Карен Прайор
Несущие ветер
2. Формирование
Хоку и Кико приучились к свистку. Они научились и еще кое-чему. Сквозь дверцу они проплывали вполне охотно, привыкнув к этому в дни чистки бассейна, и им нравилось играть с мячом, толкая его носом. С помощью свистка я научила их толкать мяч ко мне. Животным это, по-видимому, доставляло удовольствие, и игра с мячом теперь всегда позволяла завершать сеанс дрессировки пусть маленьким, но успехом.
Первым серьезньм заданием в программе были прыжки через шесть барьеров в Театре Океанической Науки. Прежде всего, разумеется, следовало научить животных перепрыгивать через один барьер. Хоку и Кико помещались в продолговатом бассейне, где они весь день плавали взад и вперед, и я начала с того, что опустила веревку в воду с одного борта, протянула ее по дну и вытащила второй конец на противоположный борт. Я рассчитывала, что они будут проплывать над ней, а я стану закреплять это действие, пока они не начнут проделывать его нарочно, после чего веревку можно будет мало-помалу поднимать, и в конце концов им придется через нее перепрыгивать.
Однако, заметив на дне бассейна неизвестный предмет, Хоку и Кико не пожелали плавать над ним. Пусть между ними и веревкой было два с половиной метра, пусть она оставалась неподвижно – они видели в ней ловушку для кико. Целый день они кружили в одном конце бассейна – в том, где они находились, когда веревка была опущена на дно.
Я испробовала все, что только приходило мне в голову: поощряла их, когда они приближались к веревке, подманивала их рыбой, вела игру в мяч так, чтобы заставить их случайно переплыть через веревку, бросала рыбу в другой конец бассейна. Безрезультатно. Если рыба падала по ту сторону веревки, они обходились без рыбы, если мяч отлетал в дальний конец бассейна, игра на этом кончалась – или мне самой приходилось возвращать мяч на их половину.
С ума сойти! Чтобы научиться прыгать через барьер, они должны были сначала переплыть через веревку – иначе что же я буду поощрять и закреплять? А ждать, пока они к ней привыкнут, мы не могли – вдруг им на это потребуется не один день? Доводить же их голодом до такого состояния, чтобы при виде корма они забыли про страх, мне не хотелось.
В конце концов я сама дошла до такого состояния, что схватила алюминиевый шезлонг, стоявший возле бассейна и швырнула его в воду рядом с упрямой парочкой. Безобидный шезлонг, несомненно, должен был напугать их больше, чем веревка на дне.
И действительно, Хоку и Кико в ужасе мотнулись через веревку в другой конец бассейна, а я в этот момент свистнула и бросила несколько рыбешек, съесть которых страх им отнюдь не помешал.
В результате теперь на дне бассейна, пугая моих дельфинов, покоился шезлонг. На глубине двух с половиной метров. Мне пришлось пойти в раздевалку, надеть купальник, нырнуть в бассейн и вытащить шезлонг, а Хоку и Кико тем временем нервно кружили по ту сторону веревки.
Во второй раз у меня хватило ума привязать к шезлонгу веревку, чтобы больше не нырять за ним. Снова я швырнула его поближе к дельфинам, и снова Хоку и Кико метнулись в свой спасительный угол, проплыли над веревкой и получили за это вознаграждение.
В третий раз они пронеслись над веревкой, едва заметили, что я поднимаю шезлонг. Шезлонги, возможно, и имеют привычку закусывать дельфинами, но, во всяком случае, веревка на дне бассейна не подпрыгнула и не схватила их. Ее безобидность была установлена. Они вновь начали спокойно плавать из конца в конец бассейна. Еще несколько поощрений – и они уже принялись нарочно проноситься над веревкой: хватали рыбу, тут же поворачивали назад и, миновав веревку, оглядывались в ожидании новой порции рыбешек.
Когда они совсем успокоились, я «установила для них режим». Это крайне важное правило дрессировки, о котором часто забывают. Животные чему-то научились: они усвоили, что проплыть над веревкой – значит получить рыбу. Теперь им предстояло усвоить, что иногда они получат рыбу, только проплыв над веревкой два или три раза. В первый раз, когда они проплыли над веревкой, а свистка не последовало, это как будто сбило их с толку: уж не ослышались ли они? Не слишком охотно они попробовали еще раз. Полный успех! Вот он, свисток! Еще попытка – опять нет свистка. Уже с большей уверенностью они быстро повторили требуемое движение по собственной инициативе. «Все в порядке, понимаешь? Если свистка нет, скорее плыви через веревку опять: может, тогда ты его услышишь».
Даже от недавно пойманных и еще напуганных животных можно на протяжении единственного короткого сеанса дрессировки добиться того, чтобы они за одно поощрение с удовольствием повторили два и больше раз только что освоенный поведенческий элемент. Как и с приучением к свистку, это стало для меня чем-то вроде шахматной партии. Следуя инструкциям Рона, я придерживалась варьируемого режима – иногда поощряла первый проплыв над веревкой, иногда каждый второй, иногда оставляла без поощрения три проплыва, иногда поощряла несколько проплывов подряд. В конце концов животные уже с охотой снова и снова проплывали над веревкой, даже если им приходилось проделывать это по три-четыре раза, прежде чем они получали поощрение.
Варьируемый режим, как ни странно, оказывается куда более действенным, чем неизменный. Если бы Хоку и Кико в течение часа проплывали над веревкой и получали рыбу, проплывали над веревкой и получали рыбу, проплывали над веревкой… им это могло бы надоесть или просто стало бы лень. А если бы они на таком режиме вдруг вовсе перестали получать рыбу – ну, например, я решила бы, что им пора проплывать над веревкой одновременно, – то в раздражении могли и вовсе отказаться работать. И новый поведенческий элемент «угас» бы.
Рон Тернер как-то объяснил мне это следующим образом. Если ваша машина до сих пор всегда заводилась с одного поворота ключа, но в один прекрасный день вы повернули ключ, а она не завелась, то после двух-трех раз вы прекратите свои попытки, решив, что в машине что-то разладилось. Поведенческий элемент поворачивания ключа угас бы у вас очень быстро. Если же, наоборот, у вас был бы старый драндулет, который всегда заводился туго, вы вертели бы ключ и жали на педаль газа минут двадцать, прежде чем наконец бросили бы стараться и начали бы искать другую причину. Во втором случае вы находились бы на длительном варьируемом режиме. Вот такого рода упорство я и хотела выработать у Хоку и Кико.
После того как варьируемый режим мягко и постепенно был закреплен, Хоку и Кико торопились проплыть над веревкой, едва я появлялась у бассейна с ведром рыбы в руке, так как знали, что могут сразу же получить поощрение. А если рыба перед ними не падала, они продолжали быстро и азартно плавать над веревкой в надежде, что следующий раз окажется удачным. Кроме того, я могла добавить азарта, время от времени поощряя их двойной порцией рыбы – главным призом. По правде говоря, у меня появилась привычка всегда завершать сеанс дрессировки «выдачей главного приза», вероятно под воздействием неосознанной антропоморфической идеи, будто это смягчает разочарование из-за того, что сеанс вдруг кончается.
Именно варьируемые поощрения составляют соблазн игральных автоматов и рулетки. И в дрессировке установление варьируемого режима абсолютно необходимо, если вы хотите, не теряя разгона, перейти к более сложному обучению.
И вот, установив такой режим, я подняла веревку на полтора метра над дном. Теперь у Хоку и Кико появилась возможность ошибаться. Вначале случалось, что робость брала верх, и, уже находясь над веревкой, они поворачивали и бросались назад. Иногда они проплывали под ней. Поощрение же они получали, только проплыв над ней полностью. Однако они уже усвоили старую школьную пропись: ежели не вышло сразу, пробуй, пробуй еще раз. Поэтому я могла, не обескураживая их, закреплять с помощью поощрения только те поведенческие элементы, какие мне требовались.
Через два-три сеанса мои кико перестали делать ошибки, я подняла веревку на поверхность, и они очень мило через нее перепрыгивали. Не возникло никаких сложностей и когда я подвела под веревку алюминиевый прут длиной 1,2 метра – точно такой же, как барьеры, которые им вскоре предстояло брать в Театре Океанической Науки, – а затем вовсе убрала веревку, так что теперь они прыгали через прут.
Однако и эта простая задача потребовала отработки множества частностей. Дельфины должны были прыгать через барьер, а не за его концом. Кроме того, мне было нужно, чтобы они прыгали рядом, не опережая друг друга, почти бок о бок. И прыгали только в одном направлении – слева направо. Все это надо было выделить, а затем отработать с помощью варьируемого режима. Каждый момент приходилось решать как отдельную задачу. Стоило лишить животных поощрения из-за того, что они прыгнули чуть в сторону от барьера, а затем не поощрить их, потому что они, хотя и прыгнули через барьер, но не совсем одновременно, как сразу же возникала катастрофическая путаница. Но было очень трудно все время себя одергивать и ограничиваться чем-то одним.
Впрочем, такая отработка могла идти и очень быстро. Иногда за один сеанс удавалось покончить с двумя-тремя шероховатостями, но было абсолютно необходимо все время точно представлять себе полную картину и не поддаваться искушению с помощью одного поощрения выправить сразу несколько отдельных моментов.
Новая кардинальная трудность, с которой неизбежно сталкивается каждый дрессировщик дельфинов, возникла, когда настало время поднять прут над водой. Пока прут лежал на поверхности воды, Хоку и Кико очень лихо преодолевали его высоким прыжком. Я подняла прут над водой на какие-то жалкие пять сантиметров – и они наотрез отказались прыгать. Что же делать?
По-видимому, проблема заключалась в восприятии. Предмет, находящийся в воде, дельфин не только видит, но и воспринимает с помощью эхолокации. Предмет, поднятый над водой, насколько нам известно, уже не доступен эхолокации и выглядит совсем иначе, раздробленный на части движением и блеском той грани, где вода смыкается с воздухом. На этом этапе следует, не торопясь, потрать несколько сеансов, во время которых объект находится над самой поверхностью, то видимый для дельфинов, когда их движения поднимают волну, то невидимый для них, когда вода успокаивается. Дельфины в это время учатся оценивать место и высоту прыжка по памяти, высовывая голову из воды и глядя на прут в воздухе, прежде чем брать разгон к нему. Вероятно, они выучиваются смотреть вверх сквозь поверхность воды примерно так же, как рыбаки выучиваются видеть рыбу, гладя вниз сквозь ту же самую поверхность. В сущности, это очень трудная задача, и просто поразительно, как хорошо справляются с ней животные.
Так вот: я установила прут над самой поверхностью, где Хоку и Кико могли иногда его видеть. По-видимому, они решили, что способны справиться с такой трудностью: во всяком случае, они несколько раз прыгнули, хотя и довольно неуклюже.
Тут мне пришлось отбросить все уже закрепленные критерии – прыгайте изящно, бок о бок, в нужном месте, и отрабатывать новый – прыгайте через прут, даже если он висит в воздухе. Когда этот новый аспект задачи был твердо усвоен, я опять начала настаивать на выполнении всех прежних требований и за гораздо более короткое время, чем ушло на первоначальную дрессировку, вновь добилась красивого совместного прыжка, но уже над барьером в воздухе.
Я назвала этот прием «возвращением в детский сад», и он прочно вошел в систему нашей дрессировки. При возникновении каких-то новых трудностей, например при начале работы в незнакомом бассейне, все прежние закрепленные требования совершенства на время отбрасывались (иногда на день-два, иногда всего лишь на часть одного сеанса дрессировки), пока животное не осваивалось с непривычными условиями.
Строгий дрессировщик, который отвергает «возвращение в детский сад», попусту тратит время и вызывает лишние стрессы, пытаясь с самого начала добиться совершенства, тогда как оно без труда вернется, едва животное свыкнется с нововведением. Я десятки раз наблюдала то же самое и у людей. Например, в репетиционном зале певцы и музыканты добились полной безупречности исполнения, а во время первой репетиции на сцене их то и дело одергивают за грубые ошибки. Но ведь они занимают другие места, стоят на лестницах, облачены в тяжелые костюмы, в лицо им светят мощные прожекторы. И люди, и дельфины сталкиваются тут с одной и той же проблемой. Это «синдром нового бассейна», и справиться с ним можно, смягчив на первых порах требования и «вернувшись в детский сад». В конечном счете это только экономит время.
Когда прут поднялся над водой, а Хоку и Кико начали прыгать как следует и по нескольку раз за каждое поощрение (все тот же спасительный варьируемый режим!), я ввела новый критерий: прыгайте через прут в любом месте бассейна, где бы я его ни установила. А затем еще один: прыгайте через прут, даже если он поднят над водой на четверть метра, на полметра, на метр. Теперь нужно было добиться, чтобы они брали несколько барьеров. Но прежде, согласно инструкциям Рона, мне предстояло научить их перепрыгивать через единственный прут только по команде. И вновь пришлось вернуться к инструкциям, чтобы выяснить, как этого добиться.
Гэри и Крис тем временем работали с афалинами для второго отделения программы в Театре Океанической Науки. Оба дельфина учились играть с мячом и высовываться из воды, чтобы брать протянутую рыбу, хотя бедняга Кане из-за своего изогнутого хвоста не мог высунуться достаточно высоко. Макуа обучался нажимать носом на рычаг: простой поведенческий элемент, который, однако, можно использовать для самых разнообразных номеров – игры на барабане, зажигания света и так далее. Мы хотели, чтобы Макуа «бил рынду», то есть звонил в корабельный колокол, подвешенный у верхнего конца рычага в довольно несуразном сооружении на борту бассейна, которое сконструировала я и, надо признаться, не слишком удачно.
Бассейны были прекрасно приспособлены для дрессировки. В отличие от плавательных бассейнов они были подняты выше уровня пола, так что их борт находился примерно на высоте живота дрессировщика. В результате мы могли опускать руки в воду не нагибаясь – в полной мере я оценила это удобство, когда увидела, как в других океанариумах, где бассейны полностью углублены в пол, дрессировщикам приходилось работать, по часу не вставая с колен.
Научить дельфина нажимать на рычаг как будто бы очень простая задача на формирование. Достаточно поощрять движения головой в нужную сторону, отбирая наиболее энергичные из них до тех пор, пока животное не начнет нажимать носом на рычаг с необходимой силой. Гэри, однако, уже три недели тщетно пытался научить Макуа звонить в колокол. Дельфин укрепился в ошибке, которая выводила Гэри из себя. Он подплывал все ближе и ближе к панели, на которую ему полагалось нажать, так что уже почти невозможно было различить просвет между его носом и панелью, и тем не менее он к ней не прикасался! Гэри не выдерживал и поддавался естественному соблазну ухватить Макуа за нос и подтолкнуть его к панели. В таких случаях Макуа обычно с надеждой поворачивал голову к толкающей руке. Если же Гэри пытался подтолкнуть его туловище, Макуа, весьма ревниво относившийся к своим правам и достоинству, сам его толкал, отодвигаясь назад. Он был гораздо сильнее человека и, повиснув в воде, казался неподвижным и неподатливым как скала.
Как-то утром я следила за Гэри во время дрессировки и ломала голову над этой загадкой, пока наконец не наткнулась на ее решение. Гэри в увлечении свистел, поощряя Макуа в ту секунду, когда ему казалось, что дельфин вот-вот нажмет на панель. Таким образом Гэри раз за разом закреплял у Макуа элемент поведения, который можно описать так: «Пусть Гэри думает, будто я намерен нажать на панель». Вдвоем они создали настоящий шедевр на тему «чуть-чуть не считается».
Чтобы исправить это, потребовалось около десяти минут. При всей неподвижности Макуа, когда он повисал в миллиметре от панели, течение в бассейне порой увлекало его вперед на этот миллиметр. Я посоветовала Гэри прикрыть панель ладонью, чтобы ощущать даже самое слабое прикосновение к ней. Теперь он получил возможность поощрять только прикосновения. Почти сразу же Макуа принялся нарочно тыкаться в ладонь Гэри – поведенческий элемент, который очень быстро перешел в нажимы на панель независимо от того, прикрывала ее ладонь или нет.
Теперь Гэри мог перейти к поощрению каждого второго нажима, потом третьего, и вскоре Макуа уже нажимал на панель по нескольку раз за каждое поощрение. Так как он был теперь на варьируемом режиме и толкал панель часто и энергично, дрессировщик мог отбирать только те толчки, которые были достаточно сильными, чтобы приводить в действие механизм, заставляющий звонить колокол. К обеду звон колокола Макуа разносился по всему Парку.
Однажды Тэп, плавая с Жоржем на его судне, увидел, как дикий кико несколько раз взмыл в воздух, переворачиваясь на лету. Это были изумительно красивые прыжки, и Тэп тут же представил себе, как они будут выглядеть на обширном пространстве Бухты Китобойца. Поскольку Хоку и Кико предназначались для представлений в Театре Океанической Науки, я согласилась на поимку еще одного-двух кико для Бухты Китобойца. Их можно будет дрессировать Вместе с вертунами в ожидании, чтобы они продемонстрировали прыжок, который видел Тэп.
Первой была поймана неполовозрелая самка, которую Жорж назвал Леи («цветочная гирлянда»). Леи была очень милой кико, еще маленькой, хотя и с полным набором зубов. По-видимому, она только-только перестала сосать мать. Пятен у нее на коже почти не было – только цепочка вокруг шеи, чем и объяснялась ее кличка. Но с возрастом она получила полный узор.
Леи была типичным сорванцом-подростком. Вертуны сразу ее пригрели, хотя она их весьма допекала. Вдруг помчится к Хаоле, вожаку стада, и случайно толкнет его как неуклюжий ребенок. А за Меле она плавала как пришитая, мешая ей вести обычную светскую жизнь. Очень быстро она стала удивительно ручной – только она из всех наших кико спокойно позволяла себя гладить. Ела она хорошо и почти сразу же научилась работать за рыбу.
Вертунами занимались Дотай и Крис. Они старались поставить верчение под контроль, учили животных стоять на хвостах, точно танцуя хулу, добивались четких совместных прыжков, а, кроме того, пытались надеть на вертунов пластмассовые леи – но тщетно.
Отрабатывать этот последний элемент поведения со всей группой было нельзя. Приходилось формировать поведение каждого отдельного животного индивидуально, приучая его сначала приближаться к леи, потом засовывать в нее клюв, задирать голову так, чтобы леи сползала на шею, когда животное становилось на хвост и «танцевало хулу», и наконец выскальзывать из леи назад, чтобы дрессировщик мог подхватить гирлянду.
Вертуны боятся незнакомых предметов не меньше, чем кико, и они возненавидели яркие, колючие пластмассовые леи. Дни шли, а работа с леи не давала никаких результатов: все до единого вертуны бунтовали, едва гирлянда прикасалась к их коже. Однако Леи, малышка кико, полюбила играть с леи и, не пробыв в неволе и месяца, уже научилась ее носить. Выглядела она в леи очаровательно: розовые цветы очень ей шли.
Все было бы прекрасно, если бы не одно обстоятельство: выскользнув из гирлянды, Леи предпочитала зацепить ее плавником и носиться по бассейну, играя в любимую игру всех Stenella «Ну-ка, отними!». Найдя что-нибудь нестрашное, вроде водоросли или обрывка веревки, они часами возятся с такой игрушкой: таскают ее на плавнике, дают ей соскользнуть и ловко подцепляют хвостом, толкают носом и утаскивают друг у друга в стремительных выпадах и погоне.
Но когда отнимать надо было колючую цветочную гирлянду, вертуны отказывались играть с Леи, и она доводила нас до исступления, затевая игру с дрессировщиками: подплывала соблазнительно близко с леи на грудном плавнике и в последнюю секунду ловко увертывалась от протянутой руки. А отобрать гирлянду было необходимо: она могла рассыпаться и забить решетку сточных труб или – того хуже – засорить желудок какого-нибудь из дельфинов. Ведь даже робкий вертун вполне мог схватить зубами и случайно проглотить оторвавшийся пластмассовый цветок.
Пришлось ввести первое в нашей практике наказание – «тайм-аут», как назвал его Рон Тернер. Когда Леи отказывалась вернуть гирлянду, дрессировщик хватал ведро с рыбой и решительным шагом уходил от бассейна на три минуты. Это, естественно, лишало игру всякого интереса. После нескольких тайм-аутов мы убедились, что теперь на Леи можно положиться: она тут же притаскивала гирлянду, едва дрессировщик опускал руку в воду, что означало «отдай». Лишиться гирлянды было легче, чем отказаться от сеанса дрессировки.
Леи быстро научилась всему, чему научились до нее вертуны, но вертеться в воздухе она не умела. Это было выше ее возможностей, а потому, когда остальные взлетали в воздух, она только старательно подскакивала и проделывала что-то вроде сальто. Она была редкая глупышка. Начало сеанса или поощрение для нее одной вызывало у нее припадок восторга: она принималась метаться по бассейну, плескаться и мешать другим. Оставалось только надеяться, что с возрастом она немного угомонится.
В конце концов почти всю дрессировку вертунов Дотти взяла на себя. Крис тоже занимался с ними, но эта работа выматывала его и злила. Надо было не только следить за пятью дельфинами, но и точно учитывать, на какой стадии находится каждый из них в отработке каждого элемента поведения. «Хаоле вертится хорошо – пора перевести его на варьируемый режим и поощрять каждое второе или третье верчение, Моки не вертелся со среды – давать ему рыбу за каждое верчение, Меле обленилась – поощрять верчение только в самом высоком прыжке».
Свисток, конечно, слышали все животные, и мы должны были показывать им, кто именно заслужил этот свисток, – показывать, давая этому дельфину рыбу или, наоборот, не давая другому. А они непрерывно плавали, крали рыбу друг у друга, и все это сбивало с толку дрессировщика, да и животных тоже, хотя они и делали некоторые успехи.
Вполне возможно, и даже желательно, во время одного сеанса отрабатывать несколько разных элементов поведения, если вы только сумеете найти способ, как это сделать. Мы установили вышку с площадкой у борта большого бассейна примерно в трех метрах над водой. Предназначалась она для того, чтобы учить дельфинов прыгать за рыбой вертикально вверх, но заодно оказалась прекрасным приспособлением для дрессировки вертунов. Оттуда за ними было легче следить и легче бросать рыбу именно тому животному, которое заслужило поощрение. Дотти, кроме того, использовала ее и для варьирования хода дрессировки. Например, она начинала отработку верчения с вышки, потом спускалась и у борта отрабатывала хулу и ношение леи, затем возвращалась на вышку и некоторое время высматривала что-нибудь новое. Животные приспособились к такому распорядку, и это очень пригодилось, когда пришло время учить их выполнять разные движения по разным командам.
Первым естественным движением, которое решила закрепить Дотти, был кувырок через хвост. Она начала поощрять животное, проделавшее такой кувырок. Говорила ли она по телефону или чистила ящик из-под рыбы, она все время поглядывала на бассейн вертунов, и стоило кому-нибудь из них перекувырнуться, как она свистела с того места, где стояла, к ближайшему ведру с рыбой и вознаграждала одного из вертунов с тихой надеждой, что перекувырнулся именно он. Мы все помогали ей, когда могли. Для этого требовалось весь день разгуливать со свистком в зубах и рыбешкой в кармане и, кроме того, уметь узнавать вертуна во время кувырка и потом, в воде, чтобы бросить рыбу именно ему. В конце концов мы очень в этом поднаторели.
Хлопки хвостом по воде еще один обычный элемент поведения, который Дотти выделила и закрепила. Хлопки заметно различаются по характеру: легкий шлепок означает нетерпение или раздражение и может повторяться несколько раз. Сильный удар «блям!», далеко разносящийся и в воде, и в воздухе, – сигнал тревоги. Стоит одному дельфину в море или бассейне сильно шлепнуть хвостом, и вся стая немедленно нырнет.
Наши вертуны иногда пошлепывали хвостом по воде в тех случаях, когда рассчитывали получить рыбу, – и не получали. Дотти начала закреплять этот элемент поведения, и вскоре вся компания вертунов с большим увлечением хлопала хвостом по воде, взбивая пену и производя страшный шум. Выглядело это очень забавно.
Мы задумали добиться того, чтобы они хлопали хвостами, описывая друг за другом круги по бассейну. Каким образом нам удастся воспроизвести это движение в Бухте Китобойца, где не будет круглой стенки, чтобы указывать животным направление, мы не знали. Однако за поразительно короткое время дельфины научились двигаться в своем маленьком бассейне по кругу аккуратной вереницей носом к хвосту плывущего впереди. Они держали интервалы, образуя правильное кольцо, и если кто-нибудь запаздывал, потому что, например, доедал рыбу, когда начиналось хлопанье, он тут же высматривал разрыв в кольце и стремительно туда кидался – совершенно как человек, торопящийся занять свое место в хороводе.
Групповое дельфинирование тоже сулило большой успех. Дотги начала поощрять Акамаи за простые пологие прыжки. Остальные животные, слыша свисток, но не получая рыбы, начали следить за тем, что делает Акамаи. Довольно скоро Хаоле набрал скорость и прыгнул рядом с Акамаи, точно сдублировав его прыжок. И получил за это поощрение. Затем и остальные один за другим сообразили, что от них требуется. (Последней, разумеется, была Леи, которая дольше всех прыгала то слишком рано, то слишком поздно, то в противоположном направлении.) Чтобы вся группа прыгала одновременно и параллельно, требовалось постоянное неусыпное внимание: когда животные завершали прыжок и расплывались в разные стороны, надо было держать ухо востро, чтобы не бросить рыбу тому, кто поленился или напутал.
В эти дни Жорж доставил нам еще одного кико, сильного красивого самца, получившего кличку Кахили – так назывались церемониальные опахала из перьев, которые в старину держали по бокам сиденья племенного вождя.
Чтобы Кахили побыстрее привык к новой обстановке и начал есть, мы посадили его к сородичам – Хоку и Кико. Он с самого начала чувствовал себя прекрасно и вскоре уже совсем освоился и ел с аппетитом.
Плавая возле Хоку и Кико, Кахили выглядел настоящим красавцем. В группе, предназначенной для Бухты Китобойца, большой прыжок кико можно было отрабатывать с Леи (если она даст нам эту возможность); так, может быть, оставить Кахили для Театра Океанической Науки? Если совместный прыжок двух дельфинов через барьер красив, то совместный прыжок трех дельфинов должен быть еще красивее!
Мы приучили Кахили к свистку и уже дрессировали его вместе с остальными кико играть в мяч, проплывать через дверцу, прыгать по сигналу и брать барьеры. Ни мяча, ни барьеров Кахили не боялся, так как видел, что Хоку и Кико относятся к ним спокойно. Зато он боялся Хоку.
Мне и в голову не пришло, что Кахили может оказаться непрошеным гостем. Наши вертуны образовывали пары и плавали вдвоем, но нередко они образовывали и трио Хаоле был вожаком и признанным покровителем единственной самки – Меле; однако исключительных прав на нее он не предъявлял. Хотя настоящее спаривание мы наблюдали редко, половые игры были частым явлением и в них принимали участие все животные, причем иногда одни самцы, – собственно говоря, в таких играх дельфинов совершенно не интересовало, кто есть кто. А потому я полагала, что кико не менее терпимы и Кахили прекрасно уживется с Хоку и Кико. Но я ошиблась.
Хотя Кахили был крупнее Хоку, его сразу же поставили на место. Ему не дозволялось плавать рядом с Хоку и уж тем более рядом с Кико. Он вынужден был смиренно следовать сзади. Ему было трудно демонстрировать элементы поведения и еще труднее получать за них награду – Хоку перехватывал его рыбу. И Хоку, и Кико презрительно били его хвостами или спинными плавниками, если он мешал им, когда они работали. Струи пузырьков, вырывавшиеся из дыхала Кико в такие минуты, позволяли нам догадываться, как часто на Кахили обрушивалась дельфинья брань.
Но, может быть, Кахили будет работать увереннее, когда получше разберется в том, что от него требуется? Мы перевели его в бассейн Макуа и Кане (они полностью его игнорировали) и начали дрессировать. Крис научил его переплывать через веревку, затем перепрыгивать через нее и, наконец, прыгать через съемный прут. Теперь, когда рядом не было Хоку и Кико, которые им помыкали, Кахили работал очень усердно. Собственно говоря, он был на редкость хорош и скоро уже перепрыгивал через прут почти в двух метрах над водой.
Когда Кахили вошел во вкус и многому научился, я снова перевела его к Хоку с Кико и предложила всем троим перепрыгнуть барьер одновременно. О да, Кахили прыгнул. Но только Хоку и Кико прыгнули безупречно и бок о бок, а Кахили хотя и взлетел в воздух одновременно с ними, но далеко в стороне, робко и виновато изогнувшись, словно прося прощения за то, что посмел прыгнуть через принадлежащий Хоку барьер, когда барьер потребовался самому Хоку. А услышав свисток, Кахили метнулся в угол и смиренно ждал там, пока Хоку и Кико не съели всю рыбу.
Безнадежно! Я не могла придумать способа, как превратить Кахили из отщепенца в равноправного члена дельфиньего общества – разве что хорошенько отдубасить Хоку и Кико за их чванство, но это вряд ли помогло бы. А потому решено было перевести Кахили к вертунам для выступлений в Бухте Китобойца.
Бассейны были расположены так, что в день уборки мы сначала переводили вертунов к афалинам, а затем афалин к кико, спуская воду и приводя бассейны в порядок поочередно. Таким образом, Леи и вертуны еще ни разу не видели Кахили.
С переводом Кахили в другой бассейн мы решили не мудрить: мы с Дотти прижмем его сетью к стенке бассейна, а Крис и Гэри вытащат его, перенесут к бассейну вертунов и бросят туда. Кахили не пытался вырваться, и все прошло быстро и гладко.
Бух! Вертуны метнулись во все стороны. Кто этот чужак? Нет, кто этот неотразимый красавец? Едва Кахили поплыл, осматривая свое новое жилище, как Меле и Леи кинулись к нему и в буквальном смысле слова смиренно простерлись перед ним. Они легли у него на пути боком или даже почти брюхом вверх, так что ему пришлось легонько их оттолкнуть, чтобы плыть дальше. Он вежливо погладил самок клювом, после чего они приняли обычное положение, подплыли к нему вплотную с обоих бочков и стали поглаживать его грудными плавниками, подниматься и опускаться вместе с ним, дышать точно в такт с ним (высший знак полного единения у дельфинов) а сзади с любопытством, но почтительно следовали вертуны-самцы. Кахили, бедный изгой Кахили, стал царем!