Что-то резко ударило меня в грудную клетку. Перед глазами помутилось, в ушах зазвенело, и я упал на искрящийся под декабрьским солнцем снег. Потом промелькнула короткая тёмная вспышка, и я вдруг оказался на том же месте, где проснулся утром.
«Ну и приснится же!» – Подумал я и облегчённо вздохнул.
– О, Агафоныч, очнулся, наконец-то! – Послышалось откуда-то слева.
Я вздрогнул, широко распахнул глаза и уставился на человека, сидящего рядом. На моего лучшего друга Колю, который пропал без вести месяц назад, – не вернулся из разведки. Никто уже не надеялся увидеть его живым, на прошлой неделе его родным уже отправили похоронку. А сейчас он сидит рядом со мной и улыбается во весь рот. Я зажмурился и ущипнул себя за руку, подумав, что это какой-то странный сон или я брежу после серьёзного ранения.
Тот же знакомый голос слева ехидно хмыкнул :
– Открывай глаза, Агафоныч. Я тебе не снюсь. Прекращай валять дурака!
Я снова открыл глаза. И спросил дрогнувшим голосом:
– Коля? Ты…живой? Ты где был? Твоей жене уже извещение послали, о том, что ты пропал без вести
Друг помрачнел. Горько усмехнулся.
– Знаю я, Вась. Знаю про извещение. Мы погибли. Оба! Отвоевались…
Он вскочил, померил блиндаж шагами. Закурил. И продолжил.
– Эх, Вась, наши вот пойдут вперед, будут бить фрицев, а мы будем здесь. Ни жён, ни матерей, ни детей никогда больше не увидим.
Я, до сих пор молчавший, наконец нашёлся, что сказать
– Значит, это была смерть? Короткая тёмная вспышка, после того как меня скосила пуля.
– Может быть и так, – задумчиво сказал Коля, – как мне объяснили, она у каждого разная. Моя смерть не пришла быстро. Меня пытали, Вась. Долго пытали. Потом я лежал с лихорадкой в лазарете фрицев. А позавчера я вдруг проснулся утром и понял, что у меня больше ничего не болит. Поэтому для меня смерть была как облегчение
– А мы не знали что и думать, – то ли ты погиб, то ли раненный где-то лежишь, то ли к фрицам перебёг
– Мой тесть тоже думает, что я перебёг. И жену к этой мысли подталкивает, зараза. Всегда меня недолюбливал
– А откуда ты знаешь, что они делают, – удивился я, – ты же сказал, что мы никогда их больше не увидим?
– Увидеть-то можно. Поговорить нельзя. И спуститься к ним нельзя. Можно только смотреть. И то нечасто. Мы же не совсем в Раю. И не в аду.
– А где мы тогда?
– А хрен его знает. Говорят, это место называют Межвременьем. Место для погибших воинов. Мы погибли, но нас не отпевали и не хоронили, как положено, – просто присыпали землёй и всё. Мы и к живым не относимся, но и к остальным мёртвым попасть не можем. Так объяснил наш Старший.