окруживших тебя слепых –
доконало. До мяса разворотили.
Не сказали, в чём высший смысл.
«Нас расставили, рассадили,
чтобы тихо себя вели».
Мы молчим. Оглушающе. Мы молчим.
Душу купят, вконец отпустит;
память мусор, искристая звёздная пыль.
Невозвратность когда закусит,
зубы выбей ей, пусть шипит;
стало некем дышать,
стало проще жить.