«Тюрьма. Моё тело – это тюрьма для души, заключённой на муки собственной совести… Что за ерунду они слушают, эти подростки?! – доносился тихий звук из плеера соседа, – ха, давно ли я сама не подросток, – Вика попыталась сосредоточиться на своём рюкзаке, который лежал на коленях, чтоб ни смотреть по сторонам, – потёрся, надо купить новый».
– У Родины выходят? – крикнул водитель.
– Да, – ответила девушка и выскочила из салона. По маршрутке прокатился вороватый смех, кое-где дополняясь шепотом.
– Остальные хотят еще покататься, – ответил самодовольный невзрачный дядька у выхода. Он сидел, откинувшись назад, широко раскинув ноги, словно делает вызов окружающим всем своим видом. Его глаза сверкнули наглой ухмылкой готовой к словесной атаке. На чем зиждилась такая самоуверенность, было не ясно, выглядел он абсолютно не узнаваемо, и если бы пришлось увидеть его снова, навряд ли кто-то вспомнил бы его лицо. Смех резко затих, женщины сделали вид, что ничего не слышали, отречённо отвернувшись в окно. Обида резанула их нежные сердца, уставшие от повседневных бытовых забот и плоских мужских шуток. Ещё минуту назад им не казалось это таким обидным.
«Я конечно не красавица, но воздержусь!» – подумала Виктория, оценив внешность самодовольного дядьки. Жестокость, сопряженная с черным юмором была для неё защитной реакцией от невежества окружающей действительности. Она не пыталась казаться милой, словно пубертатный период остановился в ней на стадии развития и прижился со своим юношеским максимализмом и нетерпимостью к обстоятельствам. Она тяжело воспринимала несправедливость, каждый раз с особой горячностью бросалась в бой, отстаивать свои и чужие права. Её горячую страсть к справедливости расценивали как ненормальность. От этого ей становилось физически плохо, но по-другому жить она не умела.
«Я назвала бы тебя Толик. Бьюсь об заклад, что ты один из тех, что «всю ночь рисовал» свои «свежие» пять тысяч», – эту бесящую шутку Вика слышала от мужчин ежедневно, проверяя крупные купюры. При этом они сжимались в кулак, будто им становилось неловко, от того что к ним проявили недоверие, потом резко расправлялись в плечах и бросали в бой всё своё остроумие: «Всю ночь рисовал… Смотри не испачкайся, краска не высохла… Горячая ещё…» Вика всегда удивлялась, почему они думают, что это должно быть кому-то смешно, и от чего они мыслят так шаблонно. Где они берут этот единый справочник ответов на неловкие ситуации? Конечно, это были не все мужчины, но лишь некоторые. Но и их хватало для статистики. Женщины, почему-то воздерживались от подобных шуток, возможно, этот справочник не видела ни одна из них. Эта тайна была не раскрыта.
Под именем Толик в ее понимании скрывался определенный тип. То был мужчина с широким лбом, на глаза его спадали большие прямоугольные очки с толстым стеклом. Это тот мужчина, что ведет себя развязно и нарочито пошло в присутствии женщин и приседает при виде соперника. Он сжимается от страха перед мужчинами, но отыгрывается за своё ничтожество на женщине. Часто пьёт. Незаметен в толпе, кажется, что носит в себе страшные тайны. Такие Толики напоминали ей маньяка. Такого соседа она знала еще в детстве, тогда он казался ей страшным монстром. Позже, в её воображении, он возглавил ряд мужчин с такими же чертами, и подарил им своё имя как нарицательное.
«Ооо, нет, нет, нет, – зашедший вновь мужчина впихнул себя четвёртым на заднее сидение газели, Вику автоматом выплюнуло вперед. – Оторвать руки тому, кто конструировал эту душегубку, чтоб тебе вечно ездить по кругу на этой жестянке».
Тело Вики спрессовали соседи, казалось, что рёбра вот-вот лопнут под давлением встречных тел. Она сделала глубокий вдох и выпрямила изнывающую спину. Сиденья в этих маршрутках были жутко не удобными, от них всегда в качестве послевкусия еще долго болела спина. Она попыталась снова отвлечься от случайных прохожих и погрузить себя в мир собственного сознания: «Всё ли в этой жизни так однозначно? Какое решение может считаться верным? Может то, что не принято. Можно ли сказать, что я вышла из точки «А» и пришла в ту пресловутую точку «В»? Как узнать, до какой точки мне непременно нужно дойти? Может я свернула не туда? Кто-нибудь вообще знает, что мне нужно, если я сама не знаю. Вообще, шла я, или плыла по течению все эти годы своего непрерывного существования? Рюкзак принял абсолютно бомжеватый вид. И почему я раньше этого не заметила, когда упустила момент? Срочно надо заняться этим вопросом. И вообще… А что вообще я делаю преднамеренно в этой жизни? Или можно сказать, что я живу бессознательно и не отвечаю за дела минувших дней? Как я могла забыть наушники, сейчас бы слушала музыку, а не вот это вот всё. – Вика снова уткнулась в сумку попытавшись найти потерю. – Говорят, мы отвечаем за грехи родителей. А что, зато, есть, кого винить… Или всё-таки моя жизнь результат моих поступков, мыслей, мой выбор… Неужели правда, что за всё мне придется отвечать? Сейчас или после? – Она посмотрела в окно, дорога казалась бесконечной. – Вот если бы не этот драный автобус, стоило бы об этом думать? Интересно о чем думают они?» – Вика снова окинула салон взглядом. Автобус был набит людьми до предела. Казалось, что вот еще минута, и он начнёт выплевывать их наружу с верхнего люка. Посмотрев на каждого по очереди, она попыталась представить их характерные черты. Иногда ей казалось, что все они индивидуальны и неповторимы, и непременно каждый из них имеет свою особенность. Что-то, что отличает его от остальных. Бывало и так, что все они раздражали её как один, и тут же куда-то пропадало это стремление найти в них что-то исключительное.