Полина Рей
Пампушка для злого босса
И в эту ночь мне тоже почти не удаётся заснуть. В основном размышляю о том, какую же бяку подкинула мне жизнь сюрпризом. И что мне вообще со всем этим делать. Желание, в принципе, только одно – переждать до того момента, когда интерес Алексея ко мне пропадёт, и продолжать жить спокойно и дальше. Тогда ещё я верила в то, что это в принципе возможно. Впрочем, Казанский быстро сумел показать мне, насколько я всё-таки ошибаюсь.
На следующее утро, несмотря на то, что я прибыла на работу загодя, мой босс уже поджидает меня в офисе. Стоит возле моего стола в приёмной, сложив руки на груди, и по глазам вижу – зол, как чёрт. Что ж, ладно – мы ещё и не такое проходили.
– Доброе утро, Алексей Николаевич, – произношу как можно спокойнее, пытаясь обойти Казанского, чтобы снять пальто и повесить его в шкаф. Что босс мне сделать не даёт, перегородив путь своей немаленькой комплекцией.
– Доброе утро, Вера, – вкрадчиво отвечает он, и по голосу ясно, что ничего хорошего от следующих слов мне ждать не стоит. – Тебя вчера не оказалось дома.
– Точно. Не оказалось. У меня были дела.
Я снова предпринимаю попытку обойти Казанского, но он снова перекрывает мне дорогу к шкафу.
– Почему ты не подходила к телефону?
– Я же сказала – была занята.
– Я хочу, чтобы ты кое-что уяснила. Когда я звоню или зову тебя поужинать – у тебя не может быть никаких дел.
– Вот как? У нас что, вернули крепостное право, а я не в курсе? – начиная злиться, с ухмылкой отвечаю, на этот раз предпринимая попытку отстранить босса с дороги рукой. Что сделать не выходит – Казанский стоит насмерть, не позволяя мне сдвинуть себя с места.
– Если мне понадобится, я сделаю так, чтобы ты чувствовала себя крепостной. Но поверь мне, для нас обоих будет лучше, если ты добровольно согласишься с тем, что мои дела и пожелания для тебя – первоочередное.
– Даже если я в этот момент с женихом? Извините, босс, – вкладывая в голос всю издёвку, на которую способна, отвечаю я, – но если мне придётся выбирать из личного и работы я не выберу работу.
– Ты лжёшь, Вера. У тебя нет никакого жениха.
– С чего вы это взяли?
– Я навёл о тебе справки.
– Вот как… Такое любопытство по отношению к той, которая когда-то была для вас слишком жирной.
– Не утрируй.
– Не утрирую. Да отойдите вы уже! – снова отпихиваю я Казанского, и на этот раз он отступает. Правда, это играет со мной злую шутку – я оказываюсь в ловушке между шкафом и Алексеем.
– Ты играешь с огнём, Вера, – выдыхает он мне в затылок, когда я безуспешно пытаюсь повесить пальто в шкаф. Сам едва не вжимается в меня, и от этой близости у меня начинают дрожать руки. Да будь проклят этот чёртов Казанский!
– Что мне нужно сделать, чтобы вы от меня отстали? – со стоном поворачиваюсь я к боссу, наконец совладав с пальто. – Ну что? Как вы не понимаете… для меня ночь с вами ничего не значила. Нам было хорошо вместе. По крайней мере, мне с вами точно. Я очень надеюсь, что это вас удовлетворит. А сейчас отпустите меня, пожалуйста. Мне нужно работать.
– Нет.
– Что значит – нет?
– Меня это не удовлетворит. Ты разве не видишь, что я снова тебя хочу?
Он совершенно неожиданно обхватывает мою руку за запястье и прижимает к своему паху. А там уже настолько твёрдо, хоть орехи коли.
– Алексей Николаевич, пожалуйста…
Эти слова я выдыхаю почти что в губы Казанскому, когда он наклоняется так близко ко мне, что расстояние между нами не измерить даже вдохом.
– Кто он?
– Кто?
– Твой парень, жених, друг – кто он?
– Какое вам дело?
– Огромное. Хочу знать, кого ты предпочитаешь мне.
– Боже…
Казанский начинает водить моей рукой по обтянутому тканью брюк члену, и я, как ни стараюсь, не могу высвободиться.
– Так кого?
– Тупикина!
– Кого-кого?
Произнесённая фамилия нашего айтишника настолько быстро отрезвляет босса, что он отстраняется, отпуская мою ладонь, чем я и пользуюсь, юркнув к столу и занимая за ним своё место. Надо будет только предупредить Пашу, что я только что нечаянно назначила его своим будущим мужем.
– Тупикин Павел. Работает у нас в фирме. Надо бы вам изучить перечень своих сотрудников, Алексей Николаевич. А то одну не узнали, о втором вообще впервые слышите, – качаю я головой, включая компьютер. И добавляю елейным тоном: – Кофе?
– К чёрту. Тебя и твой кофе, – зло цедит босс, покидая приёмную и скрываясь в своём кабинете.
В этот момент я чувствую себя победительницей, хотя, стоит признаться самой себе, внутри, где-то очень-очень глубоко, на душе скребут кошки. Вот только мне нужно гнать от себя это ощущение всеми возможными способами. Я никогда не буду интересовать Казанского настолько, чтобы доверять ему в его чувствах. Он признался, что сейчас меня хочет, и я бы вполне могла согласиться на то, чтобы переспать с ним ещё разок-другой, вот только меня это совершенно не интересует.
В этот день он особенно изобретателен в том, чтобы нагрузить меня делами, большинство из которых совершенно необязательно выполнять. Но я знаю, что это своего рода месть, поэтому не противоречу, отчётливо понимая, что именно этого Казанский и добивается.
– Ты чего с боссом не поделила? – интересуется Паша Тупикин на следующий день за обедом, куда мы с ним отправляемся ближе к двум часам дня.
Вопрос Тупикина ставит меня в тупик. Я уже почти забыла, что назвала Павла своим женихом, но сейчас вспоминаю и заранее мысленно чертыхаюсь.
– А в связи с чем такой вопрос?
– Он о тебе расспрашивал.
Паша принимается за крупно порубленный оливье, я же замираю на полпути к распаковыванию баночки с йогуртом. И снова аппетит пропал напрочь. Знала бы, что босс способен настолько отбить желание поесть, ещё год назад наняла бы его личным коучем по питанию.
– Что именно? – старательно скрывая волнение в голосе, уточняю я, всё же принимаясь за йогурт.
– Расспрашивал, встречаешься ли ты с кем-нибудь.
Чёрт… надо было всё же попросить Тупикина мне подыграть. Наверняка бы согласился. Опыта в общении с девушками у него немного, если он есть в принципе, – так что небольшой спектакль с нежданно обретённой невестой был бы на руку не только мне, но и ему.
– Понятно.
– Я ответил уклончиво.
– Что именно?
– Что это не предмет для обсуждения, – пожимает он плечами, придвигая к себе тарелку с картошкой-пюре и двумя котлетами. Всегда удивлялась тому, сколько ест Тупикин, при этом не набирая ни грамма, хотя, ему бы совсем не помешало это сделать.
– Пашка! Я тебя люблю! – выдыхаю, потянувшись для того, чтобы чмокнуть Тупикина аккурат в тот момент, когда в кафе входит Казанский.
Он замирает на пороге, буквально впившись в нас взглядом, а я делаю то, чего делать совершенно не собиралась – вместо того, чтобы просто прикоснуться ртом к щеке Павла, скольжу им по его губам, которые приоткрываются в неподдельном изумлении.
– Ромашкина, ты что, с ума сошла? – потрясённо выдыхает он, а я отстраняюсь как ни в чём не бывало.
– Я соврала Казанскому, что ты мой жених, – произношу шёпотом, принимаясь за йогурт снова.
– Ты что сделала?
Объяснять, как это для меня важно, уже поздно – Алексей направляется в нашу сторону, при этом вид у него такой, что хоть сразу вскакивай и беги прочь с криком «караул!». У меня теперь только одна надежда – что Тупикин не станет отрицать наши с ним псевдо-отношения прямо здесь и сейчас, а сначала дождётся моих объяснений. По крайней мере, по взгляду, которым он меня буквально сверлит, обещая все кары мира, ясно, что меня после обеда ждёт разговор не из приятных.
– Какая неожиданная встреча! – тихо говорит босс, устраиваясь за нашим столиком не спросив на то позволения. Оно ему просто не нужно – знает, что мы уж точно не погоним его прочь.
– Более чем, – киваю я, доев йогурт и потянувшись за яблоком. – Ещё пара таких «неожиданных» встреч, и я решу, что вы за мной следите, босс.
– Серьёзно? – притворно удивляется он. – Думаешь, что я выслеживаю тебя, чтобы снова напоить мохито?
Это запрещённый приём, и Казанский об этом знает. Но ему невдомёк, что сидящий рядом Тупикин, который наблюдает за нашей словесной перепалкой, словно судья на теннисном корте, вовсе не мой жених. Потому и интересоваться историей с мохито станет вряд ли. А вот мне желание Алексея поставить всех в известность относительно той самой ночи решительно не нравится.
– Думаю, что вам стоит найти себе другой объект для спаивания, – пожимаю плечами, вгрызаясь в красный бок сочного яблока.
– Знаешь, я предпочитаю сам решать, кого, когда и где мне искать, – с нотками угрозы в голосе отвечает Казанский, при этом улыбаясь так, что этой способности бы позавидовал даже Чеширский кот.
– Ну так и решайте, я-то тут причём?
Я выразительно смотрю на босса, он – не менее выразительно – на меня, что Паша интерпретирует по-своему, отставляя тарелку с недоеденным пюре и поднимаясь на ноги.
– Я, наверное, пойду, – нерешительно произносит он, а я мысленно ставлю галочку напротив пункта «научить Тупикина обращению с возможной будущей невестой». Ведь если он так будет дезертировать с поля боя, оставляя благоверную на растерзание таким субъектам как Казанский, вряд ли в принципе когда-нибудь женится.
– Я с тобой! – восклицаю, откладывая яблоко.
– Ты останешься, – это вступает в беседу Алексей.
– Время обеда подошло к концу.
– Тогда тем более у тебя новое задание, Вера.
– Какое?
– Посидеть со мной и подождать, пока я перекушу.
Паша всё же исчезает, причём так быстро, что я не сразу понимаю, как ему это удаётся. Вроде бы только что был здесь и вот его уже и след простыл, а мне ничего не остаётся, как остаться рядом с Казанским.
– Вы теперь всегда так будете делать?
– Как именно?
– Принуждать меня к чему-то.
– Раньше тебе это нравилось. Вспомни, как готова была делать всё, чего бы я ни захотел.
– Вы знаете, о чём я.
– Знаю. И нет. Я не хочу тебя ни к чему принуждать.
Он заказывает у подоспевшего официанта кофе, как будто мало его Казанскому было в офисе, и добавляет то, от чего я удивлённо округляю глаза:
– Я хочу, чтобы ты снова легла в мою постель по собственной воле.
Это признание настолько сбивает с толку, что уже готовый сорваться с губ ответ приходится поспешно скрыть за покашливанием. Потому что снова босс делает со мной то, от чего чувствую себя девчонкой пубертатного периода – заводит всего несколькими словами.
– Скажите, Алексей Николаевич, – мне всё же удаётся совладать с собой, и я смотрю на сидящего рядом Казанского с вежливым, как мне хочется надеяться, интересом, – вам же этого желается только по причине того, что я не одинока?
– Не только. Вернее, это меня подстёгивает, но я хотел бы тебя даже если бы у тебя не было так называемого жениха.
– Не так называемого, а весьма конкретного.
– Перестань. Мы оба знаем правду.
Не знаю, что там подразумевает под правдой Казанский, но собираюсь стоять на своей придумке до победного. Потому что сейчас добровольно отправляться в его постель я не желаю ни при каких обстоятельствах.
– Это ваше дело, что вы там знаете, – пожимаю плечами, отводя взгляд от лица Алексея.
– И всё же… Я прошу о немногом.
– О чём именно? Раздвинуть перед вами ноги потому, что вы мой босс и можете отдавать мне указания?
– Было бы неплохо, но нет, – ухмыляясь, отвечает Казанский. После чего во мгновение ока становится серьёзным, но следующие слова, которые произносит, больше похожи на шутку: – Дай мне несколько дней, не отказывайся от того, чтобы я за тобой поухаживал. И ты поймёшь, что ты для меня особенная.
Наверное, будь я не настолько здравомыслящей – что рядом с Алексеем регулярно ставится под сомнение – я бы тут же согласилась. Слышать такое от Казанского – это что-то запредельное по ощущениям, вот только я знаю, что правды в этом признании ровно столько же, сколько в моём скором обретении звучной фамилии Тупикина. Но наряду с желанием запрокинуть голову и расхохотаться, во мне просыпается ещё и чисто женское любопытство. Интересно, что именно Казанский собирается делать, чтобы у меня возникло ощущение вот этой исключительности? И сколько женщин до меня считали себя таковыми для Алексея? И где вообще сейчас эти «особенные женщины босса»?
– Ну я же сказала, что не одинока…
– Вера…
– Ну, что? – не удержавшись от улыбки, уточняю я. – Вы же не будете спорить с тем, что у меня есть все основания считать, что наши отношения в прошлом не задались.
– Не буду. Зато они прекрасно задались в настоящем. И я помню, что в ту ночь ты пошла в мою постель в точности зная, с кем ты туда идёшь. И делаю вывод, что я не так уж тебе неприятен.
Вздыхаю, потому что эту карту мне не побить. И не внушить Казанскому, который вбил себе в голову желание попробовать завоевать меня – хотя, я бы сказала «соблазнить», – что будет лучше, если всё останется так, как есть.
– Алексей Николаевич, у вас есть ровно три вечера на ваш выбор, на которые я составлю вам компанию. Но у меня несколько условий.
– Озвучивай.
– Если это будут какие-то мероприятия, на которые вы меня пригласите, то я хочу, чтобы они были приличными.
– Например, опера, театр?
– Например, да.
– Готовлю лучший свой фрак.
– Но подойдёт и кино, – не в силах оставаться серьёзной и дальше, улыбаюсь я.
– Понял. Кино и унылый фильм.
– Чтобы я уснула? Ну, нет. Приличное не равно унылое.
– И это понял. Ещё условия?
– Да. Никаких агрессивностей в мою сторону. Под ними понимаю попытку сделать то, чего я делать не пожелаю.
– Хорошо, мохито пить давать не буду. А то после него мне было не совсем ясно, кто в чью сторону агрессивности проявлял.
– Это единичный случай!
– Ясно, значит, Тупикину так не везло.
Он откровенно надо мной потешается, но делает это настолько беззлобно, не как во время прошлых наших пикировок, что я не могу ни злиться, ни испытывать желание отвечать тем же.
– Всё, что у нас происходит с Пашей, происходит только у нас с Пашей. И никому до этого дела быть не должно. Это моё третье условие. Вы не касаетесь этой темы. Вообще. Ни со мной, ни с ним, ни с другими.
– Может, хочешь оформить это в договор?
– Что именно? Мои условия?
– Ну, да.
Теперь в тоне Казанского звучат ещё и предупредительные нотки, что во мне вызывает только желание закончить весь этот цирк, начатый с лёгкой руки Алексея, встать и всё же вернуться на работу. Но почему-то я этого не делаю. Пожимаю плечами, достаю из сумочки ручку, беру салфетку со стола и быстро пишу убористым почерком всё, что только что озвучила и на что согласился Казанский.
– Подпишите, великий государь, – протягиваю ему салфетку. А он смотрит на меня то ли с весельем, то ли с насмешкой в тёмных глазах. И это непонимание, что именно испытывает Алексей, в который раз выбивает у меня почву из-под ног.
– Хорошо, – всё же сдаётся он, забирает ручку и быстро ставит на салфетке размашистую подпись. – Когда буду уходить с должности генерального директора, обязательно порекомендую тебя на это место. Твои умения запудрить мозг и вытребовать для себя любые условия будут на пользу компании. А теперь если ты закончила, пойдём.
Я кладу салфетку в сумку в противовес желанию скомкать её и выбросить в мусорное ведро. Счёт в нашей игре – десять-один в пользу Казанского, но у меня впереди ещё много шансов сравнять его. Впрочем, пока не знаю, так ли буду удовлетворена победой, как мне того хотелось бы.
Вернувшись домой в тот вечер, я занимаюсь тем, что начинаю вспоминать, какими были наши отношения с Казанским в той, другой жизни. Как будто мне нужен повод, чтобы отрезвиться, сбросить с глаз ту пелену, которая встала перед ними стоило Алексею проявить ко мне интерес. Под ноги попадается коробка с лежащими в ней дневниками. Никогда не верила в провидение, но когда в первом же выуженном блокноте обнаружила записи, касающиеся самого начала моей годичной эпопеи с диетами, засомневалась в том, что была права в своём неверии.
«… хочется плакать. Даже не плакать – рыдать, но я держусь. Верю, что когда-нибудь станет легче.
Сегодня я на моно-экспресс-диете. Каждый день – только один продукт. Вчера были яблоки, сегодня – только кефир. Сбросила полкилограмма за день, и подозреваю, что это были нервы. Наверное, я всё же не выдержу… как представлю завтрашний день на пустом рисе без соли, слёзы так и катятся…»
Дальше шла зачёркнутая приписка словно вывод из всего вышесказанного: «Ненавижу Казанс…»
Прочтение этой страницы дневника, словно разом отрезвляет меня настолько, что я кажусь мерзкой самой себе. Как вспомню, что добровольно пошла с ним трахаться после бара, а сейчас не отрезала любые его поползновения быстро и напрочь – так во рту появляется какой-то противный горький привкус. Даже не пытаюсь себя убедить, что возможно Казанский изменился настолько, что действительно испытывает ко мне настоящий интерес, а не хочет снова затащить в постель, потому что ему понравилось там со мной кувыркаться. Вздохнув, всё же откладываю дневник, размышляя наедине с самой собой, что же буду делать дальше. По-хорошему, мне бы надо порвать этот договор-салфетку перед лицом Алексея, и сказать, что я пошутила относительно тех самых трёх встреч, но я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что Казанский вряд ли от меня отстанет. Это просто не в его правилах. Значит, мне нужно испортить все эти три свидания, чтобы он уже понял, что в мою сторону ему лучше даже не дышать.
На следующий день меня ожидает ко всему ещё и разговор с Тупикиным. Паша встречает меня в приемной, хотя я прихожу туда задолго до начала рабочего дня.
– Ромашкина, ты знаешь, а я ведь всю ночь не спал, – признается он мне сходу даже не поздоровавшись.
– И тебе доброе утро, Паша, – тяжело вздохнув, я скидываю пальто и долго вешаю его в шкаф, как будто это может избавить меня от необходимости объясняться с Тупикиным. – Если ты по поводу вчерашнего, то мне очень жаль. Просто ты был первым, кто пришел в мою голову, когда я отвечала на вопрос Казанского относительно моего жениха.
– Нет-нет. – Паша подходит ближе ко мне, поправляя очки на носу. Выглядит так, будто как минимум хочет сделать мне предложение руки и сердца нет отходя от моего рабочего стола.
– Паш… – выдыхаю я, ожидая самого худшего.
Но худшее, слава богу, не случается. Кивнув, как будто моего выдоха хватает на то, чтобы понять всё, Паша произносит тихое:
– Значит, я все же ошибся. Но если я тебе хоть немного нравлюсь…
– Паша-а-а, – не выдерживаю я, проходя мимо Тупикина и занимая свое место за столом. Роняю голову на сложенные на столе руки, начиная внутренние нервно посмеиваться. Нет, наверное, они с Казанским сговорились свести меня с ума, иначе объяснить себе тот факт, что вокруг меня начинают виться сразу несколько мужчин, я не могу.
– И всё же… ты ведь не просто так первой назвала именно мою фамилию, – настаивает Тупикин на том, в чём у нас с ним кристальная ясность и без лишних выяснений.
– Нет, Паша, как бы тебе ни хотелось думать обратного, я назвала твою фамилию только потому, что она действительно пришла мне в голову первой. Но с таким же успехом это могла быть фамилия Орлов, Малышкин, или даже Бирюков.
– Но Бирюкову шестьдесят один! – пытается протестовать Тупикин.
– И это лишний повод возрадоваться тому, что роль жениха будешь играть именно ты, а не он. А теперь извини, пожалуйста, я бы хотела начать свой рабочий день не с ссор и выяснения отношений, тем более с тобой, а с чашки кофе в одиночестве.
Тупикин удаляется, и я только теперь понимаю, что мне стыдно перед Пашей. Наверное, мне стоило сразу же извиниться, но этот его утренний визит удивил меня настолько, что хотелось только одного – встать в защитную позу.
Ближе к девяти в офисе появляется босс, который тащит в руках внушительный горшок с орхидей. Это настолько непохоже на прошлого Казанского, что я едва удерживаюсь от вопроса, кому полагается эта прекрасная икебана. Он без слов ставит её на мой стол, подмигивает и удаляется в свой кабинет, откуда практически сразу просит принести ему кофе. А это значит то же самое, что и в остальные утра – мне придётся войти к нему и остаться наедине с Алексеем на несколько минут.
– Доброе утро, босс, – как можно спокойнее произношу я через время, когда приношу Казанскому чашку кофе на подносе.
И почти успеваю ретироваться к двери, когда он останавливает меня короткими и ёмким:
– Останься.
Мысленно чертыхаюсь, повернувшись к Алексею, лишь только крепче сжимаю в пальцах поднос. Не знаю, что он задумал, но у меня сегодня нет никакого настроения играть в его игры.
– По дороге на работу я заехал и купил два билета в кино на сегодня, – говорит босс, доставая из внутреннего кармана пиджака два белых прямоугольника. Кладёт их на стол, пожимая плечами, как будто то, о чем он говорит, ничего ровным счётом для него не значит. Но я знаю, что такое проявление интереса и даже в некоторой степени заботы в мою сторону Алексею совсем не свойственно.
– О! Какая-то фантастика, – старательно скрывая усмешку в голосе, читаю я на билетах название фильмов.
– Ты не любишь фантастику? – Голос Казанского звучит встревоженно, хотя возможно, эта эмоция – всего лишь плод моего воображения.
– Возможно, вы удивитесь, но я обожаю фантастику. Просто оценила чисто мужской выбор.
– Это хорошо, а то я уже мысленно прикинул, что мне придётся отложить совещание на полчаса и сгонять за новыми билетами, – с искренним облегчением отвечает Алексей.
– А вы решили брать быка за рога, – растягиваю я губы в не слишком-то весёлой улыбке.
Не совсем понимаю, что чувствую в данный момент. Принятое вчера решение, сейчас, когда я нахожусь наедине с Казанским, уже не кажется мне настолько правильным, как-то было вечером.
– А к чему медлить? – снова пожимает плечами Алексей. – Мало ли, что может случиться. Например, сердечный приступ от твоей красоты.
– Не перегибайте, вам не идёт, – качаю я головой и все же разворачиваюсь, чтобы выйти из кабинета. – И да, я буду готова в шесть, вы же заедете за мной? – все же уточняю, стоя на пороге перед тем как выйти.
– Разумеется. Я буду у тебя без пяти шесть, – отвечает Казанский, и я, коротко кивнув, возвращаюсь в приемную.
Фильм больше похож на неплохую мелодраму в космическом антураже, чем на те фантастические ленты, которые я привыкла смотреть. Сидя в тёмном кинозале и уплетая попкорн, не могу избавиться от мысли, что Казанскому просто не может нравиться настолько сопливый сюжет. И это вызывает у меня удовлетворение – пусть первое свидание станет для него испытанием, как мне того и хотелось. Но он молчит, смотрит на экран с интересом или же делает вид.
– Спорим, они в итоге никуда не долетят, – шепчет он, наклонившись к моему уху, от чего по телу пробегают толпы мурашек. И, кажется, Алексей прекрасно понимает, как именно я реагирую на его близость.
– Спорим… долетят, – выдыхаю я, когда на мочке смыкаются горячие влажные губы Казанского. Внизу живота – туго сжатая пружина. И приятное тепло, от которого по венам разливается чистейшее возбуждение. Невозможно противиться ни ему, ни своему желанию, потому приходится делать вид, что мне наплевать на то, что делает мой босс.
– Если проспоришь, с тебя поцелуй, – прикусив мочку, отстраняется Казанский, вновь откидываясь на спинку кресла.
А мне мало того, что он со мной делает, но я всё же мысленно напоминаю себе о своих целях устроить всё так, чтобы Алексей перестал меня хотеть.
– Кажется, мы договорились, что будем заниматься на свиданиях исключительно приличными вещами, – неуверенно говорю я, не поворачиваясь к Казанскому.
– А мы разве занимались чем-то неприличным? – уточняет Алексей, вновь наклонившись к моему уху, чтобы я могла услышать его голос сквозь шум, доносящийся с экрана. И хоть и я, и он, стараемся говорить как можно тише, мне кажется, что о желании, рождённом внутри моим боссом, знает не только он сам, но и все люди в зале.
– Черт, – ругнувшись, я поворачиваюсь к Алексею и киваю на экран: – Они все же не долетели. И как у тебя получается из любой ситуации выходить победителем?
Это риторический вопрос, и улыбка Казанского, такая наглая и самоуверенная – лишнее подтверждение тому, что он прекрасно отдает себе отчёт в том, что именно я испытываю в его сторону.
– Я просто делаю то, что должен. Или чего хочу. В этом и есть секрет моего успеха.
Он поднимается из кресла, протягивает мне руку, и я почему-то без сомнения вкладываю в неё свою ладонь.
– Куда мы отправляемся теперь? – спрашиваю у босса, когда он ведёт меня прочь из кинозала.
– Ты хочешь отправиться куда-то ещё? – обернувшись ко мне, уточняет Алексей. – Я думал, что по плану у нас сегодня только кино.
– Ну откуда я знаю, что там у тебя в планах? Это же ты у нас делаешь только то, что хочешь, а не я, – парирую, немного покоробленная его словами. – Но в целом, если у тебя больше нет никаких задумок, я бы предпочла, чтобы ты отвёз меня домой.
Мы как раз выходим из кинозала, и толпа, в которой пребывали все это время, наконец редеет. Казанский смотрит на меня изучающе, а мне становится неуютно под его взглядом. Будто бы он понимает гораздо больше, чем ему следовало бы понимать.
– Тогда я отвезу тебя домой. Не хочу наскучить тебе раньше, чем ты поймёшь, что у нас всё уж точно не ограничится тремя свиданиями.
– Я так и знала, что ты рассчитываешь именно на это, – с улыбкой в голосе произношу я. – Посмотрим, – пожимаю плечами, крепче вцепляясь в ремешок сумки, как будто это действие может удержать меня от какого-то необдуманного поступка.
– Значит, едем домой, предпочту чтобы твое «посмотрим» вскоре превратилось в уверенность, что тебе мало этих трёх встреч со мной.
Мне ничего не остается, как продолжать следовать за Казанским, когда он вновь берёт меня за руку и выводит из кинотеатра. До чего самоуверенный нахал! Но мне, кажется, и вправду начинает это нравиться. Весь путь до моего дома мы проводим в молчании, лишь только когда оказываемся возле подъезда, до которого меня провожает Алексей, я охаю от неожиданности, когда он притягивает меня к себе, и властно жёстко целует. Поцелуй скорее грубый и быстрый, чем медленный и нежный. Казанский словно получает свой приз за проигранный мною спор, но делает это настолько внезапно, что я сильно ошарашена. После чего разворачивается и уходит обратно к машине, оставляя меня стоять и смотреть ему вслед, и в очередной раз сгорать от самых противоречивых эмоций.
Я разбираю бумаги в приемной, на деле же думаю только о том, когда в офис придёт чертов Казанский. И жутко волнуюсь, а всему виной – невысокая женщина с самой незапоминающейся внешностью из всех возможных, которая терпеливо сидит на одном из стульев вот уже второй час. От кофе она отказывается, на все мои вопросы относительно того, чем я могу помочь, отвечает размытыми фразами, из которых я понимаю, что если кто ей и может помочь, то это Алексей Николаевич.
Какое-то смутное подозрение не дает мне покоя, но я пока не могу понять, в чем именно оно заключается. Сам Казанский появляется в офисе ближе к одиннадцати утра, входит в приемную, и тут же его улыбка, которая обращена ко мне, меркнет, когда он находит взглядом свою посетительница. А внутри меня подозрения крепнут с новой силой. Не поприветствовав ни меня, ни женщину, он подходит к кабинету открывает дверь, и едва ли не рычит короткое:
– Входи.
От его голоса даже мне становится не по себе, однако посетительница поднимается со стула, подходит к кабинету, и они оба скрываются за дверью.
Я никогда не замечала за собой склонности подслушивать, однако сейчас понимаю, что сижу и чутко прислушиваюсь к каждому звуку или слову, которые могут донестись до меня из-за двери в кабинет босса. Но либо они говорят слишком тихо, либо увлечены чем-то другим, и я не слышу ровным счётом ничего.
По истечении часа, по прошествии которого я успеваю известись, все же стучу в кабинет Алексея, и дождавшись раздраженного: «Что надо?» заглядываю внутрь, выдыхая. Казанский сидит за своим столом, что-то вычитывая в пухлой папке, лежащей прямо перед ним. Неприметная женщина – устроилась напротив него, сложив руки на коленях и внимательно наблюдая за Алексеем.
– Сделать вам кофе? – спрашиваю у них, на что получаю такой взгляд Казанского, от которого мне тут же хочется провалиться сквозь землю.
– Если бы я хотел кофе, я бы сам тебя позвал. Выйди, пожалуйста, и постарайся больше меня не отвлекать, пока я сам не попрошу обратного.
Он цедит эти слова, а я вижу, что Казанский сдерживается из последних сил. Вот только не могу понять, одного – что повлекло за собой такую реакцию? Он словно снова превратился в того злого босса, который раз за разом обижал меня в прошлом. И он наверняка понимает, чем именно это может обернуться между нами. Если уж я интересую его как женщина, Алексею Николаевичу следует запомнить одну немаловажную деталь: подобным образом вести себя со мной я ему больше не позволю.
Я просто прикрываю дверь за собой, возвращаюсь в приемную, из которой почти сразу же выхожу, решив уйти на обед пораньше, чтобы только больше не сидеть каменным изваянием за рабочим столом и не прислушиваться к тому, что происходит за дверями в боссов кабинет.
Казанский появляется в кафе довольно скоро – не проходит и получаса с момента, когда я усаживаюсь за столик, который обычно занимаю за обедом. Без спроса устраивается рядом и бросает короткое:
– Прости за офис.
Он всё ещё на взводе, мне совсем не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это заметить. Но извинился – что совсем на него не похоже, а это значит – он может быть не совсем уж полной задницей, когда захочет.
– Это можно счесть за просьбу начать тебя отвлекать? – не удерживаюсь я от вопроса. – Если да, то сейчас соберусь с мыслями и буду выполнять всё, что ни пожелаете, Алексей Николаевич.
– Вера…
– Что?
– Я же извинился.
– Предварительно доведя меня до сарказма. Больше так не делай, пожалуйста. Или срывайся на тех, кто тебя бесит, или вообще не срывайся.
Сложив руки на груди, я отворачиваюсь, чтобы только не смотреть на Казанского. На лице его разливается не только злость, но ещё и усталость, и мне может быть, было бы даже стыдно, если бы я имела хоть малейшее представление о том, почему он вдруг стал таким в офисе.
– Это адвокат моей бывшей, – наконец признаётся Алексей, сжимая переносицу пальцами. – Пришла сообщить мне, что мы снова встречаемся в суде.
– По какому вопросу?
– По такому вопросу, что эта сука нашла способ тянуть из меня деньги.
– Адвокат?
– Да какой адвокат! Невеста моя… несостоявшаяся.
Прекрасно. У Казанского была невеста, о которой я не знала и – как понимаю сейчас – знать не хотела бы. Потому что, чёрт побери, ревную. Вот так вот неправильно и уродливо, но ревную. Алексей постукивает пальцами по столу, смотрит на меня безотрывно, а я набираюсь смелости и не отвожу взгляда. И не совсем понимаю, что именно чувствую. Точнее, эмоций настолько много, что понять, какая из них главенствующая, невозможно.
