Полина Люро
Фэй
У соседней стены за маленьким столиком, потирая лысины и периодически ругаясь, сражались в шахматы двое старичков в тёплых вязаных жакетах. А какой-то «крепыш» в коротких брюках, полосатой рубашке и съехавшем набок галстуке потягивал пиво из банки, подпирая шкаф и бросая жадные взгляды на замершую у окна прекрасную женскую фигуру.
Я тоже засмотрелся, забыв о промокших ногах и ломоте в пояснице. Оно того стоило ― маленькое хрупкое создание смотрело на дождь, скрестив тонкие руки на высокой груди. Её чёрное шёлковое, украшенное цветами и парящими драконами ципао1 подчёркивало безупречную фигуру, от стройных ножек в туфельках на шпильках невозможно было отвести взгляд, а сияющие чёрные волосы, уложенные в высокую причёску с резной шпилькой, довершали «убийственный» для мужского сердца образ восточной красавицы…
Может, дело было в переменчивой погоде, или я сегодня слишком переволновался, но голову слегка повело ― запах лотоса усилился, и только что едва слышная мелодия, летящая откуда-то сверху, уверенно заиграла прямо в голове. Сердце почему-то сжалось, и давно забытые мысли атаковали меня со скоростью и напором воздушной эскадрильи:
– Что-то здесь не так, Ник. Разворачивайся и беги, пока ещё не поздно ― пусть лучше дождь и гроза, чем…
Но я не успел прислушаться к совету мудрой интуиции ― красотка заговорила… Этот голос мог принадлежать только ангелу ― он очаровывал, с одной стороны дразня томностью слегка хриплых страстных нот, с другой ― успокаивая и согревая, как уютный шерстяной плед. Как такое вообще может быть?
– Кажется, у нас новый гость… Добро пожаловать, я ― Фэй, хозяйка пансионата, а Вы…
Меня бросило в жар, словно подростка, застигнутого за подсматриванием в женской раздевалке ― губы пересохли, а шея безбожно взмокла. Смущённо пролепетал:
– Ник… Мне тоже очень приятно… Фэй, ― что-то острое кольнуло затылок, и холодная волна пробежала по позвоночнику, забирая силы. Ватные руки тут же вспотели, глаза не отрывались от бледного лица с нежной персиковой кожей, удлинёнными, нереально тёмными глазами и алыми лепестками губ, улыбавшихся мне одному…
Сознание не сразу сдалось:
– Да она колдунья ― осторожно, Ник!
Но я уже пропал, и Фэй это поняла, подойдя вплотную и протянув безвольному, пожиравшему её глазами идиоту фужер на тонкой ножке, в котором переливались, поднимаясь кверху, маленькие весёлые пузырьки. И хотя, могу поклясться, что ещё мгновение назад в изящных ручках ничего не было, меня это нисколько не смутило ― ладони сжали хрупкое стекло, опрокинув ароматную влагу в доверчиво приоткрытый рот…
– Мм… какое блаженство, ― выдохнул я, не удивляясь растворившемуся в воздухе бокалу и чувствуя, как обвившие мою талию тонкие пальчики осторожно скользят под рубашку, щекоча и возбуждая обрадованное тело.
Дальше потрясающий сон продолжился уже наверху: обнявшись, словно влюблённые, мы поднялись по прижавшейся к стене лестнице, пока я безуспешно пытался поцеловать её смеющийся, всё время ускользающий рот. Фэй сама распахнула дверь полутёмного номера, и, понятно, что ключ для этого ей не понадобился. После бесконечно страстных поцелуев, когда обманчиво худенькая девушка просто впечатала меня в стену, не давая даже пошевелиться, мы наконец упали на кровать, на ходу сбрасывая, как оказалось, слишком тесную и долго не поддававшуюся одежду. Последними к потолку под жизнерадостный смех обольстительницы полетели туфельки, и нас надолго накрыло жаркой волной страсти ― так, кажется, пишут в отстойных любовных романах…
Это было великолепно, и больше добавить нечего. И хоть друзья по-прежнему называют меня сердцеедом, признаюсь, никогда в жизни я не испытывал… Ладно, ладно! Не буду портить прекрасный момент пошлыми фразочками и паршивыми сравнениями. Скажу просто ― Ник Старски сегодня был счастлив, как в юности: как будто ничего и никого, кроме Фэй ― прости, Джейн ― не существовало…
